 Фанфик «Громче, чем гром. Тише, чем тишина. | 2.»
Шапка фанфика:
Название: Громче, чем гром. Тише, чем тишина.
Автор: Toss
Фандом: фильм "Легион"
Бета: Pepero
Персонажи: Михаил, Габриэль, Одри и Ко
Жанр: Ангст, Психология, Songfic
Тип/Вид: Джен
Рейтинг: G
Размер: Миди
Содержание: своеобразное продолжение событий, показанных в самом фильме
Статус: завершен, но будет выкладываться постепенно
Дисклеймеры: Пишется не ради извлечения прибыли, права на использованных персонажей принадлежат Скотту Стюарту
Размещение: Только с разрешения автора
Текст фанфика:
Clem Leek – A Light To Guide You
Он старался ступать бесшумно и осторожно, но под сводом купола шаги звучали предательски громко. Все было слишком громко, особенно здесь, где всегда по-мертвому тихо. Звук шагов, лязг доспехов, стальное шуршание крыльев, неровное дыхание. Пролетевший мимо пес резким урчанием заставил Габриеля вздрогнуть. Он тут же рассердился на себя и, выпрямив до упора спину, твердым шагом дошел до своих покоев. Лязг усилился, отскакивая от толстых мраморных колонн и возвращаясь обратно перекатывающимся эхом. Едва он затворил за собой дверь, как голову прошила огненная нить вызова. Колени схватила мелкая дрожь, архангел не выдержал и скрючился на полу, сцепив руки на затылке. Голову разрывала тошнотворная боль, Габриель ослеп от неприятных ощущений, лишь доспехи жалобно скрипели от трения с полом. Он уже в который раз игнорировал эти чертовы собрания.
«Сколько же еще… Чтоб ты провалился, Отче…»
Габриель беспомощно скреб крыльями пол, подрагивал ногами и люто ненавидел себя сейчас за слабость. Хорошо, что хоть успел зайти к себе, если бы его скрутило прямо на площадке…
Боль кольнула его особенно неприятно, достав чуть ли не до позвоночника, и отступила. Габриель полежал на полу немного, от головокружения пестрый рисунок потолка смазался в какую-то аляпистую несуразицу. Архангел смотрел на лампаду, не горевшую в это время суток, и тихо мечтал сдохнуть. Слабо шевельнувшись и приподнявшись, Габриель поводил головой, но боль уже совсем ушла, прихватив и тошноту. Вместе с ними ушло и желание умереть, уступив место привычной и постоянной злости. Быстро поднявшись, он взглянул в окно, за которым медленно и лениво перекатывались комки позолоченных облаков. Да, Габриель злился. Злился на Отца, Михаила и на весь этот мир в целом, хотя понимал, что это, по крайней мере, глупо. Но Габриель был растерян, и это злило уже автоматически, ведь он привык к четким приказам, ясным распоряжениям, а не двусмысленным загадкам. Архангел признавался себе, думая сейчас обо всем произошедшем, - будь у него ясный выбор – убивать или не убивать Мессу, браться за это задание или не браться, - он бы не убил и не выбрал. Но тогда был четкий приказ, вовсе не предполагавший глухое разочарование и непонимание. Дать то, что ему нужно, а не то, что он приказал… Бред. Бред! Как одно могло отличаться от другого? Архангел привык к выражению воли Отца через прямые приказы. Габриель ударил ладонью о створки окна. Бог говорит загадками, мятежник оказался прав, а послушные сыновья остались несолоно хлебавши. Когда в правильное уравнение небес закралась такая двусмысленная неизвестная?
Снаружи раздался горн, оповестивший о вылазке пятого отрада на землю. Габриель быстро прошагал по комнате и снял со стены тонкий испещренный рунами нож. Он отправлялся на землю, снова бросив собственный отряд, и пусть совесть робко колола в солнечное сплетение, поскольку за капитаном никогда не было замечено подобного пренебрежения своими воинскими обязанностями, сейчас архангел быстро заткнул ее злостью. Он отправлялся на землю вне зависимости приказов Отца, потому что оставаться на Небесах просто не мог. Ватные облака слепили и душили его.
