 Фанфик «Не любовь. | Главы 1-3.»
Шапка фанфика:
Название: Не любовь
Автор: Злое Полено
Фандом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи/ Пейринг: Хибари/Ямамото (80/18), Хибари/Реборн
Тип/Вид: Слеш
Жанр: Ангст, Психология
Предупреждение: BDSM, Нецензурная лексика
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Содержание: Ямамото любит Хибари. Хибари спит с Ямамото. И всем-то есть до них дело.
Статус: закончен
Дисклеймеры: ни на что не претендую.
Размещение: нет
Текст фанфика:
Часть 1.
Чёрный галстук душил его. За три дня своего отсутствия, прыгая из аэропорта в аэропорт, он всё время думал лишь о том, как вернётся сюда, нальёт себе сакэ и сожжёт проклятую тряпку.
Поместье встретило его тёмными окнами. Никто не ожидал такого скорого возвращения Хибари. Хотя, скорее всего, даже если бы они знали, что он управится с делами всего за три дня, никто не стал бы встречать его с сочувствующими лицами и подбадривающими похлопываниям по спине.
Ведь он как-никак хранитель облака Вонголы. Любому дураку было ясно, чем могут закончиться подобные фамильярности.
Хотя нет, не любому.
Ямамото оказался на пороге в то же самое мгновение, как галстук был брошен в камин. Будто стоял под дверью и поджидал удобный момент. Хотя возможно так и было.
Хибари не приглашал его войти. Но сил спорить и ругаться не было. Хотелось просто смотреть, как горит галстук и молчать.
Поэтому молчание Ямамото как всегда принял за согласие и вошёл. Грациозно скользнул мимо, до странного хорошо ориентируясь в незнакомой обстановке, сел рядом и поставил на стол кувшин с сакэ и две чашки.
Пили в молчании. Хибари сморщился, когда напиток обжёг горло. Но тут же потянулся налить ещё. Опрокинул что-то со стола, кажется чернильницу. Стало вдруг дико легко. Наверное, потому что наконец догорел душивший всё это время галстук.
- Каким был твой отец? - Ямамото был бы не Ямамото, если бы не ляпнул какую-нибудь глупость. А ведь так всё хорошо начиналось.
- Тебе бы не понравился. Я очень на него похож, - вяло огрызнулся Хибари, снова наливая.
Ямамото вздохнул и отобрал изрядно опустевший кувшин. Хибари ожёг его тяжёлым взглядом, но повиновался. Руки Такеши хотя бы не дрожали, а значит, больше сакэ попадёт в чашку.
- Тогда он бы мне точно понравился, - улыбнулся вдруг Ямамото. Его рука легла на худое, костлявое плечо и слегка сжала.
Хибари подавил в себе желание презрительно рассмеяться. Ямамото, как всегда, самонадеян. Хотелось бы и ему иногда надевать такие же розовые очки, какие носит этот идиот.
Но вместо этого он привалился к тёплому боку хранителя дождя и буркнул:
- Крайне сомнительно, травоядное.
Ямамато хихикнул в своей типичной раздражающей манере и пихнул Хибари локтем. Потом произнёс что-то вроде "какой же ты зануда" и обнял собутыльника за плечи.
Хибари решительно высвободился. Его глаза в бешенстве сузились, заставив Такеши отпрянуть и замахать руками, растерянно смеясь. Но в его взгляде не было страха. Просто недоумение и разочарование.
- Прости, я, наверное, не так понял, - Ямамото смущённо улыбнулся и поднялся с дивана.
- Убирайся, - язык заплетался, а оттого фраза получилась не очень впечатляющей.
- Да-да, уже ушёл, - Ямамото так же аккуратно выскользнул из комнаты, пропахшей горелой тканью и саке. - Открой окно, прежде чем ложиться спать.
Дверь с тихим щелчком закрылась.
Ямамото быстрым шагом пересёк коридор и влетел в свою комнату. Потом обхватил руками голову и сполз по стене на пол. Какой же он болван! Ну как можно было не понять, что Хибари просто одиноко после смерти отца? Как можно было подумать, что это ненавязчивое приглашение? Наверное, он просто принял желаемое за действительное.
И ничего удивительного, если тебе вдруг предложат то, что ты хочешь уже больше десяти лет, то ты схватишь это, не задумываясь о последствиях и причинах.
