 Фанфик «На прощание. Эпизод 8. Перчатка.»
Шапка фанфика:
Название: На прощание. Эпизод 8. Перчатка
Автор: Anzz
Фэндом: Сердца Пандоры
Персонажи/пейринг: Гилберт Найтрей/ Зарксис Брейк,
Жанр: PWP
Предупреждение: ООС
Тип/ вид: слэш
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Статус: закончен
Дисклеймеры: не претендую
Размещение: только с согласия автора
Текст фанфика:
«Жив», - констатировал разум.
«А жаль, - ответил он сам себе. – Могло бы на этом все и закончиться. Вышло трагически, даже несколько героически… Но, не получилось, так не получилось. Придется жить. Придется карабкаться дальше.»
Первым делом необходимо было осмотреться, чтобы понять, где он и что с ним. Просто зависает в пространстве, в траурно-фиолетовом облаке… Это территория Безумного шляпника. Брейк часто пользуется этим вневременным и внепространственным вместилищем под плащом цепи. Именно эта маленькая искаженная реальность позволяет ему пройти там, где нет прохода, и появиться оттуда, откуда его не ждут. Только раньше он никогда так надолго в ней не задерживался. Здесь Безумный шляпник слишком глубоко проникает в него и слишком жадно выпивает его силы. Видимо, он потерял сознание… Рука все еще сжимала обрывок серебристой веревки. Это спасло его от полного поглощения, он смог стянуть связующий канал на столько, чтобы окончательно не провалиться в безумный мир цепи.
- Хоть что-то хорошее от этого паучка, - пробормотал Зарксис, распутывая канат и пряча его под одежду. – Еще пригодится.
Сражение было не простым, но следующее, видимо, будет еще тяжелее. Затягиваемый своей цепью, Брейк успел почувствовать, что противник выскользнул из уничтожающей волны отрицания. Наверное, спрятался в какую-нибудь щель. Очень по-паучьи! Его задело. Он потрепан, и, можно надеяться, что пока не покинет своего убежища. Шляпник должен успеть нанести ему решающий визит. А сейчас нужно немедленно выбраться из утробы цепи, иначе она окончательно лишит его сил и воли.
Брейк даже не смог понять, что находится за гранью этой искаженной реальности, все слишком быстро истекало из него. Он просто вышел наугад. Ослабевшие ноги подогнулись, и выйти не удалось, скорее это было падение. Падение прямо на мостовую. Тяжело поднялся. Пустынный грязный переулок. Впереди река. Сумерки медленно опускаются на город.
- Как же долго я там провисел, - покачал головой Зарксис, - слишком долго…
Организм ответил полным согласием с этим выводом. В груди что-то жарко завибрировало. Тело стянуло болью. Разорвалось. К горлу подкатили спазматические содрогания, выталкивая кровь. Пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Приступ продолжался так долго, что закружилась голова.
«Лучше бы уж я погиб там, чем вот так…» - мелькнуло в голове.
«Ну, нет! – ответил он сам себе. - Расстаться с жизнью вот так бесполезно - это уж слишком! Нужен небольшой отдых, вот и все».
Идти на непослушных ногах оказалось слишком тяжело, ни до штаба «Пандоры», ни тем более до особняка Рейнсвордов ему так не добраться. Да, и покажись он в таком виде на глаза мисс Шерон, она еще, чего доброго, упадет в обморок, а потом совсем замучает его своими настойчивыми волнениями и требованиями немедленно все бросить... А зачем? Почему, вмешиваясь в его жизнь, они не задают себе этого вопроса? Зачем? Есть путь, есть цель, есть средства. Впереди смерь? Но это конец любой жизни. Он уже достаточно прожил. Спектакль можно и завершить, а то, как бы зрители не решили, что представление слишком затянулось.
Необходимо отыскать какой-нибудь укромный уголок, чтобы перевести дух до темноты. Ночной хищник наверняка осмелеет во мраке и снова соизволит показаться.
