Тем, кто заболел некой творческой анорексией – она проявляется в том, что человек жаждет творить, однако отказывается утолить эту жажду, всецело сосредоточиваясь на своем отказе, – может оказаться очень и очень кстати немного подлинной  роскоши. Ключевое слово здесь – подлинной. Поскольку искусство рождается как акт экспансии и основывается на вере в неиссякаемый источник, нам совершенно необходимо иногда нежить себя, поддерживая тем самым ощущение изобилия и комфорта.

Что значит нежить? Для каждого из нас ответ на этот вопрос будет разным. Для Джины было достаточно одной распустившейся герберы на тумбочке у постели, чтобы напомнить ей, что жизнь – это сад возможностей. Мэтью обнаружил, что аромат пчелиного воска, применяемого для ухода за мебелью, вселяет в него чувство безопасности, основательности и порядка. Констанция сделала себе царский подарок в виде подписки на журнал (потратив какие-то двадцать долларов, она наслаждалась целый год приятным чтением).

Слишком часто, попадая в творческий тупик, мы объясняем это недостатком денег. Но деньги никогда  не бывают истинной тому причиной. Дело в нашем собственном чувстве зажатости, ощущении бессилия. Искусство требует того, чтобы мы давали себе право на выбор. А это значит – на выбор заботиться о себе.

Один из моих друзей – знаменитый на весь мир и очень талантливый художник. Место в истории за вклад в искусство ему уже обеспечено. Он очень популярен среди молодых и очень уважаем среди опытных коллег. Ему нет и пятидесяти, а его уже отметили наградами и премиями за выдающиеся достижения. И тем не менее этого человека все ещё мучает творческая анорексия. Он продолжает работать, но это дается ему все труднее и труднее. Иногда он спрашивает сам себя: почему дело всей его жизни оборачивается для него тяжелой работой,  а не игрой?

Почему? Потому что он отказывает себе в роскоши!

Поймите меня правильно: когда я говорю о роскоши, я не имею в виду пентхаусы с видом на море, одежду из бутиков, шикарные спортивные машины или путешествия первым классом. Этот человек позволял себе много таких излишеств, вот только жизнью своей он отнюдь не наслаждался. Он отказывал себе в роскоши свободного времени: общении с друзьями, семьей и, прежде всего, с самим собой – без каких-либо планов и сверхъестественных достижений. Всем, чем он когда-либо страстно увлекался, он теперь просто интересуется, убеждая себя, что слишком занят, чтобы развлекаться. Время идет – и он тратит годы на то, чтобы оставаться знаменитым.

Недавно я купила себе лошадь – впервые за десять лет. Услышав хорошие новости, мой успешный друг немедленно занялся «кайфоломством», предупредив меня: «Что ж, надеюсь, ты не собираешься слишком часто на ней ездить и проводить с ней много времени. Годы идут, и чем старше становишься, тем меньше удается заниматься тем, что тебе по сердцу. Все больше времени приходится уделять тому, что ты должен делать…».

Я давно научилась слышать в таких «кайфоломных» советах только то, что в них есть, так что прогноз не слишком меня обескуражил. Хотя навеял грусть. Я вновь подумала об уязвимости всех художников, даже очень известных, – в каждом из них живет моралист, который только и делает, что пытается пристыдить мота («Я должен заниматься работой») и очень не одобряет беспечные удовольствия.

Чтобы преуспеть как творческие люди – а некоторые утверждают, что и просто как люди, – мы должны быть открыты единому вселенскому потоку. Когда мы закупориваем сосуд нашей души, способный наполняться радостью, и щепетильно уклоняемся от маленьких подарков, мы отвергаем и большие дары. Те, кто, как мой друг-художник, много работает, рано или поздно замечают, что высосали из себя все возможное в поисках образов и теперь вынуждены возвращаться к более ранним произведениям и к специальным приемам, совершенствуя технику, но не приумножая искусство. Люди, окончательно перекрывшие рабочий поток, обнаружат, что живут бесцветной и бесполезной жизнью, каким бы количеством бессмысленных вещей и дел ни насыщали её.

Что нас по-настоящему радует? Этот вопрос нужно задавать себе, размышляя о роскоши, ведь ответ у каждого свой. Бэллу радует свежая малина. Она смеется при мысли о том, как легко доставить себе удовольствие. Купив фунт малины, она испытывает ощущение изобилия. А потом посыпает ягодами кашу, нарезанный на кусочки персик или мороженое. Ей можно покупать свое изобилие на рынке и даже замораживать его, если понадобится.

