 Фанфик «Ночные фантасмагории»
Шапка фанфика:
Название: ночные фантасмагории
Автор: Belladonna_of_sadness
Фандом: Saiunkoku Monogatari
Персонажи/пейринг: Сакуджун/Шурей
Жанр: гет, романтика, драма
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Статус: в процессе написания
Дисклеймеры: фанфик был создан не с целью извлечения прибыли
Размещение: только через мой труп
От автора: фанфик навеян моим воспаленным воображением. Убедительная просьба оставлять комментарии!
Текст фанфика:
На Саюн опустилась ночь. Сад у дома губернаторов Коричневой провинции, Ко Шурей и То Эгетсу, утопал в нежной летней ночи. Серебристые от росы ивы клонили свои длинные поникшие ветви к земле, пытаясь коснуться шелковистой, темно-зеленой травы. Фиолетовые ирисы, посаженные под самыми окнами дома, закрыли свои бутоны, приготовившись ко сну, но все еще источали легкий аромат, уносимый ветром на многие мили вокруг. Маленький скромный дом, служивший обителью двум молодым губернаторам, отмеченным нераспустившимися бутонами, стоял на самом краю Коричневой провинции, в окружении тишины и покоя, заметных только по ночам. Два этажа, бордовая черепичная крыша, белоснежные стены, окна с бордовыми ставнями и маленькое крыльцо – все украшения этой обители, позволенные Шурей, так не любившей излишества. А Эгетсу… а ему, как и всем остальным, было все-равно, где коротать за горами бумаг свою короткую, но обязанную быть насыщенной, жизнь.
В очередную летнюю ночь, когда луну оскорблял яркий свет свечей кабинета губернаторов, Шурей и Эгетсу сидели за своим привычным занятием – перебиранием бумаг, которое непривычному к созерцанию данного действия глазу показалось бы просто перестановкой одной кипы белоснежных и не очень, сложенных пополам и запечатанных в конверты, имеющих печати влиятельных господ или не имеющих таковых вовсе, бумаг из одного края стола в другой. Эгетсу, как и положено юному отроку, обращался с бумагами небрежно-элегантно, не задерживаясь подолгу на одной и той же, а почти сразу, пробежав взглядом по строчкам, решал быть печати нанесенной или нет. Шурей действовала наоборот: она аккуратно брала документ, внимательно изучала, иногда перечитывала по нескольку раз, делала какие-то пометки на отдельном листе, а уж потом решала, быть печати или не быть. Казалось, что мир бумаги и рукописных символов поглотил сознания молодых людей целиком.
Вдруг в дверь робко постучались и в кабинет вошли Сейран и Корин. Высокий юноша с волосами цвета первой звезды тут же заговорил:
-Ну что ж, труженики, вам пора заканчивать, а то так снова просидите всю ночь за работой. – Сейран как обычно волновался за здоровье молодых губернаторов, так рьяно набросившихся на работу, словно голодные звери – на издыхавшего подранка. – Шурей, тебя это особенно касается. – обратился он к девушке, тот час же поднявшей на него свои огромные глаза, покрытые поволокой усталости.
-Д-д-да, сейчас… - отрешенно ответила девушка и случайно промазала, пытаясь попасть печатью по документу. Тяжело вздохнув, она исправила оплошность и окончательно перенеслась в мир людей. – Как же мне закончить, когда работе ни конца, ни края? Она сама не сделается.
-Сейран прав, вам пора отдыхать. Вы начинаете работу раньше меня и заканчиваете позже. Оставьте мне свою работу и я закончу. – подал голос Эгетсу. Он тоже хотя и выглядел устало, но жизни в нем было гораздо больше, чем сейчас в Шурей.
Девушка кивнула и встала. Корин, стоявшая в дверях с чайным подносом, окончательно вошла в комнату и направилась к столу Эгетсу, выполняя свою важную миссию – преподнесение чая так, чтобы юноша, упаси бог, не узнал в этом намека на тайную симпатию. Шурей, наблюдая за этой сценой, невольно улыбнулась и последовала за Сейраном.
