 Фанфик «За гранью | Часть 2, Глава 7»
Шапка фанфика:
Название: За гранью
Автор: Paul_d
Фандом: Грань(Fringe) эпизод 01-01
Персонажи/ Пейринг: Оливия Данэм/Джон Скотт, Питер Бишоп, Уолтер Бишоп, Астрид Фарнсфорт, Филипп Броэлс, Чарли Френсис, Нина Шарп и др.
Жанр: Драма, фантастика
Рейтинг: NC-17
Размер: Макси (роман)
Статус: завершен
Дисклеймеры: фанфик написан не с целью коммерческого использования и извлечения прибыли
Размещение: с разрешения автора
Текст фанфика:
Глава седьмая: Царство снов
Оливия довольно методично и оперативно решала все вопросы, связанные с доставкой тела Джона в эту самую подвальную лабораторию Гарвардского университета, а также всего того, что еще заказал для своих экспериментов доктор Бишоп. Все препараты и оборудование, необходимое для проведения процедуры под названием «совмещенный сон».
В ФБР с подобными заказами и запросами справились быстро и без лишних проблем. Броэлс был сговорчив как никогда. Впрочем, старшему спецагенту хватало мозгов, чтобы пойти на уступки, особенно ввиду того, что где-то на горизонте обозначились первые возможные варианты, способные объяснить или пролить свет на происходящие события. Ну и, разумеется, Оливия не говорила ему обо всем, что здесь и сейчас намечалось. Нельзя было о таком говорить, никому, тем более Броэлсу. В том числе и о загадочном словосочетании «совмещенный сон».
Пока что Оливия прекрасно справлялась с тем, чтобы ловко добиваться своего даже от несговорчивых и ничем ей не обязанных мужчин. И это было, бесспорно, похвально с точки зрения способности добиться успеха. Главное нынче не переборщить и не заиграться, а еще главное успеть сделать все то, ради чего и организован этот умопомрачительный маскарад, ради того, что всецело определит смысл, который подразумевается под словом успех.
Утром ее просьба была выполнена. Военные доставили тело агента Скотта и все необходимое оборудование. Во время перевозки Джон находился в изоляционной емкости, за исключением размеров напоминавшей кювез с полиэтиленовой крышкой, вместо пластика. Однако по настоянию доктора Бишопа его оттуда извлекли и положили на стол. Подсоединили датчики медицинского оборудования, должного неустанно наблюдать за его состоянием и аппарат, фиксирующий его мозговую деятельность. Все исправно работало, все агенты действовали слаженно и аккуратно, словно занимались этим всю свою жизнь. И, несмотря на вполне бравую похвальную ловкость и успешные манипуляции, Оливия с замиранием сердца следила за всеми движениями сотрудников и за самим Джоном. А когда аппаратура вдруг тревожно засигналила, она вздрогнула и сильно прикусила губу. Сразу почувствовался соленый привкус крови. Однако упавший датчик поправили и все обошлось.
При других обстоятельствах она, возможно, никогда не решилась бы забрать Джона из больницы, оборудованной по последнему слову техники, и тем более куда – в этот подвал. Но Джон просто умирал, умирал в этой ультрасовременной клинике, и следовало хоть что-нибудь делать. Рисковать, но делать.
Спустя некоторое время ей стало и вовсе казаться, будто сердце уже окутало сплошной неутихающей болью. Оливия теперь не могла ни секунды без содрогания смотреть на пострадавшего любимого, тело которого стало еще прозрачнее. Был виден мозг, трахея... Оливия не могла так больше. Она ушла к скамейке в коридоре, чтобы справиться с нахлынувшей болью, а заодно и проверить взяла ли она все необходимое со своей стороны, что понадобиться для эксперимента Уолтера или что-то забыла в автомобиле.
Ночью она съездила домой, дабы принять душ, немного поспать, совсем чуть-чуть, переодеться собрать вещи и вернуться в лабораторию. Удивительно, но почти все это ей удалось выполнить точно в срок. Возможно, виной всему был стресс, который, наряду с мобилизаций всех внутренних ощущений чувств и эмоций значительно растягивает понятие времени в собственном самосознании, так что при правильном распределении сил, появляется возможность сделать многое.
Оливия просмотрела привезенные сумки и осталась довольной тем фактом, что даже на автомате ее мозг способен запомнить все до мельчайших подробностей и деталей, так что из намеченного в уме списка пунктов она ничего не упустила.
Повесив на плечо сумку с вещами, Оливия вернулась обратно в лабораторию, чтобы попасть в противоположное крыло, где находились другие подсобные помещения.
Эта некогда заброшенная и скромная подвальная лаборатория ни на секунду не засыпала и, собственно, сейчас была весьма оживленным местом. Один из грузчиков, в котором Оливия узнала агента из бюро, прокатил мимо какой-то сбитый досками увесистый ящик. Где-то вдали мелькал в белом халате сосредоточенный на работе доктор Бишоп, держа в руках поднос с инструментами, а агент Фарнсфорт усердно работала, насыпая что-то внутрь того самого бака, в который сейчас должна была лечь Оливия.
