Лили ахнула от неожиданности, и Двалин, решив, что она отвечает на поцелуй, обхватил девушку за талию и плечи, крепко прижимая к себе. Так, как мечтал несколько мгновений назад. От сладости ее губ и близости тела, он совсем потерял голову и не понимал, отчего вдруг она так напряглась и упирается ладошками в его грудь. Ведь он не хочет ничего плохого, наоборот. Почему она отталкивает его? Ее запах сводил с ума и, отпустив губы, он прижался к шее, покрывая ее жаркими поцелуями. Она звала его по имени, но ее голос доносился до Двалина откуда-то издалека, он почти не слышал - отчаянное сердце бухало в ушах. Какая же она нежная. И хрупкая, словно фарфоровая статуэтка. Двалин потянул за ворот ее платья, желая обнажить плечо, и сорванные пуговицы посыпались на ковер. И в тот момент, когда он коснулся губами тоненькой ключицы, перед глазами вдруг полыхнуло и острая боль в паху согнула его пополам.

Со стоном упав на колени, Двалин прижал ладони к источнику жгучей боли, пытаясь унять ее, и, с трудом подняв голову, посмотрел на стоящую рядом Лили. Дрожащими руками стягивая на груди разорванное платье, она с ужасом смотрела на него огромными янтарными глазами, полными готовых вот-вот пролиться слез.

- Лили... - он сделал попытку подняться, но боль скрутила его в узел, и Двалин снова опустился на ковер.

Посидел минуту, переводя дыхание, и все-таки, превозмогая боль, поднялся на ноги и сделал шаг к Лили, но она отшатнулась и только прошептала одними губами:

- Уходите, - и отвернулась, пряча побежавшие по щекам слезы.

Двалин смотрел на девушку, борясь с желанием подойти, объяснить, но, боясь сделать еще хуже, молча повернулся и вышел за дверь.

Оказавшись снаружи, он привалился к дверному косяку и, тяжко вздохнув, закрыл глаза. Он все испортил. Слишком увлекся, поддавшись ее очарованию. Двалин с силой сжал кулаки и, развернувшись, с такой злостью треснул по стене, что посыпалась штукатурка. Будь проклято это женское племя! Он никогда не любил и не привязывался ни к одной женщине. Все, что ему было нужно, он легко получал в трактирах и на постоялых дворах за небольшую плату от всегда на все согласных девиц, и его это устраивало. Но сейчас, никак не желая уходить от ее дома, Двалин злился на себя, на Лили и на весь белый свет за то, что так тяжело в груди, за то, что хочется орать, как зверю, попавшему в западню. Но хуже всего было то, что он боялся. Боялся, что не сможет больше прикоснуться к ней, заглянуть в ее чудные глаза и вновь почувствовать вкус ее губ, и от этого Двалину становилось невыносимо тоскливо.

Нужно было как-то отвлечься, но возвращаться к Бильбо и объясняться с друзьями совсем не хотелось, и Двалин отправился в трактир.

Народу было совсем немного и, взяв себе выпить, воин выбрал столик в углу и уселся на стул. Пиво было превосходным, как и всегда, но Двалин почти не чувствовал вкуса и заказывал еще и еще, желая только одного - забыть пленившие его янтарные глаза. В голове уже изрядно шумело, но облегчения он не чувствовал, только пьянел, и от этого злился еще больше.

Услышав резкий взрыв хохота за соседним столом, он хмуро повернулся и встретился взглядом с тем самым толстяком, которого утром видел у Лили. Хоббит сидел в компании своих друзей и что-то увлеченно им рассказывал, а поймав на себе взгляд Двалина, усмехнулся и вызывающе сказал:

- Что-то вы не слишком довольны, мистер гном. Милая Лили вам не угодила? - продолжая ухмыляться, он обвел взглядом своих друзей, которые сразу же противно захихикали. - Может быть ко мне она будет более благосклонна?

Кровь вскипела в жилах Двалина, стоило ему только представить, как этот толстяк прикасается к Лили. Он резко поднялся и стул, на котором он сидел, с громким стуком упал на пол, а веселые хоббиты за соседним столиком тут же замолкли. В два шага преодолев разделяющее их расстояние, Двалин схватил толстяка за шиворот и, в тут же воцарившейся в трактире тишине, выволок упирающегося хоббита на улицу.

