Глава 3.
Все оттенки белого
…Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью…
Б.Л. Пастернак
На второй день блуждания по большому кругу всевозможных диагностических тестов и предположений Хаус всё еще не знал, от чего умирает его малолетняя пациентка. Прошедшую ночь он провел в одиночестве в своей квартире, и постель, к которой он полностью привык за долгие годы, впервые показалась ему чересчур широкой и холодной. Заснуть он смог только после нескольких порций бурбона. И сейчас, когда Кадди настойчиво требовала вызвать социальную службу для защиты пациентки от ее отца, Хаус с удивлением обнаружил, что Лизе явно не было холодно и одиноко минувшей ночью. Стальные когти ревности вцепились в Грегово чувство собственника.
- Опять всю ночь с кем-то кувыркалась? – возмущенно спросил Хаус, нимало не заботясь о том, что разговор происходит неподалеку от поста медсестер, а его вопль могут слышать даже те, кто от природы нелюбопытен.
- Я была в театре, - ответила Кадди.
- В каком театре? – значительно мягче и тише поинтересовался Хаус, мгновенно вспомнив о билетах в театр, отданных им вчера Уилсону под влиянием хорошего настроения. И Уилсон не смог придумать ничего лучшего, чем пригласить Кадди. «Всего одна ночь без меня, и такие разгромные последствия» - подумал Хаус.
Не желая продолжать разговор и не удостаивая Хауса ответом, Кадди направилась в свой кабинет. Хаус, сам не свой от ревнивых подозрений, пошел за ней. Ему нужно знать все подробности. Только бы возле кабинета не было этой надоедливой вечнозеленой поросли, которую Кадди предпочитает именовать своим ассистентом. Должен же парнишка когда-нибудь ходить на обед. К счастью, ассистент накануне запросил отгул, приемная и кабинет главврача были пусты.
- Хаус, я уже сказала, что не обязана перед тобой отчитываться, - заявила Кадди, усаживаясь в кресло за своим рабочим столом.
- У нас есть соглашение, - напомнил Хаус.
- Да, о сексе без каких-либо обязательств. Все пункты нашего договора сводятся к тому, что на работе между нами ничего нет, - Кадди захлебывалась от возмущения. - А ты только что на весь госпиталь кричал о том, что я с кем-то кувыркаюсь по ночам!
- Ты сказала, что была в театре, а мужчина всегда ведет в театр ту женщину, которую хочет раздеть!
- Это твоя теория? – улыбнувшись, полюбопытствовала Кадди. – Оригинально. Надо забросить ее в Интернет, чтобы все знали.
- Значит, ты спала с Уилсоном? – настаивал Грег.
- Хаус, не будь ребенком! – взмолилась Кадди. – Чтобы переспать, нужно обоюдное желание. Даже если допустить, что Уилсон действительно его испытывает. Но он меня не раздевал, а я тем более перед ним не раздевалась. И оставь меня в покое! Иди к себе и немедленно вызови социальную службу!
- Хорошо, солнышко, - сказал Хаус неожиданно покладистым тоном. Кадди удивленно посмотрела ему вслед, не понимая, почему он отступил. Не похоже, что поверил ее словам. Таково свойство правды: подчас она совершенно неотличима от вранья. В особенности для того, кому повсюду мерещится ложь. Скорее всего, теперь он пойдет допрашивать Уилсона. Даже нет, это будет не допрос. Хаус вывернет Джеймса наизнанку, и если сочтет, что изнаночная сторона друга не умеет лгать, он успокоится. И сосредоточится, наконец, на медицинских проблемах.
Тремя днями позже, проводя дифференциальный диагноз новой пациентки, на этот раз взрослой, Хаус пытался заранее просчитать, за сколько дней он и его команда смогут разобраться с этим случаем. При самом лучшем раскладе меньше трех дней никак не получалось. Еще три дня без Кадди в холоде и одиночестве будут совершенно невыносимы. Форман с Чейзом принялись спорить о двух противоположных теориях, а внимание Хауса привлекли Уилсон и бывшая миссис Уилсон, о чем-то болтавшие в коридоре.
Как известно, выбирая себе врача, человек, по сути, выбирает себе болезнь. Логично, что невролог в первую очередь заподозрит неврологические проблемы, иммунолог неполадки в иммунной системе, а реаниматолог должен держать наготове заряженный дефибриллятор на случай, если лечение первых двух врачей приведет к столь катастрофическим последствиям. Пациентка, умершая на исходе третьего дня, с самого начала нуждалась в инфекционисте. Но инфекционист, терзаемый ревностью и занятый выяснением намерений своего лучшего друга в отношении своей любовницы, напрочь забыл об инфекциях. И болезнетворные бактерии, способные питаться человеческим организмом, не рассматривались даже как вариант дифференциального диагноза.
Сразу после работы Хаус поехал домой прогулять пса Уилсона и восполнить животному запас корма. Маловероятно, что Кадди вернется домой раньше восьми, и Хаусу представлялось безразличным, чем заниматься оставшиеся до встречи два с половиной часа.
Когда он зашел в квартиру, Гектор, вытянув передние и задние лапы, лежал на белом брюхе возле дивана и увлеченно грыз одно из четырех колес скейта.
- Невероятно! – воскликнул Хаус. – Где ты его взял? Мне с прошлого лета не удавалось его найти. Уилсон мог бы озолотиться, если бы заставлял тебя искать пропавшие вещи за вознаграждение от их хозяев. Но нет, вместо этого он только потакал твоим дурным наклонностям.
Грег попытался отобрать скейт у собаки, но Гектор весьма агрессивно зарычал. Колесо, которое он грыз до того, как Хаус протянул руку к скейту, отвалилось и закатилось под диван. Хаус огорченно вздохнул. Хотя с больной ногой он уже не мог кататься на скейте, окончательно расставаться с призрачной надеждой когда-нибудь снова встать на него, Грегу не хотелось. Но вот скейта больше нет. По крайней мере, для катания он уже не пригоден, а Гектор сможет догрызть его, когда вернется с прогулки. Если захочет.
