 Фанфик «Da capo al fine | Poco a poco»
Шапка фанфика:
Название: Da capo al fine
Автор: Lumino
Фандом: Предательство знает мое имя
Рейтинг: R
Пейринг: Хоцума/Касуми, Хоцума/Шусей
Жанр: романтика, ангст
Размер: миди
Содержание: Странный он, однако. Будто следит за мной – я натыкаюсь на него везде, где бы я ни был, и его зеленоватого оттенка глаза постоянно прожигают мне спину. Мы с ним даже не знакомы, с чего бы ему обращать на меня столько внимания?
Статус: в процессе
Дисклеймеры: не претендую.
Предупреждение: ОЖП
Размещение: Только с разрешения
От автора: История происходит до событий аниме, то есть, до появления Юки.
Da capo al fine (итал.) - с начала и до конца.
Poco a poco (итал.) - постепенно.
Текст фанфика:
На стенах во тьме
Будто твоя тень
Вернулась ко мне
Холодной, как зимний день.
Артерия, "Боль"
Отвратительно.
Это была моя первая мысль, когда я пришел в себя. Все тело ломило и жгло, будто его запихнули в кузнечный горн и долго пытались выковать из меня какой-нибудь топорик. Спина, по крайней мере, как мне казалось – пострадала больше всего. Наверное, из нее старались сделать острое лезвие.
В комнате, где я лежал, было темно и тихо, из приоткрытого окна дул ветерок, шторы чуть вздымались. Я поморщился: во мраке комнаты они походили на шевелящего щупальцами осьминога.
В горле будто песчаная буря прошла – жарко и сухо, как в пустыне. Очень хотелось пить, и я попытался перевернуться с бока на спину и встать. Что-то немедленно грохнулось на пол – кажется, я задел тумбочку – и в комнатке включился ночник. Глянув в сторону света, я чуть не выругался: прямо на меня смотрел Шусей.
- Рад видеть, что ты очнулся.
Не могу передать, что я почувствовал при виде него: хотелось одновременно выдохнуть от облегчения, что рядом хоть кто-то знакомый, и дать ему в челюсть, потому что… В общем, просто дать в челюсть.
- И что ты тут делаешь?
Вопрос был чисто риторический, поскольку комната, где я находился, была мне незнакома. Светлые обои с абстрактными серыми линиями, плотные черные шторы, не пропускавшие с улицы ни лучика света – интересно, день сейчас или ночь? – шкаф на противоположной от меня стороне, массивный деревянный стол со стулом и полки с книгами.
- За тобой наблюдаю, - Шусей тихо рассмеялся, но тут же замолк, наткнувшись на мой недоумевающий взгляд.
Да уж, не думал, что наш тихий мальчик умеет веселиться.
- И как оно?
Диалог уползал в какое-то совершенно идиотское русло, но меня это совсем не волновало. Гораздо больше мне было интересно, что это за место и что я здесь делаю.
- Неплохо. Ты провалялся трое суток, прежде чем прийти в себя. Исудзу чуть с ума не сошел, когда увидел твои травмы…
- Исудзу? – имя показалось мне знакомым, хотя я мог поклясться, что раньше его не слышал.
- Наш врач, - пояснил Усуи, и я кивнул с видом полного понимания того бреда, что сейчас разворачивался вокруг меня. – Ты не помнишь?
Черты его лица исказились, губы сжались в тонкую полоску, в зеленых глазах отражался свет огонька лампы, и все это придавало ему крайне болезненный вид. Я поежился – мда уж, прекрасная у меня сиделка.
- Что я должен помнить? – не слишком-то вежливо огрызнулся я, вспоминая странные взгляды, преследовавшие меня в школе.
Шусей вздохнул и прикрыл глаза. Гримаса агонии постепенно исчезала с его лица – он успокаивался.
- Такаширо все тебе объяснит, когда ты более менее окрепнешь. Тебе пока нельзя волноваться.
