 Фанфик «Смотри, но не трогай»
Шапка фанфика:
Название: Смотри, но не трогай
Автор: Maksut
Бета: Rileniya
Фандом: Охотники на ведьм
Пейринг: Гензель/Гретель, Бен.
Рейтинг: NC-17
Жанр: PWP
Размер: мини
Статус:: завершен
Саммари: Бен всегда мечтал хоть одним глазком увидеть, как живут легендарные охотники на ведьм. Но он не знал, что взглянув, не сможет оторвать глаз.
Дискламер: не принадлежит, не извлекаю.
Предупреждение: ООС по желанию. Секс с посторонними предметами, порка, вуаеризм, инцест.
Размещение: с согласия автора
От автора: я люблю мочилово, кровилово, хардкорный секс. И посему…
Текст фанфика:
Он знает, что похож на приблудного, дурного пса, готового лизать бьющую руку за один лишь краткий миг случайной ласки. Знает, но ничего не может с собой поделать: вертится вокруг, топчется неуклюже, шуршит страницами распухшей, словно утопленник, тетради с газетными вырезками, заглядывает в чужие глаза и ждет… Чего? Бен и сам не знает, но стоит только подойти на расстояние шага, стоит только вдохнуть запах оружейного масла, кожи и стали, как в голове мутится, будто от вина, и становится не важно, чего ждать и кем быть.
Гензель и Гретель здесь, в их забытом Богом захолустье, едят вяленое мясо из щербатых тарелок, пьют мутное местное пиво из грубых стаканов, оба сидят по-мужски, сложив локти на стол и расставив колени, оба смотрят пугающе прямо и чуть свысока. На памяти Бена так смотрели только бывавшие проездом в их краях аристократы. Вот только высокородные презрительно морщились, прижимая к носам надушенные платки при виде черни и рвани, а эти… Эти видели и не такое.
Бен едва может сдержать нервную дрожь в пальцах, когда показывает охотникам свою тетрадь с вырезками. Трофейная книга – так он ее называет про себя: книга побед, книга свершений, книга великих дел и великого мужества… Вот только Гензелю и Гретель, кажется, не все трофеи приходятся по вкусу.
Когда его, заикающегося от волнения и мокрого, словно мышь, буквально выставляют с постоялого двора, он не сдается – прячет книгу под одежду, перевязав сверху поясом, и приникает к маленьким, грязным окнам.
Брат и сестра просиживают в своем углу до глубокой ночи, о чем-то переговариваются, пьют пиво, перемалывают крепкими зубами жесткое мясо, изредка смеются, касаясь друг друга то пальцами, то коленями. В такие моменты Бену, почему-то, особенно волнительно, таких моментов он, почему-то, ждет с замиранием сердца.
Наконец, когда все столы пустеют, а грузная хозяйка в засаленном переднике начинает гасить свечи, они встают со своих мест и, оставив несколько монет, поднимаются по скрипучей лестнице наверх.
Бен, в волнении, почти отчаянии, мечется под темными окнами. Слишком мало! Слишком коротко! Он не может вернуться к себе, на чердак, после всего, что видел сегодня, просто не может!.. В комнате на третьем этаже загорается свет, и Бен понимает, что вот он – его шанс стать хоть на минуту, хоть на полшага ближе.
Лезть наверх по отвесной стене, цепляясь за коварную лозу и редкие деревянные балки, почти самоубийственно. Еще днем раньше он ни за чтобы не рискнул бы… Но этой ночью он уже не тот Бен, каким был до этого.
Потому что между ним и легендарными охотниками на ведьм, чьими подвигами он был одержим всю свою жизнь, всего три этажа. Три несчастных этажа, которые он преодолеет, чего бы это ему ни стоило.
А стоит, на деле, самую малость – двух сорванных с мясом ногтей и нудной боли в плече. Зато окно, куда он с робостью испуганной девицы заглядывает, таясь за грязной полой занавески, искупает все.
Гретель стоит к нему спиной, расстегивая зеленый корсет. Крючок за крючком, неспешно высвобождая прочный шнур и тонкую белую ткань исподнего. Наконец, она остается в одной лишь нижней блузе, на спине – темное пятно от пота, на боку – три небрежных шва. На груди, когда она становится боком, там, где сквозь материю отчетливо проступают темные ореолы сосков, виднеется бледное, словно разбавленное вино застиранное пятно крови.
Своей или чужой?
Бену все равно, потому что впервые в своей жизни он видит то, на что хочется смотреть вечно. То, на что его тело отзывается до боли предсказуемо.
Руки, которыми он цепляется за деревянные балки и лозу, неприятно мокнут, в паху разливается жар, а острые углы спрятанной под одежду книги неприятно колют живот.
Но все неважно – Гретель поднимает руки вверх, поправляя волосы, и ее тугие, налитые соком груди колышутся в такт движению, лишь подчеркнутые полупрозрачной блузой.