Ключи от своего гаража Кадди вручила Хаусу в то утро, когда они в последний раз проснулись вместе. Он лишь кивнул, когда она сказала, что нет смысла делать тайну из их отношений, если его пафосный мотоцикл вся округа будет постоянно видеть у ее дверей. И сейчас, загоняя мотоцикл под крышу гаража, Хаус с тоской подумал о том, что, возможно, прячет любимую двухколесную игрушку от любопытных взоров в первый и последний раз.
В восемь вечера Кадди открыла дверь Хаусу, и его сердце замерло на мгновение, когда он увидел ее в обтягивающем синем платье с весьма откровенным вырезом. Он не мог вспомнить, видел ли когда-нибудь ее более красивой и утонченно-женственной. Хаус шел за ней в гостиную и терялся в догадках, отчего именно сейчас она так хороша. «Должно быть, Уилсон сделал ей предложение, - подумал Грег и тотчас прогнал эту мысль: - Нет, он сначала сказал бы мне. Или…»
Переступив порог гостиной, Кадди обернулась к Хаусу, обняла его и пылко поцеловала. Хаус ответил, и следующие несколько минут они провели в полном забвении обо всем на свете. Он первым вернулся к реальности и отстранил ее от себя.
- Лиза, не играй со мной, - строгим и серьезным тоном попросил Хаус, устраиваясь на диване. – Сегодня умерла пациентка, которая была бы жива, если бы я…
- Ты лучше меня знаешь, - ответила Кадди, садясь рядом с ним и ласково проводя тыльной стороной правой руки по его светлой щетине, - что врачи тоже ошибаются, и этого невозможно избежать.
- Я не ошибся, - отверг ее попытку оправдать его действия Хаус. – Я забыл предположить инфекцию, хотя в нашей больнице именно я – начальник инфекционного зоопарка и лучше всех знаю своих подопечных. Но я не мог думать ни о чем, кроме твоего свидания с Уилсоном.
- Это было не свидание, Хаус! Сколько раз я должна повторить это, чтобы ты поверил? Видишь ли, бывает так, что театр – это только театр, а выставка – лишь выставка. И некоторые люди, например, я и Джеймс, любят искусство и ходят на культурные мероприятия просто из любви к искусству.
- Ты сказала «Джеймс», значит, он тебе нравится!
- Не придирайся к словам, Грег! Мы с Уилсоном сначала собирались организовать кружок по интересам для поклонников искусства и пригласить в него всех желающих. Но кружок отнимал бы очень много времени, поэтому пришлось отказаться от этой идеи.
Кадди обворожительно улыбалась, вовлекая Хауса в продолжительный обмен улыбками.
- Ты могла бы пойти со мной в театр, когда я предложил, - напомнил он.
- Не могла, потому что уже пообещала Джеймсу пойти с ним на выставку. И потом, Хаус, ты лучше подумал бы, кого и к кому ты ревнуешь. Я и Джеймс – самые близкие тебе люди. И если бы ты больше доверял нам обоим, всем было бы легче.
- Ты права, - согласился Хаус, - во всем этом даже есть особый шик. Я сплю с тобой, а мой лучший друг занимается твоим культурным просвещением, когда я занят.
Кадди укоризненно покачала головой и, покинув диван, пошла на кухню.
- А сейчас ты для кого так нарядилась? – возвращаясь к своим подозрениям, спросил Хаус.
- Тебе нравится? – оборачиваясь и улыбаясь своей самой солнечной улыбкой, поинтересовалась Кадди.
- Если хотела удивить меня, могла бы заранее раздеться.
- Мы не встречались шесть дней, и я начала забывать твои предпочтения.
После ужина, стоя в обнимку с Кадди посереди спальни, Хаус уже всерьез столкнулся с необходимостью все-таки снять с нее восхитительное вечернее платье. Он прикоснулся кончиком языка к ее губам, и губы открылись, приглашая его внутрь. Не открывая глаз и не отвлекаясь от поцелуя, Хаус переместил широкие лямки платья с плеч Лизы на предплечья. Его ладони задержались на ее плечах лишь на мгновение, чуть дольше – на обнаженной ключице, ниже которой Хаус снова ощутил приятную на ощупь ткань платья. Лаская спину Кадди через платье, он неторопливо спускался к самой нижней части спины и вскоре его руки уверенно обосновались на роскошной попке. Не отрывая рук от волнующей возвышенности, Грег крепче прижал к себе Лизу и почувствовал, как напряглось все ее тело в ожидании его дальнейших, более решительных действий. Ее руки к этому моменту вытащили нижнюю часть его футболки из брюк и одаривали увлеченными ласками грудь, спину и живот. От живота ее горячие ладони скользнули ниже, и дольше тянуть с освобождением умопомрачительного тела от оков платья было уже невозможно.
Заниматься сексом – все равно что собирать разноцветные жемчужины, рассыпанные на глубоководном ложе океана. Найденные жемчужины, собранные вместе, составят богатство. Ласки, поцелуи, глубокие проникновения, слитые воедино, станут благодатной почвой для продолжительного оргазма. И Хаус чувствовал себя профессиональным ныряльщиком, ловцом особо изысканного жемчуга, спрятанного в подводной пещере, попасть в которую – само по себе наслаждение.
Кадди целовала его, прижимала к себе и на пике страсти она имела больше сходства с океаном огня. Но невозможно сгореть в этих волнах, погружаясь в них на несколько быстротечных мгновений. Очищенным и обновленным выбрасывает на берег отважного пловца.
