 Фанфик «Эта... женщина?»
Шапка фанфика:
Название: Эта... женщина?
Автор: Дракон_Бейше
Фандом: Шерлок Холмс, А.К.Дойл
Персонажи/ Пейринг: Шерлок Холмс/Ирэн Адлер (?)
Жанр: слэш, драма
Рейтинг: R
Размер: мини
Содержание: Несколько часов перед рассветом...
Статус: закончен
Дисклеймеры: отказ от всех прав.
Размещение*: ссылку мне!
Текст фанфика:
1.
«- У вашего величества есть нечто еще более ценное для меня, - сказал Холмс.
- Вам стоит только указать.
- Эта фотография.
Король посмотрел на него с изумлением.
- Фотография Ирэн?! - воскликнул он. - Пожалуйста, если она вам нужна.
- Благодарю, ваше величество. В таком случае, с этим делом покончено. Имею честь пожелать вам всего лучшего.
Холмс поклонился и, не замечая руки, протянутой ему
королем, вместе со мной отправился домой.»
- Блестяще, Уотсон, как всегда блестяще. – Холмс перевернул последнюю страничку записной книжки доктора, в которую тот имел привычку, устоявшуюся годами, вносить в виде небольших зарисовок самые интересные истории из жизни великого сыщика. – Вы удивительный человек, дружище! Мало того, что вы отличный врач. На моих глазах вы выросли в значительного писателя! Вас можно сравнить, например, с господином По, и я сравнил бы не в пользу последнего…
- Полноте, Шерлок, - смущенно заговорил Уотсон, у которого даже уши порозовели от похвалы. – Я всего лишь ваш скромный биограф. Не было бы вас, не было бы и этих записок… а история Ирен Адлер – одна из самых ярких в вашей практике. Признайтесь, ведь все-таки вы были в нее немного влюблены?..
Друзья сидели, как часто бывало раньше, в дубовой гостиной на первом этаже, прячась от промозглого лондонского вечера в больших креслах перед уютным камином. Небольшой штоф виски, хрустальная пепельница и бокалы – да, все навевало воспоминания.
Холмс улыбнулся, раскуривая старую потертую трубочку. По гостиной поплыл ароматный дым хорошего вирджинского табака, определенно смешанного с чем-то еще.
Уотсон не ждал ответа на свой вопрос, так как задал его почти шутя; и очень удивился, когда Шерлок произнес негромко:
- А знаете, Джон… иногда я жалею об этом.
- О чем?.. о том, что были влюблены – или нет?..
Холмс сделал неопределенный жест трубкой.
- Теперь это уже не имеет никакого значения, Джон… вы знаете, что Ирен… умерла?
- Вот как… - Уотсон приподнялся с кресла, налил себе немного виски. – Давно?
- 17 октября прошлого года.
Несколько минут оба молчали.
- Жаль, - вымолвил наконец Уотсон, - все-таки она была потрясающей женщиной.
- О, да, - с каким-то нервным смешком ответил Холмс. – Впрочем, я никогда бы не променял свою жизнь на спокойный брак, вы же знаете меня, дорогой друг. Счастья наш союз не принес бы никому…
Он сильно затянулся трубкой, втянув щеки, так, что полумрак четко обрисовал лихорадочно горящие скулы. В темных глазах сыщика полыхали отблески пламени камина.
- Что-то вы хандрите сегодня, Холмс, не узнаю вас, - мягко сказал Уотсон.
- Издержки возраста, Джон, что поделать. Я ведь еще двадцать лет назад предупреждал вас, что стану склочным желчным стариканом. Пора задуматься о вечном, сменить профессию, бросить все к чертям собачьим! - Шерлок вновь стал прежним Шерлоком, улыбка заиграла на лице, и как будто не было этих нескольких минут слабости, которые он позволил себе лишь в присутствии старого верного товарища. – Пасека в Сассексе, помните?..
- Как же, конечно, - разулыбался в ответ Уотсон, - эта пасека для вас всегда была символом спокойной старости!..
Разговор перетек из непонятного, тревожащего русла во вполне обычное, и часа через полтора достопочтенный доктор медицины Джон Уотсон, эсквайр, покинул ставшую родной квартиру на Бейкер-стрит в умиротворенном расположении духа.