Она спустилась по небольшой металлической лестнице и подошла к ней. На лице молодой симпатичной темнокожей девушки Астрид Фарнсфорт, казалось, не было и следа усталости. Девушка отличалась усердием и исполнительностью. От старательности веселые темные кудряшки ее роскошных волос подпрыгивали в такт движениям. Она насыпала из мешка что-то белое.
Увидев Оливию еще издалека, она улыбнулась ей и поясняюще ответила:
– Соль будет держать тебя на поверхности.
«Ну, да! Это ведь соль!» – подумала про себя Оливия и в ответ мило улыбнулась своему верному адъютанту.
Она хотела было задержаться рядом с ней и баком, в который с шумными всплесками опускались насыпаемые порции соли, но внезапно заметила агента Чарли Френсиса, идущего к ней через лабораторию уверенной походкой.
Она сразу же направилась к нему со словами:
– Привет, Чарли! Ну что?! Тебе удалось добиться встречи с Уильямом Беллом?!
Чарли начал с глубокого вздоха и без лишних приветствий:
– «Мэссив Дайнэмикс» были не особенно сговорчивы и любезны! Оказывается, Уильяма Белла две недели не будет в стране.
Он протянул Оливии тонкую папку.
– А это что?! – спросила она.
– Небольшое уведомление от их совета директоров, – пояснил Чарли.
Оливия улыбнулась и посмотрела на него:
– Выходит Белл не хочет говорить.
Чарли не меняясь в лице, ответил:
– Ну, он же стоит во главе пятидесятимиллиардной корпорации.
– Да пошел он! – шумно выдохнув, произнесла она. – Я хочу на танке в его офис въехать...
– Я понимаю! – перебил ее Чарли. – Но я приехал с плохими новостями!
Оливия внимательно посмотрела на него, задержав выдох.
– Мы сможем получить ордер не раньше сорока восьми часов, это в лучшем случае, – коротко объяснил он, и они молча уставились друг на друга. – А пока нам выписали запрет.
Сердце Оливии гулко стучало в груди. Чарли смотрел не нее, не выражая никаких чувств или эмоций, он все прекрасно понимал, понимал всю паршивость вещей.
– Вам нужно раздеться до белья, – проговорил доктор Бишоп, промелькнувший за ее спиной. Он взял со стола пару новых резиновых перчаток и, глянув в сторону Чарли, коротко бросил. – Привет!
Чарли округлив глаза и наморщив лоб, спросил:
– Это еще что?!
Пропустив мимо его вопрос, Оливия ответила:
– Чарли, послушай! У нас нет сорока восьми часов! Умоляю, найди Белла и добейся встречи! Если у Уолтера ничего не получиться, то только Белл нам сможет помочь!
Чарли непонимающе огляделся по сторонам и повторил свой вопрос:
– Оливия, что здесь происходит?! Ты все это одобрила у Броэлса?!
Оливия сглотнула:
– Почти.
– Знаешь ли, мне это «почти» совсем не нравится! – резко ответил ей он. На его лице уже не осталось и следа от той профессиональной сдержанной безэмоциональности, отличавшей Чарли везде и всюду. – Ты что себе думаешь?!
В наступившей после его слов тишине протяжно замычала корова, зазвенел небольшой колокол на ее шее. Она находилась аккурат за спиной Чарли. Тот обернулся и посмотрел на животное. Затем снова обратился к Оливии:
– Это что?! Корова?!
– Ага. Это Джина! – простецки ответила Оливия, в мыслях понимая, как все это безумно звучит сейчас для его коллеги. Затем она быстро добавила, пользуясь некоторой оторопелостью собеседника, – Слушай, Чарли! Пообещай мне, что сделаешь все, что сможешь!
Чарли посмотрел на нее, сморгнул пару раз и ответил:
– Ну конечно! Ты же знаешь!
Более он не стал лезть к ней с вопросами, чему Оливия была бесконечно благодарна. Чарли был прекрасным агентом, и она это ценила.
Оливия опустила голову и пошла к подсобке.
– Эй! – вдруг окликнул ее Чарли, коснувшись локтя.
Оливия посмотрела ему в глаза и заметила, что он примерно догадывался обо всем, что здесь должно было произойти, а потому коротко добавил:
– Будь осторожна!
Она улыбнулась ему и коротко кивнула в знак согласия. Затем двинулась еще более уверенным шагом.
«Пора!» – пронеслось в ее мыслях.
В подсобке она сняла резинку с волос и распустила их, разбросав по плечам, немного помассажировала корни волос и виски. В голове, будто, тут же просветлело. Оливия немного расслаблено посмотрела на свое отражение в небольшом зеркале подсобного помещения. Всякий раз, встречаясь с собственным отражением и глядя в свои усталые глаза, она старалась не задаваться вопросами и ничего не анализировать. Нужно было просто действовать и все. Радовал тот факт, что ей удалось немного отдохнуть этой ночью. Пожалуй, в сложившихся обстоятельствах это, без малого, можно было приравнять к настоящей роскоши.