Разливая внутри Лизы сок жизни, Хаус слышал тихое «еще», непроизвольное вылетающее из полуоткрытых губ. Но участившееся дыхание и сердцебиение ясно свидетельствовали, что и для нее все закончилось так же ярко и упоительно, как для него.
Все закончилось лишь затем, чтобы начаться заново. Они не спешили разорвать круг объятий, не уставали от смешения поверхностных поцелуев с углубленными. Звонок в дверь выдернул их из полумрака океанской пучины к ослепительному свету реальности.
- Ты ждешь гостей? – спросил Грег, неохотно выпуская Лизу из объятий и перемещаясь на свою половину кровати. Они оба посмотрели на часы, 22:38. Пиццу не заказывали, гости чрезмерно припозднились.
- Я никого не жду, и у меня нет сил, чтобы пойти вниз, - пожаловалась Кадди, но, поскольку в дверь продолжали звонить, она встала с постели и подошла к шкафу взять халат подлиннее и потеплее. Как следует укутавшись в него, Кадди вышла из спальни.
С момента посещения художественной выставки два дня назад Уилсон не мог не думать о Кадди. Его не покидало чувство, словно он проснулся от длительного летаргического сна и неожиданно обнаружил рядом с собой невероятно эффектную, сексуально привлекательную, интересную в общении женщину. Он не понимал, как мог постоянно видеть ее раньше и одновременно не видеть, не уделять внимания. Конечно, его не мог не смущать тот факт, что она – его начальник. Это всё усложняло, но не настолько, чтобы полностью остудить его пыл и заставить держаться в стороне из банальной осторожности.
У него не было четкого плана отступления на случай, если он окажется некстати. Он не был готов к увольнению, работа в Принстон Плейсборо его полностью устраивала. «В конце концов, - думал Джеймс, выходя из машины и вытаскивая с заднего сиденья огромный букет белых роз, - я всегда смогу найти новую работу, но встретить такую, как Лиза мне уже не удастся».
Перед дверью он критически оглядел цветы. Красные розы были бы предпочтительнее, но в маленьком цветочном магазинчике, куда заглянул Уилсон, этим вечером остались только желтые и белые розы. Он не любил желтых цветов и, гадая, какой цвет больше нравится Кадди, выбрал белый.
«Нет, только не это, - подумала Кадди, увидев Уилсона в черном костюме при галстуке на пороге своего дома с букетом необыкновенно красивых роз. – Хаус успокоился каких-то часа два назад, а теперь все начнется сначала».
Уилсон спокойно прошел в гостиную. Кадди, следуя за ним, лихорадочно вспоминала, убрала ли она куртку Хауса в шкаф или самый примечательный предмет его гардероба лежит сейчас на диване, словно дожидаясь, когда Уилсон обратит на него внимание. Куртки в поле зрения не наблюдалось, Кадди перевела дыхание и внимательно посмотрела на взволнованного Уилсона.
Уилсон протянул ей букет.
- Это тебе, - сказал Джеймс.
- Спасибо, - забирая розы и укладывая их на журнальный столик, ответила Лиза.
- Я знаю, что уже поздно, но я подумал, что нам нужно поговорить.
- Ты прав, нам нужно было поговорить еще два дня назад.
- Значит, ты тоже считаешь, что мы могли бы сблизиться?
Пройдя через самую сложную часть разговора, словно продравшись сквозь колючий терновник, Джеймс наконец осмелился повнимательнее посмотреть на Лизу. Она выглядела необыкновенно спокойной, умиротворенной и словно светилась изнутри счастливым немеркнущим светом. Кадди шагнула к нему, взяла за руку, и на Уилсона повеяло запахом женщины, только что покинувшей объятия любимого мужчины. У Джеймса закружилась голова, он на мгновение зажмурился, полностью осознав невероятную неловкость ситуации.
- Я считала, что мы друзья, Джеймс, - ласково сказала ему Кадди. – И, поверь мне, будет лучше, если всё так и останется.
- Ты не одна?
- Да. Прости. Мне нужно было сказать тебе, но ты уверял, что посещение выставки – не свидание, и это ввело меня в заблуждение. Я продолжала считать, что наши обоюдные чувства сводятся к дружеским.
- Он тебе нравится?
- Очень нравится, - Кадди невольно улыбнулась одной из лучших улыбок, и Джеймс чувствовал, как его сердце стремительно падает куда-то вниз. – Даже чересчур.
- Я пойду, - направляясь в прихожую, сказал Уилсон. – Извини за вторжение. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Джеймс, - ответила Кадди, провожая его до входной двери.
«Хаус – величайший провокатор, - думал Уилсон, медленно подходя к своей машине. – Его выходки давно пора заносить в учебник для будущих поколений манипуляторов. Как я мог хоть на минуту допустить, что он может быть прав, и нам с Лизой нужно переспать! Конечно, он не мог знать, что она уже не одна. В любом случае, нужно придумать ответный ход и совершить какую-нибудь диверсию по отношению к нему». И в голове Уилсона начал созревать коварный план[3-1].
Белые розы, оставленные Джеймсом, красноречиво умоляли подать им воды, и Кадди пошла в чулан, поскольку подходящую для большого букета вазу в последний раз видела именно там. Эта ваза ей всегда напоминала корзину для мусора, поэтому на видном месте она оставляла ее крайне редко. Но сейчас только эта ваза могла утолить жажду сразу всех капризных цветов.
Возвращаясь из кухни в обнимку с вазой, наполненной водой, Кадди увидела Хауса, одетого в брюки. Он комфортно устроился в кресле и, едва увидев ее, спросил:
- Уилсон был пьян?
- Откуда ты…
- Я слышал его голос и потому уверен, что приходил именно он.
- Возможно, он выпил грамм сто за ужином, но нет, пьян он не был, - Кадди поставила вазу на журнальный столик и опустила длинные стебли роз в воду. - И полностью отдавал себе отчет в своих словах и действиях. Прошу тебя, давай не будем об этом говорить. Я его не звала, намеков не делала, авансов не давала.