.. Проводив друга, Холмс некоторое время просто стоял посередине гостиной, докуривая трубку. На него надвигалось несвойственное его деятельной натуре уныние, и он ничего не мог с этим поделать. Уотсон, сам того не ведая, разбередил едва ли не самую большую рану в душе великого сыщика – человека, который почти никогда не следовал эмоциям, не проявлял простых слабостей, опираясь лишь на доводы рассудка.
2.
..Едва за Вильгельмом Готтсрейхом Сигизмундом фон Ормштейном, великим князем Кассель-Фельштейнским и наследственным королем Богемии, захлопнулась входная дверь, Холмс наскоро выпроводил и своего напарника.
Его охватило странное возбуждение, едва ли не до ощутимой дрожи в кончиках пальцев – волнение гончей перед хорошей охотой. Если бы Шерлок был собакой, то в нетерпении поскуливал бы и пританцовывал на месте. Однако, быстро переодеваясь и накладывая нехитрый грим, сыщик оставался верен себе, делая все крайне аккуратно и расчетливо. Терракотовые румяна на лицо, чтобы оно казалось обветренным и загорелым, кучерявые баки и небрежный наряд из потертого камзола, лоснящихся штанов и помятых сапог для верховой езды превратили молодого, аристократичного, холеного мужчину в разбитного грума неопределенного возраста. На всякий случай захватив с собой небольшую связку отмычек и несколько монет, Холмс покинул квартиру с черного хода.
Виллу, принадлежащую госпоже Адлер, он нашел быстро. Двухэтажное здание выходило фасадом на довольно пустынную улицу. Позади был разбит небольшой сад. Изысканная простота стиля свидетельствовала о том, что у хозяйки этого дома был отменный вкус. Так же чувствовалось стремление к уединению, что Холмс нашел совершенно естественным для певицы, уже заканчивающую свою карьеру. Ирэн блистала на ведущих сценах мира, но всему рано или поздно приходит свой финал. Вот уже пару лет она осела в Лондоне и выезжала всего лишь несколько раз в месяц. Шантаж фон Ормштейна – финансово выгодное для нее дело…
В доме, тем временем, не зажигали свет, не происходило той обычной вечерней суеты, что присуща вечерам высшего общества. Не подъезжали гости; не было видно и слышно прислуги. Лишь один мрачный сторож подметал листья в небольшом садике за домом. Он же чуть позже запер калитку, выводящую на улицу, и ушел к пристройкам – очевидно, к конюшням, - даже не выпустив собаку. Поразительная беспечность. Похоже, дома никого не было.
И Холмс решился. Весь первоначальный план полетел ко всем чертям. На ходу выдумывая новый, Шерлок осторожно, чтобы никто не заметил, двинулся по улице, обогнул виллу справа – судя по тому, что ему удалось заметить в высоких окнах, здесь располагалась гостиная, - и исчез примерно там же, где до этого и сторож.
Внутри было тихо. Подозрительно, неправильно тихо. Не могла же вся прислуга собраться в каморке при конюшне, празднуя кого-то из челяди! Наверняка должна была остаться какая-нибудь горничная или экономка. Холмс ругал себя мысленно последними словами, но неумолимая страсть охотника и упрямство гнали его вперед. Пожалуй, это был самый безрассудный поступок в его жизни, и логического объяснения Шерлок найти ему не мог.
Как он и предполагал, на первом этаже оказалась гостиная. Стараясь не задеть ни одного предмета меблировки, Холмс на цыпочках передвигался по дому. Большие часы укоризненно цыкали на него со стены. Впереди была лестница на второй этаж, с одиннадцатью неизвестными ступеньками. Свою-то лесенку на Бейкер-стрит Холмс знал как свои пять пальцев и даже провел показательный урок для доктора. А здесь пришлось нащупывать каждую досочку носком, затем слегка нажимать на нее, прислушиваясь к предательскому потрескиванию – и если все было в порядке, уже вставать полной ступней, тем не менее придерживаясь за перила и стараясь не налегать всем весом.
Преодолев лестницу, Шерлок остановился, чтобы перевести дух – сердце прыгало от переизбытка адреналина. В любой момент мог войти кто угодно, включая саму хозяйку, и тогда – пиши пропало, остается надеяться лишь на свою смекалку и быстрые ноги. Азарт раззадоривал Холмса, заглушая здравый смысл.
