Глава 2.
Только для наших глаз.
…Тогда в тебе рождается испуг,
Все падает, все рушится вокруг.
И говоришь ты сердцу:
- Пропадёшь!
А сердце отвечает:
- Ну и что ж!
Ю.В. Друнина
Уилсон сидел в машине возле дома Хауса и ждал возвращения друга. Вчерашнее беспокойство Кадди переселилось в него и свило в нем уютнейшее гнездышко. Увидев стремительно приближающийся мотоцикл Хауса в конце улицы, Джеймс подумал о необходимости повременить и не покидать машину тотчас же, как Грег окажется возле дверей своего дома. Нужно понаблюдать за ним хотя бы минуту, решил Уилсон.
Хаус не заметил машины Уилсона, он был всецело во власти отличного настроения. Едва он снял шлем, Джеймс на пару мгновений заподозрил свои глаза в беспощадном обмане. Хаус выглядел настолько счастливым, что либо это не Хаус, либо, что вероятнее, Уилсон стареет, и у него серьезные проблемы со зрением. Открыв дверь автомобиля, Джеймс услышал, что Грег напевает какую-то популярную романтическую песенку. Слух, по-видимому, тоже подводит, ведь Хаус презирает массовую поп-культуру.
Продолжая напевать, Хаус открыл дверь квартиры ключом и прошел внутрь. Уилсон последовал за ним.
- Хаус! – окликнул он друга.
- Привет! – на миг оглянувшись, отозвался Грег. – Ты почему все еще не на работе? Думаешь, если мамочка собирается на конференцию, она не заметит, что ее любимый отличник прогулял школу?
- Я только хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
- Убедился?
- Ты не хочешь рассказать, почему ты сияешь и поёшь? – не отставал Джеймс.
- Я, должно быть, перегрелся на солнце.
- Утреннее солнце не очень-то греет, - напомнил Уилсон.
- А я и не заметил, что все еще утро, - усаживаясь на диван и вытягивая ноги вдоль его спинки, сказал Хаус. – Как же тянется время!
- Свидание было впечатляющим?
Хаус пару мгновений внимательно смотрел на Уилсона и колебался, нужно ли сказать правду. О том, с кем он был и, главное, КАК все было. Он не понимал своих сомнений, не понимал одолевающего желания скрыть их с Кадди тайну от всех любопытных глаз, даже если это чуткие и одобряющие глаза его лучшего друга. Но тайна соединяет его и Кадди, любой посвященный в тайну окажется стоящим между ними, обрывающим тонкие незримые нити их связи. А эти нити и без того до предела натянуты, и он, возможно, напрасно тешит себя надеждой, что есть еще шанс всё повторить.
- Да, ночь была потрясающей, - сообщил Хаус Уилсону. – Секс с этой женщиной превзошел мои самые изощренные фантазии.
- И ты собираешься с ней встречаться?
- Нет, это невозможно. Она не из тех, с кем можно встречаться.
- Но, Хаус, - горячо возразил Уилсон, - если ты с ней счастлив, то, кем бы она ни была…
- Уилсон, забудь, - потребовал Хаус. – Есть женщины, с которыми можно стать счастливым только раз, продолжение непременно испортит первое впечатление.
Уилсон не решился продолжить спор. Помолчав немного, он осторожно спросил:
- Тебе не кажется, что Кадди странно ведет себя в последнее время?
- Я вообще не помню ни одного дня, чтобы она не вела себя странно. Вот когда она заявится на работу и скажет «Я выхожу замуж за Уилсона!», это будет уже совсем странное поведение. Возможно, тогда ей даже потребуется моя профессиональная помощь.
- С тобой ни о чем невозможно серьезно поговорить, - вздохнув, сделал вывод Джеймс.
- Да, я несерьезен, - согласился Хаус. - Хочешь серьезных разговоров, иди к своим пациентам. Плачь вместе с ними, вытирай им слезы.
- Хаус, - угрожающе проговорил Уилсон, - когда-нибудь я… я… увижу тебя грустным и пройду мимо!
И Джеймс направился к выходу из квартиры.
- Для этого тебе надо заново родиться! – насмешливо крикнул ему вдогонку Хаус. – И желательно женщиной!
Уилсон окончательно ушел, а Хаус, словно в праздничную суматоху, погрузился в воспоминания о прошедшей ночи. Воспоминания, вопреки его воле, смешивались с фантазиями, и вот уже унылые стены его квартиры исчезли, а перед ним до самого горизонта раскинулось море. Волны цвета его глаз бережно ласкают обнаженную спину Кадди, темно-зеленый купальник сексуально подчеркивает форму ее груди. А она, по пояс в воде, улыбается самой соблазнительной улыбкой и протягивает к нему руки. Хаус, в синих плавках яркой гавайской расцветки, не решается шагнуть дальше прибрежной полосы прибоя. Она продолжает манить, движение губ складывается в слова «иди ко мне», но, едва он делает шаг к ней, она на шаг отступает вглубь моря. Еще шаг вперед, она еще дальше, но глаза сияют еще соблазнительнее и обещают намного больше, чем он способен нафантазировать.
- Кадди, - прошептал Хаус, слегка растягивая гласные и наслаждаясь приятным звучанием имени. Ему нужно покорить ее, навсегда присвоить, стать ей дороже самой жизни, не говоря уже о тех благопристойных глупостях, которыми она увлеченно забивает свою голову. Полное присвоение им Кадди могло состояться намного раньше и не произошло только в силу недоразумения.
*****
Утомленные глаза Кадди медленно закрылись сами собой. Она лежала в спальне своего дома на кровати и не находила в себе сил снять халат и забраться под одеяло. Бурный день наконец-то завершился, тяжелый многочасовой перелет остался позади, она жива, здорова и может позволить себе такую притягательную роскошь, как длительный сон. Хаус, обаятельнейший из мерзавцев, сегодня почти заставил ее поверить, что она умирает. Так рано и так нелепо. В воздушном пространстве между небом и землей.
Непослушные губы всецело покорились преображающей улыбке, едва Кадди подумала о Хаусе. Дрема отступила, и ей вспомнились нежные прикосновения Хауса при медицинском осмотре всего несколько часов назад. «Думать о нем – это последнее, чем я должна заниматься» - промелькнуло в голове Лизы. Но, едва она отогнала первые, робкие воспоминания о Греге, как нахлынули новые, еще более пленительные и всепоглощающие. Воспоминания о проведенной с ним ночи. Кадди почувствовала себя командующим осажденной крепостью, только что вздернувшим вражеских лазутчиков на стенах неприступной цитадели. Но мстить за погибших собратьев явилась не горстка отчаянных храбрецов, а прекрасно вооруженная армия, передвигающая немыслимое количество тяжелых артиллерийских орудий.
От полного погружения в малоприятную метафору Кадди отвлек телефонный звонок. Она протянула руку к прикроватной тумбочке, сняла трубку.
- Нам нужно поговорить, - сказал Хаус.
- Завтра в моем кабинете в восемь утра, - строго ответила Кадди. – Опоздаешь хотя бы на минуту, разговор не состоится.
- Это очень срочный разговор. Я сейчас приеду к тебе.
- Хаус, я устала. Поговорим завтра.
