 Фанфик «Громче, чем гром. Тише, чем тишина. | 3.»
Шапка фанфика:
Название: Громче, чем гром. Тише, чем тишина.
Автор: Toss
Фандом: фильм "Легион"
Бета: Pepero
Персонажи: Михаил, Габриэль, Одри и Ко
Жанр: Ангст, Джен, Психология, Songfic
Рейтинг: G
Размер: Миди
Содержание: своеобразное продолжение событий, показанных в самом фильме
Статус: завершен, но будет выкладываться постепенно
Дисклеймеры: Пишется не ради извлечения прибыли, права на использованных персонажей принадлежат Скотту Стюарту
Размещение: Только с разрешения автора
Текст фанфика:
Audiomachine (Epica) – Young Blood
Ночью дышалось хуже, чем днем. Михаил бродил по окрестностям Ред Ридж, чутким слухом ловя шорохи. Нет, звуки доносились вовсе не из-под полога ночи, укрывающего собак и одержимых, а сверху, словно кто-то большой и невидимый пробовал процарапать щель в небесах. Время новолуния, полной темноты и приглушенных чувств, когда меч по ошибке может убить не врага, а союзника. В этой части земли было особенно много темных ангелов, ведь тут жил Месса. И пусть они не могли к нему притронуться, все равно пытались прорваться к семимесячному ребенку, вопя в слепой ярости. Каждый из них успевал проклясть Михаила, перед тем как упасть мертвым, и архангел начинал уставать от всей этой непонятной войны. Скольких одержимых он убил? И сколько еще их осталось?
С завтрашнего дня Михаилу придется отправиться в путь, дабы навестить всех архангелов. Облететь весь земной шар по кругу и вернуться, это займет месяца полтора. Трудности могут возникнуть еще из-за того, что не каждый захочет делиться своими мнениями и планами перед «выслужившимся сыном». Михаил раздраженно потер плечи. Снова испытание от Отца?
Логично начать с Габриеля. Он ближе и… он же самый сложный. Отчего-то Михаилу казалось, что если он сможет разговорить его, то с остальными архангелами разберется легко и просто. Габриель был всегда ближе, гораздо ближе, нежели остальные братья. Работа ладилась у них просто великолепно, словно они были двумя главными частями одного большого механизма, каждый работал без перебоев, четко и ровно. Когда в маленьких зазубринах соприкасающихся деталей появился острый мусор, выведший механизм из строя, Михаил не знал. Но дело это не было мгновенным. Все началось еще давно, до апокалипсиса. Наверное, именно поэтому Габриель без малейших раздумий убил его, а потом сожалел, ведь облегчение, отразившееся на лице Габриеля от его воскрешения было слишком явным. А потом облегчение сожрала злость. С одной стороны, Михаил не винил брата в его злости, это было предсказуемо. Всегда так: Габриель – это эмоция, это шквал, это мощь в их тандеме, а Михаил был своеобразным стабилизатором, направляющим эту силу в нужную сторону. Поодиночке они были слабы. Не настолько, чтобы умереть, но… И вдвоем они были самыми сильными среди архангелов. Пусть ненамного, но все-таки на один небесный сантиметр двое стояли впереди остальных пяти братьев.
Сверкнула зарница, Михаил насторожился, гадая, кто мог спуститься. Но слабо прошелестевший гром развеял настороженность. Вот почему дышалось тяжело – влажный воздух предвещал грозу. Тучи сгущались, под ватными черными куполами нарастающий рев грома смешался с лаем собак. Дождь полил внезапно, словно небеса не выдержали влажной тяжести, капли ударялись об иссушенную землю с грузным стуком.
Лагерь неподалеку горел всеми огнями, архангел замечал маленькие фигурки с ружьями наперевес. Сильно пахло ладаном, Михаил был уверен, что каждая травинка здесь пропитана этим ароматом, лишь после дождя на несколько часов воздух был свеж и чист, без примесей. Ладаном можно на время отпугнуть собак, но никак не одержимых. Сейчас темные ангелы уныло бурчали во мраке, совсем недалеко, хрипло рычали и по-животному нюхали воздух – не иначе как учуяли Михаила. Архангел не любил дождь, потому что он сразу вспоминал ночь своего падения. Мятеж, борьба, чтобы выскользнуть за Врата, убитые часовые. Он рисковал, но не терял веры, и, в конце концов, оказался прав.
Теперь нужно было снова восстановить и землю, и небеса. И единственной сложностью являлось то, что апокалипсис не разрушил до основания ни одно из слагаемых. Построить новый фундамент на не до конца разрушенном старом нельзя.