На втором этаже было еще тише. В коридор выходили несколько дверей, все были наглухо закрыты. Холмсу предстояло исследовать их, одну за другой, аккуратно проворачивая незапертые ручки, предварительно набросив на них шейный платок. Ему повезло – уже третья дверь открыла взору маленький, чрезвычайно уютный будуар. Справа у стены возвышалась роскошная кровать, небрежно застеленная тяжелым бархатным покрывалом с кистями. Пол был полностью застлан коврами; везде стояли милые безделушки, которые так любят женщины – статуэтки, шкатулочки, изящное бюро с сафьяновой обивкой, - и ни малейшего намека на тайник, где могла бы быть спрятана злополучная фотография. Тихо тлел камин. Воздух будуара был пропитан индийскими благовониями, сладко-мускусным сандалом и пачули. Сыщик невольно перевел дух и распустил верхние пуговицы рубашки.
- Доброй ночи, мистер Холмс, - прозвучал негромкий, удивительно глубокий, низковатый женский голос.
3.
Фотографии в газетах безбожно лгали.
Ирэн Адлер была умопомрачительно, невероятно, неописуемо красива.
Темно-рыжие, отливающие тяжелой медью в неверном отсвете свечи волосы крупными локонами обрамляли бледное лицо. Кожа казалась фарфорово-белой, полупрозрачной; губы, сложенные в довольно язвительную улыбку, цвели спелыми вишнями. Серые глаза, окаймленные угольными ресницами, смотрели смело и с вызовом. Соболиные брови вразлет были чуть приподняты, придавая лицу, вкупе с дерзко поднятым подбородком, общее выражение насмешливой строгости.
Она была не высокого роста, вряд ли больше пяти с половиной футов1, хрупкого телосложения, задрапированная в богато расшитый золотом китайский халат черного шелка. Под халатом, судя по всему, не было ничего, кроме шелковых же шальвар.
В Ирэн чувствовалась та дикая, не знающая преград сила, которая из века в век заставляла мужчин безрассудно бросать таким созданиям под ноги короны и жизни. Если бы Шерлок верил в переселение душ, то почел бы, что перед ним стоит сама Жанна Д-Арк.
Это было тем более ошеломительно, потому что певица не была женщиной.
Холмсу впервые отказал его острый язык. Он молчал, пожирая глазами неземное существо, возникшее словно из ниоткуда. Лишь слабое колыхание свечи и легкое шуршание занавески указывало на то, что в будуаре существовала вторая, потайная дверь.
- Вижу, вы в замешательстве, господин великий сыщик, - с непередаваемой иронией произнесла… произнес… черт бы его подрал!... – Я ждала вас. Думаю, у нас друг к другу много вопросов, а до рассвета осталось всего несколько часов. Предлагаю присесть и обсудить сложившуюся ситуацию… Не волнуйтесь, в доме действительно никого нет. Слуг я отпустила, сама как будто бы уехала, а мой жених уверен, что я сегодня засиделась в карты у графини Кранберри.
- Ваш… жених? – хрипло спросил Холмс, сглотнув.
- Женщине моих лет и профессии важно найти хорошую партию, чтобы достойно прожить остаток жизни, - пожала плечами Ирэн. – Мой жених… как, впрочем, и все предыдущие мои любовники, отлично осведомлены о… некоторых особенностях… вы понимаете, о чем я. Ну, не стойте же столбом, садитесь. Я сейчас сварю кофе и уверяю вас, он будет даже без стрихнина.
Она поставила свечу на каминную полку, ловко поворошила угли, пробуждая огонь к жизни. Движения Ирэн были по-женски мягки и по-мужски уверенны. У Шерлока шла кругом голова от запахов благовоний, духоты и близости этого странного создания. Он почти упал в предложенное кресло, крепко стиснув пальцы на подлокотниках, будто принимая пытку у дантиста. Очаровательно улыбнувшись, Ирэн вышла в потайную дверь, но не закрыла ее, и Холмсу отлично были слышны звуки разогреваемой плитки, звяканье турки и чашек о поднос. Через несколько минут певица вернулась с серебряным подносиком в руках, на котором стояли две маленькие чашечки кофе, сахарница и кувшинчик сливок. По будуару поплыл кофейный аромат, прочищая мозги. Тем временем Ирэн достала еще пепельницу и небольшой портсигар, больше похожий на круглую пудреницу.
