Название: Меня зовут Шона. Автор: Kir Lugaru Фандом: Ориджинал. Персонажи/ Пейринг: Шона. Жанр: Мистика Предупреждение: Смерть персонажа Рейтинг: PG-13 Размер: драббл. Статус: закончен. Размещение: Только с разрешения автора. От автора: Вдохновилось прочтением книги П.Брайт "Изысканный труп". Шона – монгольское имя, переводится как «волк». Митра – в древневосточных религиях бог солнца, один из главных индоиранских богов, бог договора, согласия, покровитель мирных, доброжелательных отношений между людьми.
Текст фанфика:
Как долго я здесь? Месяц или всего пару часов? Я не знаю, я сбился со счета. Отлаженный механизм с предательским хрустом застыл, стоило только позволить воображению представить свисающие лохмотьями куски мяса с рук, окованные и подвешенные ржавыми обручами, подобные кольцу на безымянном пальце вдовы. Можно еще запустить в эту идеалистическую картину коменданта тюрьмы крысу, которая упрямо сейчас прогрызает бетонный пол в углу, ведомая запахом запекшейся крови, тошнотворной вони поврежденных внутренностей, соки которых покидают ослабленное тело через зияющую дыру в животе, а, позже, в желудке этот чертов грызун расположит свой жадный ненасытный выводок…. Я слабо мотнул головой, растормошив тягучую, словно патока, боль во всем теле – замерзшем, окаменевшем у стены, угрожающе наклоненной внутрь комнаты, отчего меня никогда не покидает ощущение, что потолок вот-вот обрушится, погребая под собой мое грязное тело. Меня зовут Шона. Я - заключенный камеры А13 из-за суеверного ужаса граждан городка, который посетил я на свою беду. До сих пор понять не могу, как местное население еще не вымерло. Хотя это неудивительно. Когда твои руки вывернуты за спину, и то, что было тобой, висит теперь на них как старая рубашка на крючке, а твои колени упираются в пол усыпанным осколками грязного стекла, острые края которых вгрызаются в обескровленную плоть, проникая глубже, вонзаясь в кость – то думать о геноциде сложно, если не невозможно. Меня зовут Волк, и мне 27 лет. Каждый день – а может ночь, вечер или утро – ко мне заходит охранник и дарит моим ранам новую жизнь. О, даже мое воображение не дает мне возможности представить, как алыми цветками распускаются рвущиеся тупым ножом и накаленной иглой края плоти на моих руках и спине. Я могу только чувствовать горячую кровь, стекающую по серой коже вниз, глухим звуком капая в лужу подо мной, пропитывая пыль и грязь, пробираясь по трещинам в бетоне к земле и ниже – в пасть ненасытного зверя. После такого ритуального жертвоприношения мне вкалывают наркотик и начинают ворошить мои внутренности, словно желая поменять их местами и заставить функционировать по-новому. К этому моменту я – уже не Шона. Именно я был рожден в узких удушающих стенах этой тюрьмы, чей смердящий запах гниющих тел и пот этих тупых тюремщиков пробуждают жажду вгрызться зубами в мягкую плоть шеи, разрывая мышцы и вырывая целые куски, упиваясь булькающими хрипами и чужой, горячей кровью у себя во рту. Когда же надзиратель уходит, предварительно вкалывая очередной раствор, чтобы я не испустил дух до самой казни, я вновь сворачиваюсь в грудной клетке хозяина, время от времени зубами вгрызаясь изнутри в бьющееся сердце, не давая Шоне ни на секунду усомниться в том, что скоро это закончится.
Открывать глаза, когда на лице стягивающей пленкой засыхает кровь, всегда затратно с точки зрения энергии. Для этого нужно заставить себя не единожды качнуть свинцовой головой, чтобы отросшие слипшиеся грязные пряди упали в сторону. От любого движения тело вздрагивает, распадается на множество частиц от ударной волны боли, распространяющейся от посиневших кончиков пальцев рук до багровых купающихся в крови ног. Открывать глаза, чувствуя, как напрягаются мышцы, искривляя черты до неузнаваемости от физической муки. Открывать глаза, видя вначале лишь темноту с кровавыми вкраплениями, фейерверками резких звуков и мигания света, отчего мозг грозится взорваться новым приступом. Но в этот раз все наоборот. В этот раз с меня сняли кандалы, подняли со стекла и уложили на металлический лист. Было бы наивно надеяться, что они вставят плечи на место, но я был бы им очень благодарен за этот акт милосердия к моему истерзанному телу. Но вместо этого они, обмениваясь репликами, начали водить по потерявшей чувствительности коже тряпками. Я – взрослый мужчина, вынужденный наблюдать за тем, как трое других мужчин смывают с меня кровь и грязь, беззастенчиво проводя куском жесткого мыла и окатывая протухшей водой из ведра. Любое движение, пусть даже в которых задействована не моя воля, а лишь прихоть тюремщиков, заставляет меня стиснуть зубы, не давая ни единому звуку вырваться из моей глотки. О, как я хочу увидеть их улыбки – от уха до уха окровавленные рты и распахнутые широко глаза, которые я бы с удовольствием выдавил, чувствуя на пальцах белесую жидкость. Как мы хотим это увидеть… Предавшись своим мыслям, я не сразу заметил, как на меня нацепили бесформенную грязно-белую рубашку, которая едва прикрывает зад, и повели по коридору. Я тряпичной куклой висел на их руках, заворожено глядя вниз и наблюдая то, как появляются и пропадают в поле зрения мои ноги – переломанные, едва ли способные вынести вес моих костей. Но они как-то справляются, и это знание только сильнее подкрепило мою уверенность. Это ведь так легко, когда знаешь, что твое тело сделает все, что ты ему прикажешь, лишь бы пожить подольше. Меня вынесли на главную площадь, которую я смог различить лишь тогда, когда глаза мои привыкли к невероятно яркому солнцу. Я боялся, что оно выжжет мне сетчатку, высушит меня и мое тело рассыплется под безжалостными лучами-стрелами Митра, который решил уничтожить меня, пока не стало слишком поздно. Но кары не последовало – меня приковали к столбу, обложив сухой соломой и ветками. Они решились сжечь меня. Как ведьму. От этого осознания я разразился диким хохотом, едва слыша их приговор.
