Название: Белое безмолвие участник конкурса "Простые волшебные вещи", Серебряный Призёр Зрительских Симпатий Автор: Serpens_Subtruncius Фандом: ориджинал Персонажи: Полуэкт, Павел, Ольга Рейтинг: G Жанр: повседневность, мистика с толикой юмора Тип: джен Размер: мини Статус: закончен Размещение: с разрешения автора Примечание: автор приносит извинения Дж. Лондону и Вл. Высоцкому за заимствование названия
Текст фанфика:
Полуэкт был солиден и молчалив. Сердце, несмотря на возраст, билось ровно. Он крепко стоял на ногах, давным-давно занял свою нишу в обществе и не нуждался в переменах. Полуэкт был чист душой и прям станом, и яркий луч вспыхивал в глубинах его сознания всякий раз, когда навещал его единственный друг Павел. Вместе с Павлом в его бытии появлялись самые простые и необходимые вещи, без которых не прожить. Нет-нет, ничего вычурного или новомодного, чего он, родившийся в середине семидесятых, все равно не мог ни оценить, ни одобрить. Хотя комфорт Полуэкт любил. Наравне с чистотой. Чего он не любил? На дух не переносил сквозняков. Однажды в юности друг его Павлуша забыл прикрыть за собой дверь, и наутро у Полуэкта разыгралась пневмония. Его лечили полтора месяца, после чего развился пунктик: он следил, чтобы каждая дверца была захлопнута, каждая коробочка накрыта крышечкой и каждый узелок затянут. Еще Полуэкт не любил резких запахов, особенно курева. Казалось, они окутывали его снаружи и изнутри, так что по нескольку дней невозможно было избавиться от назойливого послевкусия. Можно признать, что Полуэктова жизнь не пестрела разнообразием красок и звуков. Это было белое безмолвие, уютное и возвышенное, и белый был его наследственным цветом.
Однажды его двери коснулась чужая рука, тонкая, почти сливающаяся с белой дверью, если бы не розовый лак на длинных пальчиках и пара серебряных колец. Кольца были холодные, – девушка только вошла с улицы, – а ладонь удивительно горячая, так что Полуэкт вздрогнул и не хотел отпускать её. Неспроста, ох, неспроста явилась сюда обладательница таких горячих рук и обжигающей улыбки. Стало ясно, почему третьего дня Павел забыл бутылку дорогого шампанского. Он еще тогда удивился немного, но Павел поднял бровь, и Полуэкту оставалось только фыркнуть и промолчать. И вот сейчас она разглядывала его, тараща какие-то невероятно яркие голубовато-зеленые глаза. "Что это за цвет?" – думал он в замешательстве. Павел за её спиной гремел тарелками, доставал из хрустящих пакетов из супермаркета какие-то незнакомые яства (знакомые он бы распознал по одному шуршанию полиэтилена). Что-то назревало. Что-то давно забытое надвигалось на величавый мир его белого безмолвия, глядело на него сквозь зеленоватые кристаллы цвета морской волны, усмехалось и щебетало на частотах, почти недоступных его слуху. А она, похоже, иронизировала, отпускала шуточки в его адрес, то открывала, то закрывала дверь, то и дело задевая своими бело-розовыми ладонями, обжигающими, как свежезаваренный чай, и изящными, как лучшая роза на торте.
Потом они ушли, оставив ему в наследство коробочки с салатами, миску вареных креветок, горку пирожных, растопленное мороженое и прочий вздор, недостойный упоминания. Полуэкт почти оскорбленно взирал на недоеденные изыски и не мог простить измены Простоте. Сквозь затворенную дверь слышны были обрывки удаляющегося разговора и смех,
Однако она стала гостем чуть ли не более частым, чем друг его Павел. Её звали Ольга, она была младше Полуэкта на десяток лет, и он с удовольствием осознавал свое возрастное превосходство и тяжесть опыта. Его жизнь наполнилась бесконечной чередой завтраков, обедов, полдников, перекусов, ужинов, ночных посиделок, рассветных предзавтраков, закатных файвоклоков, кофе-брейков и суши-трапез. Ольга сваливала перед ним коробки, бутылки, брикеты, контейнеры… Полуэкт вначале ворчал и отмахивался, потом только терпеливо смотрел, как она деловито раскладывает, расставляет и запихивает всевозможную снедь. Он завороженно следил за мельканием золотого огонька на безбрежной глади этих зелено-синих, аквамариновых радужек. Ольга улыбалась, вроде как ему и не ему. Себе. Но если на её губах играла улыбка, он заранее был доволен. Значит, у них с Павлом всё хорошо, просто замечательно. Великолепно! На этой его мысли она обычно поворачивалась к Полуэкту спиной и гасила свет.