«Малина стоит всего от двух до пяти долларов фунт, в зависимости от времени года. Я всегда говорю себе, что это слишком дорого, но ведь за неделю роскоши это всего ничего. Даже меньше чем сходить в кино или перекусить в дешевом кафе. Наверное, это дороже, чем я думала, что стою сама».

Для Алана большая роскошь – музыка. В молодости он был музыкантом, но уже очень давно не позволял себе играть. Как и другие «застопоренные» художники, он страдал от смертельной двойственности: творческой анорексии и горделивого стремления к совершенству. Для него не существовало пробных попыток. Он сразу хотел быть лучшим, а если это не получится, то он и вовсе не станет касаться своей любимой музыки.

Совершенно запутавшись, Алан так описывал свое состояние: «Я пытаюсь играть, слушаю себя и понимаю, что то, что я умею, настолько далеко от того, что мне хотелось бы уметь, что просто съеживаюсь от ужаса». (И забрасываю это занятие.)

Работая над собственным творческим возрождением, Алан начал с того, что позволил себе роскошь – каждую неделю покупать новую запись. Он перестал относиться к сочинению музыки как к работе и снова стал воспринимать её как развлечение. Приобретал разные бредовые записи, а не только образцы высокого искусства. Забудьте о возвышенных устремлениях. Делайте то, что доставляет вам удовольствие.

Алан начал своего рода исследование. Он приобрел диски с церковной музыкой, кантри, барабанными ритмами восточных индейцев. Через месяц он не задумываясь купил любительский набор барабанных палочек в магазине музыкальных инструментов. Отложил их подальше и не прикасался к ним…

А через три месяца Алан барабанил по рулю своего велотренажера, слушая в плеере убойный рок-н-ролл. Ещё два месяца спустя он расчистил место на чердаке и втащил туда подержанную барабанную установку.

«Я думал, жена и дочь будут стыдиться того, как глупо я себя веду, – признается он, понимая, что напрасно обвиняет других. – Вообще-то стыдился только я, зато теперь играю в свое удовольствие, и мне потихоньку начинает нравиться то, что у меня получается. Оказывается, у такого пожилого человека, как я, есть ещё порох в пороховницах…»

Для Лары билетом в мир роскоши стал набор акварельных красок из ближайшего газетного киоска. Для Кати – дорогие цветные карандаши, «которые мама никогда бы мне не купила. Я позволила себе сделать в первый вечер два наброска и на одном изобразила саму себя в новой жизни, к которой я стремлюсь».

Многим людям, оказавшимся в творческом тупике, приходится приложить немало усилий, чтобы хотя бы просто представить  себе роскошь в своей жизни. Они так часто бывают Золушками для всех окружающих. Сосредоточивая все внимание на других в ущерб самим себе, они нередко пугаются самой мысли о том, чтобы разок себя побаловать.

«Не старайтесь избавиться от Золушки в себе, – советует моя подруга-писательница. – Сосредоточьтесь лишь на том, чтобы заполучить хрустальную туфельку. Вторая половина этой сказки – моя любимая».

Говоря о роскоши, я скорее имею в виду определенный сдвиг в сознании, чем поток, хотя, осознавая и впуская в нашу жизнь то, что кажется нам роскошью, мы и вправду можем вызвать целый бурный поток.

Творческая жизнь требует роскоши свободного времени, выделенного только для себя, даже если это всего 15 минут для короткой версии утренних страниц или десятиминутная ванна после работы.

Творческая жизнь требует роскоши личного пространства, даже если все, что нам удастся выделить, – это книжная полка и подоконник. (В моем кабинете подоконник занят коллекцией пресс-папье и морских ракушек.) Помните, что ваш внутренний художник – ребёнок, а дети любят все, о чем можно сказать «мое». Мой стул. Моя книга. Моя подушка.

Всего лишь называя несколько простых вещей «особенными» и «своими», можно многого достичь. В любой посудной лавке можно найти недорогую и красивую чашку с блюдцем, а в антикварных магазинах нередко попадаются фарфоровые тарелки, которых больше нигде не сыщешь и которые добавят красоту в вашу жизнь, даже когда вам просто хочется перекусить.

Многое из того, чем мы занимаемся в рамках творческого возрождения, может показаться глупым. Но «глупость» лишь средство, которым пользуется наш «кайфоломный» взрослый, чтобы заставить замолчать нашего творческого ребёнка. Остерегайтесь этого слова – «глупо» и не глушите им себя по голове. Да, творческие свидания – это действительно глупо, но в том-то все и дело.

Творчество – парадоксальная штука: серьезное искусство рождается из серьезной игры.