 Фанфик «В пустоте | Глава 3.Что слаще свободы на свете»
Шапка фанфика:
![]()
Название: В пустоте
Автор: Bendida
Фандом: Гарри Поттер
Бета/Гамма:requiem
Персонажи/ Пейринг: Гермиона Грейнджер, Драко Малфой, Гарри Поттер, Рон Уизли и другие
Жанр: Роман/Драма
Предупреждение: ОСС
Тип/Вид: Гет
Рейтинг:NC-17
Размер: Миди
Содержание:
Во время всего жизненного пути нас часто преследуют иллюзии. Они тихонько подкрадываются, втираются в доверие, принимают разные личины, внушают нам, кажутся прекраснее, чем реальность, заставляют отказаться от нее, маня счастьем, покоем, теплом. Но в итоге все иллюзии рано или поздно исчезают, и мы остаемся с жесткой реальностью, разбитые и разочарованные. Так почему мы поддаёмся? Зачем позволяем себя одурачить? Да потому, что этого просит наше сердце, наша душа, но можно ли им сопротивляться?
Статус: В процессе
Дисклеймеры: права на героев и мир принадлежат Дж.Роулинг.
Размещение: Только с разрешения автора
От автора:Повествование начинается в промежутке между действиями 10-ой и 11-ой главы книги "ГП и П-П".
Текст фанфика:
Глава 3.Что слаще свободы на свете, скажи?
Мне всегда казалось, что страдания – это наказание за ошибки, которые я совершила. И чем правильнее я буду жить, тем меньше страдать. Но сейчас я начинаю осознавать, что страдания – это не наказание, а дань, которую я должна заплатить, чтобы узнать больше, чтобы стать лучше. Каждая боль, которую я когда либо испытывала, меняла меня, учила меня. Благодаря ей я умею ценить, умею любить. Благодаря ей я живу. И чем ближе для меня становиться это понимание, тем меньше меня привлекает рай, в котором не будет ни слез, ни страдания, ни боли.
Из личных записей Гермионы
Дни, словно бусины, нанизывались на нитку времени, собираясь в ожерелье истории. Красочные, яркие, блестящие или, наоборот, тусклые, блеклые и невзрачные бусины были наполнены событиями. Радостными или грустными, важными или не очень.
С той злополучной пятницы, когда Гермиона побывала в пустоте (так она называла то страшное место) прошло уже около двух недель. За это время в ее жизни произошло много волнующих событий, и подробности того дня стали забываться, а ощущения сглаживаться.
Уроков было много, и все они были безумно интересными. Каждый раз, изучая что-то новое, Гермиона пребывала в азартном возбуждении, а когда у нее, наконец, получалось, поднималась на вершину блаженства. Только зельеварение ее очень огорчало. Как бы она не старалась, что бы ни делала – Гарри со своим Принцем был впереди. Ее обижало даже не то, что Гарри ее обогнал. Нет. Если бы он добился этого своим умом, она была бы только рада. Но он жульничал. И мало того что он жульничал, так он еще и выполнял сомнительные рекомендации написанные от руки, которые могут привести к неизвестным последствиям. А Гарри даже не хотел ее слушать.
Облегчением для Гермионы стало примирение с Хагридом. Ей совсем не нравилось то, что они с ним так долго не виделись и что он на них обижается. Хорошо, что Хагрид простил им отказ от своих уроков. Гермиона боялась, что он даже разговаривать с ними не захочет. Но перед напором Гарри сложно устоять. Он чуть не выломал Хагриду дверь, когда они ходили мириться. Это было в тот день, когда Рона взяли вратарём в команду по квиддичу.
Кстати, о Роне. Начиная с той субботы, Лаванда Браун строит ему глазки. Стоит ему только пройти мимо нее, как она тут же, растягивая губы в улыбке, говорит: «Привет, Рон». И невинно хлопает ресницами. Как будто мало того, что Гермионе хочется ее придушить. Так еще и Рон ведется на все ужимки Браун. Гордо выпячивает грудь и улыбается ей в ответ. А к Гермионе, вовсе за девушку ее не воспринимая, относится как к личному справочному бюро. И тогда ей хочется забраться в уголок и тихо поплакать, но она гордо вскидывает подбородок и идет в библиотеку.
Все эти переживания занимают голову и сердце Гермионы почти постоянно. Но иногда, очень резко и неожиданно, на несколько секунд к ней возвращается ощущение пустоты, заставляя ее вздрагивать. В голову начинают лезть страшные мысли. И первая из них о нем. Ее мучает вопрос: «Что с ним случилось?». И ее гложет чувство вины. Ведь она даже не попыталась об этом узнать. Потому что хотела забыть все, что произошло с ней там. Все и даже его.