Скинув пиджак прямо на пол, Ямамото нырнул на кровать и уставился в потолок, который, впрочем, интересовал его лишь постольку поскольку.
Он ещё никогда не видел Хибари таким обессиленным. И стоило признаться самому себе, ему было странно осознавать, что простые человеческие чувства не чужды облаку Вонголы. Как-то неловко от того, что не ожидал от Хибари скорби даже в такой ситуации.
На улице скрипнули ворота, зашелестела гравийка на дорожках в саду. Три часа ночи, смена патрулей.
Шорох и приглушённые ругательства заставили Ямамото замереть, напряжённо вслушиваясь. Дверь распахнулась, с силой ударившись о стену.
Хибари стоял в квадрате тусклого света коридорных ламп, держась за дверной косяк одной рукой. Потом он качнулся, шагнул вперёд. Пиджак он уже где-то оставил. Его белая рубашка слегка светилась в темноте, давая отличную возможность следить за его перемещениями.
По пути Хибари успел врезаться в кофейный столик, запутаться в оставленном на полу пиджаке. Складывалось ощущение, что за первым кувшном сакэ, который они распили вместе, последовали ещё. Слишком уж Хибари был пьян.
- Хибари, ты чего тут забыл? - почему-то шёпотом спросил Ямамото, приподнимаясь на локтях. В ожидании привычного «камикорос, травоядное» Такеши напряг слух, но ответа не дождался.
Хибари молчит и упорно продвигается к его кровати нетвёрдой походкой. А потом вдруг падает сверху. Но не из-за потери равновесия. Хибари ловким захватом подминает Такеши под себя, давая понять, зачем он пришёл.
У Хибари сильные руки. Они причиняют боль, хотя делают всё то, что обычно приносит удовольствие. Но наверное Хибари просто не умеет иначе. Он до синяков сдавливает запястья, проводит пальцами по рёбрам, оставляя красные полосы. Впивается в сухие губы жёстким поцелуем, кусая и засасывая.
Грубо, торопливо, неожиданно неумело Хибари исследует чужое тело. Он всё так же молчит, когда расстёгивает молнию на чужих брюках. Его молчание отлично гармонирует со стонами Ямамото.
Хибари молчит, когда с трудом скидывает свои брюки, не выпуская из рук член. Недвусмысленно затыкает Такеши, как только тот пытается что-то сказать.
Всё должно быть так, как захочет Хибари. Ямамото в принципе не против, потому как ему всё равно, он просто хочет - по херу как. В голове стучит одна единственная мысль - сейчас его поимеют. Но осознание этого взрывается в голове яркой вспышкой возбуждения, а не страха.
Свою ошибку Такеши понимает только, когда Хибари опускается на него сверху, даже не потрудившись подготовиться, не то чтобы снять с него брюки.
В темноте бледное лицо Кёи видно отчётливо. Ему больно. Тонкие губы сведены судорогой. Он замирает, привыкая к новым ощущениям. Неровно дышит, пытаясь расслабить сопротивляющиеся мышцы. Это почти так же больно, как бамбуковая трость по мокрой коже в детстве. Но Хибари привык, он давно не боится боли.
- Стой, - пытается возразить Ямамото, сдерживая стон, когда Хибари впускает его в себя полностью.
Но Кёя вплетает свои тонкие пальцы в его волосы и оттягивает голову назад, снова причиняя боль. И уже привычно затыкает Такеши, но на этот раз поцелуем.
Хибари двигается быстро, рвано. Он хрипло дышит и не даёт к себе прикоснуться. Такеши смотрит в его бледное, серьёзное лицо и ему хочется плакать. Это совсем не то, чего он хотел. Не то и не так.
Но сдержаться он не может, когда Хибари откидывается назад и рукой начинает ласкать себя. Кёя что-то шепчет - тихо, неразборчиво, упирается одной рукой в грудь Ямамото и кончает, содрогаясь и дрожа в напряжении.
Хибари падает навзничь, утыкаясь носом в подушку, и тяжело дышит. Его волосы забавно топорщатся в стороны, являя миру слегка торчащие уши. Это открытие несказанно умиляет Ямамото.
Такеши лежит, придумывая сотни прекрасных слов, которые складывает во фразы о том, как у них всё будет хорошо.
Но на утро всё это забывается. Он лежит и смотрит, как Хибари сонно моргает и морщится, пытаясь закрыться от солнца. Он смотрит в глаза, которые не покрылись ещё паутиной холодной неприязни.