- Это я сказал ему вчера, что ему нужно переспать с тобой, - с едва скрываемым торжеством в голосе признался Хаус. Кадди изумленно посмотрела на него и присела на диван.
- Хаус, ты не находишь, что это, мягко говоря, недостойно? – слегка оправившись от шока, спросила она через минуту. – Ты хотя бы иногда думаешь перед тем, как что-нибудь сказать?
- Я пытался помочь своему лучшему другу.
- Нет, Хаус, - Кадди отрицательно покачала головой. - Это за гранью моего понимания.
- Я видел, что мой друг блуждает в густом тумане, - принялся объяснять Хаус. – Видел, что он сам не знает, чего хочет от тебя и хочет ли в действительности что-нибудь. Он говорил, что думает о тебе, а я сходил с ума от мысли, что все это может зайти слишком далеко. Я не мог допустить, чтобы он вообразил, будто влюбился в тебя. И я решил дать ему понять, насколько ты не для него. Я был уверен, что он никогда не осмелится предложить тебе лечь с ним в постель. Но, обдумывая такой вариант, он придет к очевидному выводу, что это вовсе не то, чего он хочет от тебя.
- И у тебя еще хватило наглости просить меня не играть тобой, - возмущенно заявила Кадди. – Так кто кем играет, Хаус? Конечно, я всегда знала, что все, кто тебя окружает – не более, чем объекты для манипуляции, но чтобы настолько…
- Вы с Уилсоном совершенно не подходите друг другу. И всё, чего я хотел – чтобы он сам это понял. Понял значительно раньше, чем ты стала бы его четвертой неудачной попыткой создать семью. И если считать это игрой, то я настолько вовлечен в процесс, что, скорее, игра мною управляет, чем я ею. Особенно после того, как Уилсон все-таки пришел сюда.
- Вот что, ты завтра же расскажешь ему о нас, - потребовала Кадди.
- Нет, не расскажу, - ответил Хаус, пересаживаясь на диван вплотную к Кадди. – Вот увидишь, ему не хватит смелости признаться мне, что он поддался на мою провокацию. Пока он не признался, он выглядит победителем. Но если он все же признается…
- Я была не права, требуя от тебя скрывать наши отношения даже от него.
- Ты была права. Благодаря этому мы проживаем две параллельные жизни, в одну из которых нет доступа никому, кроме нас.
Хаус привлек к себе Кадди, усаживая ее на левое бедро. Глядя в его горящие глаза с беспечными бесенятами на самом дне, она чувствовала легкое головокружение, усилившееся при соприкосновении губ с его губами и неспешном, очень умелом углублении поцелуя.
Утром по дороге на работу Уилсон мысленно прощался со своим рабочим местом, коллегами и теми пациентами, которых он уже не успеет проводить к последней черте. Он мало и плохо спал ночью и проснулся с уверенностью, что Кадди уволит его прежде, чем наступит полдень. Джеймс устроил бы самому себе публичную казнь, если бы смел надеяться, что это поможет избежать увольнения.
Но, когда полдень давно миновал, а рабочая рутина по-прежнему оставалась неизменной, Уилсон решил выяснить, есть ли для его беспокойства какие-либо серьезные основания.
- Я хотел еще раз извиниться, - сказал Джеймс, входя в кабинет Кадди. Главврач подняла глаза от ежемесячного отчета доктора Льюиса по кардиологическому отделению и удивленно посмотрела на руководителя отделения онкологии.
- Давай забудем, ладно? – предложила Кадди. – Будем считать, что нам с тобой приснился один и тот же сон, невозможный и несбыточный.
- Забудем, - радостно согласился Уилсон, начиная понимать, что все его страхи были всего лишь порождением бессонницы.
- И спасибо за розы, Джеймс. Они великолепны.
- Рад, что тебе понравились.
Покидая кабинет Кадди, Уилсон постепенно возвращался к обдумыванию всевозможных вариантов розыгрышей Хауса, наиболее подходящих к настоящему моменту.
*****
Основная задача медицины – уменьшить урожай, ежедневно собираемый смертью. Каждое заседание комиссии по трансплантации напоминало Кадди эту простую для понимания, но сложную для исполнения истину. В настоящий момент от острой сердечной недостаточности умирал пациент доктора Льюиса, руководителя отделения кардиологии. Доктор Льюис делал подробный доклад о пациенте, здоровье остальных его органов, вредных привычках, образе жизни и настаивал на скорейшей пересадке донорского сердца.
Неожиданно Кадди услышала за своей спиной звук бьющегося стекла и в ту же минуту на пол рядом с ее креслом упало что-то тяжелое. Среди присутствующих возникла легкая паника.
- Граната? – испуганно спросил Льюис и попятился к двери, радуясь, что дверь к нему ближе, чем к кому-либо другому.
- Граната уже взорвалась бы, - ответила Кадди, подойдя к окну и увидев Хауса, неторопливо удаляющегося в сторону центрального входа больницы. Хаусу третий день нечем заняться, и, разбив стекло, он ярко продемонстрировал, насколько ему скучно. – Мальчишки шалят, - возвращаясь к столу и поднимая с пола камень, завернутый в бумагу для принтера, объяснила Кадди коллегам. – Сыновья одного пациента, я позже поговорю с ними. А пока давайте продолжим.
Кадди положила камень перед собой, намереваясь предъявить его в качестве улики в случае, если Хаус вздумает отрицать свою причастность к инциденту.
Часом позже, вернувшись в свой кабинет, Кадди застала там Хауса, который сидел за ее столом, уставившись в маленький экран портативного телевизора. Кадди подошла к столу и камень, по-прежнему завернутый в бумагу для принтера, оказался прямо перед глазами Хауса, закрыв часть телевизионного экрана.