Он прижал его к стенке, сжав стальными пальцами короткую шею, и хоббит захрипел и выпучил глаза.

- Только попробуй подойти к ней, мерзкая свинья, - прошипел Двалин, приблизившись к покрасневшему лицу толстяка, отчего его вылезшие из орбит глазки забегали, - мигом шкуру с тебя спущу.

Ему так хотелось размазать этого хоббита по стенке, но тот даже не пытался сопротивляться, только стонал и сучил ногами, и был до того жалок, что Двалину стало противно. Он с брезгливой гримасой разжал пальцы и толстяк, потеряв опору, медленно осел на землю.

Возвращаться в трактир уже не хотелось и Двалин, слегка пнув сапогом грузное тело, направился было в сторону Бэг-Энда, но вдруг услышал вдалеке истошный женский визг.

Он рванул на голос, не разбирая дороги, не зная, кто это кричит, но, вдруг до боли сжавшееся, сердце подсказало, что это она. Уже совсем стемнело и Двалин несколько раз споткнулся на бегу и чуть не упал, но ноги несли его вперед, так, словно за спиной его вдруг выросли крылья. Он увидел их, едва выскочив из-за поворота: два орка тащили Лили в сторону леса. Один схватил ее за волосы и тянул вперед, а она хваталась за его руку и пыталась упираться ногами, но второй с силой толкал ее в спину, и девушка падала на колени, но тут же снова оказывалась на ногах, вынужденная подниматься за рукой, вцепившейся в ее волосы. Она плакала и звала на помощь, и Двалин при виде этого просто обезумел. Он налетел на этих тварей без оружия, круша их жалкие тела своими железными кулаками. Такой ненависти к ним он не испытывал даже во время битвы у врат Мории, когда полчища этой нечисти унесли с собой почти все их войско. Но сейчас, увидев, как Лили бьется в их поганых лапах, он был способен искромсать их в клочья голыми руками...

Один из них так и остался лежать на траве с открытыми в вечность глазами и свернутой шеей, а второй, воспользовавшись удобным моментом, удирал восвояси с огромной скоростью, несмотря на сильную хромоту. Бросившись к сидящей на земле Лили, Двалин схватил ее, сжал в объятиях и испугался ее неподвижности - она была словно безвольная кукла. Уже не плакала, только молча смотрела в ту сторону, где лежало неподвижное тело орка, и в глазах ее застыл ледяной ужас. Двалин гладил ее по голове, целовал холодные щеки, но она не реагировала. А потом ее затрясло. Сильно. Так, что зубы клацали друг о друга. Но глаза при этом продолжали смотреть в одну точку. Понимая, что у девушки шок, и желая привести ее в чувство, Двалин отстранился и наотмашь ударил ее по лицу. Взметнулись растрепавшиеся волосы, и Лили тут же схватилась за вспыхнувшую щеку, но в глазах ее, наконец, появилось осмысленное выражение.

- Двалин...

Он схватил ее за плечи и прижал к себе, чувствуя, как она дрожит.

- Ты убил его, Двалин... - Лили всхлипнула и уткнулась ему в плечо.

- Лучшей участи он не заслужил, - жестко ответил воин, - ты не представляешь, что бы они с тобой сделали.

Лили снова заплакала, обхватив его за шею, и Двалин покачивал ее, словно ребенка, и гладил по голове, по шелковистым распустившимся волосам.

- Что здесь произошло, мистер гном? - неожиданно раздалось за спиной, и Двалин, резко обернувшись, увидел пару пожилых хоббитов.

Женщина стояла немного позади своего мужа, а он прикрывал ее рукой, словно пытался защитить.

- Это орки, - ответил Двалин, вглядываясь в лицо полурослика, - они пытались украсть Лили, - при этих словах девушка всхлипнула и прижалась к нему еще сильнее. - Орки уже давно воруют девушек и молодых женщин, чтобы продолжить свой поганый род.

И это действительно было так. Похищенные женщины сразу становились общими и использовались только для производства детей, которых забирали, едва те прекращали кормиться грудью. Девочки повторяли судьбу своих матерей, едва достигнув зрелости, а мальчики сызмальства учились убивать. Вот только воровали орки в основном эльфиек и человеческих женщин. А в тихом, спокойном Шире до этого дня о таком и не слыхивали.