Такаширо… Память встрепенулась, и в сознании возник образ: волна длинных светлых волос с рыжеватым оттенком и низкий приятный голос. Такаширо… нет, больше ничего. Лицо человека, как и все воспоминания, связанные с ним, оставались в тени.
Досчитав про себя до пяти, я спросил, пытаясь удерживать себя в руках и не сорваться на крик:
- То есть, ты не хочешь рассказать мне, какого черта происходит вокруг меня? И что позабыли рядом со мной дюра?..
Шусей открыл глаза и подался вперед, напряженно всматриваясь в мое лицо, будто выискивая доказательство того, что я лгу и на самом деле все помню. Я резко замолчал, понимая, что выдал себя с потрохами.
- Ты помнишь про дюра? – прошептал он, и глаза его озарились такой искренней надеждой и радостью, будто я пообещал подарить ему щенка. – Что еще ты помнишь?
- Ничего, - отрезал я. – Ничего кроме того, как называются эти твари, чуть не располосовавшие меня в парке.
Парень откинулся на спинку стула, задумчиво разглаживая складки на рубашке.
- Жаль, конечно, но этого следовало ожидать.
С каждым словом Усуи мне все больше хотелось встать и приласкать его лицом о так любезно находившийся неподалеку стол. Я даже не понимал, в чем причина моей неприязни, но интуитивно не желал сближаться с ним и принимать его настолько сильно, что почти ненавидел.
- Где я нахожусь и как сюда попал? – черт, вот с этого и надо было начинать, а не вызнавать, что вообще происходит вокруг.
- В особняке Тасогарэ. Я принес тебя сюда. К сожалению, я опоздал, и тебя успели ранить…
Тасогарэ. Такаширо. Два этих слова были неразрывны, словно соседние звенья одной цепи. Бесконечная тоска в голосе Шусея заставила меня поморщиться – что, ему теперь молиться на меня что ли? Ну подумаешь, спину расцарапали!
Я попытался сесть и тут же зашипел от боли: будто в кожу на лопатках вонзились сотни огненных иголок.
- Тебе пока нельзя вставать. Регенерация еще не завершилась.
Шусей привстал, собираясь положить меня на кровать, но я уже почти поднялся, чтобы тут же, нелепо взмахнув руками, будто курица крыльями, растянуться на деревянном полу.
- Черт, Хоцума, что ты творишь!
Теплые пальцы пробежались по спине, посылая волну мурашек по телу. Я нахмурился и попытался встать, и тут же руки с трудом подняли меня в воздух.
- Какого черта ты делаешь?! – выругался я. Я что, девчонка, чтобы меня на руках носить? Шусей, не без усилий державший меня над кроватью и приготовившийся опустить на простыню, взглянул на меня, и я осекся. Глаза… Кажется, теперь я понимал путников из старых сказок – которые в детстве читала мне мама – бегущих вслед за болотными огоньками, чтобы в конце концов сгинуть в топях.
Не без усилия я отвел взгляд и произнес:
- Опусти меня.
Собственный голос показался мне глухим и каким-то беспомощным, но я не обратил на это внимания.
- Прости, Такаширо сказал, что ты сможешь подняться завтра.
Я не мог утверждать, что в словах Шусея было сочувствие, но какие-то нотки жалости там точно присутствовали.
- И нечего надо мной сидеть и смотреть так, будто я умираю!
Я замолчал, напоровшись, словно на нож, на пронзительный взгляд парня. В нем была скорбь и боль, а еще какая-то внутренняя сила, показывающая, что он не так прост, как кажется.
- Не смей так говорить, Хоцума, - от него прямо-таки веяло опасностью, и я не мог оторваться от вмиг еще больше побледневшего лица и манящих глаз. – То, что ты ничего не помнишь, то, что ты не помнишь, как я…
Голос его странно оборвался, надломившись, и он отвернулся. Мне были видны только подрагивающие плечи и пряди волос, закрывающие от меня все остальное.