- Да, я уже слышал, что в окно конференц-зала влетел метеорит, - спокойно заявил Хаус, не глядя на Кадди.
- Это обычный камень, Хаус, и у него вполне земное происхождение.
- Это у тебя слишком приземленное воображение. А я надеялся, что у нас наконец-то появится собственный отдел секретных материалов, который я возглавлю. Всегда мечтал стать начальником двух отделений. Кроме шуток, этот камень нужно срочно проверить на наличие послания от внеземной цивилизации.
- Поговори с Форманом, у тебя проблемы с долгосрочной памятью. Не прошло и двух недель, как мы договорились о том, что на работе нас связывает только работа. А ты уже забыл.
- И тебе не интересно, о чем могут писать жители Плеяд жителям Земли?
На гладком светло-сером булыжнике обнаружилась надпись, сделанная синим маркером: «Я соскучился». Кадди ослепительно улыбнулась.
- Хаус, мы провели в одиночестве всего одну ночь.
- Я не целовал тебя целых тридцать часов.
- Сейчас не время, Хаус. Займись чем-нибудь.
- Я соскучился по тебе, а не по работе.
- Тебе все-таки нужна консультация невролога. Обратись к Форману. А после я пришлю к тебе нескольких студентов третьего курса. К нам прислали 20 человек на практику, сейчас они все в хирургии, но к завтрашнему дню я должна распределить их по отделениям.
- Нет, я не буду заниматься обучением желторотиков даже ради дополнительного десерта! - заявил Хаус, и Кадди снова улыбнулась, понимая, что под десертом имеется в виду секс.
- Возьми себе хотя бы троих. Научи отличать гепатит от панкреатита.
- Ни за что! – не сдавался Хаус, покидая кресло главврача и забирая свой телевизор. Он направился к двери и обернулся, пройдя половину кабинета: - Постой, они проведут здесь как минимум месяц?
- Полтора месяца, а что?
- И ты каждый день будешь одолевать меня просьбами преподать им какой-нибудь клёвый урок?
- Когда у тебя нет пациента, конечно, буду.
- Тогда так, - предложил Хаус. - Я беру трех студентов и за один день чему-нибудь их научу. Случай возьмем из клиники, будет несложно, но, если повезет, интересно. И ты от меня отстаёшь до следующего наплыва полуфабрикатов от образования.
- Договорились. Обучение начнется завтра с утра. Если будет тяжелый пациент, отправишь студентов в отделение скорой помощи, откуда заберешь, когда появится время заниматься с ними.
Хаус кивнул. От разговора с Кадди желания возиться со студентами не прибавилось, но ему действительно было скучно, а коктейль из клиники и студентов может оказаться интересной забавой.
Наутро, едва открыв дверь своего кабинета, Хаус увидел двух девушек и парня. Песня, сама собой вылетавшая из груди, замерла на губах; хорошее настроение от упоительной ночи улетучилось. Все трое студентов, ослепляющие безукоризненной белизной своих халатов, замерли по стойке смирно при появлении Хауса. Одна девушка была худенькой блондинкой почти модельной внешности, вторая поупитаннее, но не толстая, огненно-рыжая. Парень был среднего роста, шатен, ничем не примечательной наружности.
- Я – доктор Хаус, - сказал Грег, садясь за свой рабочий стол и на мгновение задерживая взгляд на стеклянной стене, проверяя присутствие Формана, Чейза и Кэмерон. Все трое сидели за столом в соседнем кабинете и пили кофе. – Нет, ваши имена мне не нужны, - пресек Хаус попытку студентов назвать свои фамилии. – В течение ближайшего дня и, если мне сильно не повезет, то также в течение завтрашнего, вас зовут Русалочка, Золушка, Аладдин. Кто из вас кто, выбирайте сами. Главное, чтобы вы отзывались, когда я буду обращаться.
Студенты изумленно переглянулись, впервые столкнувшись с подобным подходом к обучению. Хаус встал из-за своего стола и, опираясь на трость и прихрамывая, прошел в соседний кабинет.
- Эй, а где мой кофе? – спросил Хаус своих подчиненных.
- Сегодня очередь Кэмерон готовить вам кофе, - заявил Чейз.
- За пренебрежение обязанностями два часа в клинике за меня, - сказал Хаус и позвал студентов, не решившихся пойти за ним следом: - Эй, кого вы там ждете? Я не могу бегать за вами, так что идите сюда, обсудим тему урока.
Студенты зашли в общий кабинет, Хаус устроился во главе стола и, наблюдая за уверенными движениями Кэмерон, готовящей ему кофе, сказал:
- Сейчас вы все трое пойдете в клинику, запишите жалобы всех пациентов, свалившихся на больные головы врачей. Потом вам нужно будет выбрать одного пациента, симптомы которого попадали бы под определение «необъяснимо, но факт». К выбору необъяснимого советую подойти со всей возможной серьезностью, чтобы я не мог объяснить ваше необъяснимое за одну минуту. Все ясно?
Студенты кивнули и ушли в клинику.
- Порой только вскрытие объясняет всё, - заметил Форман.
- Если бы твое нытье могло вернуть ей жизнь, я и тогда не стал бы слушать его дольше одной минуты, - раздраженно проговорил Хаус. – Обнаружишь более действенный способ воскрешения мертвых, сообщи.
- Ваш кофе, - сказала Кэмерон, поставив перед Хаусом его красную кружку. – Два часа в клинике все равно отработать?
- Ты когда-нибудь слышала, чтобы суд отпускал приговоренного к исправительным работам хулигана только за то, что он извинился перед пострадавшим? – спросил Хаус, забрасывая в себя две таблетки викодина.
- Я слышал о таком, - вмешался Форман. – Называется амнистия.
- Не может быть! – воскликнул Хаус, искусно прикидываясь удивленным до глубины души. – Чейз, представляешь, Кэмерон теперь встречается с Форманом!