- Завтра будет слишком поздно.
- Я знаю, что мне не понравится ответ, но почему?
- Мы так и не обсудили условия моего молчания, - в каждом слове Хауса Кадди слышалась уничтожающая издевка. – И если не обсудим сегодня, завтра интересную сплетню будут мусолить даже покойники в больничном морге.
«О, пропади оно все, провались в преисподнюю», - выругалась про себя Кадди. Вот что бывает, если потерять голову. Секс с Хаусом был потрясающим, но расплата, которою угрожает этот безумец, слишком велика.
- Обещаю, мы только поговорим, - сказал Хаус, слегка растерявшись из-за ее молчания.
- Поклянись, - тотчас потребовала Кадди, - поклянись тем, что для тебя свято. Если такое есть.
- Сколько же в тебе предубеждений против меня! – пожаловался Грег. – Нет, я не буду клясться. Моего обещания вполне достаточно. Тем более, сейчас ты в моей власти, а не наоборот.
- Хорошо, приезжай, - согласилась Кадди и повесила трубку. В сознании воцарился абсолютный беспорядок. Пытаясь вернуть себе трезвомыслие, Кадди подошла к шкафу с одеждой, открыла его и стала думать, в каком наряде она будет наименее привлекательной для Хауса. Что бы он ни обещал, какие бы усилия она не прикладывала для удерживания его на расстоянии, лучше все же его не провоцировать. Возможно, старый спортивный костюм наиболее подходящая одежда.
«Лиз, ты совсем не соображаешь, - упрекнула она себя чуть позже, рассматривая свое отражение в зеркале. – Ты устала, перенервничала и больше всего хочешь спать. Нужно было пригрозить ему увольнением в случае неспособности держать язык за зубами. Но ты черт знает о чем думаешь, поэтому он сейчас придет, будет издеваться, насмешничать, вытягивать из тебя последние силы. Придумай что-нибудь, чтобы выпроводить его побыстрее».
Но все замирало внутри в последние минуты ожидания, от живота волнующее тепло распространялось по всему телу, одурманивая рассудок, усыпляя силу воли. Скоро она увидит Грега, он побудет рядом какое-то время, будет смотреть на нее и всё прочее утратит значение хотя бы на пару мгновений.
Хаус принес в ее дом свежесть вечерней прохлады и легкую сырость робко моросящего дождя. Кадди пропустила его в прихожую и он, опираясь на трость и прихрамывая, подошел к порогу гостиной. Здесь он остановился, прислонился к левой части дверного косяка, заполнил собой половину прохода. Она напрасно надеялась показаться ему непривлекательной в спортивном костюме. Он явно был доволен, что видит ее в иной, не повседневной одежде. Бесенята в его голубых глазах исполняли ритуальный танец, когда Хаус спросил:
- Собралась на вечернюю пробежку? А говорила, что устала.
- Я на самом деле очень устала, Хаус, - отмела его подозрения в обмане Кадди. – Поэтому давай покороче обсудим твои условия и…
Говоря эти слова, Кадди попыталась пройти мимо Хауса в гостиную. Поскольку он стоял на пороге и дальше идти не собирался, на короткое мгновение она оказалась стоящей вплотную к нему. Хаус незамедлительно воспользовался ситуацией, со всей возможной силой прижал Кадди к себе, начал целовать ее упрямые губы, на которых всевозможные упреки замерли лишь от его неожиданного натиска. И снова, забыв обо всем, она распахнулась ему навстречу, соединила обе руки позади его шеи, с наслаждением сама углубила поцелуй и вместе с ним умело растягивала удовольствие.
О беспощадное небо! За что ей вся эта мешанина нестерпимых мук и невероятного блаженства? Почему именно Хаус? Почему только он столь потрясающе целуется, словно учился на курсах «как доставить максимальное удовольствие Лизе Кадди» и завершил их с отличием. Более неподходящего для Лизы человека нет во всей вселенной, но она целуется с ним, не может от него оторваться, испытывает непреодолимое желание отдаться ему прямо здесь, на пороге гостиной.
Очевидное безумство последнего желания пробудило рассудок Кадди и, оборвав поцелуй, она с мягким укором напомнила Хаусу:
- Ты же обещал!
- Я обещал, что мы поговорим, - неохотно выпуская ее из объятий и проходя в гостиную, сказал Хаус. – Но я не обещал приспособиться к твоему неразборчивому диалекту. Я собирался разговаривать с тобой на языке твоего тела, простом и ясном. Ну и, - он широко улыбнулся, - именно этим мы сейчас занимались.
Кадди укоризненно покачала головой и, видя, что Грег уже вытянул ноги в ее любимом кресле, села на диван напротив него.
- Сколько бы ты ни увлекался казуистикой, - заявила Кадди, - нам все же необходимо поговорить. И все решить раз и навсегда.
- Видишь ли, - ухмыльнулся Грег, - слова не могут предложить верного и окончательного решения. Мы можем договориться о чем угодно, но твое тело по-прежнему будет изводить тебя требованием «хочу Хауса!». А игнорирование этих потребностей равносильно самоуничтожению.
- Ты ошибаешься, я не хочу тебя, - попыталась возразить Лиза.
- Ты можешь обманывать себя, но мне слишком хорошо известно другое.
- Если я перестала контролировать себя той ночью, это еще не значит…
- Кадди, давай не будем отрицать очевидное. Мы оба сходим с ума от желания и если продолжим загонять его глубоко внутрь, оно способно создать нам множество таких проблем, в сравнении с которыми моя угроза разболтать обо всем – просто детская забава.
- Хаус, неужели ты не понимаешь, насколько все сложно? Я – твой начальник, и я должна оставаться в границах разумного. Любой ценой.
- Покажи мне твою должностную инструкцию, - потребовал Хаус. – Я хочу своими глазами увидеть, что в ней написано «категорически запрещается спать с Грегом Хаусом».
- Конечно, конкретно про тебя там ничего не сказано, - улыбнулась Кадди. - Но вполне ясно и определенно говорится о недопустимости интимных отношений с подчиненными.
- Я прошу у тебя совсем другую инструкцию. Такую, у которой значительно больше прав распоряжаться твоей личной жизнью. И хотя обычно я такой инструкцией пренебрегаю, в отношении тебя она могла бы сработать.
- Я тебя не понимаю, - призналась Кадди.
- Речь идет о должностной инструкции из небесной канцелярии с печатью Его Всемогущества Господа Бога, - пояснил Хаус и тотчас весело рассмеялся ее недоумению и растерянности.
- Хаус, если ты хотел меня разозлить, - устало произнесла Кадди, - то тебе почти удалось.
- Я всего лишь пытаюсь быть приятным собеседником, - ответил Хаус. – Это ты настаивала на разговоре, далеком от диалога на языке нашего полного взаимопонимания.
- Уже поздно, - поднимаясь с дивана, заметила Лиза. – Тебе пора домой. Сегодня мы уже наверняка ни о чем не договоримся.
- Отчего же, - не согласился Грег, придерживая больную ногу рукой и вставая с кресла. Он подошел к ней очень близко, и смеющиеся чертенята в глубине его глаз закружили ее в изумительном огневом хороводе. Кадди почувствовала, что пол резко уходит из-под ног, сильные руки Хауса подхватывают ее и укладывают на что-то мягкое. Дальнейшее еще долгое время она помнила крайне смутно и лишь с помощью житейской логики ухитрялась восстановить некоторые обрывки воспоминаний.