Зарксис преодолевает несколько десятков метров и останавливается. Его снова душит кашель. Опять летят кровавые брызги. Он упорно гонит от себя мысли о слишком быстро приближающемся конце. У него есть незавершенное дело, ни о каком «конце» пока не может быть и речи. Разум заставляет себя заглушить боль и отчетливее мыслить. Окружающее начинает казаться знакомым… После некоторых раздумий, он понимает, что находится совсем недалеко от квартиры Ворона.
В окнах темно. Хозяина нет, что, несомненно, к лучшему. Один шаг в безумное пространство цепи позволяет Брейку оказаться внутри запертого жилища. Он снова предпочел подоконник дивану. Так поза, которую будет вынуждено принять тело, не даст ему слишком сильно расслабиться. Гилберт вероятно скоро вернется, но встречаться с ним в планы Шляпника не входит. Ему всего лишь нужно немного передохнуть. Глаз закрывается. Брейк заставляет себя поспать. Впереди бессонная ночь.
Из спасительного забвения его выдергивает новый приступ кашля. Это должно встревожить его сильнее всего. Судя по завладевшей городом темноте, он проспал не так уж мало, а кашель снова настиг его. Значит, на этот раз повреждения гораздо глубже и серьезнее, чем обычно. Чтобы не оставить после себя кровавых следов, Зарксис зажал рот ладонью. Шелковая белизна перчатки была быстро поглощена алыми разводами. В этот момент в замке заскрипел ключ.
Не успел.
Брейк быстро вытер губы, стянул с руки перчатку и сжал ее в неказистый маленький комочек, пряча в ладони. Соскочил с подоконника. Его качнуло. Резкая боль заставила согнуться, но он тут же выпрямился. Гилберт не должен видеть его таким, он не должен ни о чем знать, не должен ни о чем догадываться. Шляпник растягивает губы в улыбке. Должно быть только так. Только так, как всегда. Пусть ему сейчас хочется рухнуть на пол и забыться…, но Ворон не должен об этом знать Никто не должен.
Переступив порог своего холостяцкого прибежища, Гилберт не поверил сам себе. Ему показалось еще на лестнице, он почти заподозрил это, подходя к двери, но открыв ее, он уже не мог со всей отчетливостью не почувствовать аромат сладости и пробирающую искристость воздуха в надрыве веселья. Брейк? Здесь? Сейчас?
Ворон быстро вошел в гостиную. У окна темный силуэт. Он стоит спиной к улице, и поэтому, льющийся оттуда во тьму комнаты, свет только очерчивает контур. Но и этого не нужно Гилберту. Теперь он точно уверен, что это Зарксис. Ненависть вулканом вскипает в его душе.
- Добрый вечер! – весело звучит неприятный голос. – Прости, что зашел без тебя. Мимо проходил.
Не тратя время на неуместные приветствия, Ворон стремительно достигает окна, выхватывает пистолет и направляет его Зарксису прямо в лицо.
- О! Неужели ты видишь там цепь? – задорно восклицает Шляпник, немного отклоняясь от дула, оборачивается, и смотрит в окно, словно пытаясь там что-то разглядеть.
- Нет. Это исключительно для тебя, - цедит сквозь зубы Гилберт, его жутко раздражает, что даже сейчас Брейк не принимает его всерьез.
- Ах, вот как…? Ну, тогда, пожалуй, лучше так, - Шляпник делает шаг вперед и пистолет упирается ему в лоб, - а то у тебя, кажется, рука подрагивает, - издевательски замечает он.
Рука действительно дрожала от перенапряжения, от бьющейся внутри ненависти, от злости и от желания сделать это немедленно!
- Стреляй же, - продолжает улыбаться Зарксис. – Ты ведь так давно этого хотел.
Ворон испепеляет его взглядом. Да, его пальцу невыносимо хочется нажать на курок, но…
- Ты даже не спросишь почему?