Бен прикрывает глаза и молится всем известным богам, чтобы огонь между ног хоть чуть-чуть ослаб, потому что иначе… Он спустит немедленно.
Его молитвы услышаны, и Бен едва не падает, когда дверь в комнату громко скрипит, отворяясь, и Гретель вскидывается, целясь арбалетом в вошедшего.
- Напугал, - арбалет отправляется к груде оружия, Гензель проходит в комнату, бережно неся перед собой большой кувшин.
Бен переводит дух.
- Тебя напугаешь, - насмешливо отвечает ей брат, вешая плащ на спинку кровати и снимая тяжелые ленты патронов, закрепленные на боках.
- Горячая вода, - Гретель проходит мимо брата, опускает пальцы в горло кувшина и тут же отдергивает руку. – Какая роскошь!
- Не болтай, а то остынет, - беззлобно поторапливает ее Гензель, стягивая через голову рубаху.
- Знаешь, я, кажется, что-то подцепила от той паршивки, которую мы обезглавили на прошлой неделе, голова чешется просто жутко… - Гретель запускает пальцы в волосы и с остервенением царапает кожу. – Посмотри, а?
Гензель внимательно изучает голову сестры, трогает затылок, оттягивает волосы с висков и даже, зачем-то, заглядывает в уши.
- Чисто, только опять расцарапала все до крови, - заключает он. – Хватит чесаться.
- Не могу! Эта дрянь точно вшивая была! Помнишь, как тряслась?
- Да они все трясутся, - Гензель, словно маленькую, шлепает сестру по рукам.
Та, на секунду, застывает, а потом со всего размаху отвешивает брату звонкую оплеуху, но Гензель уходит в сторону, так что его задевает лишь самыми кончиками пальцев.
- А! – ухмыляется он, довольный. – Хочешь поиграть?
- Решил вспомнить детство? Ну держись!– Гретель, словно львица, с рыком бросается вперед.
Они схватываются посреди комнаты, как дикие звери, – рыча и скалясь, борются почти на равных, быстрые и сильные, опытные, совершенно бесстрашные… И в какой-то момент игра заканчивается: Гензель ловит руки сестры и с усилием, медленно, разводит их в стороны. Гретель замирает, растрепанная, румяная, тяжело дышащая… Они соприкасаются грудью – розовые соски Гретель, проступившие сквозь ткань, упираются в выпуклые мышцы, покрытые шрамами.
Бен забывает, как дышать, когда губы брата и сестры соприкасаются. Ненадолго, всего на пару секунд, почти невинно… Но то, что следует за этим, невинным уже не назовешь.
Гензель резко подхватывает сестру на руки и, не церемонясь, швыряет на кровать. Гретель ударяется рукой о деревянную спинку, но лишь хохочет, перекатываясь, словно кошка, готовая к новому бою.
- Ну держись, паршивка!
Гензель избавляется от пояса с оружием, снимает сапоги, звякнувшие металлом, и берется за пряжку ремня.
- Давай, давай же! – Подгоняет Гретель брата, не то желая поглумиться, не то в жаре нетерпения…
Пальцы мужчины на секунду застывают, царапнув ногтями по пряжке, а потом смуглое лицо расчерчивает недобрая усмешка.
- Нехорошо быть такой жадной, сестрица, - медовым голосом говорит он, неспешно вытягивая ремень из шлевок брюк. – Жадность – грех. А грех, как известно, надобно искоренять…
Гретель застывает, а потом, облизнувшись, кивает.
И что-то в воздухе неуловимо меняется: на смену грубости приходит тягучая, скребущая нервы не хуже наждака, плавность в каждом жесте.
Бен смотрит, затаив дыхание, как Гретель расстегивает собственные брюки и, извиваясь змеей, покачивая бедрами и коленями, стаскивает узкие штаны. Теперь на ней лишь тонкая блуза.
Гензель подходит к кровати и кладет руку на бедро сестры, скользит сначала ниже, оглаживая выступ колена, а потом выше, ведя по крутому изгибу, ныряя туда, где темнеет курчавый треугольник волос…
- Хорошая девочка, - шепчет он и одним рывком переворачивает Гретель на живот.
Та не сопротивляется, лишь зарывается лицом в серые простыни и чуть прогибается в пояснице, подставляясь, приглашая… И Бен едва не вскрикивает, когда Гензель, резко, безо всякого предупреждения, бьет по белым ягодицам сложенным вдвое ремнем.
Гретель приглушенно вскрикивает, но по-прежнему лежит в странно покорной позе.
- Еще… - разбирает Бен горячечный шепот. – Сделай же это…
И Гензель делает, его не нужно просить дважды: грубый ремень из плотной кожи свистит, вспарывая воздух, расцвечивает светлую кожу сначала в болезненно-розовый, а затем в почти алый цвет.
Наконец, когда стоны Гретель больше начинают походить на всхлипывания, он останавливается. Утирает пот со лба, облизывает губы. Ремень летит на пол, гулко ударившись пряжкой.