- Лили, - Двалин попытался расцепить ее руки, - нужно предать его мерзкое тело земле - орки начинают смердеть уже через час после смерти. Побудь пока с... - он вопросительно посмотрел на хоббитов.

- Мистер и миссис Коттон, - подсказал мужчина и Двалин кивнул.

- Побудь пока с мистером и миссис Коттон, я скоро вернусь, - он наконец смог оторвать от себя Лили и, сжимая в руках ледяные ладошки, заглянул в ее полные слез глаза, но она только замотала головой.

- Не беспокойтесь, - сказал вдруг хоббит, - мы сделаем все, что нужно. Останьтесь с Лили - бедная девочка и так сильно напугана, - и посмотрел на свою жену, - ты поможешь мне, дорогая?

Хоббитянка только молча кивнула, и Двалин, коротко поблагодарив их, подхватил Лили на руки и понес ее в нору. Он опустился вместе со своей драгоценной ношей прямо на ковер в прихожей, усадил Лили к себе на колени и тихонько шептал ей слова утешения:

- Все прошло, Лили, все уже кончилось... Успокойся, я всегда буду рядом, обещаю...

Она уже не плакала, только всхлипывала тихонько, уткнувшись ему в шею и продолжая крепко обнимать, словно боялась, что если отпустит, он сразу уйдет. И вдруг коснулась губами огрубевшей кожи, и Двалин замер на миг, боясь шевельнуться. Но Лили, подняв голову с его плеча, заглянула ему в глаза и, тут же запылав от смущения, опустила ресницы и прошептала:

- Поцелуй меня еще раз.

От ее слов жар прокатился по всему телу воина, но он сдержал порыв и, только судорожно сглотнув, спросил:

- Почему? Хочешь меня отблагодарить?

Она распахнула ресницы и Двалин увидел, что янтарь в ее глазах пылает, переливаясь огненными бликами.

- Нет, - ответила она, на этот раз пристально глядя ему в глаза, - просто хочу, чтобы ты сдержал свое обещание.

Мир перестал существовать, едва Двалин коснулся ее губ, которые раскрылись ему навстречу, словно диковинный цветок. Он прильнул к ней, словно к источнику с живой водой, и пил пьянящий нектар ее губ, не в силах насытиться. Его руки расстегивали бесчисленные пуговки на ее платье, стягивали вниз мягкую ткань, обнажая прекрасное тело, вздрагивающее от каждого его прикосновения. Когда Двалин коснулся ее упругой груди, Лили напряглась и коротко вздохнула. И он, помедлив, обвел упругий холмик кончиками пальцев, слегка задев затвердевший сосок, и Лили ахнула. Получив одобрение, он прильнул к ее груди губами, придерживая девушку, положив ладони ей на спину, и она со стоном откинулась назад. Он покрыл поцелуями одну грудь, потом вторую, поднялся вверх по тонкой шее, слегка прикусил мочку ушка и, обдав горячим дыханием нежную щеку, вновь прильнул к губам.

Подхватив девушку на руки, он оторвался от нее только на миг, чтобы спросить, где ее спальня, а она махнула рукой, указывая куда-то вглубь коридора и вновь прижалась к его губам...

Двалин бережно положил Лили на белоснежное белье и залюбовался ее точеной фигуркой. А она, вновь смутившись под его взглядом, одной рукой прикрыла грудь, а другой попыталась натянуть на себя покрывало. Двалин только улыбнулся, глядя на ее робкие попытки укрыться, и, быстро сняв с себя одежду, избавил девушку от неловкости, накрыв ее тело своим. Теперь он целовал ее более страстно и глубоко, лаская ее язычок и заставляя Лили вздрагивать и стонать. Его рука скользила по ее обнаженному телу, сначала лаская грудь, потом подрагивающий под пальцами живот, спустилась ниже, прошлась по курчавым волоскам и вдруг оказалась зажатой крепко сведенными бедрами.

- Не бойся, - шепнул он в маленькое ушко, слегка надавливая коленом, пытаясь раздвинуть сжатые ноги, - пусти меня.

Лили послушно расслабилась, но когда его пальцы коснулись ее потаенного местечка, вновь инстинктивно сжалась, но колено Двалина уже не давало свести ноги. Он нашел чувствительную вершинку, и Лили застонала, едва он ее коснулся. И он ласкал ее, обводя по кругу, то ускоряясь, то, наоборот, почти останавливаясь, до тех пор, пока не почувствовал, что девушка расслабилась и уже сама приподнимается навстречу. Тогда он спустился чуть ниже, провел пальцами по нежным складочкам и осторожно проник в уже влажное тугое отверстие, почти сразу натолкнувшись на преграду.

