 Фанфик «Смертельная Клятва | Глава 6»
Шапка фанфика:
Название: Смертельная Клятва
Автор: Еретик
Фандом: Warhammer 40.000
Персонажи/ Пейринг: свои персонажи
Жанр: AU/экшен/романтика/драма
Рейтинг: N-17
Дисклеймеры: Games Workshop
Размер: макси
Содержание: "Меня зовут Кэссель Лекс, я — бывший дознаватель, почти состоявшийся инквизитор Ордо Ксенос, псайкер, еретик. Меня ищут, чтобы захватить и уничтожить представители всех трех Ордосов Священной Имперской Инквизиции, вольные охотники на ведьм и неумолимые Серые Рыцари. Мне 334 стандартных года, я хорошо выгляжу и отлично себя чувствую. Я привыкла к роскоши и хорошей пище. У меня нет постоянного пристанища, я странница среди миллиардов звезд."
Статус: в процессе написания
Размещение: с разрешения автора
Текст фанфика:
Воспоминания, столь тщательно описываемые псайкером, в импровизированных мемуарах, преследовали ее даже в импровизированном сне, более походящем на тяжелую дремоту: глубины, подвластные сонному утомленному от дневных ощущений разуму выстраивали образы в угоду самым потаенным мыслям, наблюдениям, сожалениям.
Не было более привычной атмосферы корабельных отсеков, были мерцающие стены эльдарского подземного храма, подсвеченные узким лучом укрепленного на плече Волгрина фонаря, и свет этот таял, словно поглощаясь, змеящимися по полированному камню узорами.
Сержант Вэнс остановился и прислушался, — усовершенствованный, слух его, мог вычленить даже в оглушительной для обычного человека тишине, нечеткий звук чьих-то торопливых шагов; тот, кто следовал параллельным группе воинов Императора коридором, двигался почти бегом, изредка замирая, чутко осязая и обоняя окружающее пространство, осторожничая, страхуясь.
Ловин предположил, что инквизитор Киссау, вернее, то, чем он стал, отвернувшись от лика Императора, не оставлял надежды выслужиться перед новыми хозяевами своей черной души, безошибочно идя по следу истекающей кровью псайкерши.
Я была без сознания или находилась на той зыбкой грани, где реальность выглядела нечеткой картинкой за пеленой, а звуки доносились издалека, не имея ни малейшей принадлежности к издающим их объектам — так казалось моему угасающему от слабости разуму. Кожа, тем не менее, чувствовала соприкосновение с священным керамитом доспеха моего вынужденного компаньона — Ловин шагал следом за смутно различимыми силуэтами своих братьев, неся меня на руках и прижимая немилосердно мучимое болью тело к нагрудной пластине брони.
Иногда моего лба и щеки касался теплый ток его дыхания, сержант следил за моим нестабильным состоянием с неожиданной заботой.
Изредка мы останавливались, и я вновь погружалась в полуобморочный транс, только для того, чтобы пересохшие и лопнувшие губы могли исторгнуть пояснение видению и этим указать дальнейший путь.
— Как там наша ведьма? — Зеттон приблизился и я почти смогла разглядеть в туманном пятне его склонившееся ко мне лицо. Губы дрогнули — мне хотелось улыбнуться.
— Она слабеет. Волгрин, давай еще инъекцию, у нее сильнейший отек, я едва могу разобрать слова, — Ловин приподнял руку, служившую опорой моей спине, и мир, без того размытый, тут же закружился выцветшим калейдоскопом. Я что-то прохрипела, ощущая горячие капельки слез на щеках; боль в разбитой челюсти вызывала приступы накатывающей дурноты. Шипение инъектора — и наступила мгновенная расслабленность после того, как тело инстинктивно собралось в тугой комок.
— Потерпи, — голос сержанта, не искаженный динамиком шлема, звучал с теплотой. Я неопределенно отмахнулась, озираясь по сторонам. Стимулятор на краткий срок позволил вновь оказаться в реальности.
Из сумрака очередного туннеля показались остальные — на суровых лицах космодесантников читалась настороженность и нетерпение; я могла их понять: если всеблагой Император позволит мне выжить в этом гигантском узорчатом саркофаге, я хотела бы еще раз увидеть свет — звезд ли или местного светила, лишь бы вне питающихся любым проблеском стен.