-Завтра поспи подольше. – тихо сказал он, закрывая дверь в кабинет.
-Не могу. Много работы. – как обычно ответила Шурей. Одной природе известны секреты ее стойкой натуры и несгибаемой воли, а также нескончаемой энергии, благодаря которой девушка все-еще держалась на ногах.
Видя, что Шурей о чем-то задумалась, Сейран не стал заводить разговора и просто молча шел за девушкой, провожая до ее покоев. Поднявшись наверх и миновав первую дверь, Шурей открыла вторую и очутилась в своей спальне. Небольшая комната, украшенная цветочной росписью на стенах, была обставлена просто: кровать, стоявшая по тамошней моде у стены напротив окна, тяжелый темно-синий балдахин, закрепленный по бокам кровати коричневыми веревочками с кисточками, письменный столик с резной столешницей, пара жестких стульев, маленький платяной шкаф и шкаф для чайных принадлежностей, на вершине которого стоял косметический набор, подаренный когда-то Кочо-несан - это все, что составляло меблировку спальни губернатора Коричневой провинции. Ах да, еще там была изящная эрху. Она стояла в самом углу комнаты, будто непредназначенная для посторонних глаз, такая одинокая и неизменно печальная. Шурей заметила, что после смерти человека, подарившего ее ей, она смогла извлекать из инструмента только печальные звуки. Они были такими грустными, что слезы невольно начинали скатываться по гладким щекам девушки. Вскоре Шурей, была не в состоянии этого выносить, оставила свою игру на эрху и попыталась запрятать инструмент подальше. Но почему-то сегодня девушка отважилась взглянуть на него после ухода Сейрана. Эрху будто ждала этого взгляда и предстала в лунном свете пред своей хозяйкой.
Руки Шурей невольно потянулись к знакомому тонкому грифу, правая рука коснулась смычка и… полилась музыка бездонной печали. «Думаю, никто не обидеться, если я немного поиграю перед сном» - пронеслось в голове девушки. Мягкие, медленные, глубокие звуки наполнили ночь и подарили ей звучание. Теперь ночь можно было сыграть, вот так просто, водя заключенным меж двух струн смычком. Шурей любила музыку еще и потому, что она может выразить то, что нельзя или сложно выразить словами. Что остается одиноким или разбитым сердцам? Освобождаться от своей боли на языке музыки. Этим и занималась Шурей, не замечая, как слезы снова полились из глаз, смывая поволоку усталости.
-Почему ты плачешь? – раздался за спиной девушки тихий и глубокий голос.
Шурей прекратила играть, но боялась обернуться. Этот голос однажды заставил ее вот так остановиться, а потом его обладатель купил девушке сей инструмент. Шурей молчала, а слезы потихоньку кончались. Ночной гость тоже молчал, даря девушке надежду на то, что ей всего лишь показалось. Но тут в окно ворвался ветер и принес с собой не только запах ирисов из сада, а еще кое что, едва уловимое, свежее, любимое… воспоминание, порождённое ароматом не понаслышке знакомым. «Са… Сакуджун…» - эта мысль кольнула сознание Шурей, словно игла, попавшая под ноготь. Девушка все еще не могла обернуться, боясь спугнуть несмелый мираж.
За спиной кто-то зашуршал одеждами, заглушая звуки мягкой поступи. Шурей закрыла глаза, ведь если сейчас она обернется и ничего не увидит – она умрет, а закрытые глаза помогут удержать шаткий плод ночных фантазий как можно дольше. Но фантасмагория коснулась плеча девушки вполне материальной рукой. Шурей, осознав эти приятные тепло и тяжесть на своем плече, резко открыла огромные карие глаза и обернулась: в ненадежном лунном свете по правую руку от нее стоял высокий мужчина в ярких дорогих одеждах. Его светлые, немного с рыжиной от чего казались почти персиковыми, волосы длинными локонами ниспадали на плечи и спину, и еле-еле шевелились на ветру. В его ониксовых глазах, казалось, родились все ночи мира.