Глаза заливало дождем, Михаил с усилием потер веки. Работы много, ой как много, и сложностей тоже будет предостаточно, Михаил один не справится. Нужна помощь братьев, Отца, других ангелов. К каждому искать подход, возможно, уговаривать, убеждать… Но разве ангелы не должны сами понимать всей важности восстановления мира? Разве не вложено все это в их суть изначально?
Дождь усилился. Визжали собаки.
*
Утро принесло с собой сырой холод. Промозглое небо было неприступным и продрогшим, ржавая равнина теперь была черной и разбухшей от дождя. И так по всей земле, по всему миру – если не расплесканная кровь, то воспаленная опухоль.
Михаил стряхнул влагу с крыльев и зашипел от резкой боли. Правое плечо саднило, ночью кто-то его достал в схватке. Крылья сомкнулись с резким стуком, звук оглушил, так как вокруг стояла просто мертвая тишина. Ни звука, словно время застыло заиндевелым налетом на почве, а сам Бог забыл об этом грешном клочке земли. В низинах скопился туман, над убежищем не было видно ни одной струйки дыма – плохой знак. Михаил вздохнул и направился к лагерю, надеясь, что эта ночь не стала роковой для людей. Земля влажно чавкала под шагами, тучи не думали уходить, набухая для нового ливня. Одержимые были сегодня особенно агрессивны, нападая не только на Михаила, но даже друг на друга и на псов. Архангел оказался прав в своих догадках – чем дольше ангелы заперты в теле человека, тем безумнее они становятся, превращаясь в кусок чистой агрессии и бешенства. И почему Отец не хотел одним мановением своей руки просто выдернуть сущности заблудившихся сыновей из грешных оболочек и вернуть домой? Почему ангелы должны убивать ангелов? Недовольство на Небесах нарастало, подначиваемое непониманием, растерянностью, злостью. За этим должно последовать что-то, однажды взбунтовался Михаил, кто дает гарантии, что так же не взбунтует кто-то другой? Даже другие? Вера некоторых ангелов слабеет, когда-нибудь они оторвут от себя последнюю священную нить, связывающую их с Небесами, и начнется гражданская война.
Лагерь был невредим. Внешние стены окончательно повалили одержимые, но сами дома и трейлеры были целы. Здесь царила суматоха, кому-то оказывали помощь, плакали дети и переругивались женщины. Мужчины угрюмо перебрасывались парой-тройкой фраз и бросали на архангела враждебные взгляды, но не более, они его знали и относились все же лучше, чем к другим ангелам. Он сразу нашел Джипа, парень ковырялся в ящике с оружием. Столкнувшись нос к носу с Михаилом, Хансон смущенно поздоровался.
- Что-то вы зачастили к нам, - пожав крепкую руку архангела, Джип поправил ремень кобуры, слишком широкий для его худощавого тела.
- Зачастили? В последний раз я встречался с вами месяц назад.
Из-за спины Хансона появилась Чарли с плачущим Сэмом на руках.
- Привет. Ничего не могу сделать, плачет и плачет… Возьми его на руки?
И не успел архангел ничего сказать, как ему всунули в руки пищащего Мессу. Сэм тут же перестал плакать, глядя на него большими светлыми глазами, любопытные ручки тут же потянулись к влажным еще крыльям. Михаил тут же вытянул руки, чтобы не порезать малыша. Такой маленький, но уже с печатью Господа. Ударив его лицо маленькой, сжатой в кулачок ладошкой, Месса о чем-то загугукал, и Михаил улыбнулся, вслушиваясь в детский лепет.
- О, будь добр, Михаил, я скоро вернусь, - и Чарли скрылась в доме.
- Ты с нами месяц назад, но другой появлялся в последнее время очень часто. Если не здесь, то поблизости от лагеря точно. Парни много раз его видели, - Джип перезарядил пистолет.
- Другой? – недоуменно переспросил Михаил, хмуря брови, за что тут же получил очередной шлепок маленькой ручкой, но уже по лбу. – Но ведь кроме меня никто к вам не подходит.
- Габриель. Он в лагере, тут.
Видимо, удивление, отразившееся в глазах архангела, было столь большим, что Джип отобрал у него Мессу и указал подбородком куда-то за угол.
- Не веришь – сходи.