*
Пятый гарнизон спустился на знакомую пустошь около обуглившихся развалин «Paradise Falls». Губы невольно заломило в неприятной усмешке, и Габриель, поспешно стерев ее с лица, направился за отрядом дальше в степь. Двое офицеров косились на него, не понимая, что он вообще тут делает, но ничего не говорили, рядовым же, казалось, такое подкрепление даже было по душе. Был день, белоснежную монету солнца затянуло сероватым дымом от пожара неподалеку, вязкая, душная тишина обволокла землю дрожащим маревом. Некогда длинный и ровный язык шоссе теперь разворочен и отбит по краям. Чувствовался запах гари, острый, тошнотворный, несущий в себе отголосок запаха сожженной заживо плоти. Дойдя до точки, офицеры построили ангелов и разделили по участкам, Габриель же улетел, не имея интереса к дальнейшим их действиям. Он примкнул к ним только ради того, чтобы без лишних вопросов миновать Врата. Предстань он перед дежурными один, появилось бы много вопросов, началась бы нудная процедура идентификации личности, заполнение совершенно ненужных бумаг… Лучше так, в куче напряженных ангелов, идущих на странный бой, - внимание не заостряется и небесной канцелярии работы меньше.
*
Собак Габриель ненавидел больше всего. Огромные, абсолютно лишенные шерсти, бешеные от голода, поскольку на Земле их никто не кормил, а путь в Рай они давным-давно забыли, вкусив человеческой плоти в первые дни Апокалипсиса. Псы сбивались в кучу и становились весьма мощной угрозой не только для выживших, но и для ангелов. Собаки щерились, по желтым клыкам текла мутная слюна, и архангел с удовольствием разбивал их челюсти в осколки кулаком. За стаей собак неизменно появлялись одержимые ангелами, словно преследовавшие этих животных, и Габриелю так же нравилось вымещать на них свою злость, которая, казалось, ядовитыми клетками вросла в сущность архангела.
Время за дракой всегда пролетало быстро, здесь секунды отсчитывало только твое тело, его выносливость, сила и натренированность. Когда последний одержимый упал с разрубленной напополам головой, Габриель уловил звук горна, созывающий ангелов обратно домой. Архангел не спешил подняться наверх. Он неторопливо вытер нож об одежду одного из убитых, аккуратно вложил в чехол и улетел прочь от места побоища, где песок стал ржавым из-за пролитой крови.
Он остановился на скале, где в последний раз разговаривал с Михаилом. С Великим Милосердным Михаилом. Габриель улегся на иссохшую траву. Плечи тут же расслабились, поскольку крылья распластались по земле тонким острым веером, спину приятно закололо от отсутствия ноши. Небо потухало, вечер накидывал на него свой фиолетовый саван. Архангел смотрел наверх, острым слухом ловя разговоры людей в ближайшем лагере.
- Да ладно, Кэрри, чего ломаешься? Обещаю, будет слааадко…
- Отвали, Стив.
- Детка, не набивай себе цену, я же плачу тебе денежки. Ты обслужила Толстого Чака за пару долларовых бумажек, чем я хуже?
- Заткнись и иди уже в трейлер.
Габриель поморщился. И чего добился Отче всем этим Апокалипсисом? Ничего. Достойные выжили? Нет. Пошлость осталась в них, пошлость, которую нельзя вытравить, так она срослась с душами людей, что отделить одно от другого уже, видимо, нельзя. Пошлость и Человек. Михаил и Милосердие. Габриель и Злость. Архангел усмехнулся, садясь и обхватывая ноги руками. Спину снова заломило, он чувствовал, как дрожат мышцы от ноши. Странно, на земле крылья становились совершенно невыносимыми, тянули вниз, усталость давила на плечи, хотелось лечь и лежать до скончания веков.
Михаил… Сначала брат, потом враг. Сначала сомнение, потом мятеж. Сначала он хотел защитить одного ребенка с его матерью, а начал защищать всех. Он бросил все к ногам человечества – свой чин, крылья и жизнь, был прощен Отцом и воскрешен, и что? Эти создания Отца, столь горячо любимые братом, сейчас болтают и думают только об одном, а Михаил по-прежнему носится с ними, как курица с яйцами.