-Почему ты здесь? – только и сказала девушка, сдерживая слезы ни то счастья, ни то печали.
-Ты грустила, вот я и пришел. – отозвался мужчина, убирая руку с плеча Шурей. – Ты некрасивая только тогда, когда плачешь и собираешь волосы. – с этими словами Сакуджун одним разученным движением освободил волосы Шурей от заколок-оков.
Черный шелк волос Шурей тут же упал ей на плечи, обрамляя красивое юное лицо. Почему-то без прически девушка чувствовала себя беззащитной и выглядела таковой. Сакуджун лишь наслаждался зрелищем, самодовольно взирая на девушку сверху вниз.
-Ты ведь умер… - прошептала она.
-А я выгляжу мертвым? – тут же ответил мужчина.
Действительно, ночной фантом выглядел весьма и весьма материально. Лишним подтверждением было то, что мужчина взял прядь черных шелковых волос девушки и поцеловал ее, словно это была кисть руки. Шурей жалела, что это была не она.
-Но зачем ты пришел ко мне? – дрожащим голосом спросила Шурей, сильнее сжав тонкий гриф эрху.
-Я же сказал, что не хочу чтобы ты плакала. – мужчина развернулся к противоположной стене и направился к шкафчику с чайными принадлежностями. – Ты заваришь мне чай Ган Лу? Я уверен, ты много раз пожалела, что не сделала этого.
Девушка встала, отложила эрху и подошла к Сакуджуну, покорно ожидавшему ее у шкафчика.
-Это так жестоко, заставлять людей думать, будто ты мертв. – серьезно заявила девушка, не зная что ей делать: немедленно заварить ему чай или же снова отказаться сделать это.
-Кроме тебя меня никто не оплакал. Даже ты, Шурей, делала это только тогда, когда тебя никто не видел. Не думаю, что люди сильно скорбели, не так ли, Ко Шурей? – Сакуджун был как всегда прямолинеен, но безупречно мягок в голосе.
Шурей молча открыла шкафчик, но все еще сомневалась в своем решении. Немного погодя, она налила свежей воды в глиняный чайник и поставила его на огонь. Свет огня осветил комнату, смешиваясь с холодным светом луны, робко заглядывающей в окно, словно сомневаясь, пустят ли ее сюда так просто.
Пока Сакуджун и Шурей молчали, вода вскипела. Сакуджун присел за маленький столик с резной столешницей и глядел в окно. Тем временем Шурей заварила чай и подала ему пиалу.
-Это не чай Ган Лу. – твердо сказал Сакуджун, растерянно уставившись на пиалу с коричневым содержимым.
-Да, но и вы, господин Са, лжец. – Шурей присела напротив и глядела в поблескивающие при луне глаза Сакуджуна. Ночь в его глазах стала темнее и влекла все дальше и глубже.
-Ты неподражаема! Твой характер так же тверд, как и эти стулья. – воскликнул Сакуджун, недобро улыбаясь. – Я выпью даже яд если ты подашь мне его. – сказав это, он поднес пиалу к своим тонким чувственным губам.
Шурей смотрела в окно, не видя ничего. Допив чай, Сакуджун тихо попросил ее сыграть ему на эрху. Шурей не нужно было просить дважды: она легко встала, взяла инструмент, присела на край кровати и начала играть. Мелодия полилась сладкая, как чай Ган Лу, но темная, как ночь, что сейчас накрыла собой Коричневую провинцию, а вместе с ней сад и домик губернаторов.
Сакуджун встал из-за стола и медленно подошел к девушке. Закрыв глаза он слушал, как тонкий смычок, навеки заключенный меж двух струн, скользит, издавая нежные, порой дребезжащие звуки, словно девичье сердце, заключенное меж двух истин.