Ксеносы более не преследовали нас — или так только казалось, однако, наполняющие мое измученное сознание видения позволяли отряду миновать хитроумные ловушки и оставить позади легко доступные, но оканчивающиеся тупиками проходы.
Космодесантники перебрасывались короткими редкими комментариями, а я наслаждалась отупением всех, свойственных человеку чувств и чутко дремала, позволив голове устроиться так, чтобы подбородок сержанта иногда соприкасался с моим лбом. Это ощущение согревало и утешало.
Зеттон резко остановился, короткая струя пламени лизнула сплошную стену, в которую уперся отряд — напряжение достигло критической точки: я точно знала, что там был вход...
Святая Терра! Да я видела его там так же ясно, как собственные пальцы и почти так же, как нарастающую пульсацию в голове, я чувствовала прохладный поток воздуха, шедшего из-под высокой арки...
Я тихо вскрикнула; руки инстинктивно метнулись к раскалывающимся давлением вискам, словно чья-то незримая рука сжала череп и уже свежевала горящую кожу лица.
— Эльдарские штучки, — с презрением откомментировал Волгрин, разворачиваясь назад и освещая оставленный позади коридор. Луч света, сначала явный, ослепительный, тонкий, пронзил мрак, а потом стал растворяться в нем, слабея.
Крик не принес облегчения, уши заложило, барабанные перепонки готовы были лопнуть.
Ловин слегка встряхнул меня, рука, закованная в керамитовую перчатку, на удивление осторожно коснулась разбитого лица, удерживая его так, чтобы взгляды встретились.
— Ты можешь этому противостоять, Кэссель, — говорил сержант ровно, будто наставник и даже мягкого упрека в своей малодушной слабости я не уловила, окунаясь в потемневший в неясном свете взгляд. Он делился со мной верой, незыблемой, как величайшие крепости Терры и я не сразу осознала, что моя повлажневшая ладонь прижата к его пересеченной шрамом щеке.
Контакт, мгновенный, добровольный, безгранично доверительный, помог мне обрести опору, вернуть реальную боль, реальную злость и желание достичь цели, в угоду которой было принесено в жертву столько жизней, не говоря уже о том, сколько еще будет оставлено на проклятой планете. Ловин спас меня, желая того или нет.
Исторгнутая из моего сознания чужая воля схлынула вместе с мороком — Зеттон недоверчиво окатил из огнемета проступающий из тающего на глазах тумана проход.
— Двигаемся, пока проклятым ксеносам не приспичило еще чем-нибудь озадачить нашу едва живую ведьму, — попробовал разрядить обстановку Лициний.
Воины Императора протиснулись в узкую щель почти обвалившегося входа, — и даже видавшие всякое космодесантники отступили назад: перед нами лежал огромный, скрытый куполом, столь невероятным для подземелья, зал, заключенный в ажурный круг колоннады. В нишах, мерцая точно так же, как и стены приведших нас сюда тоннелей, стояли великолепные статуи.
Ловин первым пришел в себя и сделал несколько шагов к ближайшей из них, давая мне возможность, позабыв на время о боли, рассмотреть выполненное со сверх естественным мастерством произведение неизвестного скульптора.
Даже сейчас, спустя сотни лет, я способна выудить из памяти этот ужасающий образ. Отчего я испытывала страх? Быть может, оттого, что давно почивший душой в варпе воин смотрел на меня из каменного вместилища своей сущности почти осмысленным взглядом?.. Или это было лишь наваждением, игрой переливчатого свечения...
— Напоминает какой-то могильник, — подал голос в зловещей тишине Зеттон, осторожно продвигаясь вдоль изогнутой стены.
— Самое подходящее место для того, чтобы что-то спрятать, — отозвался Грис, осматривающий вместе с Лицинием противоположную часть колоннады.
Сержант же, словно почувствовав сковывающий меня ужас, двинулся к иной цели, оставляя за спиной живую скульптуру. Чуть левее входа, при ближайшем рассмотрении можно было заметить провал, сочащийся тьмой между осыпавшихся плит пола. Когда-то вниз вела узкая лестница, освещаемая высокими кристаллическими светильниками: теперь их сверкающие в луче фонаря осколки усеивали выщербленные ступени, теряясь, будто искрящийся шлейф, в темноте неизвестности.