Эти люди обвиняют нас в колдовстве и считают себя достойными, чтобы казнить нас. Эти люди свято верят в то, что они никогда не понесут наказания за свои деяния. Эти люди даже не подозревают, что мы – их смерть. Они подожгли под нами листву и ветви, а нас раздирает смех. В стоящем воздухе запахло паленой кожей. Языки пламени щекочут наши стопы, слизывают нашу кровь, сжигают первый слой нашего тела, но не смеют приблизиться ближе. Огонь знает, кто мы и что мы сделаем, если он пойдет против нас. Ему нравится наша кровь, и мы не против поделиться с нею, если он перекинется на их дома. И он делает это, вторгаясь без приглашения, огненной змеей скользя по земле, наслаждаясь, как и мы, криками и слезами матерей, чьи дети остались догорать в своих комнатках. Мы смеемся множеством голосов, симфонией звуков, наполняя воздух собой, отравляя его собой, отчего люди начали задыхаться, падая в объятия ненасытного прожорливого пламени. Почва отравлена нами – тут и там, из-под земли, доносится протяжный вой и лай адских гончих, вышедших на охоту. Огонь сжег наши веревки, позволив нам спуститься вниз и присоединиться к кровавому пиршеству – набрасываться на людей, когтями разрывая их животы, вгрызаясь в грудины, ломая ребра, добираясь до трепещущих сердец, чтобы впиться в них, вонзая клыки и упиваясь кровью. - Ч-что ты?.. – прохрипел умирающий старик, наблюдавший за тем, как заживают раны на нашем теле и с хрустом срастаются кости. Как сильнее и выше становимся мы с каждым съеденным сердцем. Облизав окровавленные клыки, мы ухмыльнулись и, задрав морду, издали долгий вой. Нам вторили остальные собаки, и вскоре весь город утонул в наших голосах, растворяясь в черном горьком дыму. Меня зовут Шона, и я путешествую в теле заключившего со мной сделку человека по селениям в поисках заблудших душ. Я – Черный пес.
1. "Стоило только позволить воображению...", следом же идет такое: "а если запустить еще в эту картину..". Как по мне - вполне ясно, что речь идет о возможном недалеком будущем, ворохом представлений мелькающего в голове. 2. Насчет погони Вы не правы. Всегда грешила нагроможденными конструкциями. Поверьте - в первоначальном варианте было в разы хуже. И вполне осознанно понимаю, скажем так, данную претензию. 3. Открытый финал... Вы сами сказали, что читателю сложно догадаться о раздвоении личности. Учитывая уклон в мистику, то последняя фраза "..и я путешествую в теле заключившего со мной сделку человека.." подразумевает если не раздвоение, то как минимум просто "чужого" в сознании человека, который сам позволил ему там поселиться. А если учесть то, что в начале повествования речь идет от лица Шоны (человека), можно сделать вывод, что его личность сохранена даже при таком "соседстве".
Здравствуйте, автор! Мне понравилась эта работа, несмотря на то, что я не люблю сцен насилия. Но раз этого требует сюжет… Он, кстати, интересен, и некоторые «непонятки» вызывают желание больше узнать о том, кто такие эти Черные псы. Насколько я поняла, это существа (сущности? Создания? Демоны?), что забирают души грешников (в данном случае – палачей и жителей городка, которые наблюдают казнь). Задумка мне представляется весьма любопытной. Что касается непосредственно текста, то мне не часто случается читать такие грамотные работы. Написано «атмосферно» - вот, пожалуй, точное слово. Мерзкие детали, разбросанные по тексту, позволяют «окунуться» в этот жуткий мирок, где суеверие, как выяснилось, очень даже оправдано. Читая эту работу, как будто слышишь хруст костей, чувствуешь запах крови – и понимаешь, что ни за что не хотел бы оказаться там. Даже случайно. Даже во сне. Спасибо за эту работу!