- Уверен, у тебя множество серьезных поводов, - пожал плечами Брейк. - Любые объяснения в такой ситуации - всего лишь жалкие оправдания своего поступка. Мне они не нужны. Тебе я думаю тоже. Не будем тратить твое время. Просто сделай это.
Ворон вздрогнул, эта последняя фраза яркой вспышкой напомнила ему о том, что произошло на этом диване, и палец напрягся до боли, пытаясь согнуться.
- Ты прав, - медленно произносит Шляпник, видя его последние колебания. – Так даже лучше. Гораздо приятнее погибнуть от твоей руки, чем быть растерзанным какой-нибудь цепью, или просто изойтись кровавым кашлем. Стреляй же.
- Сначала я хочу узнать, зачем ты сделал это с Озом? - прошипел Ворон.
- Ах, это, - издевательский тон заставил палец дрогнуть, но Гилберт смог сдержаться. – Вот, что привело тебя в такую ярость.
- Не смей говорить об этом так…!
- Я и не говорил. Юный Безариус, видимо, сам тебе во всем признался. И если он действительно тебе все рассказал, то в чем твой упрек? Мне показалось, что оснований для претензий не было. Все было абсолютно добровольно.
- Зачем Брейк? – почти рычал Гилберт. – Скажи, зачем ты это сделал? Ведь он тебе не нужен. Он еще ребенок!
- Зачем? – Зарксис поднял око к потолку. - Лучше спроси «почему», - и винно-красный глаз снова уперся в Ворона. – Потому что ты это сделал со мной.
- Я?! – и сцена на диване снова всплыла в его памяти. - Я?! Ты сам это сделал, Брейк!
- Я только уступил твоему желанию.
- Это не было моим желанием! Не моим! Не желанием!
- Гилберт, я же сказал, мне не нужны твои оправдания. Хочешь излить свою душу, закончи дело и сходи в церковь. Мне твои признания ни к чему, – холодно заявил Шляпник.
Ворон стиснул зубы. Эти кривящиеся в усмешке губы, бледное ледяное лицо, хищно сверкающий глаз – все вызывало в нем лютую ненависть. Покончить со всем этим одним выстрелом! Не думая о последствиях! Освободить свою жизнь раз и навсегда от этой беспрестанно отравляющей ее змеи! Его янтарные глаза сужаются. Решение принято. Палец идет на курок. Выражение единственного глаза Зарксиса меняется, и Ворон, не сводящий с него огненного взора, видит в нем самое страшное, что только возможно – желание смерти. Рука дернулась. Прогремел выстрел. Брейк не шелохнулся. Пуля впечаталась в косяк окна.
- Меткость подводит? - усмехнулся. Шляпник.
- Пошел вон! – изображая на лице крайнюю степень презрения, хрипит Гилберт. – Немедленно!
- Как скажешь, - миролюбиво поднимает руки Зарксис. – И в этом ты тоже прав. Зачем мараться о того, кто и так скоро освободит этот мир от своего бренного присутствия? - мелодично произносит Шляпник, направляясь к выходу.
Ворон мрачно следует за ним, борясь с последними всполохами искушения поставить фатальную точку. Что-то упало. Гилберт отметил это краем глаза, а когда дошел до смятого комочка, нагнулся…
- Нечего разбрасывать у меня… - зло начал Ворон, но поднявшие нечто пальцы ощутили влажный холод, а глаза даже в полутьме различили что-то темное на белом … и приглушенный запах смерти… Кровь! Пальцы развернули предмет. Перчатка! Вихрем понеслись мысли. Перед глазами промелькнуло все, что случилось днем в проклятом особняке номер двадцать пять. Надрывный крик: «Уходите! Я отпускаю цепь!», и ужас Лунеттеса, когда он это услышал…
Брейк обернулся, чтобы посмотреть, что вызвало недовольство Ворона.
- О, прости, - он потянул поднятое, - даже не думал оставлять это здесь.
- Ты ранен? – мрачно спрашивает Гилберт, ненависть начинает отступать под натиском совершенно неуместной во всей этой ситуации тревоги.