Михаил поспешил в указанном направлении. Габриель тут? Среди людей? Странно. Удивительно. Невозможно. Что пришло на ум его самому загадочному брату, который относился к людям довольно прохладно? Габриель стоял, как всегда, хмур и неприступен. Михаил видел его четкий профиль, всегда прямую спину с напряженными крыльями, сложенные крест-накрест руки. Булава спокойно висела у пояса, и Михаил слегка расслабился. Он хотел окликнуть брата и уже набрал в легкие воздуха, как тут же одернул себя. Габриель казался спокойным, созерцающим даже. И тут отчего-то Михаила посетило ясное убеждение – даже если на Небесах начнется война, Габриель не будет зачинщиком, его не будет даже в первых рядах восстания, потому что он слишком любит свой дом, своего Отца, своих братьев и сестер. И пусть его любовь немного своеобразна, но она так же чиста и крепка, как любовь Михаила, и злость его совсем оправдана, потому что в ответ на любовь Габриеля Отец разочарованно покачал головой. Как бы то ни было, Габриель по-своему смирился, и теперь по-своему ищет путь понимания, оправдания всему тому, что произошло, а вовсе не думает о мести. И почему Михаил не мог понять этого раньше, сколько бы не пытался выдавить из него хоть слово? Достаточно было просто понаблюдать за ним, за его выражением лица, его позой, как сейчас – Габриель расслаблен, задумчив, но закрыт.
Михаил вздохнул, и Габриель тут же повернул к нему голову. Лицо брата было хмурым, но спокойным, глаза светились яркой голубизной.
Габриель чуть вздрогнул, снова перевел взгляд на копошащихся в развалинах стен людей, резко повернулся и пошел прочь из лагеря.
И Михаил просто наблюдал за его прямой спиной, отчего-то сдерживаясь, чтобы не пойти за ним.
*
Люди решили перекочевать, примкнуть к ближайшему убежищу, которое находилось примерно в трех часах езды от Ред Ридж. До поздней ночи стоял шум, гомон и крики, каждый укладывал свои пожитки, немногочисленные вещи и утварь как можно компактнее, чтобы поместилось в несколько уцелевших и относительно рабочих грузовиков. Выезжали они рано утром.
Михаил бродил по лагерю, наблюдая за тем, как люди укладывались спать прямо в грузовиках, в машинах, а кто тут же на земле в изодранных спальных мешках. Одержимые в эту ночь были странно спокойны, по крайней мере, мужчины убили всего трех и подстрелили еще шестерых – ничего, по сравнению с обычным безумием.
К ночи небо прояснилось, появились продрогшие крупные звезды. Тянуло могильным холодком от сырой земли, люди, улегшиеся на земле, пододвигались вплотную к кострам. Выли собаки, их протяжные хриплые голоса стали привычным дополнением к каждой ночи. Плечо странно сводило судорогой, Михаил тщетно пытался игнорировать спазмы боли. В конце концов, Чарли позвала какого-то врача, и тщедушный, исхудавший старикашка боязливо пощупал рану, все время стараясь так или иначе потрогать крылья архангела. Успокоился «врач» только тогда, когда сильно порезал ладонь об острые лезвия, и Михаилу было вовсе не совестно. Вытащив из кровоточащей раны на плече ржавый осколок железного ножа, старик щедро полил рану йодом, отчего из глаз архангела едва не посыпались звезды, перевязал желтоватыми бинтами и ушел, пожелав спокойной ночи.
- Медикаментов почти нет, - словно извинился Джип. – Единственное, чего в достатке – так это йод. Его тут литры.
- Лучше это, чем ничего, - вздохнула Чарли, последние два часа постоянно снующая из одного угла в другой. – Я обыскалась Одри, вы ее не видели? Ее вещи не тронуты…
- Может, зависает у Лауры?
- Я сходила к ней первым делом, Джип, но Одри не было у нее еще с утра. Куда она могла деться, ума не приложу.
- Подождем до четырех, Чарли… Кажется, Сэм хочет есть.
*
Но ни к четырем, ни к утру Одри не появилась, и Чарли, странно привязавшаяся к этой девушке, забила настоящую тревогу. Никто из знакомых ее не видел, Одри словно испарилась, ночью нападений не было, вероятность того, что ее утащили темные ангелы или собаки, была ничтожно мала. Михаил искал ее вместе со всеми и уже хотел взлететь, чтобы обшарить равнину с высоты, как боль вызова разорвалась в висках. Кто-то очень срочно хотел его видеть.
*
На Небесах спешно строились четыре отряда, в том числе и отряд Михаила. На главной площадке его встретил Орифиил, и архангел украдкой вздохнул – неудивительно, что огненная нить вызова была настолько болезненной. Он был его лейтенантом, до тошноты правильным и дисциплинированным, со странной сталью в характере. Архангел даже не удивился, когда узнал, что тогда, во время его мятежа, Орифиил вызвался собственноручно его судить и казнить, но, учитывая обстоятельства, вместо него послали Габриеля. После оправдания своего капитана Орифиил снова служил под его руководством, однако Михаил постоянно чувствовал на себе острую грань изумруда его глаз. И сейчас, увидев высокий жилистый стан своего подчиненного и уловив напряженность его осанки, Михаил подавил в себе детское желание убежать от лейтенанта.
- Срочный вызов, капитан. Мы в команде быстрого реагирования. Поступил приказ уничтожить ангелов, незаконно покинувших казармы и вставших на сторону одержимых.