В тот вечер, когда она вернулась, Гарри и Рон рассказали Гермионе, что первым делом побежали к Макгонагалл и объяснили ей все, что случилось, но она их словно не слышала.
- Я ей говорю: «Гермиона исчезла». А она мне: «Нет, мистер Поттер, я еще не проверила ваше задание», - сказал тогда Гарри.
- Ага. Я ей говорю: «Да нет же, Вы что не понимаете? Гермиона пропала». А она мне: «Я все понимаю, мистер Уизли, но узнать результаты вы сможете только завтра», - подхватил Рон.
- А вы что? – нетерпеливо спросила Гермиона.
- Раз она такая глухая, мы ее поблагодарили и пошли к Слизнорту, - ответил Рон.
- Да! Но он только и твердил, что о вечеринках… - недовольно сказал Гарри.
- И об успехах Гарри в зельеварении, - удрученно добавил Рон.
- В общем, никто не слышал, о чем мы им говорим, - подвел итог Гарри.
- И мы пошли искать тебя сами, - продолжил Рон.
- Да. Мы вернулись туда, но никакой двери там и в помине не было! Только картина, – Гарри выглядел так, словно пребывал в глубоком шоке.
- Мы искали тебя недалеко от нее, но от этого не было толку. Ведь ты могла уже уйти. И мы решили вернуться в гостиную и ждать тебя тут до полуночи, - сказал Рон.
- И что бы было, если бы я не вернулась к полуночи? – спросила Гермиона.
- Что бы было? Да мы бы весь Хогвартс на уши подняли. Мы бы заставили их нас услышать, - гневно воскликнул Рон, а Гарри согласно закивал головой.
- А что с тобой случилось, Гермиона? - вдруг очень мягко и осторожно спросил Гарри.
Рон сразу притих, и они оба стали смотреть на Гермиону с волнением, ожидая ответа. Гермиона понимала, что друзья волновались за нее. Бегали по всему Хогвартсу в ее поисках. Сходили с ума от безысходности. У Рона была такая прическа, будто он рвал себе на голове волосы, а у Гарри до сих пор нервно подрагивала нога. Но она не могла им ничего рассказать. У нее не хватило бы сил. Рассказать – значит вспомнить все, что там было. Вспомнить – значит пережить заново. А она бы этого не выдержала.
- Я … я не могу, - еле слышно промямлила Гермиона.
- Почему? – непонимающе спросил Рон.
- Я не могу… Там было так… Я не могу… я не хочу вспоминать. Может быть потом, но не сейчас. Сейчас я …. Не заставляйте меня, пожалуйста. Я не могу, – сбиваясь, проговорила она, всё ниже опуская голову.
- Хорошо, - сказал Гарри, - расскажешь, когда сможешь. Но ты ведь скажешь, что у тебя с ладонями?
Гермиона посмотрела на свои ладони. Они все были в ранках от ее ногтей. Кое-где уже засохших, а кое-где еще сочившихся кровью.
- Я… э-э-э, в общем, я поранилась, - ответила Гермиона.
- Ясно, - сказал Гарри слегка раздраженно. – Может, проводить тебя в больничное крыло?
- Нет. Не надо. Это царапины. Сами заживут, - отказалась Гермиона.
- Все же мы сходим в больничное крыло. Тебе нужно выпить успокаивающую настойку, - упорствовал Гарри.
- Это вам нужно выпить успокаивающую настойку, - улыбнувшись, сказала Гермиона. – Ладно, я схожу в больничное крыло, но вам совсем не нужно меня сопровождать.
- Ты думаешь, что после того, что случилось, мы отпустим тебя одну? – воскликнул Рон, вскакивая с кресла.
- И что, теперь всегда будете ходить со мной? – спросила Гермиона. Она хотела еще добавить, что когда это с ней случилось, они были рядом, но помочь не смогли. Подумав, что будет неправильно упрекать их, она промолчала.
- Всегда не всегда, а сейчас точно. Тем более, как ты справедливо заметила, нам тоже не помешает успокаивающая настойка, - ответил Гарри, вставая с кресла.