Расстегивая спортивную куртку Лизы, освобождая ее горячее тело из футболки, брюк и чрезвычайно сексуального красного нижнего белья, Грег понимал, что Кадди абсолютно не в себе. Он не вправе воспользоваться ее состоянием, но уйти также не вправе, потому что сам в значительной мере способствовал почти полному отключению ее сознания. Она сейчас более всего напоминала сомнамбулу, и, после минутного колебания, Хаус решил расширить границы своего опыта новоприобретенным знанием.
Он быстро разделся и лег на нее, прижимая одновременно и к дивану, и к себе. Это действие Грега стало сигналом ее телу и бушующему в нем желанию к ответным действиям. Через мгновение он почувствовал себя щепкой, уносимой бурным потоком полноводной реки. Одновременно она была подарочной игрушкой в его руках и, доводя его до исступления поцелуями самых чувствительных участков тела, она трепетала под его руками, тянулась навстречу каждому поцелую.
Она сама помогла ему войти внутрь себя в тот момент, когда он не желал уже ничего другого. Скрестив ноги у него за спиной, она направляла его движения, регулировала ритм и глубину проникновений. Вся сердцевина процесса контролировалась ее инстинктами, и это был идеальный контроль для них обоих. Закрыв глаза и призвав на помощь все свое самообладание, Хаус попытался продлить всеобъемлющее удовольствие. Ему казалось, что каждая дополнительная минута обладания ею продлевает его жизнь на несколько часов. И эта притягательная иллюзия доставляла почти столько же блаженства, сколько сам процесс обладания Лизой.
- Грег, еще! – услышал он в тот момент, когда, не в силах дольше оттягивать разрядку, наполнил ее лоно своей горячей спермой.
В следующее мгновение Кадди пришла в себя, моментально переполняясь незнакомыми прежде ощущениями совершенно особенного блаженства. Прислушиваясь к бурному ликованию своего тела, она поняла, что верхняя граница седьмого неба достигнута без ее сознательного участия. Хаус лежит на боку вплотную к ней и внимательно смотрит в ее глаза. Она видела, что он взволнован и, кажется, чувствует себя виноватым. Но обжигающих ладоней с ее бедер не убирает, лишь настороженно наблюдает за ней, ожидая ее реакции.
- Хаус, - с обворожительной легкой дрожью в голосе заявила Кадди, - это уже чересчур. Даже для тебя.
- Обсудим это утром, - предложил Хаус.
- Черт возьми, - рассердилась Кадди, - а то, что ты сделал, ты не мог отложить до утра? И наш бесполезный разговор, он тоже не мог подождать до завтра? Если бы ты только знал, как я устала, какой день я пережила…
- Я знаю, - мягко и примирительно сказал Грег. – День был очень трудным. И я тоже смертельно устал. Но в аэропорту, сразу после приземления ты смотрела на меня такими глазами, что я… - он взволнованно запнулся. – Я был уверен, что ты очень хочешь меня именно сегодня, завтра будет уже поздно. И я не мог упустить столь неповторимый шанс.
- Почему ты не сказал всего этого сразу, как только пришел? – ласково улыбнувшись, спросила Лиза.
- Ты хотела совсем другого разговора.
- Потому что ты угрожал мне по телефону, обещал рассказать всем обо всём.
- Если бы ты чуть лучше понимала меня, ты знала бы, что я блефовал.
Кадди положила левую руку на правую руку Хауса, по-прежнему лежащую на ее бедре. Пальцы их рук переплелись и несколько мгновений они оба были сосредоточены на трогательной нежности этих ощущений. Потом заснули, не покидая довольно тесного дивана, не выпуская друг друга из крепких объятий.
Они проснулись от телефонного звонка. Кадди мгновенно сбросила с себя сон и принялась тормошить Хауса, спавшего на краю дивана и не дававшего ей возможности свободно переместиться с дивана на пол, чтобы подойти к телефону.
- Еще рано, - с трудом разобрала она его сонное бормотание.
Она перевела взгляд с Грега на настенные часы, возвещавшие начало десятого. «О боже, - подумала Кадди, - я проспала на работу, потому что переспала с Хаусом!». Эта мысль ужасала и вместе с тем радовала.
Телефон продолжал надрываться, и Хаус окончательно проснулся, сел на диване и поморщился от боли в ноге. Кадди стремительно бросилась к телефону.
- Эй, - прозвучал ей вслед недовольный голос Грега, - сначала дай мне дозу, а потом беги спасать всех остальных несчастных, от которых нет покоя нигде и никогда.
Его куртка лежала на кресле в трех шагах от него, но он чувствовал, что самостоятельно добраться до нее не сможет. Кадди задержала на нем встревоженный взгляд, подала ему куртку и наконец ответила на телефонный звонок. Конечно, звонили из больницы, и новости, разумеется, не входили в список приятных. Проверку госпиталя на соответствие требованиям пожарной безопасности перенесли со следующей недели на сегодня на первую половину дня. Кадди мысленно простонала, вспомнив, сколько ей нужно успеть прежде, чем она сможет отправиться на работу доказывать бюрократам из пожарной инспекции полное соблюдение всех их норм и правил.
- Завтрака не будет, извини, - сказала она Хаусу. – Если только ты его приготовишь, пока я принимаю душ.
- Мы можем принять душ вместе, - предложил Хаус, чувствуя, как под воздействием викодина ослабевает боль в ноге.
- Это исключено, - заявила Кадди, - мне срочно нужно на работу.
- Ты забыла, я тоже работаю, - возмутился Грег. – А если кто-нибудь умрет, пока меня там нет?
Подобный аргумент всегда оказывал на Кадди магическое действие, и она укорила себя за невнимательность к Хаусу. Она предоставляет ему возможность спасать жизни, и в большинстве случаев он в полной мере выполняет это свое обязательство. Каждый из них по-своему важен для больницы. Кадди улыбнулась своим мыслям, собрала с пола их с Хаусом одежду и пошла наверх.
Она включила воду в ванной и на минуту задержала руку под слегка обжигающими струями воды, пытаясь угадать, какую температуру Хаус находит наиболее комфортной. В следующую минуту Кадди почувствовала, как одной рукой Грег обхватил ее чуть ниже груди, а другой отвел от шеи несколько густых прядей волос и поцеловал оголившийся участок кожи. Они вместе встали под душ и, наслаждаясь сбегающими по телу ручейками воды, Кадди в изумлении оглядела себя.
- Хаус, только посмотри, что ты натворил, - упрекнула она Грега. – Я еще никогда не видела столько синяков и засосов.
- Лучше посмотри на меня, - парировал он. - Думаешь, я кому-нибудь позволял целовать себя столь страстно?
Они оба засмеялись. Глядя в сияющие глаза Лизы, Грег снова почувствовал себя во власти непреодолимого соблазна, у которого пленительная форма и упоительное наполнение. Едва касаясь, он дотронулся языком до ее губ, и губы приоткрылись, отвечая на поцелуй и приглашая внутрь. Кончик ее языка сначала лишь дразнил его язык, игриво уворачиваясь от ласки, потом всецело и всерьез отдался своему покорителю, и интимная игра перешла на самый глубокий уровень.