Она сняла ботинки, носки, джинсы, кофточку, футболку. Стянула трусики и лифчик, оставшись совершенно голой. Обнаженное тело сразу же ощутило прохладный подвальный воздух и сознание, воспользовавшись моментом, снова забросило своей хозяйке сомнения насчет благоразумия ее действий. Обозначившимися сомнениями Оливия терзаться не стала. Пропустив их мимо, она аккуратно сложила всю одежду на стуле и достала из упаковки свой новенький не так давно купленный раздельный купальник, классического черного цвета, захваченный этой ночью из дому. Ей так и не довелось его использовать, поскольку тот самый отпуск, на который она рассчитывала, пока что еще не наступил. Надев его, Оливии пришлось несколько раз поправлять купальник, поскольку ткань плотно прилегали к телу. Затем она накинула на плечи свой махровый белый халат, одела тапочки и взяла в руки полотенце.
Еще раз бросила на себя взгляд в небольшое зеркальце, но даже оно не было способно отразить всю ту усталость и отчаяние, которое она теперь беспрерывно ощущала внутри глубинок собственной души. И если бы не ее боевой и твердый характер, ее крепкий внутренний дух, то она давно бы уже впала в депрессию или кататонический ступор. Но у нее не было права на депрессию. Пожалуй, депрессия по-прежнему оставалась непозволительной привилегией. Так всегда бывает с агентами ФБР.
Глубоко вздохнув и попытавшись улыбнуться назло своему невзрачному отражению она, вопреки всем неровностям нелегкой, если совсем уж мягко говорить, жизни, уверенно открыла дверь подсобки и смело вышла в лабораторию, немного шаркая тапочками.
С металлической лестницы пришлось спускаться аккуратно, придерживаясь за перила. Оливия подошла к баку и отдала полотенце Астрид, затем повернулась к Питеру, стоявшему у стола, с различными принадлежностями. Хотя он был однозначно против всей этой насквозь незаурядной затеи, тем не менее, всю ночь помогал своему отцу, когда понял, что Оливия непреклонна. И она была ему благодарна, поскольку видела в этом старании искреннее желание Питера насколько возможно обезопасить ту процедуру, на которую она шла.
Глядя на него, она развязала пояс на халате и, сняв халат, положила его рядом на скамеечку. Затем сняла мягкие тапочки. Ступни сразу же почувствовали холодное прикосновение с полом и вызвали в теле непроизвольную дрожь. Стерпев прилив холода, Оливия выпрямилась, гордо приподняла подбородок и встряхнула длинными ровными волосами.
Питер, невольно, тут же окинул ее стройную фигурку оценивающим взглядом. Правда, сразу же, немного смутившись, убрал глаза. Он отвернулся к столу и прихватил поднос с необходимыми инструментами подошел к ней вплотную. Еще раз вопросительно посмотрел ей в глаза.
Оливия посмотрела на него, стараясь передать своим взглядом, что она по-прежнему уверенна и не изменит своего решения.
– Так что тут у нас, – пробормотал подошедший к ним доктор Бишоп, он достал шприц и, обернувшись к Оливии, добавил, – уберите волосы и наклоните, пожалуйста, голову. Мне нужен затылок.
Она исправно выполнила просьбу, замерев в ожидании укола. Но укола пока не было, и она наблюдала, как Питер прикрепляет к ее животу пластиковые крепления, через которые ее подсоединят к аппаратуре, должной отслеживать в дальнейшем ее жизненные показатели.
Он посмотрел не нее снизу вверх, и они снова встретились взглядами. Питер глубоко выдохнул и произнес:
– Я все равно считаю, что это очень безответственно! И поверьте мне, уж я-то понимаю, о чем идет речь!
Оливия ничего не ответила.
– Это анестезия... – с такими словами доктора Бишопа пришла неприятная боль в шее, так что Оливия скривилась, чуть не прикусив себе губу еще раз.
Единственным, у кого было праздничное настроение, был Уолтер. Он самодовольно и ободрительно добавил:
– За работой я пришел в норму. Думаю, теперь все будет хорошо!
– Да, гнать кислоту в подвале, самая норма! – прокомментировал его Питер.
Подошла Астрид и передала Уолтеру какой-то прибор, который Оливия не смогла разглядеть боковым зрением, лишь тянущиеся от него провода. Уолтер покрутил его в руках, и затем она почувствовала ужасную боль в шее, вырвавшую из груди крик боли. Если бы не вовремя подхвативший ее Питер она просто рухнула бы на пол.
– Держу, держу, – говорил он и нежно, заботливо поддерживал уткнувшуюся ему в плечо Оливию.
Он помог ей аккуратно сесть на скамеечку. Присев Оливия немного расслабилась и спустя минутку попыталась осторожно выпрямилась. Она опять встретилась взглядом с Питером. В его глазах застыло сочувствие.
Оливия видела, что он хотел в очередной раз разразиться самыми экспрессивными уговорами и мощными беспощадными логическими доводами, чтобы хоть как-то образумить ее. Но он сдержался. Промолчал. Она чувствовала своим телом его тяжелое дыхание.
Питер прикрепил ей выше груди пару пластиковых креплений и лишь негромко произнес:
– Надеюсь, ваш парень того стоит!