Шурей не заметила, как Сакуджун медленно склонился над ней. Она почувствовала лишь его едва ощутимое теплое дыхание на своей шее и горячие губы, коснувшиеся ее кожи. От неожиданности девушка выронила из рук смычок и эрху, но мужчина вовремя подхватил инструмент за гриф.
-Ты что, хочешь, чтобы весь дом сбежался на такой грохот? – сказал он, едва улыбаясь.
Шурей гневно посмотрела на него, не в силах выразить словами свое возмущение. Ее грудь часто вздымалась, а щеки покрыл красный румянец. Сакуджун снова стоял и наслаждался зрелищем, медленно опуская эрху на пол.
-Я не для того тебе ее покупал, чтобы ты ее роняла. – Сакуджун сел рядом с девушкой, не сводя с нее глаз.
Шурей хотела вскочить, но Сакуджун ухватил ее за край широкого рукава платья так, что девушка совершила лишь попытку. Она попыталась возразить, но он лишь зажал ладонью ее рот.
-Тише… - прошептал он, касаясь губами ее левого уха, - сегодня я не намерен позволять себе лишнего.
Губы Сакуджуна спускались ниже, скользя в едва ощутимом прикосновении. Он все еще прикрывал ей рот ладонью, зная, что Шурей все еще может обрушить на него сугроб своих холодных, как снег, слов недовольства. Сейчас он не хотел ее слушать, быть может, в другое время он был бы рад ее мелодичному высокому голосу, но сейчас он нуждался не в этом. Тем временем его свободная рука коснулась руки Шурей, служившей ей опорой на сомнительной поверхности кровати. Взяв ее руку в свою, Сакуджун лишил девушку опоры и она, поддавшись легкому натиску мужчины, приземлилась на подушку. Тогда он прекратил поцелуи, а только лишь легко провел пальцем по внутренней стороне запястья девушки, чертя линию вверх, постепенно приподнимая рукав и вызывая мурашки по всему телу Шурей. Дойдя до сгиба руки, он продолжил все то же самое уже целой ладонью и в обратном направлении, стремясь теперь к ее ладони. Достигнув ее, Сакуджун сплел их пальцы и легко забросил руку девушки себе на плечо. И снова возобновились поцелуи, снова Шурей ощутила, как некоторые пряди его персиковых волос падают ей на лицо. От его запаха у девушки закружилась голова, а сердце бешено заколотилось, словно вольная пташка в тесной клетке. Тем временем Сакуджун ловко развязал шелковый поясок ее платья и… снова одежда.
По раздраженному вздоху Сакуджуна было ясно, что возиться с ее одеждой он не станет. Так и было: мужчина просто разорвал то, что поддавалось. Собственно, поддалось все, словно одежда хотела сама поскорей покинуть страницы их ночной истории. Тут Шурей предприняла еще одну попытку возразить, но Сакуджун разумно лишал ее возможности это сделать. Девушка сгорала он стыда, сознавая то, что сейчас Сакуджун любуется ее абсолютно обнаженным телом, и то, что это тело постепенно предает ее, заставляя оставить попытки ко всякому проявлению возражений.