- Нет, - легко роняет Шляпник и пытается вернуть себе перчатку.
Кровь на ней жжет Ворону пальцы своим холодом. Влага слишком свежая. Она не может принадлежать никому, кроме Зарксиса, но если это не из раны, то… тут в памяти вспыхивает произнесенное Шляпником: «…приятнее погибнуть от твоей руки, чем… просто изойтись кровавым кашлем…». Вот значит, какова цена могущества его цепи? Поэтому Лиам, видя сильнейшее проявление способностей Безумного шляпника, был так безмерно испуган за состояние самого контрактора!
Гилберт разжимает пальцы. Перчатка возвращается к хозяину. Выпроваживая Зарксиса, который, к некоторому удивлению хозяина, решил уйти обычным путем – через дверь, Ворон, наконец, зажигает свечу. Отпирает ключом замок. Шляпник поворачивается к нему, чтобы обронить прощальную фразу.
Взгляд Гилберта вдруг выхватывает на бледной коже у нижней губы Брейка маленькое кровавое пятнышко. Кровавый кашель… Перчатка насквозь пропитанная багрянцем… Все настолько плохо… Он продолжает усмехаться… Все настолько плохо… И этот искрящейся такой неестественной веселостью глаз, на самом деле переполненный предчувствием смерти… Все настолько плохо… И эта маленькая капелька, такая незаметная, такая незначительная, но на самом деле такая безжалостная свидетельница того, что все непоправимо плохо… Она кричит! Она хлещет разум безжалостной правдой! Она не оставляет места утешительным сомнениям! Она - вестник конца. Она - безжалостный приговор… Гилберт не хочет знать этой правды! Он не хочет ее принимать! Он не хочет знать почему! Он просто должен изгнать его из своей жизни! Брейк слишком много натворил, чтобы теперь позволить всему остаться как есть! Но выстрел был сделан. Ворон дошел до этой крайней черты. Выстрел излил всю его огненную ярость. Не поразив самого Шляпника, он все же достиг цели. Была уничтожена ненависть, прошлые обиды, невысказанные упреки, желание отомстить. И что осталось теперь? Боль!
Стереть! Убрать! Уничтожить! Эта маленькая капелька режет глаза, сердце и душу! Она не имеет права существовать! Она должна исчезнуть! Надежда должна остаться! Даже для него! Даже теперь! Он уничтожит ее!
Гилберт притягивает одной рукой к себе бледное лицо Брейка и впивается поцелуем в нижнюю губу. Зарксис не успевает ответить. Слишком внезапно все происходит. Ворон отстраняет его от себя. Все. Этой маленькой отметины смерти больше нет. Почему он сделал это так? Можно было вытереть рукой или даже просто сказать об этом самому Шляпнику? Какая непростительная глупость! Он все же не узнает сам себя! К чему все это?! Во взгляде Зарксиса удивление и что-то еще. Гилберт не хочет разгадывать этой загадки. Он не желает его больше видеть. Он и так сделал непозволительно много!
- Уходи, - глухо произносит Ворон.
Брейк отворачивается, делает шаг, но останавливается.
- Хорошо, если ты хочешь, чтобы я навсегда ушел из твоей жизни, я уйду, - на удивление серьезно произносит он, - но сначала … у меня есть одно незавершенное дело, – заявляет он.
Отшвырнув трость в сторону, Зарксис стремительно бросается к Ворону и впечатывает в его губы ответный поцелуй.
Мир разорвался бесшумным взрывом и в одну секунду изменился до неузнаваемости. Свеча выпала из руки Гилберта и, к счастью, только погасла.