- Грег, только не сейчас, - обрывая поцелуй, но не разжимая объятий, попросила Кадди. – Я уже должна быть в больнице.
- Значит, пришло время для быстрого секса, - ответил Хаус, склоняясь к ее левой груди и обхватывая губами затвердевший сосок. Это был самый верный и почти мгновенный способ привести себя в боевое состояние. Если все тело Кадди было просто совершенством, то грудь – совершенством в степени бесконечность, и все мужское естество Хауса способно было подняться на дыбы от самого невинного прикосновения к этой выдающейся части Лизы.
Грег прижался спиной к стене, Лиза прильнула к нему, обнимая за плечи и закидывая правую ногу на его здоровое бедро. Она вернулась к прерванному поцелую, одновременно помогая ему войти в нее и проникнуть как можно глубже. Монотонный шум льющейся сбоку воды был для них в этот момент величественным музыкальным сопровождением. Вода и спешка пробуждали в них двоих первобытные инстинкты, которые тянули за собой к первоисточнику сексуального наслаждения. Сон и явь, реальность и грезы здесь были смешаны воедино, и бурная обоюдная разрядка далеко не сразу вернула их к пониманию повседневной обыденности. Они продолжали целоваться, забыв о времени и целом мире, невежливо живущего иными интересами.
*****
Три четверти часа спустя Кадди еще раз заглянула в спальню. Она уже была полностью одетой, причесанной и соблазнительно накрашенной. В правой руке она держала кожаный портфель с документами. Хаус сидел на кровати в одних брюках и массировал больное бедро. Увидев Лизу, он тотчас убрал руку с бедра, не желая вызвать в ней жалость. Если бы он знал способ полностью скрыть от Кадди тот факт, что он – калека, он незамедлительно воспользовался бы этим способом. Его выворачивало наизнанку от одной только мысли, что эта женщина способна подумать о нем как о тягостной обузе, может начать жалеть его, тогда как ему жалость невыносима в любом виде.
- Хаус, - мягко улыбнувшись ему, сказала Кадди, - еда в холодильнике. Поешь то, что сочтешь съедобным. Будешь уходить, не забудь закрыть дверь на ключ. Увидимся на работе.
Она сделала шаг в сторону лестницы, но, вспомнив самое важное, вернулась и добавила:
- И нам все-таки нужно серьезно поговорить. Вечером, о`кей?
Хаус кивнул, не говоря ни слова, и она ушла, оставив после себя легкое облако изысканного запаха дорогих духов. Правая рука Грега вернулась к ублажению больного бедра. Он закрыл глаза и полностью сосредоточился на ощущениях внутри себя. Оказалось, что боль заперта внутри бедра, а все остальное тело, захлебываясь от восторга, исполняет гимн торжествующему счастью. Хаус просидел неподвижно не более пяти минут, потом поднялся на ноги, стал собираться на работу.
Полностью одевшись и намереваясь уйти из дома Кадди, он неожиданно для себя самого остановился на пороге гостиной и оглянулся, окидывая прощальным взором поле ночного сражения. Тотчас же промелькнуло почти забытое воспоминание, и он сунул руку в нагрудный карман рубашки, извлекая на свет пасмурного дня небольшую бледно-розовую ракушку.
Всего тремя днями ранее эта ракушка нежилась в полосе прибоя Южно-Китайского моря и подставляла ребристый бок палящему солнцу в те мгновения, когда волны отползали от берега. Последний день конференции в Сингапуре был особенно утомителен своим скучным однообразием, и при первой же возможности Хаус сбежал на берег моря. Кадди все дни конференции была холодна с ним, как никогда. Но вблизи моря, такого же бескрайнего и спокойного, как в его фантазиях, настоящее теряло значение, прошлое и будущее обретали несокрушимую силу. Тогда и попала ему под ноги ракушка, и он забрал ее как напоминание о мгновении, когда он искренне верил в их с Кадди будущее.
В его квартире ракушка невеликих размеров затеряется, но если подарить ее Кадди, возможно, его находка с другого континента проживет немного дольше. Хаус подошел к письменному столу, присел на стул рядом с ним. На ярко-желтой квадратной бумаге для записей написал синим маркером: «Я думал о тебе, когда нашел ее». Ракушку приклеил узким скотчем к нижней части бумаги ребристым боком вверх. Затем вернулся в спальню и, прижав клеящий край бумаги к поверхности тумбочки, оставил сюрприз на самом видном месте возле телефона.
*****
К вечеру сомнения Хауса одержали победу в борьбе за главный приз и полностью захватили его сознание. Ему не следует больше встречаться с Кадди, она слишком опасна, слишком много несдерживаемых инстинктов и неконтролируемых желаний вызывает. И гремучая смесь этих осколков чего-то значительно большего толкает на глупости, с головой затягивает в пучину страсти. Каждому – свое, думал Грег. Есть люди, словно рожденные для исследования самых сокровенных глубин сексуального влечения. Хаус же от рождения наделен трезвым, расчетливым, идеально холодным умом, и отказ от здравомыслия в угоду инстинктам равносилен отказу от себя самого.
На исходе четвертого часа гонки на мотоцикле на предельной его скорости у Хауса закружилась голова, и он притормозил у обочины тротуара. Сняв шлем и глотнув свежего воздуха, Грег посмотрел вперед и вздрогнул. За прошедшие часы он многократно принимал решение не приближаться более к дому Кадди и столько же раз отменял его. Он ехал, почти не разбирая дороги, но, как у древних римлян все пути вели в их великий город, так у Хауса путь завершился примерно в 70 метрах от дома Кадди. Он пригнулся к рулю, стукнулся лбом об него, пытаясь отогнать глупую мысль, что его остановка именно здесь – не случайность и не совпадение[2-1].
В ее доме горел свет, и Хаус чувствовал, что этот свет рассеивает его сомнения и их место занимает окрыляющая уверенность в верности окончательного выбора. И выбор этот – Кадди и близкие отношения с ней. «Это будет просто секс, - говорил себе Хаус, подъезжая вплотную к тротуару перед ее домом. – Однажды мы устанем друг от друга, вспомним, что это был просто секс и спокойно расстанемся. И не нужно ничего усложнять».
С этим решением он подошел к двери и лишь тогда, когда она открыла, взглянула на него одновременно с удивлением и раздражением, он вспомнил, что она собиралась поговорить с ним о завершении отношений, но никак не о продолжении. Он прошел в гостиную, мимолетно порадовался весело потрескивающим дровам в камине и сел на диван, на котором, без сомнения, всего пару минут назад сидела Лиза. Диван хранил ее тепло, раскрытый медицинский журнал лежал посередине дивана.
- Ужин остыл, - сказала Кадди, проходя следом за Хаусом в гостиную. – Разговор уже не имеет смысла. Где ты был так долго?
Хаус с трудом поверил своему музыкальному слуху. Она приготовила ему ужин? И он такое пропустил? Он боялся признаться даже самому себе, насколько глубоко польщен ее неожиданным жестом.