- Мне все равно, - мрачно ответил Чейз.
- Послушайте, Хаус, - Форман попытался поставить начальника на место. - Вам никогда не приходило в голову, что быть неравнодушным к кому-либо – еще не значит спать с этим человеком?
- Так ты не спишь с Кэмерон? – Хаус посмотрел на Формана так, словно неожиданно обнаружил в нем физический изъян. – Чейз, расскажи ему, сколько он упускает.
- Буду кому-нибудь нужна, обращайтесь в клинику, - направляясь к двери, сообщила Кэмерон.
- Нет! – прикрикнул Хаус. – Отработаешь на следующей неделе. Там сейчас мои юные падаваны, и нельзя допустить, чтобы ты помогла им справиться с заданием.
В этот момент в кабинете Хауса зазвонил телефон, и хозяин кабинета направился допивать кофе на своем рабочем месте.
- Хаус, - услышал он в трубке взволнованный голос Кадди, - на шоссе произошла крупная авария. Твои врачи срочно нужны в скорой. А ты займись своими студентами, уже три пациента жаловались на них.
- Жаловались на что? Хамство? Сексуальные домогательства? Патологическая невнимательность?
- Наоборот, чрезмерное внимание к проблемам, не имеющим отношения к причине визита в клинику. Это ты велел студентам собирать истории болезни, начиная с периода пребывания в материнской утробе?
- Часто корни проблем со здоровьем скрываются именно там, - самым невинным тоном заметил Хаус. – Помнишь, древние советовали: «Зри в корень»!
- Еще две жалобы, и ты вместе с ними отправишься в библиотеку изучать более современные научные истины, - заявила Кадди и повесила трубку.
Две минуты спустя Чейз, Форман и Кэмерон, довольные предоставленной возможностью отдохнуть от Хауса и его издевательств, быстро вышли из кабинета. Хаус включил компьютер и всерьез задумался над идеей создать хулиганский вирус для личного ноутбука Кадди[3-2].
Студенты вернулись через три часа, сияющие и уверенные в успешном завершении задания.
- Давайте хвалитесь, - поощрил их Хаус. – Докладывать будет Русалочка.
- Пациент 25-ти лет, Роджер Дэвис, - сказала рыжеволосая девушка.
- Его имя, - оборвал едва начавшуюся речь Хаус, - имеет значение только в том случае, если вы нашли у него болезнь, ранее не известную науке и желаете назвать в его честь. Право доклада переходит к Золушке.
- У пациента закрытый перелом левой руки, - сказала блондинка. – Он упал со стула, когда полез за подарком для своей девушки, который спрятал за коробками на шкафу. У его девушки…
- Я знаю, что благодаря влюбленным идиотам у врачей никогда не будет ни одной свободной минуты, - прокомментировал очередную неудачную часть доклада Хаус. – Сколько прибыли ежегодно приносят одни только венерические болячки, цепляемые по глупости! Я просил вас найти необъяснимый симптом, а не объяснять то, что объяснений не требует. Рука сломана, хирург исправит, она срастется. Нам здесь даже делать нечего, не то что диагностировать. Аладдин, расскажи покороче, что интересного в этом пациенте?
- Пока мы осматривали его руку, - вступил в разговор парень, - чтобы определить, вывих это или перелом, у пациента случился анафилактический шок.
- За минуту до этого я спросила, есть ли у него какая-нибудь аллергия, - сообщила Золушка, - и он сказал, что нет.
- Ты спросила, есть ли у него аллергия на лекарственные препараты, - сделала уточнение Русалочка.
Хаус задумчиво потер переносицу и превратился в самого внимательного слушателя.
- Когда произошел анафилактический шок, - продолжал Аладдин, - Золушка вколола ему преднизол, после чего пациент пришел в себя и сказал, что у него вообще нет никакой аллергии.
- А кто диагностировал анафилактический шок? – поинтересовался Хаус.
- Я, - с гордостью ответила Золушка. – Собираюсь стать аллергологом, поэтому знаю, как выглядит анафилаксия и чем ее лечить.
- И необъяснимым вы трое находите то, что есть анафилаксия, но якобы нет аллергии, - констатировал Хаус.
- В его карте есть запись о том, что в детстве его проверяли на всевозможные виды аллергенов, но реакции на них не было, - сказала Русалочка.
- На все виды аллергенов проверить невозможно в принципе, - возразил Хаус.
- Пациент сказал, что аллергии нет не только у него, но и у всех его родственников вплоть до четвертого колена, - добавила сведений Золушка.
- А еще он сказал, - дополнил информацию Аладдин, - что его мать развелась с его отцом, когда ему было два года. И об отце и родственниках отца ему ничего неизвестно, следовательно, невозможно утверждать, что у него нет аллергии.
- Насколько тяжелым был шок? – спросил Хаус.
- Мгновенная потеря сознания, - ответила Золушка, - остановка сердца и дыхания. Какой бы аллерген ни вызывал подобные тяжелые последствия, очевидно, что чувствительность пациента к нему очень высока.
- Что же вы сразу не сказали, что вам пришлось заниматься реанимацией пациента, поступившего со сломанной рукой? – возмутился Хаус.
- Вы просили покороче, - напомнил Аладдин. – Так что, мы будем заниматься этим случаем или нужно идти искать что-то другое, труднее объяснимое?
- Здесь практически нечего объяснять, - сказал Хаус. – Аллергия есть, унаследована, вероятнее всего, от отца. Вопрос лишь в том, на что аллергия и почему она до сих пор не обнаружена. Займемся этим, чтобы влюбленный болван не умер от следующего анафилактического шока, когда он произойдет вдали от больницы.
- Ну, до сих пор он же не умер, - беспечно заметила Русалочка.