- Как ты?.. – я ухватился за начатую фразу, надеясь хоть немного разобраться в ситуации.
- Неважно.
Он снова обрел уверенность, но какую-то призрачную, будто дым сигареты, готовый вмиг растаять в ночном небе. Я рассматривал его, пока он, отвернувшись, тяжело дышал, пытаясь прийти в себя. Не идеал, конечно, но есть на что просмотреть. То-то девчонки из класса вовсю перешептывались и косились на него, когда он проходил рядом!
Но он выглядел таким хрупким, как тростник – нажми чуть сильнее, плотнее – и от него не останется ничего, кроме сломанной красоты.
- Просто не говори так, - устало произносит Шусей, и я с подозрением уставился на него: мне почудилась дрожь в его голосе.
Глубокий вдох – может, успокою чертовы нервы? – и как в воду с головой:
- Зачем ты следил за мной?
Взгляд – если бы я не видел Усуи, я бы решил, что обладателю этих глаз сотни лет, столько усталости и какой-то обреченности было в болотных топях, пленивших в своей радужке теплые огоньки лампы.
- Мы связаны.
Сказано это было так просто, словно констатация факта, будто мы обсуждали погоду за окном – которое, кстати, занавешено. Я прикрыл глаза: в голове будто бабочки летали, настолько сейчас мысли были разрознены и непонятны, изменяя цвет и форму, плавно ускользая и переплавляясь во что-то другое, не давая зацепиться за что-то одно.
- Что, прости? – тихо, будто разговаривал с душевнобольным.
Шусей хмыкнул, лицо исказила болезненная гримаса, губы растянулись в горькой усмешке.
- Дай мне руку.
Не знаю, почему, но я протянул ему свою ладонь, и он коснулся моей пальцами. Его рука была холодной, как у человека, который сильно волнуется, хотя по виду я бы не сказал, чтобы он переживал по какому-то поводу.
- А теперь смотри мне в глаза.
Я повиновался, покорно поднимая взгляд и снова сталкиваясь с призрачными огоньками. Странная слабость овладела мной, словно я заглянул в глубину черного неба поздней зимней ночью или в темные воды мрачного озера, чуть расцвеченного агонией теплого пламени разведенного костра. Они манили последовать за собой, посмотреть, что будет дальше, и любопытство захлестывало душу охотничьим азартом – всего лишь зайти за поворот…
Легкое тепло на коже, словно от огонька маленькой спички – или пламени того, что расцветает в ладони парня. Улыбка, которая так и отдает светом, и хочется схватить ее за ускользающие из рук кончики крыльев, подержать в руках, чтобы понять – она настоящая, искренняя, та, которой они так долго ждали.
Прикосновения к плечам: нежные, осторожные, когда боишься разбить или разбиться самому и сделаешь все, чтобы сохранить нечаянную ласку, выдержать томительно-медленные движения. Вскинутая голова, тень от ресниц пляшет на щеках, и луна, смеясь, целует обоих в пряди волос, даря на одну ночь свой почти бесцветный серебристый оттенок. Приоткрытые губы и легкое дыхание, почти неслышное – но оба чувствуют еще не родившиеся в груди вдохи, тихий шорох простыней и предугадывают, как будут скользить пальцы по спине, рождая стайки мурашек, щекочуще-трогательные движения и желание коснуться губами теплых плеч, ощутить – правда ли они такие мягкие, как кажутся?
Хочется провести рукой по щеке и запустить в длинные лохматые волосы, мягкие, как у длинношерстной собаки, легкие, как пух, скользить в них пальцами, зарываться носом и вдыхать знакомый запах – чуть-чуть морской свежести и свободного ветра. Кажется просто необходимым коснуться губ, нежно, трепетно, будто впервые, хотя оба знают, что эта ночь не первая и не станет последней. Они живут этими ночами, потому что дни будут разбиты осколками тел дюра и уничтожены мечами Опастов, а потому единственное, что им остается – жить ночью, когда остальные, утомившись, уже спят. Они боятся, что однажды кто-то один из них может не вернуться, и вечная душа никогда не возродится на этой земле. Серебряное кольцо ловит лунный луч, и черные иероглифы имени тускло поблескивают в ночи, словно предлагая беречь то чувство, единство мыслей и образов, единство душ.