- Я вытаскивал выводок слепых щенков из затопленного подвала, - сообщил Хаус, пытаясь шуткой развеять ее дурное настроение.
- А я в полнолуние кормлю бродячих котов на крыше своего дома, - в тон ему ответила Кадди, и напряжение между ними бесследно испарилось.
Они прошли на кухню. Хаус сел за стол, Кадди поставила в микроволновку тарелку с его ужином.
Превосходный бифштекс и гарнир из риса с овощами покорили вкусовые ощущения Хауса, на время этого ужина он полностью поверил в то, что ничего вкуснее никогда не ел. Хотя, казалось бы, готовить лучше, чем знатный кулинар Уилсон, невозможно. Кадди слегка улыбалась, наблюдая за процессом поглощения еды Хаусом. Зрелище было завораживающим и неповторимым в своем безыскусном обаянии.
Чуть позже они пили кофе в гостиной, Хаус устроился на диване, а Кадди, сидя напротив него в кресле, начала сложный разговор.
- Хаус, вчера вечером ты воспользовался мной.
- Я честно пытался предупредить тебя о том, что может произойти нечто подобное. Но ты не хотела слушать.
- Ты должен был уйти, когда понял, в каком я состоянии.
- Ты, то есть твое безрассудное тело, пошла бы за мной. И, ты считаешь, было бы лучше, если бы мы занялись сама-знаешь-чем прямо на улице?
- Ничего подобного не случилось бы, - уверенно возразила Кадди.
- Скажи мне, почему ты так сильно ненавидишь свое суперское тело? – Хаус перевел беседу в несколько иную плоскость.
- Я не испытываю к нему ненависти, - ответила Кадди. – Но какое отношение это имеет к твоему поступку?
- Самое прямое. Хорошо, предположим, ты не испытываешь ненависти к своему телу. И что же ты делаешь с ним? – Хаус дважды постучал тростью по полу. – Ты его кормишь, поишь, моешь, выводишь на пробежки, ублажаешь самой разной косметикой. Ты делаешь все, чтобы быть в идеальной форме. Но при этом отказываешь своему телу в исполнении абсолютно естественных желаний. По сути, ты просто используешь его для того, чтобы нравиться людям и достигать поставленных целей. И тебе плевать на его потребности. Поэтому вчера твое тело использовало тебя и получило желаемое.
- Вчера я просто очень устала, Хаус.
- Ну да, конечно, - саркастически прокомментировал Грег, - надо не уставать, не нервничать и держаться от мужчин на почтительном расстоянии. Проще простого, кто угодно справится.
- В любом случае, нам нужно быть друг от друга как можно дальше.
- Если бы ты сама верила в то, что говоришь, я согласился бы с тобой. И уже заводил бы мотоцикл. Но я не понимаю, почему мы оба должны заниматься самоуничтожением, тогда как намного легче и приятнее уступить своим желаниям.
- Если я буду спать с тобой, о нас начнутся разговоры, - сказала Кадди и, глубоко вздохнув, подвела итог своим терзаниям: - Хаус, пойми, мне действительно дорого мое доброе имя.
- Наши отношения могут быть глубоко личными, только для наших глаз.
- И ты не скажешь даже Уилсону? – не поверила Кадди.
- Не скажу, - подтвердил Хаус, - если это обязательное условие.
- Да, обязательное и не единственное, - Кадди не была уверена, что им действительно удастся тщательно скрыть свою связь от посторонних глаз. Но при мысли о том, что они с Хаусом смогут найти компромисс и будут встречаться, все внутри нее расцвело, запело и засияло. Ей с трудом верилось, что всего минуту назад она искренне была готова навсегда отказаться от этой головокружительной радости, от этих непростых, но страстно желанных отношений.
- Обсудим остальные условия? – азартно спросил Хаус, словно они с Лизой придумывали новые правила игры в покер.
- Пока мы на работе, между нами ничего нет.
- Конечно, - кивнул Хаус, - зачем устраивать коллегам сеанс бесплатного кино?
- В те дни, когда у тебя тяжелый пациент, - невольно улыбнувшись его веселому комментарию, продолжила Кадди, - мы не будем встречаться.
- Правильно, не надо, - согласился Хаус. - А то детишки сожгут дотла игровую площадку, пока мама с папой слишком заняты друг другом.
- Как только один из нас скажет «с меня довольно», все прекратится, - это условие казалось Кадди самым жестоким, но обойти его вниманием она не могла.
- При этом обязательно уточнить, чего именно довольно, - добавил Хаус. – Секса, таинственности или разговоров на слишком разных диалектах.
- И последнее…
- Как, это все? – прикинулся удивленным Хаус. – А я-то думал, что в нашем соглашении будет больше пунктов, чем в Конституции.
- Последний пункт скорее просьба, чем условие. Я очень устала от твоих чуть ли не ежедневных криков на всю больницу о моих буферах. Если бы ты стал упоминать о них пореже…
- Могу почаще.
- Хаус, я серьезно!
- Я тоже. Если стану восхищаться твоими девочками пореже, рано или поздно все решат, что я получил их в свое безраздельное распоряжение. И тогда можно забыть обо всех остальных пунктах нашего договора.
- Еще они могут решить, что ты утратил ко мне интерес.
- Но лучше не рисковать и не привлекать внимания резкими переменами в поведении.
- Ладно, - вздохнув, согласилась Кадди. – Но все остальные условия ты принимаешь?
- Принимаю и хочу добавить одно собственное условие.
- Какое?
- В те дни, когда у меня нет умирающего пациента, мы будем встречаться не каждый день.
- Конечно, тебе нужно время для Уилсона. И, может быть, не только для него. Но о прочем мне, вероятно, лучше не знать.
Хаус собирался дополнить договор оговоркой, что все происходящее в рамках их соглашения – просто секс. Он считал, что это была бы принципиально честная оговорка. Но Кадди, сказав последнюю фразу, пересела на диван вплотную к нему. Хаусу стало не по себе от ее сияющего взгляда, обращенного на него, от обворожительной улыбки, рожденной в самых скрытных тайниках ее души. Он почувствовал, что в его глазах, сметая все волевые преграды, появляется ответное сияние. Грубые же слова, готовые спрыгнуть с языка, мгновенно утратили всякий смысл.
Не прерывая изумительно яркого зрительного контакта, Кадди устроилась на бедрах Хауса, обхватив ногами его спину. Единовременный обоюдный порыв соединил их губы в глубоком поцелуе. На короткое мгновение Хаус ощутил себя туристом, допущенным в закрытый храм, тщательно спрятанный от толп любопытствующих зевак. Торжественная и величественная тишина царила под сводами этого храма, и все вечные тайны человечества словно растворились в ее красноречивом молчании. Ненадолго оборвав поцелуй, не открывая глаз и переводя дыхание, они соприкоснулись лбами. Это переполненное нежности движение усилило взволнованное биение их сердец и, прислушиваясь друг к другу, Хаус и Кадди крепче сжали объятия и вернулись к обжигающему поцелую. С каждым мгновением все сильнее увлекаясь французским вальсом их языков, Лиза полностью расстегнула рубашку Грега и положила ладонь на левую часть его груди немного пониже соска. Теперь его сердце пульсировало под ее ладонью, почти в ее руке, и это было все равно, что держать в руках самую его жизнь.