Здравствуйте! Очень рада, что моя работа Вам, как не любителю сцен насилия, понравилась. Насчет Черных псов положение запутанное и странное - в рассказе я смешала сразу несколько встречаемых мною версий про "собачек", но если появилось желание разузнать про них чуточку больше - я только рада. Приятно слышать (в данном случае, правда, читать), что эта моя работа заставляет если не вздрогнуть в ужасе, то хотя бы поежиться с мыслями "такой "радости" мне не надо". Спасибо за комментарий.)
Мне, как большому любителю именно ИЗЯЩНЫХ извращений (трупов), работа показалась скучной и странной. Внезапный поворот сюжета на середине повествования сбивает читательское восприятие, уходя от рассказа об очередной жертве в сторону фэнтези. Почему-то герой начал о себе говорить "Мы". (Мы, Николай Вторый...). Плюс всякие мелочи: 1. Много местоимений - я,я, твое, мой... и так далее, нуждается в зачистке. 2. Перескоки времен. 3.Отлаженный механизм с предательским хрустом застыл, стоило только позволить воображению представить свисающие лохмотьями куски мяса с рук, окованные и подвешенные ржавыми обручами, подобные кольцу на безымянном пальце вдовы. - отлаженный механизм - чего? часов? дыбы?.. - с предательским хрустом обычно ломается, а не останавливается. - вот этого сравнения я вообще не понимаю. Если автор хочет сравнить истерзанную плоть жертвы с вялыми, дряблыми пальцами жирной старухи, в которые впиваются узкие драгоценные кольца , - то пусть так и пишет. А то недосказанно. И почему именно вдовы?.. 4. идеалистическую картину коменданта тюрьмы - если уж речь заходит о таких пристрастиях коменданта, то он сам заслуживает более чем упоминания в одном предложении! Опять пошла в ход занимательная анатомия: если тело подвешено, со вспоротым животом (тут, кстати, читатель задумается - как это ГГ еще жив? вот здесь бы автору и ввернуть немного про оборотней, и вышло бы удачно) - то какими акробатами должны быть крыса и ее выводок, чтобы удержаться в желудке жертвы, практически вертикально на весу.
Почему герой начал говорить о себе "Мы"? Идет банальное раздвоение личности - Шона (человек) и Адский пес. Это же и объясняет перескоки в повествовании. Насчет занимательной анатомии: вспоротое брюхо, крыса со своим выводком внутри идут как представление о том, что может быть будет с ним, пленником, дальше. А не то, что есть сейчас. Живое воображение всегда представляет разные сцены не столь далекого будущего. Насчет хруста и механизма. Если что-то сломалось, то механизм дальше не пойдет, в следствии чего находится в замершем, застывшем состоянии, если его не чинить. Комендант тут не столь важный персонаж, чтобы его упоминать более одного предложения. ИМХО.
Пааадаждите, я еще не закончил) (комп подглючивает, поэтому комментирую частями). Однако вы быстро реагируете, это хорошо... 1. Читателю сложно догадаться о раздвоении личности по тексту. Понятное дело, что крыса подразумевается в недалеком будущем, однако в этом случае стоило бы написать что-нибудь вроде "я представляю, как она обустраивает гнездо для своих выкормышей в моем еще теплом теле, снятом с крючка (ну или на чем оно там висит)" и т.д. 2. В погоне за "изысканностью трупа" вы грешите очень нагроможденными словесными конструкциями и предложениями, когда к концу уже неясно, "кто на ком стоял". (например, вместо простого "тяжело открыть слипшиеся от засохшей крови веки" вы пишете "Открывать глаза, когда на лице стягивающей пленкой засыхает кровь, всегда затратно с точки зрения энергии". ) 3. В этот раз с меня сняли кандалы, подняли со стекла и уложили на металлический лист. - опять, к чему усложнения, зачем тут металлический лист? кинули бы на каменный пол да окатили пару раз из ведра, нафига им намывать-то его с таким усердием? беззастенчиво проводя куском жесткого мыла - слово "беззастенчиво" хорошее, "вкусное", с точки зрения писателя. Но тогда развивайте мысль до конца: "Беззастенчиво проводя куском жесткого мыла по самым интимным местам моего тела" или как-то так.
Ну и напоследок: достаточно было бы закончить текст фразой Нам вторили остальные собаки, и вскоре весь город утонул в наших голосах, растворяясь в черном горьком дыму. - получился бы неплохой открытый финал, оставляющий читателю огромное пространство для фантазии, и было бы интересно узнать продолжение истории. В любом случае, работа вполне достойная, хотя я советую ее подчистить или отдать бете.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