Солнце заходило за горизонт, расплескивая алый закат. Красные отблески падали на тело Габриеля, смешиваясь с брызгами подсыхающей крови убитых. Ветер осторожно ерошил сухую траву, и когда этот неровный шелест прорезал знакомый звук хлопанья крыльев, архангел скривился. Михаил для него стал своеобразной болезнью. Габриель боялся заразиться тем странным вирусом мятежа, коим был пропитан насквозь его брат, потому что это пугало, настораживало и злило одновременно. Когда их крепкий трос братской дружбы расщепился на ворсинки, Габриель сказать не мог, лишь знал, что началось все это еще до Апокалипсиса.
Михаил спустился бесшумно, лишь звонко чиркнули стальные перья о камни. Этот звук вдруг вызвал цепочку воспоминаний, странных, ненужных. С таким же звуком Габриель вылетал из машины, царапая стальными перьями асфальт, высекая искры, когда преследовал ребенка, девчонку и настырного мальчишку.
- Твой гарнизон болтается без дела, - Михаил шумно сел рядом. Габриель чувствовал его жар, почти осязаемый огонь от крыльев – так торопился спуститься на землю?
*
Его оглушило тогда от удара об асфальт, очнулся он из-за ощущения теплой крови, заливавшей лицо. Девчонка, которая намертво вцепилась в него в машине, лежала на нем, рана на голове кровоточила. Отпихнув ее, Габриель приподнялся на колени и уже занес нож, дабы прикончить, как понял, что она все еще в сознании. Раны были тяжелые, но она смотрела на него из-под завесы спутанных волос, и глаза Одри мерцали в тусклом ночном сумраке, ловя отражения звезд. Габриель приблизил к ней нож и вдруг отчетливо увидел, как глаза человека отражают свет луны ярче, нежели его клинок.
Замешательство. Это чувство выжигало архангела изнутри, когда он переводил взгляд с остро наточенного ножа на Одри и обратно. Девчонка дышала тяжело и часто, удивительно, как она вообще выжила? Нож в руке начал подрагивать. А она смотрела на него снизу вверх, задыхаясь и дрожа, и Габриель не отпускал ее взгляд, чувствуя, как что-то чуждое клокочет в солнечном сплетении. Она спросила тихим и подрагивающим от боли голосом: «О чем ты думаешь?».
*
- О чем ты думаешь?
Воспоминание и реальность вдруг слились вместе, и этот вопрос, заданный двумя голосами одновременно – брата и девчонки, вдруг стал насущным. В самом деле, о чем думал Габриель? О мести? О своей обиде? О поражении? О злости? Или не думал ни о чем, рассерженный и растерянный? Да, он испытывал злость, возможно, даже ненависть, но только потому, что понимал, что все могло бы быть и лучше. Ненависть прежде всего к себе, к своей слабости, начиная с пощады девчонки на шоссе, и заканчивая неверным ответом на загадку Бога. На самого Отца. Ненависть на Михаила, за его странный вирус, которым Габриель уже был заражен, и который крепко обвил всю его сущность, ибо каждый раз, когда брат смотрел на него с тревогой, внутри шевелилось странное тепло, подозрительно похожее на надежду и…
Боль прошила голову, разбив вдребезги все мысли. От неожиданности Габриель схватился за голову, но сдержал стон. Спазм был другой, острый, он и будет становиться все сильнее и сильнее, ломая волю ангела и наказывая его за гордыню, но он будет держаться до последнего. Хотя порой Габриель не понимал, чего он хочет добиться этой маленькой и глупой пародией на бунт.
- Идем, - теплая рука Михаила осторожно коснулась плеча, но Габриель снова его проигнорировал. Брат вздохнул и излишне резко оттолкнулся от скалы, взлетая вверх, стремительно исчезая в темнеющем небе. Боль наконец сошла на нет, Габриель медленно разжал пальцы, сдавливающие виски. После боли архангел чувствовал странную слабость, чтобы стряхнуть ее, он спустился вниз. Ноги сами понесли его по направлению к маленькому лагерю выживших людей. Перехватив поудобнее булаву, архангел тяжело шагал по пыльной степи, отражая крыльями тусклый алый закат.