Такеши не знает, что можно сказать теперь. Ему только и остаётся, что открыто и растерянно улыбаться. И надеяться, что это и хорошо, что он забыл все слова, которые столь тщательно подбирал ночью. Ведь если он забыл их с такой лёгкостью, то и в сердце Хибари они не оставили бы ничего.
А улыбка всё же лучшее оружие Ямамото Такеши. Потому как следующей ночью Хибари возвращается, чтобы снова увидеть улыбку человека, который смотрит в его глаза без страха.
Часть 2.
Они сходятся быстро. Каждый вечер Ямамото уже привычно не запирает дверь, зная, как бесит Хибари даже секундная заминка.
Они притираются друг к другу с трудом. Ямамото часто идёт на уступки, уговаривая себя, что это ничего. Это нестрашно. И это действительно не так плохо. Особенно, когда ночами тебе в ухо выдыхают, едва слышно пересохшими губами:"Такеши."
Они заводят новые привычки постепенно. В комнате Ямамото теперь всегда открыто вечерами окно - Хибёрд тоже не терпит, когда его слишком долго не впускают. А в тумбочке лежит пакет чищенных семечек.
Они привыкают думать о ком-то. Теперь на миссиях Ямамото предельно собран и аккуратен. Иначе за любой синяк Хибари накажет его серией адских тренировок.
Они не говорят о том, что будут делать, когда об их отношениях узнают. Ямамото как всегда мало волнуется об условностях. А у Хибари на всё один ответ…
- И что ты хочешь, чтобы я сделал? - Тсуна полностью несчастен, а оттого растерян и подавлен. Ему не нравится весь этот разговор от начала и до конца.
- Как это что! - Гокудера вскакивает со стула, настолько сильно зашкаливает его возмущение. - Прекратите это!
- Но.., - Тсуна прячет глаза, ему неловко о таком говорить. - Я не думаю, что мы должны...
- Они позорят всю семью своим поведением! Вся прислуга уже шепчется по углам! - Гокудера в ярости сжимает кулаки и заглядывает Десятому в глаза, ища там поддержки.
Но не находит. Тсуна пока ничего не понимает, но уже подсознательно сопротивляется любым активным действиям. Не буди лихо, пока оно тихо. Он в отчаянии оглядывается куда-то за спину. Но увы, ответа там нет, лишь занавеска едва заметно колышется.
- Я подумаю, как нам быть, - вздыхает Тсуна, сдаваясь. - Только прошу тебя, не предпринимай ничего.
Гокудера бурчит что-то под нос и уходит, громко хлопнув дверью. Это настолько непохоже на обычное покорное обожание Хаято, что Десятый ещё больше теряется. Он откидывается на спинку кресла, расстёгивает душивший его плащ и протяжно стонет.
- Ребооорн, как ты думаешь, это правда? – вопрошает Тсуна. Хибари и Ямамото. Вместе. О боже.
Занавеска отодвигается. В комнату ленивой походкой входит Реборн. Он как всегда курит эти свои вонючие сигареты, не вынимая руку из кармана.
- А если и так, что ты будешь делать? – усмехается бывший аркобалено.
Тсуна снова протяжно вздыхает. Хоть он и Десятый, но он не хочет ничего решать. Он хочет в душ и спать.
- Наверное, ничего, - решается, наконец, Тсуна. – Они же мои друзья. И если они…и если им…ух…
Тсунаёши краснеет, не в силах произнести этого вслух. Ему не хочется обсуждать такие вещи с кем бы то ни было. Они его друзья, и если им хорошо, то ему всё равно.
- Чего только Гокудера взбеленился, не понятно, - тоскливо протягивает Тсуна, решаясь сменить тему.
Тсунаёши отчаянно зевает и потягивается. Ему всегда легче принимать решения, когда рядом Реборн. И пусть они уже давно видятся лишь урывками, пусть Тсуна уже пять лет как Босс, но ему так же хочется опереться на кого-то.
- Он просто завидует, - едва слышно хмыкает Реборн, привычным жестом туша сигарету в кружке с остывшим чаем. И добавляет, уже громче. – Я завтра снова уезжаю. Рано утром. Надеюсь, ты разберёшься к моему возвращению, глупый Тсуна.
Тсунаёши обиженно вскидывается, но видит, как Реборн улыбается ему, чуть насмешливо, чуть грустно. Он доверчиво подставляет пышную шевелюру под тонкие пальцы киллера, пахнущие табаком. Ему приятно это дурашливое ободрение.