Гретель поднимает покрасневшее лицо от подушки и, неловко, боком, привстает на постели, протягивая руки к брату. Тот подходит ближе, позволяя чуть подрагивающим пальцам расправиться с тугими пуговицами на брюках.
Бен охает и жмурится, когда Гретель приоткрывает свой чудный розовый рот, чуть подается вперед и… В темноте закрытых век все звуки становятся отчетливее, и резкий выдох Гензеля звучит оглушающее. Как и непристойные, влажные звуки…
Когда Бен, наконец, берет себя в руки и открывает глаза, Гензель уже лежит на кровати, стиснув руками деревянную спинку, а Гретель… Гретель седлает его, словно норовистого жеребца, вращая покрасневшими, от недавней порки бедрами.
- Да-а… - стонет она, упираясь руками в смуглую грудь. – Да-а, бра-атец!..
Бен сглатывает набежавшую слюну и сводит ноги, силясь унять напряжение в паху, но все тщетно. Гензель грубо сминает белую грудь сестры, приподнимается, втягивая в рот крупный розовый сосок.
Гретель заходится в сорванном вздохе, прогибается в спине… И брат, воспользовавшись моментом, валит ее на постель, нависая сверху.
Теперь Бену почти не видно Гретель – только бугрящуюся мускулами и полосами шрамов широкую спину, да крепкие, незагорелые ягодицы… И от этого становится еще хуже – вкус порока, напополам со смачным звуком шлепков плоти о плоть терпким удовольствием оседают внутри.
Все запреты нарушены, все границы смыты, разнесены в щепки.
Вдруг Гретель вскрикивает, тонко и высоко, оплетая белыми ногами бедра брата, льнет к нему, словно вторая кожа, запрокидывает голову, сотрясаясь, раскрывая губы в неровном оскале болезненного удовольствия… Бен видит, как вспухают каплями крови полосы на спине Гензеля.
- Братик… Бра-атик… - всхлипывает Гретель, тычась носом куда-то в шею мужчине.
Гензель гладит ее по растрепавшимся волосам и отстраняется. Бен замечает, что тот все еще возбужден и вид чужого члена, крупного и темного от прилившей крови, будит в нем что-то совсем незнакомое, совсем чужое, сверх всякой меры непристойное…
- Ложись, - шепчет Гретель.
И Гензель покорно ложится на спину, в странном, почти женском жесте раздвигая полусогнутые в коленях ноги. Гретель целует брата в губы, а потом соскальзывает с постели, пару секунд шуршит содержимым каких-то сумок, а когда возвращается…
Бену кажется, что он может сгореть дотла от того чувства стыда и болезненного, уже не имеющего ничего общего с удовольствием возбуждения.
В руках Гретель что-то… Что-то до странного похожее на…
Гретель облизывает непонятный предмет, подходит к Гензелю, опускается меж его раздвинутых ног, а потом… Гензель выгибается не хуже, чем его сестра, когда он насаживал ее на себя. Только теперь насаживают его самого…
Бен едва может поверить глазам, но Гретель точно знает свое дело – ритмично водит рукой меж ягодицами брата с зажатым в кулаке продолговатым предметом, а потом, откинув растрепавшуюся косу на бок, вбирает член брата до самого основания.
- О, черт, черт!.. - лицо Гензеля багровеет от напряжения, на лбу вздуваются вены, виски покрывает пот. – Гретель… Я… Сильнее, черт бы тебя побрал! Сильнее!
Гретель ускоряет движение рук и позволяет чужим ладоням схватить ее за волосы, насаживая глубже.
- Господи!
Бен одними губами повторяет это сладострастное, богохульное «Господи» и конвульсивно дергается, пачкая белье и штаны. В это же мгновение Гензель на кровати скрежещет зубами, пытаясь сдержать стон, и подбрасывает бедра вверх, погружаясь и принимая одновременно.
Гретель заходится в кашле, ее лицо раскраснелось, из глаз текут слезы, а губы опухли, словно от удара.
- Иди ко мне, маленькая, - Гензель приподнимает руку, и сестра ныряет к нему в объятие.
Несколько минут они лежат, медленно целуясь, переплетаясь, словно дети в утробе матери. Потом Гретель поднимается с кровати и начинает мыться, звеня струями воды о дно большого жестяного таза.
- Перестало чесаться? – усмехнувшись, спрашивает Гензель, в полный рост вытягиваясь на кровати.
- Дурак, - беззлобно фыркает Гретель, брызгая в брата водой.
Когда Бен находит в себе силы спуститься вниз и на негнущихся ногах уходит в темноту, из окна третьего этажа выглядывает голова в обрамлении длинных мокрых волос.
- Ушел?
- Свалил.
- И что прикажешь делать с этим маленьким извращенцем?
- Оставь его, сестрица… Что-то подсказывает мне, что он нам еще пригодится.
|