Непрошеные мимолетные воспоминания подсказали ей, что уже дважды его жизнь была в ее руках, когда он находился между жизнью и смертью. В те страшные дни борьбы со смертью ее нисколько не радовала дарованная ей власть над ним, его полная зависимость от ее решений. Огромен был риск невосполнимой утраты, чересчур тяжела ответственность. А сейчас ее переполнял восторг от простой возможности чувствовать рукой каждое движение его сердца.
- Пойдем в спальню, - прервав поцелуй и ласково глядя на Хауса, предложила Кадди.
- Мне нравится здесь, - развязывая пояс ее халата, ответил Грег.
- Настолько не по душе любые перемены в обстановке? – насмешливо спросила Лиза, вспомнив о возможном слабом аутизме Хауса.
- А еще я не люблю разговоры во время прелюдии и тем более во время секса, - сообщил Хаус и прижался губами к губам Кадди.
Через пару минут одежда оказалась на полу, а Грег, лежа между ног Лизы, щедро осыпал поцелуями ее прекрасное тело. Под ее руками распласталась его широкая спина, и ладони впитывали тепло от разгоряченной кожи, а пальцы стремились ослабить напряжение в мышцах. Он весь был словно гитарная струна, натянутая до предела. Пытаться натянуть сильнее – значит остаться без музыки. Кадди потянулась губами к губам Хауса и убрала руки с его спины, переместив левую руку на его грудь, а правой намереваясь помочь боевому товарищу Грега сдаться в плен, желанный и сладостный.
Хаус ответил на поцелуй, перехватил одну руку Кадди на полпути к своему члену, а вторую руку снял с груди. И ласка, и намерение Лизы были ему приятны, но в минуты наиболее тесного контакта он хотел чувствовать ее тело всей своей кожей. Поэтому в следующее мгновение руки Кадди смирно лежали вдоль тела, а Грег крепко сжал ее запястья своими руками. Наутро они будут сравнивать свежие синяки и едва ли смогут точно определить, кто был неистовее в проявлении своей страсти. Но сейчас более неистовым казался Хаус. Его проникновение было резким, словно он был изнуренным долгой войной солдатом, ворвавшимся внутрь последнего рубежа обороны вражеской крепости.
Кадди поцеловала его закрытые глаза, одновременно приноравливаясь к его уверенным движениям и незаметно для самой себя достигая полной с ним синхронности. Упругие мускулы влагалища плотно обхватывают возбуждающе твердый член, и нет ни малейшей возможности насытиться этим увлеченным познанием друг друга. Разрядка, уже ожидающая их на новом витке страсти, всё изменит лишь на короткое время, чуть позже они оба снова окажутся во власти жажды обладания. Подобная цикличность заложена в них самой природой, и любая попытка выйти за пределы этого замкнутого круга не менее мучительна, чем прыжок в кипящую смолу.
Чуть позже, лежа на боку лицом друг к другу, они чередовали поверхностные поцелуи в губы с глубокими и обнимались, едва касаясь ладонями спин. Тесное переплетение ног не нарушалось ни на мгновение. Грег наслаждался полным отсутствием боли в правом бедре, которое он устроил поверх левой ноги Кадди.
- Лиза, - сказал Хаус, и в ее ушах это имя прозвучало самой романтичной музыкой, - какая же ты горячая.
- Как и ты, - улыбаясь, ответила Кадди.
- Ты даже не представляешь, насколько ты горячее.
Немного помолчали, глядя друг другу в глаза.
- Грег, мне понравилась ракушка, - Лиза поделилась впечатлениями о недавней находке в спальне.
- Это было очень глупо, - поморщился Грег.
- Нет, это очень мило.
- Да, ты права, зачастую милое и глупое совершенно неотличимы друг от друга.
- Мне было приятно узнать, что ты думал обо мне. И это скорее мило, чем глупо.
Хаус молчал, не желая продолжать разговор. Отчего женщинам нравятся разные милые глупости – загадка очень не новая и не имеющая решения. Их обоих клонило в сон и, закрывая глаза, они крепче сжали объятия. В камине продолжал потрескивать огонь, гостиная по-прежнему нежилась в неярком свете.
«Я под кайфом, - думал Хаус, засыпая рядом с Кадди и едва осмеливаясь верить в полное отсутствие боли там, где она должна быть. И наверняка есть, но он ее не чувствует. – Это потрясающее тело – настоящий наркотик, и посильнее викодина. Странно, что не подействовало с первого раза. Хотя, нет, ничего странного, нужно было время для накопления первоначальных доз».
*****
В разгар следующего рабочего дня Хаус стоял на балконе первого этажа больницы и смотрел на Кадди, которая возле поста медсестер разговаривала с какими-то двумя типами. Хаус не мог слышать разговора, да и не в этом была цель вылазки на балкон. Он хотел не слышать, а видеть. И не только видеть, но и наблюдать за Кадди, запоминая все улыбки, жесты, повороты головы. Стремительно умирающего пациента Хаусу в этот день не присылали. Шепот благоразумия, твердивший «я рискую выдать нас обоих» был проигнорирован.
Чтобы в полной мере насладиться созерцанием Кадди, Хаус мог пойти к дверям ее кабинета. Но провести обряд сожжения тайны на глазах ее нежно-зеленого ассистентика Хаус счел недопустимым. Балкон представлялся наиболее безопасным пунктом наблюдения. В приемном покое много людей, каждый занят чем-то своим, и скрыть свое пристальное внимание по отношению к Лизе будет значительно проще. Нужно только терпение, чтобы дождаться, когда Кадди выйдет из кабинета. Хаус чувствовал себя хищником, притаившимся в засаде.
Викодин ему пришлось принять еще утром, когда вместе с возвращением сознания из владений сна вернулась и боль. Сейчас, забросив в себя очередную дозу, он переключился на занимательное зрелище.
Два напыщенных самодовольных индюка, скорее всего, собирались стать меценатами и желали знать во всех подробностях, на какие нужды будут потрачены их деньги. Хаус видел, как Кадди о чем-то рассказывает с блеском в глазах и покоряющей улыбкой на соблазнительных губах. Отдельные обрывки фраз долетали до него, но он не прислушивался, полностью сосредоточившись на зрительных ощущениях. «До чего же красива, - подумал Хаус. – На ее месте я брал бы с каждого, кто приходит к ней на прием по тысяче долларов за каждую минуту общения. А с таких придурков, как эти, и пяти тысяч мало».
Словно подтверждая поставленный Хаусом диагноз «придурок», один из индюков уставился на Кадди наглым раздевающим взглядом. Хаус столь сильно вцепился в перила балкона, что побелели пальцы. На мгновение им полностью овладело желание сломя голову побежать вниз и привести зарвавшегося индюка в чувство, врезав ему кулаком между глаз. С трудом справившись с этим первобытным инстинктом самца, жаждущего защитить свою самку, Хаус вновь сделал Кадди центром внимания. Она спокойно продолжала светскую беседу, которая приблизилась к завершению не более чем через две минуты.