Реборн тихо затворяет за собой дверь и мягко, по-кошачьи ступая, направляется в гостевую комнату. На его губах играет улыбка, но глаза холодные. В них нет ни капли радости, лишь злость и усталость.
Тсуна определённо был его лучшим учеником. Но он никогда не говорил ему об этом. Незачем. Не хотелось портить эту невинную, трогательную неуверенность в себе. Пусть уж лучше так, нуждается в нём, ждёт его возвращения и доверчиво заглядывает в глаза. Без этого было бы совсем тоскливо.
А тут ещё это всё. Не вовремя эти ребятки затеяли свою возню. Реборн, нащупывает в кармане монетку. Орел – идти спать, решка – пойти проведать Хибари. Чентизимо переворачивает в воздухе и аккуратно падает в центр ладони.
Сегодня в поместье Вонгола пахнет проблемами. Прислуга растерянно жмётся по углам и долго спорит, кто понесёт чай в зал заседаний.
Проигравший в камень-ножницы-бумага младший дворецкий, чуть ли не дрожа, стоит под дверью. А за ней…. тишина.
Судорожно сглотнув, он стучится и, не дожидаясь отклика, заходит. За столом семеро сильнейших – хранители колец Вонгола. Конечно, всех их в лицо знают все члены клана.
Десятый цепким взглядом провожает поднос с чаем. Свою чашку он опрокидывает сразу. Под взглядом Десятого хочется съежится. Неприятное ощущение, будто тебя видят насквозь.
- Спасибо, - негромко, но вполне от души, благодарит Тсуна, получив вторую чашку чая. Он неторопливо размешивает сахар, смотря куда-то в стол. Ему не хочется выносить сор из избы. И лишь когда дверь закрывается, обводит взглядом всех присутствующих.
Тсуна ещё ничего не понимает, скорее интуитивно догадывается. Он видит мельчайшие перемены в своих хранителях.
Он видит ярость Гокудеры. Сегодня хранитель урагана ещё с утра срывался на всех вокруг, напрочь забыв обо всех границах. Хаято демонстративно отсел от Ямамото, отказавшись ради этого даже от места по правую руку.
Он видит растерянность Рёохея. Хранитель солнца дважды встревал между Хаято и Ямамото, предотвращая возможные драки. Сасагава искренне недоумевал, кто наступил на хвост Гокудере, о чём он успел оповестить всех собравшихся.
Он видит смущение Ямамото. Тот явно чувствует себя не в своей тарелке. Хранитель дождя внимательно рассматривает разбитые костяшки на левой руке и как-то криво улыбается. Интересно, когда и с кем он успел подраться?
Он видит искреннее искрящееся веселье Мукуро. Он с таким откровенным злорадством пялится на Хибари, что Тсуна мысленно жалеет, что не рассадил их подальше друг от друга.
Он видит обычное для Ламбо недовольство и тоску. Он один здесь печалится лишь об одном – завтрак подадут только после окончания собрания.
А вот Хибари… Хибари выглядит усталым. Не безразлично-отрешённым как обычно, а каким-то потухшим. Он явно не следит за происходящим, поэтому Мукуро ещё и не получил стандартный пинок под столом с последующим спаррингом в саду. Кажется, Хибари не волнует вообще ничего из происходящего вокруг, а только лишь чентизимо, которую он вертит в руках.
Тсуна привычным жестом поправляет плащ и коротко бросает:
- Хаято, извинись перед Ямамото.
Гокудера вскидывается, но под взглядом Десятого как-то сникает. Хаято сжимает зубы так сильно, что слышно, как они скрипят.
- Я приношу свои извинения, Ямамото, - светским тоном произносит, наконец, Гокудера. Ярость в его глазах как-то сразу тухнет. Он умоляюще смотрит на Тсуну. И оживает, когда видит улыбку Десятого. Ему уже не хочется ничего выяснять и что-то предпринимать. Просто, пусть Десятый снова улыбается.
- Хах, проехали, - Ямамото смеётся, но глаз не поднимает. Наверное, боится, что Тсуна увидит там то, что он так старательно прячет.
- Это экстримально правильно! - орёт Рёохей, хлопая Мукуро по плечу. Собственно ему всё равно, кого ободряюще долбануть со всей дури. Сегодня не повезло хранителю тумана, который криво ухмыляется и потирает ушибленное плечо.