Руки сами сомкнулись в объятьях. И губы сами понеслись в вихре жадного лобзания. Ворон все еще пытался сопротивляться этому, пытался вырваться, пытался уйти. Брейк зло отбивал, старающиеся оттолкнуть его, руки. Он быстро наступал, загоняя избранную добычу, словно охотник, пока не рухнул вместе с ней на преградивший им дорогу диван. Жалостливо заскрипела разрываемая тонкая ткань рубашки. Гилберт не сдавался и здесь. Подтянув колено, он попытался сбросить с себя Шляпника, но тот, вцепившись в него мертвой хваткой, падая, увлек его за собой на пол. Теперь сверху оказался Ворон. Уста разомкнуты. Тело рвется к свободе. С силой отталкивая от себя, затягивающие его в жаркий омут безумия, руки, Гилберт встает, но Зарксис обвивает его ногами и поднимается вместе с ним. Едва приняв вертикальное положение, Ворон теряет равновесие и снова обрушивается на диван. Здесь его настигают страстные лобзания.
Новая стремительная попытка встать. Ворон почти преуспел в этом, но Брейк сильным толчком возвращает его на диван и тут же, наваливается сверху. Второй безжалостный бросок. И опять они вместе катятся по полу. Как только один оказывается сверху, второй немедленно рвется изменить положение. Гилберт старается избежать дурманящих разум поцелуев Зарксиса, но тот снова и снова настигает его. Немного прикусывает. Жадно дергает обе. На Ворона накатывает волна злости. Он хочет немедленно все прекратить. Ему это не нужно! Он этого не хотел! Брейк не ослабевает натиска ни на секунду. Он стремится к слиянию, и теперь его не остановит ничего, кроме… Гилберт сбрасывает его с себя в очередной раз, но уже не для того, чтобы сделать новую бесполезную попытку подняться, его руки смыкаются на шее Шляпника. Он вырывается из захвата поцелуя. Пальцы передавливают горло. Зарксис продолжает усмехаться. Старается притянуть его к себе. Ожесточение заставляет Ворона перекрывать дыхание еще сильнее. Брейк размыкает объятья и хватается за душащие его запястья, но не пытается их снять, только крепко сжимает. И снова улыбка. Коварна. Хищная. Выдающая полное понимание всей глубинной подоплеки происходящего.
«Что я делаю?» - надрывно звучит в голове Гилберта.
Руки убраны. Шея освобождена. Ворон медленно поднимается и приваливается спиной к сиденью дивана. Потирая поврежденную слишком крепким захватом кожу, вслед за ним поднимается Зарксис. Несколько мгновений они испепеляют друг друга взглядами полными невыразимой смеси чувств, а затем одновременно кидаются друг к другу. Руки находят и срывают застежки брюк. Сражение продолжается.
Здесь нет места нежности. Здесь нет места ласкам. Руки стискивают вожделенное тело. Ногти царапают кожу. Порывы не сдерживаются. Все чувства оголены. Поцелуи - почти укусы, объятья – почти удушение, прикосновения – почти разрыв покровов. Вместо стонов рычание. Вместо сопряжения бой. Взаимная жажда хлещет диким потоком, ничем не стесненная, ничем не управляемая.
Они выплескивают эту безумную страсть, они душат ею друг друга. Она как взаимное проклятье, как удар ненависти, как надрыв болью. Да, она подобна боли. Жаркой и сумасшедшей. Боль, от того, что этого не должно быть, от того, что мир против них, от того, что им не признать друг друга, и от того, что желание слишком велико, чтобы быть испепеленным даже этим, бушующим во всю пожаром.
Удары плоти вонзаются в тело, словно лезвие кинжала. Резко и безжалостно. Сильно и пламенно. Отчаянно и безоглядно.
Просто быть вместе. Единым целым. Отравить этим свои сердца и души. Истерзать тела. Никогда не забыть, но и не повторить.
Зарксис не дает себе соскользнуть в бездну блаженства первым. Он хочет видеть глаза Ворона, хочет уловить в них все переливы страсти и хочет навсегда запечатлеть в них свой образ.
- Смотри. Смотри. Смотри на меня, - жарко шепчет он.
