За лесами и горами, далеко-далеко от моря синего, жил да не тужил царь. Дни его проходили в ленивом правлении небольшим своим государством, вечера – в объятиях русских красавиц с длинными косами, ночи – на пышных перинах и вышитых рукодельницами подушках. И жил бы он дальше, не печалясь и не волнуясь, да только пришла пора женить трёх его сыновей. Женить старшего умницу, среднего простачка, и младшего дурачка.
Созвал он их к себе и начал речи вести. Дескать, нельзя больше в неженатиках ходить - люди смеются. И выступил тут первый сын.
- Да как же так, царь-батюшка, есть уже у меня любимая. Марья-искусница, да знаете ведь вы её: фигурой – лоза, лицом ягодка! А какими нитями вышивает свои картины: и золотыми, и серебряными, и радужными... Нехорошо мне другую жену искать, батюшка, страдать буду.
Подумал-подумал царь, да и пустил того с Богом. Умница старший сын, значит, и жену себе с умом выбрал.
Вышел на поклон средний сын. Помялся-помялся с ноги на ногу, да потихоньку начал.
- И у меня есть уже любимая, царь-батюшка. Марфа, из деревенских. Глаза – сапфиры, щёки – яблочки, улыбка – сияющая. Нет в народе никого, кто бы такие пироги да щи готовил, а ведь хороша та жена, что мужа накормить умеет... Нехорошо мне другую искать.
Не думал даже царь, пустил того восвояси. Накормлен будет средний сын, значит, и горевать с женой ему не придется.
Шагнул вперед младший сын Иванушка. Насторожился царь – кто дурачка по собственному желанию в мужья возьмёт? Но делать нечего, и стал царь слушать.
- Нет у меня любимой, батюшка, так что возьми судьбу мою в свои руки и направь меня по пути верному, - молвил младший царевич не моргнув глазом.
Долго размышлял царь, сидя на троне своем в окружении красавиц русских. Вспомнил он, как сам женатым не по своей воле оказался, и велел тотчас принести лук, да стрелы острые.
- Выходи в чисто поле, Иван-царевич. И стреляй в ту сторону, которая тебе по душе будет. Куда стрела упадет – туда и иди невесту искать.
Понял всё младший сын, взял лук со стрелами и отправился в чистое поле. Видел он по пути много чудесных невест: ретивую волчицу с волчатами, спокойную косулю, куницу, ласку... Да не стал он зову природному поддаваться – встал посреди чистого поля пшеничного, натянул тетиву потуже, и улетела стрела в дремучий лес. Обрадовался Иван-царевич выбору своей стрелы заветной, и свернул с протоптанной пахарями тропы на тропу дикую, необъезженную.
Недолго шёл он сквозь колючие ветви и вязкие озёрца – вышел он на поляну, залитую солнечным светом. И увидел на ней лягушку с его, Иванушкиной, стрелой. Симпатична была Ивану лягушка, и подошёл он к ней на поклон.
- Здравствуй, лягушка; здравствуй, красавица, - расплылся в улыбке царевич. Лягушка же стрелу изо рта своего широкого выронила, лупоглазыми очами на него уставилась – никто, видимо, красавицей прежде не называл.
- Здравствуй, царевич, - квакнула она, перепончатой лапой смахнув тину с тельца маленького. – Какими тропами ты попал сюда?
- Любовными тропами, - ответил Иванушка и поднял лягушку с листа кувшинки. – Я в жёны тебя возьму, раз угодила к тебе моя стрела игривая.
Лягушка противиться воле царской не стала, и возвратился с нею Иван-царевич во дворец, к батюшке. Обмыл он суженую в воде розовой, счистил грязь с брюшка светлого, усадил на подушечку, золотом вышитую, и понёс к царю.
Царь в то время трапезу принимал с боярами своими. Пир на весь мир устроил он в честь женитьбы двух своих сыновей, а про младшего и думать забыл – надеялся, что сгинет дурак, стыд его отцовский, пока стрелу свою отыщет. Но ложными были его надежды: распахнулись двери дубовые, и вошёл Иванушка с живностью некой на маленькой подушечке.
- Вот жена моя, батюшка – царевна-лягушка. Нашёл я её среди пней сгнивших, среди лишайников лесных, да среди болот протухших, - не к столу сказано было царевичем, и подавились едва ли не все бояре кушаньями заморскими. – Благослови нас, и будем мы в счастье жить.
Побледнел царь, затем побагровел, но дал-таки благословение сыну своему младшему и пустил его восвояси. Продолжился пир великий, да вот только аппетит у всех поубавился.
Пришла ночь звёздная, спустил Иван со своих плеч рубаху и тут хватился: нет лягушки! Обыскал он все углы в комнате просторной, заглянул под кровати высокие... Нет суженой! Запечалился царевич, и тут слышит:
- Здравствуй, Иванушка...
Обернулся Иван-царевич и видит: стоит у порога девица красоты необычайной. Чёрные косы пяток касаются, жемчуга сияющие шею украшают, платье в изумрудах фигуру точёную облегает... Растерялся Иванушка, а красавица подошла к нему и легко так губ его коснулась.
- Это же я, жена твоя, царевна-лягушка. Но звать меня Василисой Премудрой...
Рассердился тогда Иван, не дослушав речей сладких. Вскочил он с перины пуховой, негодуя и едва ли не огнём дыша.
- Не жена ты мне, ведь нет у тебя кожицы зелёной, нет у тебя перепонок меж пальцами, нет у тебя глаз огромных... Женился я на лягушке, а не на девице в каменьях и платьях!
Испугалась не на шутку Василиса Премудрая, и обернулась в тот же миг лягушкой лупоглазой. Успокоился сразу Иванушка – подхватил он на руки жену свою ненаглядную, закружил в объятиях тесных, да изласкал её поцелуями нежными.
Нельзя ведь любовь истинную променять, пусть она, как часто сказывал царь-батюшка, зла бывает и весьма странна. У дурных – особенно.