- Можете курить, если хотите, мистер Холмс… или, может быть, кокаину? У меня чистейший, гонконгский. Одно время я выступала в императорском китайском театре… - говоря это, Ирэн открыла портсигар. В нем была щедрая кучка белого порошка и тонкие папиросные бумажки, разрезанные надвое. Отточенными движениями певица выложила пару «дорожек» прямо на подносике, скрутила трубочку из папируса и быстро вдохнула одну порцию кокса.
Шерлок по-прежнему молчал, изучая ее лицо, фигуру, манеру речи. Словно какой-то бес лишил его возможности не то что говорить – даже двигаться.
Глаза Ирэн затуманились, щеки слегка порозовели. Она откинулась в кресле напротив Холмса и, заложив ногу за ногу, продолжила.
- Вижу, вы не настроены сегодня беседовать. Тогда я расскажу вам. Расскажу всю правду, которой никто не знает, кроме меня самой… и тогда уже вы сами решите, выполнять ли вам заказ этого животного, фон Орштейна, или нет.
- Браво, госпожа Адлер, - негромко выдавил Шерлок. – если бы вы занялись частным сыском, то составили бы мне успешную конкуренцию.
- Если бы я занялась частным сыском, у меня не было бы конкурентов, - усмехнулась Ирэн. – Догадаться, что вы посетите меня, было несложно. Весь мир знает, что в Лондоне живет великая ищейка Шерлок Холмс. И вдруг, в аккурат накануне свадьбы, здесь же появляется Вилли, хотя его место – подле своей непорочной невесты. Что ему нужно? Разумеется, те компрометирующие фотографии, которые я храню. Он пытался их выкрасть бессчетное количество раз, но умишка не хватало. Что же ему остается? Прибегнуть к помощи лучшего ума. Это просто, как сложить два и два. Вы же предпочитаете два способа решения задач: либо под наркотиками на Бейкер-стрит, либо лично участвуя в спектакле. Да, да, мистер Холмс, не отрицайте! Вы такой же артист, как и я. Вам это льстит, щекочет самолюбие. Именно поэтому вы пришли сюда один. Я знала, что так будет… знала.
- Прекрасное выступление, госпожа Адлер, - проговорил Шерлок, раскуривая трубку. Его начало потихоньку отпускать. - Однако, как вы сами соизволили заметить, у нас мало времени. Жду вразумительных объяснений, почему я должен отказаться от дела короля.
- Придется вам выслушать еще один длинный рассказ, иначе вы не поймете. – Певица отпила немного кофе. – Как вы догадываетесь, мое настоящее имя вовсе не Ирэн Адлер. Эммерих Золтан, Имре Золтан– вот как я записан в церковной метрической книге. Средний сын Карла Золтана и Эдель Шварц, портного и швеи из маленького австро-венгерского городишки. С такой родословной в приличном обществе делать нечего!.. Родители работали с утра до вечера, я в основном был предоставлен сам себе. Мне нравилось ходить в церковь, учиться в приходской школе, слушать пение хора. Постепенно я стал петь тоже. Господь Бог наградил меня редким голосом, который не сломался, когда я был подростком, и не требовал… определенного хирургического вмешательства, как это делали в средние века, чтобы сохранить мальчикам их ангельские голоса. Беда таилась в другом – я никогда не желал женщин, более того, всегда мечтал превратиться в женщину сам… и я сделал все, чтобы осуществить свою мечту. Опущу подробности тех трудных лет… в итоге, на свет появилась Ирэн Адлер. Фаворитка королевских дворов и прима оперы… - Имре грустно улыбнулся, пристально глядя на Холмса. – Мои бедные родители всерьез думают, что похоронили меня на пожаре.
- Вы давно познакомились с Фон Ормштейном? – спросил Шерлок, в сотый раз за сегодняшний вечер давший себе слово ничему не удивляться.
- Почти три года. – Прекрасное лицо помрачнело. – Вилли ворвался в мою жизнь ураганом, сметая все на своем пути. Он не знает слова «нет», не понимает отказа. Он лишь берет то, что считает нужным взять, и ломает, если игрушка надоела…
Вопреки здравому смыслу, перед глазами Холмса вдруг возникла бесстыдная, жаркая картина: огромный, неимоверно сильный, король сжимает в объятиях хрупкую диву, почти душа, покрывая ее - о Господи, какое «ее»?! – ЕГО! – тело жадными поцелуями. Картинка была столь явственной, что у Шерлока зашумело в ушах.