Сплетенные тела и жаркие объятия, несдержанные стоны и призрачный лунный свет на горячей коже. Теплые губы касаются скул, пальцы нежно поглаживают плечи, и парень на постели рвано дышит, будто воздуха не остается и кислород сгорает дотла в жаре и страсти. И нужно, просто необходимо стиснуть пальцы в своих, когда перед глазами, словно цветные осколки дюра, мелькают грани миров, и кажется, словно выпустив из руки ладонь, можно потерять что-то важное, единственное, что заставляет их жить.
Лечь рядом, прижаться щекой к груди, пытаясь отдышаться, слушая, как трепещет маленькой птицей испуганное сердце, замирая от нежности.
Поцелуй медленный, томительный, словно лениво плывущая по небу белая вата облаков, и губы медленно ласкают другие, а рука сжимает чужие пальцы, сильно, крепко, зная, что нельзя отпустить…
- Твою мать!
Я смотрел на Шусея, который отстранился и облизал губы. Взгляд у него был шальной, почти пьяный, а в болотных глазах – почти счастье.
- Какого. Черта. Ты. Творишь?!
Дыхание было тяжелым, словно я бежал без остановки час, не меньше. Губы горели, а пальцы крепко сжимали ладонь Усуи. Сердце билось, как сумасшедшее, словно неведомый зверь, заточенный в клетку, в душе словно пожар полыхал, и из-за чего – из-за поцелуя с парнем!
Да еще и с полузнакомым, язвительно добавил разум. Плюс он еще и колдун – чего это тебя так приворожило к нему, аж глаз отвести не можешь?
- Ты просил рассказать…
- Да, но не показать! – я замолчал, медленно осмысливая то, что сейчас сказал. – Постой. Ты хочешь сказать, что я… что мы…
Он милосердно промолчал, не давая мне утонуть в правде, которая постепенно наваливалась на меня тяжелой гранитной плитой.
Я несколько раз вдохнул и выдохнул и разжал руку, выпуская теплые пальцы Шусея. Господи, да за что! Спина вся изранена, мне тут мололи неизвестно какую чепуху, а потом еще и целуют. Да уж, приплыли.
- Хоцума, - начал он, но я поспешно отвел глаза от его лица – одного взгляда на него мне уже хватило, спасибо:
- Послушай меня. Я не знаю, куда ты меня притащил и с какой целью, но утром я уйду отсюда. Мать будет волноваться, да и мне совершенно не хочется оставаться здесь. Если ты не знал – у меня, в конце концов, девушка есть!
Я повернулся на бок, зашипев – потревоженная спина отозвалась обжигающей болью.
- Хоцума.
Я демонстративно закутался в одеяло плотнее, делая вид, что мне абсолютно все равно.
- Хоцума, ты волен идти, куда хочешь, но утром ты должен выслушать Такаширо. Я прошу тебя, пожалуйста, сделай это, и я больше не буду лезть в твою жизнь.
Послышался скрип, потом звук шагов и шорох открываемой двери, после чего все стихло. Я остался наедине со своими мыслями. Глубоко вздохнув, я перекатился на спину, даже не обратив внимания на режущую боль – в голове все обстояло куда хуже.
Черт возьми, да где мы с ним могли встречаться? Лицо казалось мне знакомым настолько, что, казалось, я мог точно сказать, какими будут глаза Шусея, когда он будет смеяться или хмуриться, тосковать, отвечать на прикосновения пальцев... Блин, да что это такое!
Я почти заснул, когда внезапная мысль светлячком пролетела в сознании: это не первый наш поцелуй.
|