Михаил опешил.
- Что?
- Несколько сотен рядовых покинули собственный гарнизон и теперь…
- Я понял. Почему?
Орифиил дернул крыльями и скривился.
- Как бы то ни было, их предательство вряд ли простят.
*
Падшие ангелы не брали себе человеческого тела, они дрались с ними в собственных обликах. Михаил искренне не понимал, почему мятежники бросались на них с такой огромной немой злостью и столь безрассудно погибали, умирая уже навсегда. И причины, по которым они столь легко подписали себе смертный приговор… Каковы они?
Когда все закончилось, небо снова разразилось холодным ливнем. Отцовские слезы прожигали сущность, доставая через стальные доспехи, в воздухе поплыл мокрый запах горькой полыни. Дождь смыл кровь, но вместо твердой почвы под ногами снова гнило воспаленное месиво. Потрепанные отряды снова построились, удивительно, что всего лишь несколько сотен мятежников смогли нанести такой вред. Но они были злы, очень злы, словно пьяны зельем берсерка, и через эту злость проглядывало такое отчаяние, что архангел отчего-то стыдился встречаться с ними глазами. Михаил отпустил Орифиила с солдатами, сказав, что у него остались еще дела на земле.
Люди, кочевавшие от Ред Ридж, почти достигли пункта своего назначения, оставался лишь крутой и сложный перевал в следующую долину, где располагался небольшой военный городок выживших. Когда они остановились на короткий привал, Михаил разыскал Джипа и Чарли. Одри не нашлась, Хансон пытался утешить любимую, но безуспешно, Чарли лишь прижимала к себе ребенка и тихо всхлипывала.
- Нам надо вернуться, Джип, вдруг она пришла и не обнаружила никого на месте лагеря? Что с нею будет?
- Тише, ну как мы вернемся? – мягко приговаривал Хансон, стараясь убаюкать Чарли и кидая красноречивые взгляды на архангела.
- Михаил, пожалуйста, найди Одри, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…
Горячие руки Чарли схватили за запястье. Михаил дотронулся до ее лба – у женщины был жар.
- Она простудилась, остаток ночи и утро пробегала, зовя Одри, - вздохнул Джип.
- Я поищу, - коротко ответил Михаил.
*
Сумерки наступали быстро из-за затянутого тучами неба. Дождь моросил мелкими, редкими каплями, протыкая лужи тонкими иголками. Но дышалось легко и свежо, влажность победила ржавую душную пыль равнин.
Архангел прочесал Ред Ридж вдоль и поперек, но ничего не нашел. Он пытался почувствовать Одри, ее бьющуюся жизнь, как тонкую нитку вены на теплой коже, однако все попытки сводились к одному – Михаил не чувствовал ничего. Этому было всего лишь несколько объяснений – или человек стоял рядом с мощным излучением, которое сбивало его собственное, или же человек был мертв. Учитывая, что здесь практически не осталось излучающих энергию электрических столбов и станций, вывод напрашивался неутешительный.
Он уже расправил крылья, чтобы лететь к Джипу и Чарли, как неожиданно закружилась голова. Видения хлынули внезапно и быстро, словно в лицо кинули горсть трепыхающихся мотыльков.
Мокрая сырая земля под щекой. Запах гнилой травы и острые камни под локтями. Боль.
Ослепляющая вспышка под веками и Михаил не удержал равновесие, опустился на колени, сжимая голову в руках, испытывая дикий страх, так как знал, что означают эти видения.
Белесый след в воздухе от просвистевшего лезвия. Крик. Холодные капли, падающие на лицо. Боль.
Михаил пытался вырваться из видений, надо было бежать, лететь, чтобы спасти, но чужие ощущения впивались в разум, как огненные иглы.
Боль. Голос, громче, чем гром, от которого звенит каждая клеточка в теле. Снова боль, раздирающая напополам, словно дергают за руки и ноги в две стороны, бьющаяся тугим, болезненным комком жизнь в груди. Ускользающая серебряная нить.
Слишком знакомая боль, такую Михаил не забудет никогда. Такая боль бывает тогда, когда ангела лишают крыльев. Нить… Братская нить, значит, кто-то из архангелов.
Успеть. Успеть схватить за эту нить, дернуть, перемещаясь в пространстве, чтобы оказаться рядом с братом. Время исказилось стеклянными трещинами, как от удара камнем, пространство закрутилось волчком, руку обжег разлохмаченный конец чужой исчезающей благодати.
Михаил рухнул на влажную землю, вскочил и оторопел. Габриель лежал на боку, тяжело, со свистом дыша, рядом безжизненной сталью пропитывались кровью отрезанные крылья. Над повергнутым архангелом стояла Одри, крепко сжимая в руках окровавленный нож.
Черное небо вдруг разразилось громом.
|