*
Люди постоянно стремились отгородиться странными нагромождениями балок, металла и кусков бетона, словно это приносило им какую-то пользу. Габриель мог одной рукой стереть в пыль всю эту смехотворную ограду. Мог бы. Но не хотел. Отчасти потому, что часть стены уже обвалилась, очевидно, из-за очередного набега одержимых, и на развалинах трудились обросшие и вспотевшие мужчины. Появление Габриеля не осталось незамеченным, лагерь мгновенно взбудоражился, как потревоженный муравейник. Архангел остановился на почтительном расстоянии, не желая схлопотать пулю в лоб – не смертельно, но неприятно, даже как-то унизительно. Пусть они и начали различать одержимых и настоящих ангелов, порция ненависти выливалась на них одинаковая.
Толпа понемногу загустела, архангел практически ощущал на себе колючие, недружелюбные взгляды, и сам не понимал, зачем он здесь.
Как дикий зверек, выходящий из леса, чтобы познакомиться с людьми, поселившимися по соседству.
Толпа всколыхнулась, ее прорезала тоненькая фигурка девушки. Ей крикнули вслед, но она оглянулась и показала кому-то непристойный жест, вызвавший улюлюканье в толпе. Сердито развернувшись, так, что черные волосы взметнулись мягкими волнами, чуть прихрамывая, продолжила путь, и на расстоянии девяти шагов Габриель узнал в ней ту самую девчонку на шоссе.
Встрепанная Одри бесстрашно подошла к нему, не обращая внимания на шушукающихся людей. Она напоминала Габриелю диковинного зверька, особенно в этой износившейся порядком курточке с черной оторочкой из меха. Они смотрели друг на друга и просто молчали, Габриелю показалось, что Одри так же не понимает, зачем она подошла к нему, как и Габриель не понимает, зачем он пришел в поселение. И ответы друг от друга получить невозможно. Одри передернула плечами, словно замерзла от подступающей ночной прохлады. Пусть она и вела себя довольно смело, глаза ни на секунду не переставали следить за каждым движением Габриеля. Правильно. Рядом с архангелом, в прошлом пытавшимся тебя убить, нельзя терять бдительности.
- Я думала, ты вообще уже не придешь, - сказала наконец девчонка и уставилась на него, явно требуя ответа.
Габриель немного помолчал и спросил:
- А должен был?
- Ну, Михаил ведь приходил пару раз навестить Чарли, маленького Сэма, Джипа, меня. Чем ты хуже?
Габриель отвел взгляд на горизонт, где темное небо соприкасалось с голубоватой полоской уходящего дня. Не хуже, просто… другой.
- Я вроде как враг.
Одри фыркнула.
- Враги это те, кто вселился в людей и желают нас убить. Вы же – ненадежные союзники…
Габриель пропустил мимо ушей ее ответ. Он ее не слушал, а она говорила и говорила. Архангел думал о том, что будет, когда боль вызова станет нестерпимой.
- …в конце концов ты спас мне жизнь, даже врач сказал - я просто родилась в рубашке. Вы не враги, точно…
- Что? – опешил Габриель, выхватив из реальности только отрывок ее речи.
- Когда мы вылетали из машины, - озадаченно произнесла девушка. – Не помнишь? Ты обхватил меня. Руками, ногами, крыльями. Как будто защищал, так укрывают, когда хотят спасти…
- Молчи!
Да, Габриель действительно был болен. Болен, болен, болен. Болен злостью, местью, растерянностью, обидой, братом, а теперь болен еще и спасением какого-то человека.
- Я вырубился, когда вылетел из машины и ударился об асфальт. Остальное – все твоя фантазия и мои рефлексы.
Архангел резко взмыл вверх, оставляя Одри в облачке красноватой пыли, поднявшейся от крыльев.
- А не убил я тебя только потому, что… думал, ты и так не жилец.
|