Инъекция, оказавшаяся последней, истаивала в изрядно обедневшем кровотоке. Меня посещали кощунственные мысли и даже сомнений не возникало, — многие в свои последние минуты жизни видели не светлый образ Императора и не сладкие хоры Терры нежили отлетающую от тела душу: шепотки, назойливые, знающие все чаяния, оставленные вместе с бренными останками, они вещали о возможностях, они правдиво соблазняли, разворачивая знакомые с детства образы неизвестной изнанкой, они сравнивали лик и личину...
— Изыди прочь из моей головы, — вряд ли я осознавала, произношу ли слова вслух или сопутствующие им хрипы — отголоски чуждого придушенного рычания. — Видит Владыка мой, я не уподоблюсь наставнику, предавшему через слабость тела дарованного слабости души...
Ловин поймал мою блуждающую руку и крепко сжал сведенные судорогой пальцы. Луч фонаря метался из-за спины сержанта, совершенно бесполезный.
— Есть контакт. Слабые помехи. — Вокс неожиданно ожил, Волгрин произнес несколько непонятных мне слов, но ответа так и не получил.
Я же слушала зов. Впервые он был столь явственным, проникновенным, заставляющим позабыть и о ранах, и обо всем, что случилось со мной за краткий миг жизни — зов пробуждал неизвестные мне бездны чужой памяти, и я уже не знала, принадлежу ли себе или стала пищей тварей нематериального.
— Продолжаем спуск, — в голосе Ловина слышалась тревога: женщина на его руках вяло подергивалась всем телом в такт бегу, на который перешел сержант, нырнув в полу-заваленный обломками арки вход у подножия лестницы. Кровь источали и широко распахнутые глаза, некогда светло зеленые, дымчатые, и чуть приоткрытые губы, на которых пузырилась окрашенная кармином слюна.
Последним, что я видела, был алтарь. В плотном потоке все того же зеленоватого свечения, струящегося откуда-то сверху, прямо из сгустков тьмы, скопившейся под куполом подземелья, парил испещренный рунами кристалл, величиной не более человеческого мизинца.
Сержант резко развернулся, услышав замкнутом пространстве оглушительный выстрел — первый и далеко не последний. Тени заметались по стенам в сумасшедшем танце искаженных силуэтов.
Ловин опустил свою ношу подле алтаря, выхватывая цепной меч — следом за космодесантниками в арку втискивалась обезображенная предательством туша, в чертах которой еще узнавалось лицо, некогда принадлежавшее верному слуге Императора, инквизитору Адольфо Киссау.
Судя по силе, с которой еретик отбросил в сторону заступившего ему дорогу Зеттона, от ран, нанесенных ксеносами в бою, на поверхности, не осталось и следа. Волгрин принял удар измененной руки, ставшей лишенной кожного покрова когтистой лапой, на наплечник, позволяя Вэнсу подобраться ближе, пока остальные, рассредоточившись, ведут прицельный огонь из болтеров.
Я почувствовала холод и странную, но приятную отрешенность, бессмысленно глядя на расползающуюся из-под бока темную лужу. Пальцы загребли пригоршню каменных осколков, подняв облачко многовековой пыли.
«Рунна...»
— Мой Лорд, я осмелюсь предположить... — с лопнувших губ мага капала кровь, — Оно начало пробуждаться, да-дааа, пробуждается...
— Молись своему тысячеликому хозяину, пусть твои предположения окажутся верны на этот раз! — голос полнился такой концентрированной яростью, что стены, обтянутые гобеленами вопящих лиц, едва сдержали ужасающее крещендо, — Несколько десятилетий я ждал ответа, — Бездонные, полные смолянистой тьмы, глаза закрылись — господин, восседающий на железном троне, вновь прислушался: отчаянный, полный тоски вопль духа замирал шепчущим эхом в глубине сознания — Рунна назвала его имя и вновь исчезла.