- Можно уже идти завтракать? – капризно протягивает Ламбо, нетерпеливо ёрзая.
Тсуна поднимается со своего кресла, что означает окончание собрания. Он уже совсем спокоен. Его интуиция молчит. Эти двое – чужие друг другу. Но вдруг замечает, как Хибари смотрит на Такеши. Короткий, беглый взгляд собственника. Когда-то давно Хибари смотрел так на свою единственную страсть в жизни - школу Намимори.
Полночи Тсуна ворочается с бока на бок, думая о том, что он должен сделать как босс. На этот счёт никаких инструкций или подсказок не найдёшь в анналах истории Вонголы. Он нервничает. В голове всё никак не укладывается - Такеши и Хибари-сан. Вместе. Возможно, прямо сейчас. Эти мысли не дают покоя. Сон совсем улетучивается.
На кухне обнаруживается Гокудера и почти пустая бутылка виски. Хаято давно оккупировал кухню, судя по столу, засыпанному окурками и вязкому облаку табачного дыма.
Гокудера улыбается Десятому как обычно – радостно, открыто. Но фальшиво, будто по памяти. Помнит, как нужно в общий чертах правильно улыбаться, но всё же ошибается.
- Иди спать, Хаято, - Тсуна убирает бутылку и принимается сгребать окурки ладонью. Он ничуть не колеблется, называя свою правую руку по имени. Тсуна знает, что только так можно быстрее всего образумить пьяного Гокудеру.
Но привычная программа опять даёт сбой. Гокудера морщится, когда слышит своё имя. Трясёт головой, будто избавляясь от наваждения.
На улице скрипят ворота. Тсуна специально приказал их не смазывать, так легче контролировать патрули.
- Хаято? - Тсуна колеблется. Хочется сделать всё правильно. Сегодняшнее утро изрядно напугало его. Ещё бы чуть-чуть, и всё рухнуло.
Гокудера с готовностью поднимает глаза и замирает, чуть подавшись вперёд. Он смотрит необычайно внимательно для пьяного.
- Не рассказывай никому о… Хибари и Ямамото, - просит Тсуна, смущённо улыбаясь. – А с прислугой я сам пообщаюсь. Не нужно нам всего этого. Пусть сами как-то разбираются. Хорошо?
Тсуна наливает себе чашку чая и идёт наверх, шлёпая босыми ногами по полу.
«Он снова забыл надеть тапочки», - вздыхает Хаято, поднимаясь из-за стола. Голова неприятно тяжёлая, кухня слегка вращается. Хочется курить, но сигареты кончились уже давно.
Его рука аккуратно накрывает то место, где лежала ладонь Тсуны. Надо же, такая маленькая.
Хочется курить. Нестерпимо болят глаза. Наверное, от табачного дыма.
Часть 3.
Ямамото сидел в темноте, привалившись спиной к двери, уже около получаса. Давно пробило полночь. И он уже почти устал представлять, как и что скажет Хибари, который постучится к нему в дверь. Как усмехнётся, не отводя взгляда. Как облокотится на косяк, не давая пройти.
Но прошёл час, потом другой. Ямамото сам не заметил, как перебрался с кровати к двери. В доме уже давно всё стихло, но он невольно продолжал вслушиваться. Ждал, хотя и убеждал себя, что просто бессонница навалилась.
В три часа из лёгкой дрёмы Ямамото вырвали сдавленные вопли в саду. Встрепенувшись, он прислушался. За окном кто-то "экстримально" проклинал комаров. Значит, сегодня Рёохей заступил на дежурство.
Три часа ночи. Ямамото всё же умудрился задремать прямо под дверью. И теперь уже стало понятно, что даже этой небольшой возможности отыграться Хибари его лишил. А ведь он имел на это полное право. Хотя бы на это. Жалкая попытка сохранить лицо и собрать крупицы гордости провалилась, столкнувшись с безразличием. Не перед кем притворяться. Некому что-то доказывать. Сам-то он прекрасно знает, что уж готов всё забыть. Лишь бы только пришёл, постучался, вернулся.
И хотя ещё вчера гордость требовала пойти и набить морду сначала Реборну, а потом и Кёе, и даже не шелохнулось сомнение. В тот момент он пришиб бы обоих. Но только лишь усмехнулся как обычно и ушёл. А перед глазами всё плыло от ярости – холодной, способной разрезать даже сталь. Ямамото боялся злиться до такой степени. Не нравился ему этот чужой человек, безжалостный убийца. Не хотелось, чтобы игра в мафиози стала реальностью.