Лили ойкнула и слегка оттолкнулась ногами, поднимаясь вверх к изголовью кровати, убегая от проникшего в нее пальца. Двалин тут же убрал руку и, посмотрев в слегка испуганные янтарные глаза, сказал:

- Ничего не будет, если ты этого не хочешь, Лили. Я не буду тебя принуждать. Сегодня днем я просто потерял голову, но больше такого не повторится. Я лучше умру, чем обижу тебя.

Он понимал, что она просто боится, и ждал ее ответа. А Лили, вцепившись в покрывало, боролась со страхом и желанием одновременно. Желание оказалось сильней и, робко протянув руку, она коснулась его щеки и прошептала:

- Люби меня, Двалин, я хочу этого...

Сорвав с ее губ короткий поцелуй, он как-то хитро улыбнулся и, опустившись вниз, припал губами к ее лону. Лили только всхлипнула и положила ладошки на его гладкую голову, радуясь тому, что Двалин не видит сейчас ее лица, залитого краской стыда. Впрочем, очень скоро она забыла и про стыд и про все остальное. Она чувствовала только его жаркое дыхание и требовательные губы, ласкающие ее девственный цветок. Раскрывая пальцами ее нежные лепестки, он проникал языком в ее трепещущее лоно, вызывая жар в ее естестве и желание чего-то большего. Он ласкал ее, доводя девушку до исступления, добиваясь того, чтобы она сочилась влагой, и когда понял по уже не прекращающимся стонам и недвусмысленным движениям бедер, что она готова, дополнительно увлажнил ее своей слюной и, поднявшись наверх, прижался к стонущим губам и одним быстрым движением вошел в Лили, сокрушая хрупкую преграду. Она даже не вскрикнула, только дернулась слегка, но Двалин придержал ее за плечи. Лили почти не почувствовала боли, только защипало слегка и что-то теплое потекло по ягодицам. И, почувствав его внутри себя, она поняла, каково это - принадлежать мужчине. Он начал двигаться, медленно и осторожно, продолжая ласкать ее, и вскоре Лили перестала испытывать неприятные ощущения. Напротив, все ее естество тянулось навстречу могучей плоти ее любимого, и она, забыв свое недавнее стеснение, двигала бедрами, стараясь принять его в себя еще глубже, слиться с ним воедино.

Но Двалин вдруг приостановился, вызвав этим протестующий стон Лили, и, пряча в усах довольную улыбку, прошептал:

- Уже вошла во вкус? Это только начало, милая.

Он повернулся на бок, увлекая ее за собой, одну руку просунул под плечи, обнимая, другой подтянул ее ногу себе на бедро и скользнул вниз, на набухший бугорок, жаждущий ласки. Он двигался медленно, продолжая дополнительно ласкать ее рукой, ловил губами ее стоны и ликовал внутри. Он обладал женщиной, которую любил. Он осознал это, когда оказался внутри нее, первым. Хотя должен был понять гораздо раньше, но слишком уж быстро все произошло. И сейчас, сжимая в объятиях эту хрупкую девушку, он вспоминал слова Торина, сказанные им на прощание. Вот она, та, которую он успел полюбить всем сердцем за такой короткий срок, стонет от его ласк, шепчет его имя пересохшими от страсти губами, даря ему необыкновенные, волшебные ощущения. Он смотрел, как она выгибается, достигнув пика, как в крике-стоне раскрываются ее губы и широко распахиваются ресницы, открывая взгляду изумление в ее глазах. Чувствовал, как пульсирует ее тугое лоно, сжимая его еще сильнее, как она обмякает, испив чашу наслаждения до дна. Лишь когда Лили перестала вздрагивать, он снова уложил ее на спину и, приподняв ее бедра, вновь начал двигаться, постепенно ускоряясь, и вскоре тоже достиг вершины, с хриплым стоном извергаясь в лоно своей возлюбленной...

А потом он еще долго смотрел, как она спит на его плече, положив ладошку под щеку, и его сердце снова щемило, только на этот раз не от боли, а от невероятной, всеобъемлющей нежности.