Через полгода его новой жизни и особенно бурного обеда-ужина-завтрака Ольга осталась навсегда. Теперь Павел заглядывал к Полуэкту иногда, выпить пива и обсудить воображаемые проблемы. Поскольку всё его свободное время занимало общение с Ольгой, Полуэкт имел право назвать эти проблемы воображаемыми, но безропотно выслушивал, потому что Павел был его лучшим и единственным другом с рождения. Ольга же стала улыбаться не чаще, но как-то счастливее, хотя изредка в её бирюзово-нефритовых озерах плескались волны. Полуэкту было нелегко судить о противоречивых женских эмоциях, он гордился своей мужественностью и простотой.
На Ольгиных щеках появился румянец, а руки потеряли чудесный оттенок снега. Павел расправил плечи, исчезла его нервная худоба, он перестал хлопать дверью и теперь напоминал не разбуженного лося, а ленивого кота. Полуэкт искренне радовался за них. Еще один год пролетел незаметно.
Потом произошло это. Однажды утром Ольга открыла дверь и посмотрела разбуженному Полуэкту прямо в душу. Она простояла добрых полторы минуты, не отводя глаз, а потом тихо закрыла дверь. Он услышал замедленные шаги. Полуэкт не понял. Что это было? Что ей надо? Больше в этот день он её не видел. Павел забежал после работы, захватил кастрюлю с супом и заспешил в соседнюю комнату. Из-за стены слышались странные звуки. Полуэкт знал, что это за звуки, он частенько слышал их в молодости. Плач и слова утешения. Звон ложки, сморкание в платок; вот скрипнула дверца аптечки…
На следующее утро Ольга распахнула дверь, как ни в чем не бывало. Посмотрела тяжело, оценивающе, с вызовом, – и хлопнула дверью так, что у Полуэкта ёкнуло сердце. Ему впервые за долгие годы стало немного не по себе. Тахикардия? Сбой в фазе? Ан нет, электричество мигнуло, а ему показалось, что темнеет в глазах. Завтраки исчезли, только Павел делал бутерброды, чтобы выпить чаю на работе. Суши пали жертвой нововведений первыми. Исчез сыр. Аннигилировались полуфабрикаты. Скис, заплесневел и был с позором спущен в унитаз украинский борщ с чесноком и шкварками. Мир катился в тартарары. Полуэкта начало трясти. Он ничего не мог с собой поделать, но когда он видел ледяные глаза Ольги, его пробирала дрожь. На её вновь побелевших руках стали видны голубые жилки, синеватые пятна появились под глазами, так что теперь их удивительный цвет казался выбеленным и замерзшим.
Она продолжала пытливо изучать его изнанку, молчала и закрывала дверь. Каждое утро. Каждые три часа. Каждые двадцать минут. Полуэкт понял, что с ней не всё в порядке, – с ней, а не с ним! Она сошла с ума? Влюбилась в другого и потеряла аппетит? Заболела гастритом? Его терзала неизвестность. Скоро его вновь стала окружать спартанская бедность, и белое безмолвие лишь изредка нарушалось стуком закрываемой двери. Наконец, однажды ночью он не выдержал. Он решился нарушить затянувшееся молчание и сказать им всё, что думает. Предложить помощь, наконец!
С трудом, спотыкаясь, он перелез через порог и направился к спальне. Из-за двери слышался вполне спокойный диалог. Павел говорил с успокаивающей интонацией, Ольга – с оправдывающейся. – …Это не долго. Врачи говорят, что обычно месяца через два-три всё прекращается, так что ты снова сможешь э-э… есть как все люди. – Я его видеть не могу! "Это меня", – обреченно подумал Полуэкт, становясь на цыпочки и вслушиваясь во всхлипывающую темноту. От непривычки ходить он поскользнулся и ударился всем корпусом о застекленную преграду. Его ослепила вспышка света – это Павел нажал выключатель торшера. Расширенные от ужаса, две пары глаз – карие и аквамариновые – смотрели на стоящий в дверях ХОЛОДИЛЬНИК.
Полуэкт хотел извиниться, но помялся, решил не мешать и с максимальной деликатностью повернул ручку. Слегка шаркая, он ретировался на кухню и встал в нишу у окна. Белое безмолвие не нарушилось.
Поставлю плюс, за грамотность и идею. Я бы сама офигела, если бы в дверях увидела холодильник, а потом ещё и видеть как он шаркая ножками удаляется обратно на кухню. За идею, грамотность и необычность ставлю вам плюсик.