Интуиция подвела Десятого. Ни с кем хранитель дождя не дрался. Просто в ярости разбил руку о стену. Боль отрезвила. Но перед глазами так и стоял Хибари в домашнем кимоно. И мерзкий запах сигарет Реборна.
Ночью Хибари не пришёл. На утро даже мельком не смотрел в его сторону. Весь день ловко игнорировал. Вот и вся любовь.
- Любооовь, хах, - Ямамото горько рассмеялся сам над собой.
Любовь она разве такая? Неужели заползает куда-то глубоко в душу, а потом внезапно хватает за сердце холодными, цепкими пальцами и сдавливает, пытливо заглядывая в глаза – больно ли?
Неужели она обжигает холодом, хотя минуту назад окутывала теплом. И застываешь, не вдохнуть, не выдохнуть. Замёрз изнутри.
Неужели сладкий привкус на губах, всего лишь обманка, за которой скрывали яд, который уже растёкся по венам.
Ах, если бы знать, какая она вообще. Может это и не любовь вовсе...
Под окном тихо переговаривались патрульные. Иногда хранители дежурили вместе с рядовыми бойцами. Тсуна считал, что это сплотит их ряды. Сегодня патрульным можно было только посочувствовать. Рёохей ненавидел праздно шататься вокруг дома, поэтому нередко устраивал мини-тренировки или даже спарринги. После нескольких таких "эсктримальных" дежурств среди охраны появилось выражение "Да что б тебе с Рёохеем в патруль идти".
Стоило, наверное, закрыть окно. Потому как громкие вопли под окнами не способствовали мирному сну. Но вставать было мучительно лень.
- Клянусь экстримом, это Хибёрд! - рявкнул Рёохей, перебудив, наверное, половину дома.
Под шиканье охранников и невнятные извинения Рёохея птица влетела в окно, сделала круг по комнате и опустилась к Ямамото на плечо. Перебирая короткими лапками, она вплотную подобралась к щеке и прижалась тёплым, пушистым тельцем.
- Та-ке-ши, - внятно произнёс Хибёрд, блестя умными чёрными глазами. - Такеши, бака.
- Хах, неужели у Хибари научился? - от неожиданности рассмеялся Ямамото. Но тут же закашлялся - гордо сдавило, заскребло что-то. Наверное, простудился на холодном полу. Ведь не может быть, что даже имя его произносить больно.
Хибёрд наклонял голову то влево, то вправо. А потом не выдержал и ущипнул Ямамото за ухо.
- Эй, - возмутился Ямамото, потирая покрасневшую мочку. - Да ты террорист похлеще Хибари. Защипаешь меня до смерти?
Хибёрд что-то неодобрительно просвистел и нетерпеливо завозился. Ямамото вздохнул, понимая, чего собственно от него ждут. Птица уже успела привыкнуть, что кормят её здесь. Не прогонять же Хибёрда только потому, что его хозяин козёл.
Да он уже и сам к этому привык. Птица забавно подбадривала его одобрительным мелодичным свистом, пока он рылся в ящиках в поисках пакетов с семечками.
Удивительно, сколько же месяцев всё это длится, что он успел обзавестись новыми привычками? Кажется, около трёх. Больше сотни похожих одна на другую ночей. Скрип двери, невесомые шаги, шелест одежды. Холодные пальцы на шее. И этот его шёпот, от которого по коже ползут мурашки.
Каждую ночь Хибари был другой. Неизменно властный и требовательный, но всё же другой. Иногда тихий и задумчивый, иногда нетерпеливый и страстный.
Ямамото даже не успевал удивляться тому, насколько Хибари менялся за дверями спальни.
Та невинная развратность, с которой он изгибался перед ним в экстазе, приводил Ямамото в трепет. Он ни разу не слышал, чтобы Хибари говорил, что и как хочет сегодня. Но его руки, всегда недвусмысленно давали понять, что Ямамото должен делать. Жестом, прикосновением. Эта молчаливая игра сводила с ума. И до дрожи в коленях пробирало, когда в самом конце, Хибари выдыхал ему в самое ухо "Такеши".