- Когда обман раскрылся, ярости Вилли не было предела. Мы встретились в его загородном доме, и я был полностью в его власти. Он очень сильно избил меня и подверг насилию… - Имре запнулся, ему было тяжело говорить. – После чего мне пришлось на полтора месяца отменить гастроли, сославшись на то, что якобы я упал с лошади. Боже! Сколько раз мне приходилось врать газетчикам, импресарио, знакомым!.. – он на минуту закрыл лицо руками, но справился с собой и продолжил. – В те минуты, когда на Вилли находило буйство, от не ведал пощады ни к кому. Но когда остывал… он был самым лучшим. Заботливым, нежным, внимательным… Я любил его. Это была какая-то болезненная зависимость нас друг от друга. Но она прошла… после того, как я в очередной раз оказался почти на том свете. Мне пришлось бежать от него инкогнито, иначе было никак. Все, что я прихватил с собой – были эти две фотографии и немного денег. Письма все оставались у него. Я спрятался в России, жил там около года. Там меня знали как учителя музыки у графа Ростопчина… потом я узнал, что Вилли вроде бы успокоился, прекратил мои поиски. И решил триумфально вернуть Ирэн на сцену…
Холмс кивнул. Он помнил это возвращение – о нем трубили все газеты в Европе и Британии.
- Он больше не совался ко мне сам, лишь подсылал своих шпионов. Это было… - Имре по-женски зябко повел плечами, - так омерзительно: возвратившись домой, находить свои вещи перевернутыми, понимать, что тебя обыскивали. Знаете… если бы он пришел с раскаянием, то я, скорее всего, отдал бы ему эти несчастные снимки. Но теперь – я хочу мести.
Он поднялся из кресла одним движением, гибкий как пантера, и Холмс впервые задумался, по зубам ли ему окажется этот противник. Имре отошел к окну, и долго молчал, смотря в черноту опустившейся на сад ночи. Когда он заговорил, в голосе его слышалась плохо сдерживаемая ярость.
- Я хочу, чтобы он испытал те же чувства, что и я. Страх разоблачения, унижение, боль, манию преследования. Только тогда я смогу считать себя отмщенным.
- Послушайте, Ирэн… Имре… вы же сами встали на этот путь! Неужели вы никогда не задумывались о возможных последствиях вашего флирта? Вас могли убить не один раз, опозорить на весь свет, - Шерлок понимал, что говорит что-то не то, но остановиться уже не мог.
- Да! – почти радостно воскликнул Имре, оборачиваясь к нему. – Да. Весь мир – театр, и люди в нем –актеры. Я рисковал. Но я никому не желал и не причинял зла! Или вы оправдываете Ормштейна?
- Вашим невинным розыгрышем вы поставили под удар честь главы одного из могущественнейших королевств Восточной Европы, его гнев неудивителен.
- Своим поведением он поставил себя еще ниже.
- Итак, вы не отдадите добровольно фотографию, - скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес Холмс.
Имре вновь улыбнулся своей чарующей улыбкой.
-Еще несколько минут назад у вас была возможность просто попросить меня об этом и получить желаемое. Впрочем… возможность остается и сейчас. Другой вопрос, согласитесь ли вы на мое предложение или нет.
4.
Блеклый луч холодного осеннего солнца пробивался в щель между тяжелых набивных занавесей. Казалось, он был прохладным на ощупь, безжалостным клинком, вспоровшим остывающий рассвет.
Шерлок прищурил глаза, чтобы получше осмотреться.
Певец не соврал. Кокаин, действительно, был отменный. Иначе чем еще можно было объяснить присутствие великого сыщика в его огромной постели, недвусмысленно обнаженного, обнимающего такое же обнаженное тело рядом.
Добравшись до разметанных по подушкам волос, солнечный луч вызолотил отдельные пряди, словно рисуя нимб над головой спящего Имре. Затем скользнул на кожу, предательски указывая на легкие бежевые веснушки…лежащий впол-оборота к Холмсу, Золтан выглядел святым младенцем, хотя в прошедшую ночь, скорее, походил на демона-искусителя.