Послушайте, это просто чудесно! Я давно не получала такого удовольствия! ))) Да что говорить, наслаждалась чтением. Снимаю шляпу перед автором! Несомненный, заслуженный "плюс". Всё понравилось, а "разбуженный лось" особо порадовал - такое я слышу впервые... ))))))
Весь рассказ думал о сущности этого Полуэкта. Медленно приближался к истине. Я понял, что предмет интерьера, но немного смущала его жизненная активность. Что ж, живой холодильник - довольно интересно. Но, увы, рассказ меня не захватил. Это действительно обыденность. А прозаичность выигрывает только в реальности, увы.
Плюс за живой холодильник. Теперь хочу себе новое домашнее животное) Успеха в дальнейшем творчестве.
Ставлю плюс за идею, грамотность и ровный стиль. Я с самого начала поняла, что речь о холодильнике, но все равно рассказ хороший. И смутило количество Полуэрта... Вместе с Павлом в его жизни появлялись самые простые и необходимые вещи, без которых не прожить Дважды в предложении слова с корнем жизнь. если бы не розовый лак на длинных пальчиках и пара серебряных колец. Кольца были холодные, – она только вошла с улицы Вот странно, что лак на пальцах, а не на ногтях. и изящными, как лучшая роза на торте. Все-таки розы на торте из крема далеко не изящны...
Интересная идея, соответствие условиям конкурса налицо.
Но не поняла некоторые моменты. Вот здесь: «Это было белое безмолвие, уютное и возвышенное, и белый был его наследственным цветом». – наследственный цвет – это как? Да, в конце истории становится понятно, что именно имеется в виду, но само по себе словосочетание очень непривычное.
Здесь: «Однажды его двери коснулась чужая рука, тонкая, почти сливающаяся с белой дверью, если бы не розовый лак на длинных пальчиках и пара серебряных колец. Кольца были холодные, – она только вошла с улицы…» - Я извиняюсь, но рука, вошедшая с улицы, это уже ужастик.
Здесь: «…и родом она была из следующего десятилетия…» - неудачный оборот, создаётся ощущение, что она родилась только в следующем десятилетии. Я даже остановилась и некоторое время искала глазами выше упоминание про то, что Ольга из будущего прилетела.
Здесь: «Ольга же стала улыбаться не чаще, но как-то счастливее, хотя изредка в её бирюзово-нефритовых озерах плескались волны». – Волны – это прекрасно даже в глазах. Но непонятно, какую эмоцию хотел подчеркнуть автор. Волны-то разные бывают.
Концовка неожиданная и заставила улыбнуться, фантазия автора порадовала. Однако вышеперечисленные моменты не позволяют мне поставить плюс. Тем более, что автор, судя по всему, весьма грамотен. Ноль.
Замечательный рассказ! Все в нем прекрасно: и идея, и сюжет, и слог. Насладиться рассказом можно дважды. Читая в первый раз, получаешь колоссальное удовольствие от авторской иронии, лаконичного и в то же время образного стиля, необычного сюжета, который вначале никак не поддается пониманию, а уж сюрприз, поджидающий в финале, просто сбивает с ног. Но второе прочтение дарит не меньшее блаженство. Теперь, зная в чем соль истории, по достоинству можно оценить изобретательность и меткость авторской мысли. Дорогой автор, вы потрудились на славу! Снимаю шляпу перед вашим остроумием, которое, как известно, является удачным сочетанием ума, чувства слова и чувства меры. Однозначно, плюс.
Автор достаточно грамотен, в тексте есть небольшие огрехи, но это поправимо. Условие конкурса выполнено. Замечательная идея и очень неплохое исполнение! Холодильник вышел таким положительным героем. Спасибо, автор, повеселили. Хохотал до слез. Плюс.
Ответ: Дракон! Тук-тук! Это твоя крыша! Первое октября у нас. Какой плюс? Какие комментарии? Расслабься. Напрягаться будешь на ковре.
С первым абсолютно согласна и это легко исправить. Про розы на торте и лак на пальцах - не забывайте, он мужик с эстетическими запросами холодильника. Ему не до ногтевых пластин и кутикул. Точнее, он просто холодильник, который настоящие розы только по телевизору видел, а на торте - его любимые, потому что их можно съесть.
Со всеми замечаниями согласна, кроме, пожалуй, последнего. Волны - это слёзы, что ж еще. А в связи с чем - вот этого не знаю ни я, ни, тем более, холодильник.
Так оно и будет, если я не перестану их доканывать будут приходить и с укором смотреть на легкие сарафаны, без дела висящие исключительно на плечиках потому как на плечи хозяйки сарафаны ни за что не налезут
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