Хибари был неистощим на идеи и совершенно бесстыден. По началу Ямамото казалось, что их первый опыт был для них обоих в новинку. Но эта неутомимая напористость сбивала с толку. Хотелось спросить, но Ямамото не спрашивал. Не боялся, нет. Скорее не хотел узнать, что кто-то кроме него видел, как Хибари по-кошачьи выгибает спину. И многое другое, что он не хотел делить ни с кем. Например, как Хибари забавно засыпает, чинно сложив руки на груди. А посреди ночи, не просыпаясь, обязательно подползёт к нему, чтобы обнять.
Ведь секс далеко не самое главное для Ямамото. И если Хибари хотелось, чтобы всё было именно таким - диким, ярким, необузданным, то почему бы и нет.
Хибари установил правила с самого начала. Они постоянно молчали. Почти никогда не целовались. И никогда не менялись ролями. Хотя Ямамото и не был против этого. Это даже чуточку интересно. Страшно, но интересно. Как игра. А у любой игры есть правила.
И они его устраивали. Чёрт с ним с Реборном, мало ли что ему там показалось. Сейчас просто нужно, чтобы Хибари стукнул тихонько в дверь, скользнул тенью в комнату и, так же молча, как обычно, забрался в кровать.
Он сам всё испортил. Закатил какой-то бабский скандал у всех на глазах. Изводил себя ревностью на пустом месте, нарушая все мыслимые и немыслимые правила.
И тут ещё Хаято со своим бешеным итальянским темпераментом. Какая муха укусила его тощую задницу? Влез со своими странными претензиями как раз в тот момент, когда он пытался поговорить с Хибари.
Всё как-то одно к одному - неудачно.
- Сам ты, Хибари, дурак! - буркнул Ямамото, наблюдая, как семечки исчезают с его ладони. Шальная идея мелькнула в голове. - Эй, Хибёрд! Хочешь семечко? Ну-ка повтори - Хибари, дурак.
Птица подняла на него голову, покрутилась и снова принялась уплетать семечки.
- Ну что тебе стоит! Хибари, дурак! Ну давай же! - уговаривал Ямамото, подсыпая лакомство.
Но птица была глуха к уговорам, увещеваниям, просьбам. Через час Ямамото окончательно уверился, что на Хибёрде стоит какая-то система против вмешательств извне. Даже домашний питомиц у Хибари полон дисциплины. При мысли о нём всё веселье как-то улетучилось.
- Дурак ты, Хибари, - вздохнул Ямамото, обращаясь, видимо, к потолку. - Как тебя вообще можно любить? И я сам идиот, так как люблю идиота Хибари.
Птица схватила последнее семечко, взвилась в воздух и заголосила:
- Хибари, я люблю тебя.
- Ах, ну конечно! Это мы поняли и запомнили с первого раза! - возмутился Ямамото, ловя нахальную птицу. - И вообще, я такого не говорил!
В дверь постучали. Ямамото цыкнул на Хибёрда, который трепыхался и что-то пищал. Поглаживая жёлтую тушку, он встал с кровати. Ковёр скрадывал звук шагов. Ямамото любил ковры. До Хибари - за уют, после - за мягкий ворс, который не натирал колени.
- Ну вот мы кого-то разбудили, - улыбнулся Ямамото, распахивая дверь. - Извините-извините!
На пороге стоял Хибари. Натянутый как струна, в чёрном костюме, похожий больше на гробовщика, чем на мафиози. Да и лицо такое...будто только что с похорон.
- Хах, - от неожиданности Ямамото разжал руки. - Так вот кого мы разбудили.
Хибёрд вспорхнул на плечо настоящему хозяину, что-то приветливо чирикнул и притих.
В глаза смотреть сил нет. Страшно, боже, как же страшно. Никогда так не боялся, а тут вдруг...
Всё равно, что было. Главное, что будет. Главное, что пришёл.
Хибари такой упрямый. Он не из тех людей, кто делает первый шаг. Скорее упорно шагает назад, заставляя бежать за собой. Ну и пусть. Всё равно.
Ямамото улыбнулся куда-то в пол. Сделал шаг в сторону, освобождая дверной проём. Говорить не о чём. Всё уже забыто. Только входи.
Хотя говорить и не кем. В коридоре пусто.
-Хах,- Ямамото рассмеялся, немного удивлённо, но искренне. Ушёл. Как всегда молча и тихо.
Да, любовь она именно такая. Бьёт под дых и никогда не промахивается.
|