Он все понимал и Оливия это видела. Он понимал, что пойти на такое можно только из любви. Сильной любви. Настоящей.
Питер подхватил еще крепления и подцепил их у нее на висках. Уолтер подсел рядом к ней и Питеру помог еще с какими-то проводами. Затем доктор Бишоп посмотрел на Оливию и сказал заботливо:
– Если ваши показатели зашкалят, мы вас вытащим, не бойтесь!
Даже самое смелое и ободрительное «не бойтесь» из уст безумного доктора, звучало как-то по-особенному тревожно.
Астрид поднесла поднос со шприцами. Уолтер взял у нее один шприц и ловко, сняв пластмассовый колпачок, вогнал тонкую иглу ей в вену на локтевом изгибе. Оливия почти не почувствовала ничего неприятного.
– Сейчас вы очень сильно расслабитесь, – негромко прокомментировал он и выдавил поршень.
Оливия ощутила внутри что-то обволакивающее и раскрепощающее, словно теперь у нее уже не осталось никаких шансов себя контролировать.
Доктор Бишоп полез за вторым шприцем, снял крышечку и тут же вколол.
– А это вскроет ваше сознание, – проговорил он все с тем же пугающим в складывающейся ситуации восторгом. По крайней мере, он действовал быстро и уверенно, лишая возможности внутреннему страху и переживаниям распространиться дальше.
Вскоре Оливия ощутила нечто вроде тумана, возникшего вокруг нее и некоторой тяжести на веках, словно на них кто-то давил, стараясь опустить на глаза.
Она чувствовала, как Уолтер с Питером, взяв ее за руки и поддерживая прицепленные проводки, подвели к баку с соленой водой. Послышался скрип открывшейся металлической двери. Похоже, Астрид также отворила и вторую увесистую створку.
Оливия аккуратно опустила ногу в еле теплую воду, затем вторую и с помощью обоих мужчин аккуратно легла на спину. Соленая вода хорошо ее держала на поверхности. Можно было расслабиться. Она заметила также, как Уолтер подсоединил провода в разъемы на стене бака, напоминавшие розетку. Затем со стороны периферийного зрения наступила полная неясность и она смогла лишь смотреть вверх, прямо на Питера и доктора Бишопа, обеспокоенно и внимательно взиравших на нее из раскрытых дверей бака.
– Слушайте, если вы не вернетесь, – вдруг заговорил доктор, с нотками нескрываемой грусти. Питер скосил на него недовольный взгляд, но Уолтер прерывисто продолжил, – я хотел сразу сказать..., я очень ценю все, что вы сделали! В тех местах... много всего теряешь..., особенно доверие..., и только потом понимаешь, как это важно!
Уолтер еще раз посмотрел благодарствено на Оливию и переглянулся с Питером. Затем они закрыли створки бака, и в округе воцарилась темнота. Эта темнота значила больше чем, то, что обычно вкладываешь в это понятие, она будто бы помимо внешних факторов стала еще и исходить изнутри.
Оливия почувствовала себя в невесомости. В абсолютной невесомости, словно она не лежала вовсе, а где-то парила, только где, сказать было сложно. Везде и всюду ее окружала все более чернеющая сгущающаяся темнота. Бесконечность. Пространство. Необъятность. Мозг ее не был затуманен и голова, вовсе не кружилась. Однако Оливии казалось, что она ничего не ощущает кроме пустоты и некоторой прохлады, как неизменного свойства присущего этой самой бесконечной неизвестности...
***
Когда закрылись створки ржавого бака, в который поместили обмякшую от препаратов Оливию, и тишину в лаборатории стало нарушать лишь периодически пищавшее короткими обрывистыми сигналами медицинское оборудование, Астрид почувствовала, что слишком сильно сжимает от нервного напряжения пальцы на руках. Сейчас она особенно переживала за Оливию. Оливия являлась хорошим агентом, хорошим человеком и Астрид нравилось быть ее помощницей и сотрудницей.
Она глубоко вздохнула, поправила кофточку на плечах и принялась издали с любопытством наблюдать за действиями суетившегося доктора Бишопа. Если честно, ей очень хотелось понять, что будет происходить дальше. Эти эксперименты и без того, казались ей просто фантастическими. Астрид задавалась множеством вопросов: как отследить все происходящие процессы, как наиболее точно замерить показатели на имеющемся оборудовании, как будет протекать сама процедура, которую до этого было сложно даже сформулировать и осознать. Однако вместе с тем, мешать гениальному доктору, девушке совсем не хотелось, ведь все-таки на карту сейчас поставлены не только интересы федерального расследования, жизнь агента Скотта, но теперь уже и здоровье, а возможно и жизнь Оливии.
Астрид посмотрела на озадаченного Питера, тревожно поглядывавшего на мониторы. Обычно он казался ей немного раздраженным и расстроенным, поневоле затянутым во все это крупное расследование человеком. Хотя, без сомнений, он был умным, как и его отец. Питер все время отшучивался и прятался за юмором, за рациональностью и логикой, но от Астрид не ускользал его порой откровенно безразличный взгляд. Однако сейчас, напротив, в его лице была заметна серьезная озабоченность и вполне искреннее переживание. Он действительно по-настоящему переживал за Оливию, как и она переживала за нее.