Сакуджун же прекратил любоваться обнаженным телом девушки, словно недавно полученным и распакованным подарком. То, что скрывалось за оберткой, ему было давно известно, но раскрыв этот подарок, Сакуджун получил удовольствие, которого давно желал: он понял, что непременно захочет раскрывать свой «подарок» снова и снова. Он не привык торопиться, и теперь лишь едва касался губами тела Шурей, начав с низа живота и стремясь плавно вверх. При первом же прикосновении девушка вздрогнула, не ожидая, что поцелуй будет так низко. Шурей лишь осталось закрыть глаза, как вдруг ее тело накрыла невидимая волна чего-то теплого и такого приятного, что внизу живота все сжалось, но тут же расслабилось, разгоняя волну по всему телу. Возражать больше не хотелось и Скуджун, видимо поняв это, разжал ей рот. Девушка открыла глаза. Она больше не испытывала стыда, ей наоборот хотелось, чтобы Сакуджун целовал ее вечно. Девушка уже свыклась со странным, жгучим ощущением внизу живота, как вдруг ее поцеловали в губы. Поцелуй показался девушке невыносимо пресным. Мужчина понял это и поцеловал ее снова, но так, что ей пришлось чуть приоткрыть губы. Шурей тут же поменяла свое мнение: как только кончики их языков встретились, мир заиграл новыми красками, недоступными, если ты не закроешь глаза. Шурей так и поступила. Она закрыла глаза и поняла, что сама растягивает время поцелуя и увеличивает его глубину и страстность. Ведомая неясными инстинктами она села на кровати и получила нежный поцелуй в левое плечо. Сакуджун нежно провел кончиками пальцев по ключице, затем едва коснулся груди, плавно перешел к талии и резко прижал девушку к себе. Шурей растворилась в тепле его тела, она чувствовала, как кончики ее волос приятно щекочут ее же спину, как рука Сакуджуна, скользнув вверх по спине, коснулась нежного участка шеи, скрытого роскошным шелком волос. Шурей прикусила нижнюю губу, боясь озвучить свой первый стон удовольствия. Тем временем Сакуджун убрал руку вниз и ее место заняли горячие губы.
Голова у девушки закружилась, она поняла, что вот-вот потеряет сознание, но что-то удержало ее. Она откинулась назад, но Скуджун ее придержал продолжая рисовать узоры поцелуями на ее пылающем теле. Шурей почувствовала, что стала похожа на тряпичную куклу, но почему-то это состояние беспомощности ее не пугало, даже наоборот, сознавая то, что она находится целиком в руках Сакуджуна провоцировало все новые и новые теплые волны, накрывающие ее тело так, что стоны сдерживать было практически невозможно. Шурей часто дышала и все сильнее прикусывала губу.
-Нет, оставь эту затею, - раздался шепот Сакуджуна, - я хочу слышать, как тебе приятно.
Девушка открыла глаза и в свете луны увидела лицо человека, подвергающего ее такой сладкой пытке: его губы алели и не смыкались, а взгляд приобрел живое, звериное выражение. Он пытался контролировать свое дыхание, но это плохо у него получалось. Тут он снова поцеловал ее в губы, но этот поцелуй был полон почти болезненной страсти. Затем он быстро начал изводить тело Шурей чередой нескончаемых поцелуев, не пропустив ни одного миллиметра. Девушка больше не сдерживала вереницу томных, чуть приглушенных стонов, проваливаясь все глубже в колодец ночных фантазий. Постепенно из ее тела начали уходить усталость, боль, грусть и печаль, пока не осталось ничего, кроме неутолимого желания. Тогда Сакуджун отстранился и Шурей, обессиленная, упала на кровать. Он нежно ласкал ее, но больше не целовал.
-Я же говорил, что не позволю себе лишнего. – прошептал он ей на ухо и нежно провел ладонью по щеке. – Нам некуда торопиться.
Шурей открыла глаза, все еще сладко страдая. Сакуджун встал, он даже не потрудился раздеться, и направился к окну.
Шурей вдруг поняла, что умрет, если он не останется, но она не могла сказать такое Сакуджуну. Эти слова особенно сложно было сказать именно ему, ведь он больше никогда не вернется, услышав их.
-Мы все еще успеем, Шурей, и насладиться музыкой, и придаться любви, только в следующий раз завари мне чай Ган Лу. Я ведь могу быть и на третьем месте в твоем списке самых дорогих людей. – Сакуджун подошел к самому окну и взглянул на небо: - Мне пора, скоро рассвет.
Шурей хотела спросить, вернется ли он еще, но не стала: он вернется. Она это знала. Сакуджун исчез так же таинственно, как и появился. Девушке осталось только упасть на кровать. Она думала, что больше не заснет, но сон быстро одолел ее и похитил в свой мир, странно, но уже без сновидений. Только приятный свежий запах остался напоминать Шурей о том, что не все ночные фантасмагории плоды ее воображения…
|