Простившись с визитерами и проводив их до дверей, Кадди случайно взглянула в сторону Хауса. Их взгляды встретились, и Кадди показалось, что в глазах Хауса промелькнуло сочувствие. «Что за глупости, - отмахнулась она от этого ощущения, - Хаус не способен на сочувствие». Видит небо, иногда ей очень тяжело дается общение с незнакомыми малоприятными людьми, но это – часть ее любимой работы. И в трудные минуты она обязана оставаться на своей обычной недосягаемой высоте. Тем более, ей не привыкать к тому, что некоторые мужчины чересчур откровенно пялятся на все выступы ее тела, столь любимые Хаусом.
«При свете дня – повелительница, при свете ночных огней – моя наложница», - думал Хаус, глядя вслед Кадди, уходящей к дверям своего кабинета. Он не был вполне уверен, что его устраивает подобное положение дел, главным образом, покров тайны, окутывающий вторую часть истины. Но несомненно одно: ради секса с Лизой можно поступиться тщеславием и уважительно относиться к условиям их договора.
Вернувшись в свой кабинет, Кадди снова подумала о Хаусе и о том, что чувствовала на себе его взгляд задолго до того, как посмотрела в его сторону. «Он мне нужен, - призналась она самой себе, - а я, по-видимому, нужна ему, иначе зачем ему смотреть на меня. Нет, только этого не хватало, до чего я дошла. Мечтаю о Хаусе на работе. Я свалилась в пропасть и теперь лежу на дне, едва сдерживая ликование. Скорее бы вечер, увидеть его вблизи. Сама поеду к нему, если он не придет. Или нет, не поеду, или… Вот черт!». Отругав себя за недопустимые мысли, Кадди вспомнила о множестве незавершенных дел и снова с головой ушла в рабочую рутину.
Ближе к вечеру привезли маленькую девочку с диковинным набором симптомов отнюдь не детских болезней. Направляясь к кабинету Хауса с картой несчастного ребенка, Кадди с тоской думала о своих рухнувших планах провести с Грегом этот вечер и последующую ночь. Но много ли стóят ее желания, когда на кону жизнь, едва-едва начавшаяся. Глубоко вздохнув, Кадди толкнула стеклянную дверь с надписью «Gregory House».
*****
Иногда Кадди по-доброму и даже несколько восхищенно завидовала умению Хауса почти всегда уходить домой в строго определенное время. В пять вечера внутри него словно срабатывал звонок и он покидал госпиталь, невзирая на эпидемии, крупные автокатастрофы или массовую истерию в связи с испорченной пищей. Дольше положенного он оставался на работе крайне редко, в отличие от нее, крайне редко способной уйти вовремя.
Время приближалось к восьми, когда Кадди подъехала к своему дому. Возле тротуара напротив двери стоял черно-оранжевый мотоцикл Хауса и невольно привлекал нежелательное внимание соседей своей яркой окраской. Пытаясь укротить усиленное сердцебиение, Кадди вылезла из машины и пошла к дому.
Хаус сидел в гостиной на диване, удобно устроив ноги на журнальном столике. Он переключал телевизионные каналы, доедал бутерброд с ветчиной и запивал его колой.
- Зачем платить за кабельное, если нет спорта и каналов для взрослых? – спросил Грег, едва Кадди переступила через порог прихожей.
- У меня есть один спортивный канал, - возразила Кадди.
- Это тот, что с фигурным катанием? Ты всерьез считаешь это безобразие видом спорта?
- Я просто люблю фигурное катание, - сказала Кадди, проходя в гостиную и садясь на диван рядом с Хаусом. Он тотчас же обнял ее и ласково поцеловал, она ответила глубоким пылким поцелуем.
- Хаус, мы же договорились, - отстраняясь от него и отодвигаясь к противоположному углу дивана, напомнила Кадди.
- Да, мы договорились, что не будем встречаться, когда у меня есть дело, - согласился Хаус. – Но сегодня у меня нет дела.
- Если бы ты меньше торопился, когда уходил с работы, ты успел бы заметить, что я поручила тебе пятилетнюю пациентку.
- А я отдал это дело своей команде. Они попытаются сложить два и два, и если к утру окажется, что они забыли, сколько должно получиться в итоге, тогда у меня будет дело.
- Хаус, - только и смогла сказать Кадди, укоряюще покачав головой и при этом восхищенно глядя на него.
- И все-таки, почему у тебя нет каналов для взрослых? – вернулся Хаус к обсуждению телеменю. – Ты постоянно говоришь мне, что я веду себя как восьмилетний пацан или как озабоченный подросток. А Уилсон достал меня советами повзрослеть. Но каналов для взрослых нет в твоем телевизоре, следовательно, это ты недостаточно взрослая.
«Какая же у нее солнечная улыбка», - подумал Хаус, глядя на сияющую Кадди, мысленно раздевая ее и чувствуя, как вполне удобные джинсы становятся невыносимо тесны.
- Тот факт, что я не увлекаюсь эротикой, говорит как раз о том, что я действительно взрослый человек, - ответила Кадди. – То, что ты называешь каналами для взрослых на самом деле каналы для тех, кто так и не преодолел подводные камни подросткового периода. Для тех, у кого либо совсем нет личной жизни, либо она их абсолютно не устраивает.
Потемневшие от желания глаза Хауса сказали ей ничуть не меньше, чем вздыбленная плоть, приподнявшая ткань джинсов. Желудок Кадди возмущенно требовал еды, но сексуальный голод оказался сильнее, и она потянулась к Хаусу. Полминуты спустя она уже сидела на его бедрах, скрестив ноги за его спиной. Хватило одного полувзгляда для достижения согласия о быстром сексе. Не раздеваясь, не увлекаясь поцелуями и распаляющими предварительными ласками.
И все же совсем без поцелуев было невозможно. Прижимая ее к себе, наслаждаясь ее учащенным дыханием и взволнованным сердцебиением, Хаус жадно целовал слегка приоткрытые губы. Отвечая на поцелуй, Кадди неторопливо расстегнула джинсы и освободила полностью готового к сражению бойца от белого плена трусов-боксеров. Хаус повыше задрал ее юбку и аккуратно отодвинул узкую полоску трусиков, прикрывающую заветную цель. Через мгновение он почувствовал себя полностью во власти женщины и неожиданно для себя обнаружил, что отдаваться столь же приятно, как и брать, подчиняя ее своей мужской сути. Неведомым шестым чувством она предугадывала наиболее предпочтительную глубину проникновения, необходимый темп возвратно-поступательных движений и частоту сокращений мышц влагалища. Закрыв глаза, он наслаждался своей пассивной ролью. Происходящее уже не было просто потрясающим, это было скорее божественным.
Сквозь закрытые веки Кадди не могла видеть всевозможных ликов удовольствия, проходящих по его лицу. Но, чувствуя его полную покорность и безучастность, она понимала, что делает именно то, чего он хочет. Это дразнило воображение и распаляло желание. Грег, замирающий от восторга в ее объятиях – редкое, дорогое и ценное удовольствие. Она поцеловала его в губы, рассчитывая немного отвлечь их обоих от основного процесса и отдалить момент разъединения. Хаус ответил на поцелуй и тотчас же последовала его мгновенная разрядка. Кадди теснее прижалась к нему, слегка углубила поцелуй и почувствовала желанные судороги оргазма, захватившие ее целиком.