«Он хороший человек, – подумала о Питере Астрид, – просто человек, у которого есть своя жизнь, свои взгляды и интересы. Но, все же, он милый, добрый, внимательный и может сострадать. А значит он хороший!».
Затем она встретилась взглядом с доктором Бишопом и тот ей улыбнулся. Астрид улыбнулась ему в ответ.
– Если хотите посмотреть, подойдите поближе! – добродушно пригласил ее Уолтер.
Хотя Астрид всегда считала себя оптимисткой, и никогда не жаловалась на отсутствие позитива, все же ее не мог не удивить этот неудержимо-веселый беззаботный настрой доктора Бишопа, сохранявшийся даже в столь напряженных ситуациях. Если бы она не видела его способностей, продемонстрированных за работой в этой самой лаборатории, то посчитала бы доктора в край обезумевшим человеком. Однако, по всей видимости, этот человек имел огромные познания в области науки, притом в самом широком смысле этого слова.
Астрид скользящей нежной и легкой походкой подошла к нему.
– Вы тут работаете?! – весьма учтиво поинтересовался у нее доктор.
Астрид улыбнулась. Она уже поняла, что доктору свойственна забывчивость, притом конкретная.
– Да, я Астрид Фарнсфорт, – снова представилась она, – помощник агента Данэм.
Уолтер что-то переключил на компьютере и переспросил:
– Помощник кого?!
Астрид опять улыбнулась и указала пальчиком на монитор, на который встроенная в металлический бак видеокамера передавала цифровое изображение Оливии с закрытыми глазами лежавшей на поверхности воды.
Уолтер посмотрел на монитор и спохватился:
– Ах, да!
Затем доктор решил представиться:
– А я Уолтер... – он хотел было продолжить, но неожиданно замялся.
– Бишоп – послышался подсказывающий голос Питера. Астрид посмотрела в его сторону. Питер обернулся к ним, держа в руке картонный стаканчик с кофе, облокотился о стол и отчетливее произнес. – Уолтер Бишоп!
– Да, – утвердительно и весело подхватил доктор, – Спасибо!
– Да не за что! – ответил Питер.
Астрид было забавно наблюдать за ними, поэтому она и на этот раз не сдержала улыбки. Питер, похоже, уже порядком уставал от постоянной забывчивости и рассеянности своего отца. Хотя, Астрид где-то читала, что в некотором смысле слова, рассеянность чаще всего присуща творческим и гениальным личностям, изобретателям в том числе, которые с головой уходят в области своих исследований или творчеств, переключая всю имеющуюся концентрацию внимания на проделываемую работу, либо на достижение поставленной цели. Назовем это программируемым туннельным зрением, отсекающим на время надобности из сознания и восприятия все постороннее.
Вроде бы и безобидно, но не для окружающих и близких, вынужденных порой систематически попадать в то самое отсекаемое постороннее. Возможно, поэтому рассеянность считают пороком.
Доктор Бишоп жестом пригласил ее следовать за собой. И Они подошли к другой аппаратуре.
– Это мозговые ритмы Оливии, – пояснял доктор, глядя на электроэнцефалограмму – они намного важнее для взаимодействия, чем можно подумать на первый взгляд, чрезвычайно!
Астрид, хотя и не до конца понимала всей сути, с любопытством смотрела на доктора, демонстрируя ему свою внимательность кивками головы.
– А вот тут, – доктор подошел к другому аппарату фиксирующего мозговые ритмы – его.
Она посмотрела на прибор и бегущую ленту, под которыми была наклеена надпись на корпусе с именем «Джон».
– Когда препараты подействуют, датчик синхронизирует электрические сигналы их обоих, – принялся объяснять Уолтер, переводя взгляд с записывающий мозговые ритмы ленты на новенькие плоские экраны мониторов.
Современные компьютеры сюда привезли утром, по запросу, который составляла Астрид самолично. Впрочем, сюда уже столько всего было завезено...
Сейчас Астрид пыталась уследить за все время бегавшим взглядом доктора. Питер со своим кофе стоял рядом у другого монитора и всматривался в его показания.
– Мозг по сути своей и есть электропередатчик! – говорил разоткровенничавшийся доктор Бишоп. – Я считаю, что каждый человек должен это понимать, а соответственно и разбираться, по крайней мере, в принципах процесса исследования.
Питер усмехнулся:
– Ну да, все ведь просто как два пальца!
Астрид еще раз посмотрела на монитор и снова увидела на экране две цифровые диаграммы, подписанные именами Оливии и Джона. Находились эти пульсирующие данными диаграммы в противоположных сторонах друг от друга.
– А когда ритмы станут синхронны, они будут в одном месте, если так можно выразится, – добавил уставившийся на экран Уолтер.
– И что делать теперь?! – спросил Питер и сделал глоток кофе.
Доктор Бишоп замолчал, и Астрид тревожно посмотрела на него. Он так и стоял, сосредоточенно глядя на показания. Лицо ничего большего не выражало. Левой рукой в белой перчатке доктор нервно теребил пальцами.
– Теперь ждем, – произнес он чуть слышно.