Сильнейший удар оторвал меня от каменных плит пола, где тело мое замирало изломанной марионеткой, позабытой далеким создателем всех пьес жизни. Скалящийся и завывающий урод, бывший некогда моим благородным наставником, отшвырнул меня на мерцающий алтарь, расценив слабое шевеление утративших силу рук, как угрозу.
Влажному тошнотворному хрусту искалеченной ноги я аккомпанировала придушенным, почти безразличным стоном.
Оставалось лишь закрыть глаза, просто закрыть глаза, найти бы только сил прочесть молитву, открывшую бы мне врата золотого света и покоя...
— Кэссель! — звук смутно знакомого голоса, выкрикнувшего мое имя, послужил этакой пощечиной, пусть и ненадолго вернув мне способность отринуть видение бездны небытия.
Я попыталась приподнять голову, но даже на это сил не хватило. Странное тепло ласкало щеку, источаемое алтарной плитой; зеленоватый столб свечения расширился, поглотив не только фигурное углубление на самом алтаре, но и весь его, вместе с моим безвольным телом.
Я вновь видела призрачные силуэты чуждых человечеству хозяев этих катакомб, некогда бывших прекрасным храмом. Сонм едва различимых фигур окружил непроницаемый для реальности барьер, и я расслышала певучую речь, текущую то полной отчаяния мелодией, то отдельными скорбными нотами. Кристалл, зависший вне времени и пространства, вбирал в себя произнесенные звуки, наливаясь густым изумрудным оттенком. Я видела каждую руну, нанесенную на бесчисленные грани внутри и снаружи, они раскаленными ослепительно-белыми клеймами обжигали мои расширенные слезящиеся глаза.
Шепот усиливался, свивая столб света в кокон — я не могла оторвать взгляда от кристалла, все еще слыша искаженные звуки ожесточенного боя.
А потом вся моя боль перестала стоить и ломаного имперского золотого. Точнее, я думала, что то, что я ощущала, умирая и моля о покое, — боль. Увы, это было заблуждением существа из плоти и крови. Острая грань каплевидного артефакта с силой вонзилась прямо в раскрывшийся рот раны, обнажающей ребра. Я вопила каждой клеточкой тела, скребя лишенными ногтей пальцами по полированной поверхности алтаря, а кристаллический клинок продолжал жадно вгрызаться вглубь, орошаемый яркой кровью, заполняющей желобки рун.
Возможно, я была одержима, ибо разум мой стенал на два голоса, а внутренний взор видел то, чего я не могла помнить.
Эта память уводила меня в самые ужасающие места, но не страх, — почти детское восхищение вызывали у меня видения разрушенных изуродованных миров, чьи небеса казались палитрой сумасшедшего гения.
Я видела, слышала, но испытывала отягощающую все мое существо тоску, — хотелось соприкосновенного познания, следа на впитавшей миллионы тел земле, жадного глотка смрадного воздуха, раздирающей боли, рожденной движениями души, приноравливающейся к плоти. Я помнила манящий голос, обещающий мне желаемое, я устремилась ему навстречу сквозь пласты липкого пространства, заставляя эту бездну скалиться и огрызаться — и лишь затем, чтобы угодить в ловушку, утратив память...
«Рунна...»
— Кэссель! — Легкий шлепок по щеке, — Очнись.
— Ее следует уничтожить, сержант, мы все видели, что гнусное колдовство ксеносов сделало с этой женщиной.
— Кажется, она приходит в себя.
— Кэссель, ты меня слышишь?
Что-то обжигающе-горячее коснулось виска, я нехотя открыла глаза. Ясный взгляд Ловина вызвал улыбку — я не испытывала более страданий и даже успела подумать, что моя душа напоследок сумеет попрощаться с этим исключительным воином, но склонившиеся над алтарем Волгрин и Зеттон рассеяли иллюзию. Я была жива. Более того, испуганный взгляд не обнаружил раны, на месте удара клинка эльдара красовался бледный след, покрытый светлой кожицей. Я инстинктивно коснулась лица, не в силах поверить в реальность происходящего: разбитая челюсть срослась и ссадин от удара кастетом пальцы не нащупали.
Сиюминутная радость сменилась холодком ужаса, я несмело, лихорадочно собирая мысли воедино, ответила:
— Сержант Вэнс, кажется, со мной все в порядке.