Холмса окатила волна стыда и …желания. Воспоминания завертелись в голове ярким калейдоскопом.
..Имре берет его за руку, окуная кончики пальцев в белый порошок, и затем чувственно слизывает кокс. Имре встает перед ним на колени, уверенно, но осторожно расправляясь с завязками и застежками. Темно-рыжие локоны такие густые, их хочется сгрести пятерней, потянуть вверх… плоть обжигают умелые губы, онемевшие от наркотика – пытка бесконечна…
- Нidd el, meg tudom csinálni az összes… - Холмсу кажется, или он понимает этот странный язык?
Дива тянет его за собой на ложе. Смотрит расширенными зрачками, не спеша снимает с себя китайские тряпки. Это колдовство, вызывающее помутнение рассудка. Медленный яд, расползающийся в крови. Горячечный бред, морок, наваждение, - то, во что Шерлок не верил прежде и не поверит больше никогда, потому что это всего лишь несколько часов до рассвета…
- Если вы уйдете не попрощавшись, я не обижусь, - тихо произнес Имре, не открывая глаз. – Конверт на каминной полке.
Холмс медленно провел ладонью по его плечу к шее, пальцами лаская ключицу.
- Шерлок… - ему послышалось, или в интонациях Имре действительно была мольба?.. – Уезжайте прямо сейчас. Наше время вышло, Шерлок. Да его и не было никогда… - певец открыл глаза, и на мгновение Холмсу показалось, будто этот взгляд вобрал в себя холодное солнце. – В двенадцать часов я выхожу замуж за Годфри Нортона.
Он развернул Имре к себе, налег сверху, не давая тому ни малейшей возможности вырваться, - запоминая каждый изгиб тела, запах благовоний, исходящих от кожи. Имре таял под ним, перебирая коротко остриженные темные волосы, целуя и что-то шепча, опять путая английские слова со своим языком.
-Еlmegy , уходите немедленно, прошу вас, Шерлок, нельзя…nem, нельзя.
Холмс стиснул зубы, отрывая себя от этого странного создания, оставляя его распростертым на скомканной белоснежной постели. Золтан лежал абсолютно неподвижно, только взглядом следя за Шерлоком.
Чтобы как-то разрушить убийственную тишину, Холмс заговорил, с каждым словом вновь обретая уверенность в себе.
- Сейчас я покину ваш дом тем же путем, что и проник в него. Но сразу я не уйду. Потрусь на конюшне, узнаю о вас… разные подробности. Фотографию я заберу и сожгу. Сегодня вечером, около семи, будьте готовы к неожиданным визитам. Положите в тайник в гостиной второе фото, там, где вы один… одна. Ничего не бойтесь. Он больше не причинит вам зла.
Холмс не смотрел в сторону Имре. В голове он уже просчитывал возможные варианты решения этого дела, попутно проклиная себя за свою слабость.
Чертовы пуговицы на штанах никак не застегивались.
- Я верю вам, мистер Холмс, - услышал он снова обволакивающий, волшебный голос. – Позвольте сделать вам прощальный подарок.
- Не сто…. – Шерлок повернулся к Имре, боясь встретиться с ним взглядом, но певец уже сидел на постели боком к Холмсу, и глаза его были закрыты.
Как будто из воздуха, из этого бледного осеннего воздуха, пробравшегося в уютный будуар, соткались первые ноты. Холмс услышал их чем-то глубоко внутри себя, и лишь спустя несколько секунд роскошное грудное контральто окутало помещение мягким, слегка вибрирующим звуком.
Зима пройдёт и весна промелькнёт,
И весна промелькнёт;
Увянут все цветы, снегом их занесёт,
Снегом их занесёт...
И ты ко мне вернёшься - мне сердце говорит,
Мне сердце говорит,
Тебе верна останусь, тобой лишь буду жить,
Тобой лишь буду жить...
Ко мне ты вернёшься, полюбишь ты меня,
Полюбишь ты меня;
От бед и от несчастий тебя укрою я,
Тебя укрою я.
И если никогда мы не встретимся с тобой,
Не встретимся с тобой;
То всё ж любить я буду тебя, милый мой,
Тебя, милый мой...
Имре Золтан действительно был великой певицей Ирэн Адлер. Той, о которой Холмс вспоминал потом не иначе, как об «Этой Женщине».
|