Уолтер какое-то время стоял и почти не шевелился. Питер отошел в сторону, и еще раз пробежался взглядом по оборудованию, а также по показаниям всех работающих и задействованных в этом исследовании приборам, напоследок посмотрел на печально-прозрачного агента Джона, затем на металлический бак, не менее печальный, в котором пребывала сейчас Оливия, неизвестно в каком состоянии. Похоже, Питер тоже не мог расслабиться, насколько могла судить о нем Астрид. Она сама немного нервничала, хотя старалась не подавать виду. Впрочем, у нее это хорошо получалось, тем более что работа подразумевала множество возможностей натренировать собственную психику.
Астрид опустила руки в кармашки джинсов, выпрямила спину и, немного переминаясь с ноги на ногу, стала тоже ожидающе поглядывать на мониторы.
Тем не менее, ждать пришлось долго и поэтому она решила предложить сделать Уолтеру бутерброд, на что тот отреагировал весьма предсказуемо-положительно. На самом деле Астрид сама хотела немного расслабиться и заодно помочь сделать тоже самое доктору, ставшему почему-то слишком обеспокоенным. Хотя, возможно, уже в следующую секунду он станет неожиданно весел.
Справилась Астрид быстро, хотя спешить вовсе не собиралась, все что нужно, уже было здесь. Бутерброды, аккуратно засервированые на тарелочке, вскоре перекочевали на стол к ожидавшему их Уолтеру.
«Между прочим, помогло!» – заметила Астрид, продолжая с улыбкой наблюдать за тем, как вкусная пища способна порой совершенно кардинально преобразить настрой гениального доктора Бишопа.
Снова нависло тягостное ожидание. Астрид опять не знала, куда себя деть. А перестать переживать за Оливию она просто не могла.
После, покрутившись в лаборатории между приборами, она заметила, что Питер уже какое-то время безучастно прохаживается по небольшому коридорчику у подсобных помещений в приступе томительного ожидания. Поэтому Астрид принялась вместо него по новой просматривать все показания. Хотя особой и острой надобности в том, разумеется, не имелось вовсе. И все же она взяла в руки свой блокнотик, дабы записать при случае все, что потребуется. Привычка, между прочим.
Совершенно неожиданно один из приборов, коротким звуковым сигналом, похожим на писк, отметил необычный, как оказалось, скачок мозговой активности.
– А это что?! – обеспокоенно спросил Питер, подойдя поближе к прибору. Как он так быстро переместился сюда из того конца коридорчика Астрид не заметила.
– Уже совсем скоро, – произнес Уолтер, довольно жуя второй бутерброд.
Питер подошел к монитору, который выдавал изображения видеокамеры ночного видения из закрытого темного бака с водой, где лежала Оливия. Но с Оливией похоже все было пока в порядке. Астрид проследила за взглядом Питера и снова скучающе постучала ручкой по блокнотику.
– О! Смотрите, смотрите, смотрите! – заторопился вдруг доктор Бишоп, подбегая к мониторам. Уже один лишь его довольный тон говорил Астрид о том, что все будет хорошо, и что все идет по плану.
Следующий писклявый звук, который издала бдительная аппаратура, заставил Питера снова напрячься. Он подбежал к Уолтеру и спросил:
– Что происходит, Уолтер?!
– Все нормально! – ответил довольный доктор.
– Ты уверен, что все в порядке?! – переспросил Питер.
– Да!
– Точно?!
– Смотри! – Уолтер указал рукой на монитор, и Астрид тоже туда уставилась, выглядывая из-за плеча доктора.
Она боялась пропустить что-нибудь важное, любую деталь, а потому почувствовала, как напряглись ее глаза. Она увидела как синхронизировавшиеся линии мозговых волн Джона и Оливии сходятся в едином накладывающемся друг на друга рисунке.
«Поразительно!» – подумала девушка, чувствуя как учащается ее дыхание.
– Теперь они вместе! – с гордостью добавил Уолтер.
Астрид почему-то слишком сильно сжала пальцы державшие блокнотик и некоторые из них слабо и чуть слышно, прохрустели...
***
...Яркая вспышка света, прорезавшая необъятную темноту, заставила Оливию просто ахнуть от неожиданности. Следующую вспышку света она уже немного ожидала, а потому совладала со своими скачущими по запредельной амплитуде эмоциями.
В округе снова воцарилась темнота. Оливия будто бы озиралась во мраке, пытаясь найти источник внезапного света. Но его нигде не было. Затем он опять неожиданно появился. На этот раз, продлившись чуть дольше обычного и немногим более секунды. Поэтому Оливия успела разглядеть нечто вроде свалки. Снова темнота. Затем снова свет, продолжительный. Так и есть, она находилась среди свалки поскрипывающего металлолома, точнее среди наваленных горами старых покореженных проржавевших автомобилей.
«Странное место!» – подумала она.
Свет снова исчез, но на этот раз скрип металла остался. На следующее включение видимости темнота исчезла окончательно и, покрутившись, Оливия смогла оглядеться по сторонам. Со всех сторон раскинулась свалка, и повсюду слышался обрывчатый неравномерный скрип металла. За горами наваленного мусора ничего не просматривалось. Просто синее небо. Бескрайнее блекло-синее небо с непонятным источником света, идущим откуда-то издалека.