Его рука послужила мне опорой, и дуло болтера исчезло от виска. Остались лишь испытующие взгляды остальных космодесантников.
Переломленная нога так же обрела целостность, но, то ли проклятого колдовства не хватило, то ли хромота моя должна была служить вечным напоминанием, — а ясно было одно6 сустав замер, не позволяя мне ни присесть, ни бежать, по крайне мере, без посторонней помощи или опоры.
— Киссау сбежал, — сердито напомнил Ловину Волгрин, оглядываясь в подступающий мрак. Свечение, в котором парил кристалл, исчезло, равно, как и сам артефакт.
— Он здесь, — не задумываясь, парировала я, — Он ждет. Его душа смердит и воет в клетке гниющей плоти, так и не обретшей желанного бессмертия.
Сержант чуть подтолкнул меня вперед. В противоположном конце залы угадывалась еще одна арка.
— Нам стоит следовать словам и науке, завещанными примархом. Следовать Кодексу! — Настойчиво повторил Волгрин, — Ведьму нужно и должно уничтожить!
— Не раньше, чем она выведет нас на поверхность, — холодно ответил Вэнс, следуя за мной.
Кэссель пришла в себя на пятый день и, испытывая паршивую сухость во рту и острое желание смыть с себя ей одной ощутимую грязь, неловко сползла с койки, привлекая внимание медиков. Тонкие руки были отсоединены от системы трубочек и датчиков; Деврос не стал останавливать госпожу, — псайкер никогда не пренебрегала его советами и теперь, решившись покинуть медблок, была абсолютно уверена, то способна обходиться без помощи.
— Который сейчас час? — Голос женщины звучал немного скрипуче, но бодро.
— Не более получаса до полуночи, — со скромной улыбкой отрапортовал пожилой медик, подходя поближе к Кэссель.
— Как наш гость? А этот бессовестный ксенос? Он жив? — Кэссель сейчас была абсолютно обычной, взволнованной, не скрывающей своей патологической доброты к любому, кого угораздило (а рассчитывать на волю Императора было бы грешно) прибиться к команде «Крадущейся Тени».
— Ваэль сейчас, я полагаю, в своей каюте, однако, он несколько раз приходил сюда. Позволю себе заметить, что его психотип, если сравнивать с данными моих наблюдений, значительно изменился, если, конечно, я могу судить об этой расе...
— Деврос, давайте опустим подробности до иного раза, — мягко прервала расхаживающего перед ней медика псайкер, — Что с сержантом Хоуком? — Ее взгляд, хранящий сонную дымку, скользнул по стеклянной перегородке бокса.
— Одним словом — чудо генной инженерии, — воспрял духом Деврос, — Я просто поражен той скоростью, с которой после инъекции противоядия, яд стал выводиться этим могучим организмом. Сержант пришел в себя спустя несколько часов и выглядел лучше, чем поклонники Нургла, Император защити, однако, — медик умолк, выражая этим свое осуждение, — Ваэль при поддержке нашего уважаемого капитана, принял решение пациента погрузить в искусственный сон, дабы этот достойный воин не вышвырнул вашего, госпожа, телохранителя, — интонация стала саркастичной, а сам мужчина усмехнулся, пощипывая седые усы, — в шлюз. И не захватил корабль. Смею предположить, что у космодесантников весьма высоки такие понятия, как честь и благородство, и я более, чем уверен, что сержант Хоук...
— Абсолютно согласна. — Тонкие пальчики Кэссель сжали руку Девроса, останавливая новую волну его мельтешения перед собеседницей, — Теперь Хоук спит. Разбудите. Я прослежу, чтобы наш благородный, но весьма вспыльчивый гость не оправдал опасений капитана, — псайкер не сдержала смешка, добавив, — и моего телохранителя.
Пока Деврос занимался подготовкой пробуждения воина Императора, Кэссель бережно собрала рассыпанные листы пергамента. Ровные строки продолжали появляться в угоду ее мыслям даже в тяжелом забытьи.
Взгляд женщины с любопытством скользил по беспомощному, но наполненному огромной скрытой мощью телу Ультрамарина, а сама хозяйка корабля прикидывала, как будут развиваться в дальнейшем отношения ее гостя и остального экипажа, не говоря уже о ней самой.
|