- В твоем доме совершенно нечем утолить жажду, - пожаловался Хаус примерно через полчаса, когда Кадди, надев соблазнительно короткий бордовый халат поверх шелковой комбинации, хлопотала на кухне над ужином. – Даже пива нет.
Повесив трость на спинку стула, Хаус сел за стол и поддался скромному обаянию приятного зрелища – женщины за истинно женским занятием.
- Ты же знаешь, что у меня нет пагубной тяги к спиртному, - ответила Кадди. – Моя печень всё еще дорога мне хотя бы как подарок от родителей ко дню моего появления на свет.
- О боже, - притворился удивленным Хаус, - твои мама с папой забыли тебе рассказать, что печень – это вовсе не тот подарок, который следует беречь? Сколько же в людях коварства! А еще они, наверное, не сказали тебе, что этот мир становится более-менее пригодным для жизни только после определенной дозы спиртного?
- Мои родители придерживались иной философии, Хаус, - улыбнувшись его полусерьезным-полушутливым фразам, сообщила Кадди. – Они считали, что радости жизни скрыты повсюду, зачастую в самых простых вещах и действиях. Нужно только быть внимательнее ко всему, что тебя окружает. А спиртное создает иллюзорное удовольствие да и то очень ненадолго.
- Говори что хочешь, женщина, - заявил Хаус, - но сухой закон неприемлем.
- Твоему здоровью пойдет на пользу, если ты не будешь пить хотя бы в те вечера, которые проводишь со мной.
- Это что, дополнение к договору? – насторожился Грег.
- Нет, - с грустью в голосе ответила Кадди, - это просьба.
«И что-то вроде попытки позаботиться о твоей печени», - мысленно закончила она фразу. Ей представлялось ясным, что разговоры с ним о вреде алкоголя и наркотиков абсолютно бессмысленны. О спиртном он скажет «мне нравится», о наркотиках – «они мне нужны», но если оставить ему меньше времени для полного саморазрушения, возможно, это хотя бы ненадолго отсрочит для него серьезные проблемы со здоровьем. В любом случае, попытаться стоило. Сколько бы ни продлились их отношения, они должны быть им обоим во благо.
Хаус, прихрамывая, подошел к ней и обнял так, что у нее подогнулись колени, и она неминуемо упала бы, если бы он не поддерживал ее. Они поцеловались, и Лиза ощутила горячую волну желания, пробежавшую по всему телу от макушки до ступней.
- К черту ужин, - прошептал Хаус ей на ухо, - я хочу тебя.
- Ты хочешь, чтобы я умерла с голоду? – высвобождаясь из его объятий и возвращаясь к плите, спросила Кадди. – Я не помню, обедала ли я сегодня и даже если все же обедала, это было слишком давно. Поэтому вернись к телевизору, Хаус.
- Известно, что без еды человек может прожить сорок дней, а вот без секса…
- Всю жизнь! – завершила его фразу Кадди. – История знает тому множество примеров.
- Подкрепленных неубедительными и наверняка лживыми доказательствами, - удаляясь в гостиную, убежденно сказал Хаус. Кадди улыбнулась и на мгновение отвернулась от плиты, чтобы взглянуть ему вслед. Кто бы сомневался в том, что, с точки зрения доктора Грегори Хауса, лгут все, даже историки. Или историки лгут больше других?
После ужина они по очереди приняли душ, смывая усталость прошедшего дня.
Кадди нырнула под одеяло, и ей мгновенно стало жарко и от одеяла, и от горячего тела Хауса. Грег обнял ее в ту же минуту, как она оказалась рядом. Сливаясь в глубоком поцелуе и сбрасывая одеяло на пол, они перекатились по кровати таким образом, что Кадди оказалась прижатой к простыне обеими лопатками. Хаус оборвал тесный контакт их губ и, оставляя на шее и грудной клетке Кадди изогнутую тропинку из поцелуев, сосредоточил внимание на двух взволнованно вздымающихся возвышенностях.
От соприкосновения сосков с его губами и ладонями, все тело Кадди замерло в предвкушении наслаждения как замирает степная трава перед набегом шквального ветра. Вдоволь наигравшись с ее грудью, Хаус поцеловал кожу под левой грудью, прикрывающую ребра и сердце. Он задержался здесь ненадолго, ощущая губами пульсацию сердечной мышцы, прихватывая и осторожно прикусывая кожу в этом совершенно особенном участке тела. Несколько мгновений спустя горячая тропинка из поцелуев переместилась на живот Лизы, быстро подбираясь к границе лобковых волос. Поцеловав самый низ упругого живота, Хаус всем телом улегся поверх Кадди. Пару минут они оба наслаждались плотным соединением кожных покровов и крепким объятием, создающим иллюзию неразрывного.
Боже, чем же пропитаны его губы, гадала Лиза, отвечая на поцелуй Грега и выдвигая теорию об особом приворотном зелье, вырабатываемом его организмом и безотказно действующим на нее даже в самых минимальных количествах. Вероятнее всего, кожа Хауса также выделяет пары колдовского напитка при малейшем соприкосновении с нею. Будь у Грега возможность подслушать мысли Лизы, он заявил бы, что все дело в феромонах. Но она так и осталась бы при своей уверенности, что дело не только в биохимии, основном инстинкте и физиологии. Их с Грегом жажда обладания скрывает нечто значительно большее, чем банальное сексуальное влечение. Но Кадди ни за что не осмелилась бы дать имя этому большему.
Лаская его спину, прижимая ладони как можно плотнее к обжигающей коже, Кадди почувствовала его быстрое проникновение в самые потайные глубины ее тела. Она обхватила ногами его поясницу и окончательно уступила контроль над собой всепоглощающему исступлению. Они снова стали единым целым. Стерлись границы между двумя телами, созданными друг для друга, идеально подобранными каждой выпуклостью и впадинкой. И обоюдная способность ловить кайф от самой сокровенной формы близости – не более чем бонусное приложение к тому головокружительному удовольствию, которое они испытывали при объятиях и поцелуях.
- Грег, что ты со мной делаешь? – спросила Кадди, когда они лежали рядом после оргазма и внимательно смотрели друг на друга. Хаус подложил под голову согнутую в локте руку и лукаво улыбнулся.
- Только не говори, что до меня с тобой никто такого не делал.
- Чтобы я настолько теряла самообладание – нет, никто.
- Просто у тебя давно никого не было, - объяснил Хаус. – Как и у меня. Поэтому мы оба словно сходим с ума от желания и полностью теряем контроль над собой.
- У тебя давно никого не было? – удивленно переспросила Кадди.
- Я очень хотел тебя, - признался Хаус. И, не желая продолжения разговора во избежание каких-нибудь еще неосторожных признаний, он прижал Кадди к себе и долго целовал ее опьяняющие губы, неспособные вызывать привыкание и пресыщение.
Чуть позже Лиза погасила свет, подняла с пола одеяло, и они вместе устроились под ним, заключив друг друга в объятия. Грег заснул сразу, едва убедился, что держит Лизу в своих руках и она никуда не денется. Кадди еще несколько минут смотрела на него в полной темноте, улыбаясь и обводя взглядом едва угадываемые контуры его тела[2-2].
Предыдущая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8128
Следующая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8130