Закончив озираться по сторонам и не увидев ничего нового, Оливия посмотрела на себя. Она оказалась босой, но зато одетой в вечернее шелковое очень нежное темное припыленно-синее платье, приятно охватывавшее ее стройную талию.
– Ау! – осторожно обронила она.
Оливия понимала, что находится в неком эфемерном пространстве, в месте, которого нет в реальности. Удивительно, конечно, но она это отчетливо осознавала.
– Кажется я на месте, – произнесла она, желая понять чего, собственно, теперь делать. – На месте! Я тут! Ау!
Ничего, только все тот же противный скрип металла. Она опять огляделась, повернулась в другую сторону. Где-то в стороне скрип усилился, словно старый покореженный автомобиль норовил вот-вот сорваться и шумно соскользнуть со своих покореженных и помятых собратьев. Оливия посмотрела туда. Ничего. Затем она ощутила нечто вроде тени, прошмыгнувшей сзади, за спиной, и обдавшей ее плечи прохладным сквозняком. Оливия резко обернулась. Еще раз огляделась по сторонам. Но никого в округе не было.
– Джон! – позвала она и тут же продолжила, пытаясь дозваться до любимого: – Джон! Джон!
Ответа не последовало. Но вместо этого на небе вдруг возникла лодка, точнее каяк. Знакомый каяк, с отметинами.
– Я узнала, – сказала Оливия, озвучивая свои мысли вслух, – это каяк моего дяди!
Каяк словно бы спускался с небес прямо на нее. Но затем будто исчез. Стремительно, как и появился.
– Что он тут делает?! – удивилась Оливия. Она опустила глаза и заметила, что находится уже не на свалке, а стоит на мягком коврике в детской комнате. Возле кровати и кукольного домика. Где-то вдалеке, на задворках слышался детский смех, словно смеялась маленькая девочка.
Она посмотрела вдаль и картинка резко изменилась. Оливия оказалась посреди кладбища и серо-черной листвы. Все еще слышался детский смех. Опять возникло ощущение, как будто за спиной кто-то прошмыгнул. Оливия немного испугалась и резко развернулась.
– Джон!? – тревожно воскликнула она. Прислушалась. Ничего.
– Это ты, Джон!? – снова спросила она. Но на темном кладбище никого не было. Детский смех сменило первоначальное поскрипывание металла.
– Оливия! – услышала она вдруг такой знакомый голос, и ее сердце застучало сильнее, а на лице появилась улыбка.
– Джон – прошептала она, пытаясь отыскать его глазами.
Кладбище сменил панорамный вид пустыни. Вдалеке виднелись горные хребты, вверху в небе темные нависающие облака. Оливия стояла посреди равнины усеянной скудными кустиками растений.
Вдруг появился Джон. Ее Джон! Настоящий! Такой красивый и безупречный, в костюме и галстуке, такой, каким она видела его в здании федерального управления накануне трагедии. Оливия не смогла сдержать умиления и улыбки. Эти проявления нежности вдруг полностью завладели ею, словно просочились до самых глубинок души.
Джон тоже ей улыбнулся.
– Я как раз думал о тебе! – сказал он, таким приятным и притягательным до боли голосом.
Оливия двинулась к нему навстречу, под босыми ногами ощущался уже плиточный пол, такой, как в холле бюро, с правительственной эмблемой посередине. А вдалеке по-прежнему просматривался пустынный пейзаж... Но Оливии было все равно, что было вокруг, она смотрела прямо в глаза Джону и шла к нему навстречу, а он шел к ней.
Они прикоснулись друг к другу. Это прикосновение было настоящим. Несмотря на то, что весь окружающий мир являлся лишь воображением, и Оливия прекрасно это осознавала, но Джон..., он был настолько реальным, таким...
Она положила руки ему на плечи и не могла более удерживаться, а потому прильнула своими губами к его губам, столь мягким и приятным губам... Это был круживший голову, а заодно и всю окружающую фантасмагорию поцелуй, нежный неторопливый... Оливия коснулась руками его щек, его кожи: она была настоящей. А Джон обхватил ее за талию. Но самое главное то, что он был с ней, и все было хорошо, ее Джон, ее любимый, ее...
Словно холодное касание стали и к Оливии вернулось осознание всего происходящего. Она поняла кто она, где находится и с какой целью. Она немного отпрянула от Джона и срывающимся на плач дрожащим голосом произнесла:
– Джон! Ты ранен...!
Джон беззаботно продолжал смотреть на нее своими красивыми голубыми, даже синими, глазами. Он был спокоен и словно бы немного удивлен. Оливия держала его за пиджак, боясь потерять, отпустить ненароком.
– Я ничего не помню, – ответил Джон, пытаясь всмотреться в ее печально опущенные брови.
Оливия тяжело и нервно сглотнула и, проведя ладонью по его щеке, умоляюще сказала:
– Подумай! Сосредоточься! На том складе... помнишь...?!