- Если не нравится это дело, иди ищи другое, - потребовал Хаус. – Только учти, за каждый новый поиск оценка снижается на один балл. Сейчас у вас у всех есть шанс заработать по четверке. Нужна тройка или неуд – вперед, никого не держу.
- А пятерки вы не ставите принципиально или плохо то, что мы нашли недостаточно интересный случай? – спросил Аладдин.
- Принципиально. А случай мне нравится. На море шторм, но ветра нет. И наша задача – найти, где притаился ветер. Постойте, вы сказали, что на всевозможные аллергены его проверяли в детстве? То есть давно?
- Да, - подтвердила Золушка. – У пациента очень хорошее здоровье, и до сегодняшнего дня он был в больнице только однажды – в детстве из-за сильного гриппа. Тогда с ним тоже случился сильный анафилактический шок прямо в приемном покое.
- Вкололи преднизол, сделали аллергопробы, результата нет, - завершил экскурс в историю болезни Хаус. Он помолчал, ненадолго уставившись на пластиковый бэйджик Русалочки. Трое студентов, внимательно глядя на него, видели, как в холодных голубых глазах появляется азартный блеск, а подвижная мимика ясно заявляет о внезапно совершенном открытии.
- Вы все трое стояли рядом с ним, когда он упал под натиском анафилаксии? – задал уточняющий вопрос Хаус, возвращаясь к беседе после короткого путешествия в заоблачные выси.
- Да, но мы ничем не вредили ему, - ответила Золушка.
- Всё ясно, - сказал Хаус. – Итак, что вы собираетесь предпринять, чтобы выяснить, от чего у влюбленного болвана столь бурная реакция, способная привести к смерти?
- Нужно сделать аллергопробы, - предложила Русалочка.
- Минус один балл за идею зря потратить время.
Студенты испуганно переглянулись.
- Но за прошедшие годы у него могла развиться аллергия к чему-то, к чему ее не было в детстве, - возразила Золушка.
- Проверку «на всякий случай» проведете с согласия пациента после того, как решите задачу, - заявил Хаус. – В настоящий момент у вас есть все данные для решения. Аллергопробу для подтверждения разрешу сделать, когда услышу верную версию.
- Если вы знаете ответ, вы не имеете права его скрывать, - возмущенно проговорил Аладдин. – Ваше молчание может навредить пациенту.
- Пока наш Роджер на преднизоле, ему ничто не грозит, - возразил Хаус. – Вот что, дети, идемте на первый этаж, я собираюсь посадить вас под замок, чтобы вы не могли ни к пациенту подойти, ни спросить совета у других врачей.
- Мы можем и здесь побыть, и никуда не пойдем, пока не решим задачу, - сказала Русалочка.
- Идем, идем, - поддерживая больную ногу рукой и поднимаясь с кресла, повторил Хаус. – Тюремная камера со всеми удобствами, вам понравится.
Хаус вышел из своего кабинета. Студенты с видом приговоренных к смертной казни поплелись за ним. Проходя мимо сестринского поста, Хаус велел своим сопровождающим остановиться. Сам прошел вперед, поближе к дверям приемной главврача, чтобы посмотреть, на месте ли Кадди. Лизы в кабинете не было, ассистент в приемной увлеченно перебирал бумажки. Удовлетворенный результатами разведки, Хаус обернулся в сторону студентов и сделал приглашающий жест рукой. Студенты подошли к нему, и вся команда во главе с Хаусом проследовала в приемную руководителя больницы.
- Туда нельзя! - вскочив со стула, воскликнул ассистент главврача, когда Хаус уже открыл незапертую дверь кабинета и одной ногой стоял на пороге.
- Не волнуйся, - успокоил Хаус ассистента, - если мамочка рассердится, без подарка к Рождеству останусь только я.
И все студенты вслед за Хаусом прошли внутрь кабинета Кадди. Подойдя к столу, Хаус первым делом выдернул провод из телефонного аппарата, потом проверил, включен ли компьютер. Хранитель экрана запросил пароль, Хаус довольно улыбнулся. Едва ли студенты сообразят, что пароль к системе и на все действия внутри нее у Кадди один: «ночное солнце Хауса», печатать без пробелов.
- Теперь отдайте ваши сотовые телефоны, - потребовал Хаус от студентов. – Для чистоты эксперимента у вас не должно быть возможности поговорить даже с вашими матерями. – Студенты покорно выложили телефоны на стол. Хаус позвал из приемной ассистента и, показав тростью на стационарный телефон и мобильники, потребовал: - Спрячь это в своем столе. Я вернусь через два часа, эти трое по-прежнему должны быть здесь. Тогда вернешь им телефоны, а доктору Кадди можешь не возвращать, пока не спросит.
Ассистент забрал все четыре телефона и ушел, мельком бросив на Хауса неодобрительный взгляд.
- А если мы не решим задачу за два часа? – спросила Русалочка.
- Неуд за практическое занятие и необходимость подумать о другой профессии, - ответил Хаус. – Часто бывает так, что у врача нет двух часов на размышления, пациент умирает намного быстрее. Даже если вы аллерголог, - Хаус с ухмылкой поглядел на Золушку, - вы все равно можете столкнуться с этим. Купируете аллергию преднизолом, а пациент начинает умирать от чего-то другого. Поэтому сейчас вы будете делать то, что не сделали врачи вашего пациента много лет назад. Вы будете думать.
С этими словами Хаус вышел из кабинета и под пристальным осуждающим взглядом молодого ассистента запер дверь на ключ. Теперь следовало узнать, чем занята хозяйка кабинета.
- Где доктор Кадди? – спросил Хаус у медсестры на посту. – Мне нужна срочная консультация.
- Около часа назад ее вызвали на консультацию в гинекологическое отделение, - ответила медсестра. – Могу сбросить ей сообщение на пейджер.
- Да, сбросьте, я буду в третьей смотровой.