Брейк выпивает хмель этого взгляда, эту бьющуюся в нем откровенную звериную страсть, этот глубокий испепеляющий все огонь. Он должен видеть в нем каждую вспышку, каждую пройденную ступень, и Гилберт тоже запомнит его, запомнит именно его образ на самой вершине упоительного счастья, запомнит и сохранит навсегда, не сможет вытравить это из своей души, сердца и разума, чтобы не случилось.
- Смотри. Смотри. Смотри, – не дает ему сомкнуть мутнеющих глаз Брейк.
И вот взгляд немного стекленеет. Гилберт проваливается в себя, чтобы вознестись. Плоть исторгает стон. Теперь и Зарксис устремляется за ним. Судороги полуболи полублаженства сотрясают тела. Спуск такой же головокружительный, как и подъем. Перехватывает дыхание. Замирают сердца. Что-то лопается. Что-то рвется. Что-то безумно быстро куда-то несется. Они сжимают друг друга еще сильнее, чтобы продолжать чувствовать, также открыто, также остро. Они должны ощущать друг друга. Чувствовать, что не потеряны, не разомкнуты, не разорваны. Еще здесь. Еще рядом. Еще как единое целое. Еще вне реальности.
Затухают вспышки блаженства. Расслабляются измученные мышцы. Безумство страсти заканчивается, чтобы уступить место безумству реальности.
Тяжело дыша, упираются лбами, не сводя глаз друг с друга. Прозрачные капельки текут по лицам и по телам… Увлажнившиеся волосы взаимно терзают их пряным ароматом отбушевавшего восторга. Вот так, глаза в глаза, на всю жизнь и на самый короткий, но сладостный миг этой жизни, они останутся вместе.
Но мир безжалостен. Он врывается в эту связь, он разрушает это единение, он разводит их.
Гилберт поднимается и, переместившись на диван, откидывается на спинку. Смыкает веки. Больше ему ничего не нужно. Он ничего не хочет, ни продолжений, ни повторений, ни вопросов, ни объяснений. Он замыкает мир на самом себе. И там ему не нужен никто.
Брейк слишком хорошо все понимает. Так дороги окончательно расходятся. Можно считать, что теперь они все сказали друг другу. Шляпник тоже встает. Одевается. Подбирает отброшенную к стене трость. Проходит мимо дивана, чтобы молча уйти. Неожиданно Ворон хватает его за руку, сильным рывком опускает к себе и заключает в крепкие объятья.
- Я не отдам тебя смерти! – жарко исторгает признание Гилберт. - Слышишь? И Бездне тоже не отдам!
Руки сжимают до боли, отчаянно и страстно.
Губы Зарксиса трогает печальная улыбка, а потом совершенно обыденным голосом звучит:
- Прости. Я должен идти. У меня сегодня еще одна важная встреча.
Красивое лицо Гилберта искажает судорога боли. Что еще он мог ожидать от Шляпника? Объятья разомкнуты, руки бессильно соскальзывают вниз. Он снова откидывается на диван, желая миру навсегда исчезнуть вместе с Брейком. Зарксис покидает его через запертую дверь.
Закрываясь, глаза обнаруживают на полу посторонний предмет. Почему-то от него веет тревогой. Рука поднимает странную вещь. Окровавленная перчатка Зарксиса.
- Какой же я глупец, - шепчет Ворон, снова откидываясь на упругую мягкость, - но… теперь счастливый глупец… - пальцы крепко сжимают последнее оставшееся у него свидетельство этой ночи.
- Полагаю, ты все это затеял, чтобы не дать им о себе жалеть? – сказала Эмили, устраиваясь на плече Шляпника.
- Случившегося они не простят ни мне, ни себе. Так будет лучше для всех. А нас ждет интереснейший мистер паучок. С ним есть о чем поговорить по душам, а поэтому придется зайти домой и прихватить пару ловушек с ограничительным полем. Ночь обещает быть жаркой.
- Не думаю, что при твоем безумном обаянии эти чувства так легко их отпустят, – с сомнением заявляет кукла.
- Время покажет, - улыбается Зарксис и поднимает голову вверх, позволяя луне нежно очертить свой изящный профиль.
|