Оливия еще не договорила, как Джон попытался что-то ей ответить, но так ничего и не сказал. Она всматривалась в черты его лица, стараясь разглядеть даже наименьшие эмоции. Затем Джон быстро произнес:
– Мне холодно.
– Ты должен вспомнить, – настаивала Оливия. Она улыбнулась ему и снова провела ладонью по щеке. Она не могла не улыбаться, глядя на своего любимого, такого прекрасного и чудесного.
– Вспомнить что?! – переспросил сосредоточенный Джон.
– То, что ты видел, – ответила она, и печаль в очередной раз коснулась ее глаз ощутимой тенью.
По выражению лица Джона было видно, что он пытался понять, ее.
– Покажи мне его лицо! – попросила Оливия, вглядываясь в его прищуренный взгляд. – Лицо того, кого ты видел.
– Зачем?! – вдруг спросил он.
Оливия опустила взгляд и ответила:
– Чтобы я спасла тебя! – На этих словах она снова уверенно посмотрела на любимого, давая понять, что не отступиться ни за что на свете и обязательно сделает все возможное, чтобы спасти его.
Джон теперь почти без эмоций смотрел на нее. Он молчал. Оливия же, наоборот, стала заметно нервничать и переживать. Умоляющим голосом она добавила:
– Прошу, Джон! Попробуй! Попробуй вспомнить!
Наконец-то Джон ей улыбнулся и опустил веки, давая понять, что постарается сосредоточиться и вспомнить то, что видел.
Вскоре пространство стал наполнять холод и окружающую их пустыню постепенно обволакивал белый морозный туман, срывались хлопья кружащегося снега.
– Да, все правильно! – попыталась ободрить его она, сжав руки от наступившего внезапно холода. Она посмотрела в глаза Джону, и он посмотрел на нее.
В следующий миг она увидела ночную темноту, слабое освещение уличных фонарей, снежную метель туман и металлические контейнеры. Это было то самое место, склад контейнеров «Бек Бей», где они несколько дней назад гнались за беглецом.
Сердце Оливии вдруг застучало еще тревожнее, и она это довольно сильно и отчетливо ощущала, словно что-то неистово билось и колотилось в ее груди.
Она видела, как туман немного рассеялся, и кто-то еле заметный пробежал мимо, перпендикулярным курсом. Затем она снова увидела Джона. Его лицо. Она старалась даже не моргать. Джон снова прикрыл глаза.
Следующий миг опять вернул ее к контейнерам, окутанным белой холодной мглой и кружащимися хлопьями снега. Послышался, словно закадровый, приглушенный голос Джона:
– Тут беглец! Нужно взять его живым!
Затем Оливия увидела вид сзади, вид убегающего человека, темную, развевающуюся незастегнутую куртку. Темные объемные волосы... Но лица не было видно, лишь спина и он убегал... Затем белая мгла снова скрыла его.
Оливия видела эту самую картинку и сама, разве что не так близко. Но, увы. Информации оказалось мало.
– Я не вижу лица! – тревожно прошептала Оливия, стараясь не обращать внимания на свое неистовое болезненное сердцебиение.
Затем она снова увидела лицо Джона, в следующее мгновения, пространство сменила белая ночная мгла, и на нее резко посыпался шквальным градом калейдоскоп картинок..., гаражи..., поднимающаяся роллета..., взрыв..., разверзающее всепоглощающее пламя...
Оливия дико закричала задыхаясь от страха, открыла глаза, не понимая ничего вокруг, но перед тем как она их открыла, то отчетливо увидела лицо, лицо того человека, который открыл эту самую роллету...
Затем наступила темнота...
...Что-то больно стегануло по всему телу, и Оливия закричала, хватаясь за кого-то, кто был рядом, под рукой.
– Я видела! – задыхаясь, говорила она. – Я видела, как Джона взорвали! Я была там! Я видела его лицо! Видела!
Она держалась за намокшую рубашку Уолтера и пыталась выровнять дыхание, что никак пока не удавалось сделать. Она уткнулась в плечо доктора, и тот обнял ее покрепче, поддерживая за спину.
Затем Уолтер снова опустил ее на пол, чтобы она могла, выпрямиться и отдышаться. За голову ее подхватил Питер. Они оба смотрели на нее сверху. На лице Питера была смесь переживания и будто бы смущения за собственные действия, а у доктора Бишопа немного проявлялась улыбка самодовольства, которая легонько коснувшись его уст, заставив их расплыться в стороны.
Оливия бы тоже улыбнулась, но у нее не получалось. Он смог, этот старый гений смог...
Проклятое глубокое дыхание никак не могло прийти в норму, и мысли, их невозможно было собрать воедино. Сознание словно пыталось высвободиться наружу. Оливия чувствовала, как ее пробирает сильная дрожь. Астрид принесла полотенце. Все они: Питер, Уолтер, Астрид, – казались сейчас такими родными, а пульс все равно не унимался, в голове непрестанно шумело.
«Но это пройдет» – подумала довольная Оливия. Она видела его лицо, лицо того человека. Это единственное что сейчас ее беспокоило и занимало все внутренние впечатления.
Затем, похоже, кто-то снова выключил свет...
|