В третьей смотровой ждал пациент с непрекращающейся икотой, которая донимала второй день подряд.
- Вы пробовали посмотреть фильм «Техасская резня бензопилой»? – спросил Хаус.
- Нет, - икая, сказал мужчина около 45 лет.
- Возьмите в прокате и посмотрите. Такой ужас! – Хаус сделал насмерть испуганный вид. - Если не поможет, приходите завтра, спросите доктора Кэмерон. Она лучший местный укротитель икоты.
Пациент ушел, Хаус плотно закрыл все жалюзи и устроился в смотровом кресле. Самое время для предобеденного отдыха, решил он. Кадди пришла минут через десять, когда Хаус действительно начал засыпать.
- Хаус! – позвала его Кадди, подходя к креслу и подождав, когда небесная синева в его глазах распахнется перед ней во всю ширь. – У нас аврал! Произошла драка на политическом митинге, пострадавших везут сюда. Поэтому тебе тоже нужно идти в отделение скорой помощи.
- Если ты тоже пойдешь туда и будешь накладывать швы на порезы и ссадины бок о бок со мной.
- У меня важная встреча через пятнадцать минут. Зачем ты вызвал меня? Не затем же, чтобы я тебя разбудила?
- Нужно обсудить кое-что, - ответил Хаус, перемещаясь в сидячее положение и плотоядным раздевающим взглядом рассматривая Кадди. – Но можем заодно поцеловаться.
- Ты опять забыл, где мы находимся.
- Нет, я помню, но у нас не было договоренности, что на работе нам нельзя даже наедине разговаривать о поцелуях.
- Так что ты хотел обсудить со мной? – улыбнувшись, спросила Кадди.
- Я запер своих студентов в твоем кабинете, и в ближайшие два часа тебе туда нельзя.
- У тебя очередной приступ игромании?
- Всё серьезно. Им необходимо подумать над медицинской проблемой.
- А в твоем кабинете они не могут думать?
- Там не та атмосфера. Воздух буквально наэлектризован моими гениальными идеями, и простые смертные не могут сосредоточиться.
- Хаус, - ослепительно улыбаясь, произнесла Кадди, - вообще-то гениальность столь высокого уровня, о которой ты говоришь, должна вдохновлять и в считанные секунды приводить к озарению. Но ладно, я проведу встречу в твоем кабинете. А ты иди в скорую. И еще…
- Мы все-таки поцелуемся? – вставая на ноги и оказываясь стоящим почти вплотную к Кадди, мечтательно спросил Хаус.
- Я давно знаю, что у тебя есть дубликат ключа от моего кабинета, - отступая от Хауса на шаг, сказала Кадди. – Но не мог бы ты пользоваться им хотя бы не каждый день?
- А ты не пробовала просто сменить замок?
- Хаус, это же трата времени и денег, - усмехнувшись, ответила Кадди. – Я сменю замок, ты сделаешь новый дубликат ключа. Так что давай договоримся – если нужен мой кабинет запереть кого-нибудь, телевизор посмотреть, в стрелялки поиграть, можешь пользоваться раз в неделю не более часа.
- Два раза по два часа, - выдвинул свое условие Хаус.
- Один раз полтора часа, - согласилась Кадди.
- О`кей, - сказал Хаус, выходя следом за ней из смотровой. – Теперь мой пациент точно не умрет от загадочных проблем с эндокринной системой! – крикнул Хаус на весь приемный покой в оправдание длительной беседы с Кадди.
Два часа спустя Хаус и Кадди подошли к дверям кабинета главврача, Кадди открыла дверь своим ключом.
- Доктор Кадди, - сказал начальнице ее ассистент, - я пытался запретить…
- Я сама разрешила, - ответила Кадди, - так было нужно для лучшего усвоения урока.
- Есть версия? – спросил Хаус, входя в кабинет.
Студенты переглянулись, кивнули, но говорить никто не решился.
- Не надо делать тайну из того, что перестало ею быть, - заявил Хаус. – Давайте, не важно кто скажет. У всех были одинаковые условия, решение наверняка было общим.
- И у всех будут четверки? – уточнила Золушка.
- Именно, - кивнул Хаус. – Говорите же, пока наш пациент не выписался из хирургии.
- Аллергия на отбеливатель для наших белых халатов, - сказала Русалочка.
- А поскольку раньше, во времена детства Роджера применяли другие отбеливатели, то у него аллергия на все отбеливающие средства, - дополнила ответ коллеги Золушка.
- Так что вне стен больницы ему ничего не грозит, особенно с учетом того, что сам он белый цвет по неизвестной причине не любит и работает в автомастерской, - завершил рассказ Аладдин.
- Я всегда говорил, что белый халат опасен для здоровья пациентов, - торжествующим тоном подвел итог окончательному диагнозу Хаус, обращаясь к Кадди.
- Это один случай на миллион, если не на миллиард, - покоряюще улыбнувшись, заметила Кадди.
- Если у него будет хотя бы двое детей, велика вероятность, что будет уже три случая на миллион, - возразил Хаус. – Но, конечно, это уже не наша забота. Идите, делайте аллергическую пробу для подтверждения, - обратился он к студентам. – Умеете?
- Я умею, - улыбнулась Золушка. – Могу научить остальных.
И студенты ушли, лишь ненадолго задержавшись возле стола ассистента доктора Кадди, чтобы забрать свои телефоны.
- Почему четверки? – спросила Кадди Хауса. – По-моему, они отлично справились.
- Я им сказал, что пятерок не ставлю принципиально. Хотя да, они молодцы. Но они все же пока не врачи, и первой их подлинной пятеркой должен стать диплом врача.
Диагностический тест подтвердил аллергию, Роджер Дэвис получил рекомендацию принимать преднизол предварительно всякий раз, когда ему потребуется врачебная помощь[3-3].
Предыдущая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8129
Следующая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8131