Больше они не разговаривали о том происшествии. Делали вид, что его не было, что все так, как было раньше. Но Гермиона замечала иногда, что друзья обеспокоенно на нее смотрят. Она понимала, что они видят, что с ней что-то не так. Что замечают резкие перепады ее настроения. Что понимают, почему она иногда, ничего не говоря, неожиданно убегает в спальню. Но они молчали. Не спрашивали ее ни о чем. Помнили ее просьбу и ждали, когда она расскажет сама. Но Гермиона никак не могла решиться. Ей безумно хотелось с ними поделиться. Она даже несколько раз подходила к друзьям с твердым намерением все рассказать, но слова не хотели так привычно слетать с языка. Холодная змея страха ползла по позвоночнику, сковывая дыхание, замораживая мысли. Не в силах ей сопротивляться, Гермиона говорила какую-нибудь глупость и откладывала попутку рассказать друзьям о пустоте на потом. Гермиона сама не понимала, чего боится. Ей казалось, что стоит только начать рассказывать, как она снова окажется там и на этот раз уже не сможет выбраться. Это было глупо, и Гермиона постоянно убеждала себя в этом, но страх был сильнее ее разума.
***
Это произошло октябрьским вечером. В очередной раз, повздорив с друзьями из-за Принца, Гермиона ушла спать раньше, чем обычно. За окном лил дождь. Тяжелые капли с громким стуком падали на подоконник, врезались в окно, быстро сбегая по стеклу, оставляли за собой длинные дорожки. Вкусно пахло сыростью. Но Гермиону все раздражало. И любимый дождь, и запотевшее стекло, и шум ветра, и стуки капель, и этот запах. Проворочавшись в постели с добрых полтора часа, Гермиона встала и, переодевшись в первое, что попалось ей под руку, спустилась в гостиную.
Гарри и Рон сидели там же, где она их оставила. Вокруг них в хаотичном порядке валялись учебники, свитки и перья. Они все еще делали домашнее задание. Хмыкнув, Гермиона подошла к ним и с мрачным видом опустилась в свое любимое кресло, скрестив руки на груди.
Рон, оторвав взгляд от пергамента, посмотрел на Гермиону и пихнул Гарри ногой. Не прекращая писать, Гарри мельком взглянул на Гермиону, переглянулся с Роном. И они оба снова склонились над работами. Несколько минут тишину нарушал только скрип пера. Рон не выдержал первым.
- Кошмары? – спросил он, обращаясь к Гермионе.
Гарри вдруг неожиданно дернул ногой и ударился коленкой о столешницу. Чернильница чудом устояла.
- С чего ты взял? – холодно спросила Гермиона.
-Я… э-э-э… Я ничего такого не имел в виду. Просто у тебя такая прическа, будто бы ты… - под гневным взглядом Гарри, Рон постепенно замолк.
- Какого «такого» ты не имел в виду, Рон? Почему вы так странно себя ведете? – удивленно спросила Гермиона.
- Странно? По-моему, как обычно, - ответил Гарри, натянуто улыбаясь.
- Ну да. Чего это я? Конечно, все как всегда. Тебя, Гарри, как обычно передергивает от слов Рона так, что ты крушишь мебель, а Рон, как обычно, краснеет и запинается под твоим взглядом. И, безусловно, в порядке вещей, что вы смотрите на меня как два добродушных идиота, да? Может, вы уже закончите эту комедию и расскажете, что случилось? – с раздражением сказала Гермиона.
- Ты сама просила нас об этом не говорить, - тихо сказал Гарри.
Последняя деталь пазла встала на свое место, и в уме Гермионы сложилась логичная картинка.
- Вы думаете мне сняться кошмары о пустоте? – спросила Гермиона.
- О чем? – удивился Рон.
- О пустоте. О том месте, где я была тогда, - сказала Гермиона. – Нет. Мне не сняться сны о ней. Я сама не знаю почему. Может, потому что сниться нечему. Я хочу забыть все, что произошло. Но иногда хватает одной, самой незначительной ассоциации, и воспоминания о том, как там было всплывают в памяти.
- Ты расскажешь нам о пустоте? – осторожно спросил Гарри.
- Да… Да, я расскажу, - решилась Гермиона.
Рассказ занял на удивление мало времени. Гермионе трудно давались описания. Ей все время казалась, что никакие слова не смогут передать тех событий, тех ощущений. Но Гермиона видела, что друзья ее понимают. И каждое новое слово дарило ей облегчение.
- … и, узнав ту галерею, я побежала в гостиную, где встретила вас, - закончила Гермиона свой рассказ.
Гарри и Рон за время ее повествования, не проронившие ни слова, смотрели на нее с ужасом и сочувствием. Гермионе на несколько секунд показалась, будто бы они решили, что она сошла с ума. Но вот Рон прервал тягостное молчание, развеяв ее опасения.
- Почему ты не рассказывала нам об этом так долго? – спросил он.
- Боялась, - ответила Гермиона.
- Чего? – удивился Рон.
- Оказаться там снова, - сказала она. – Я и сейчас этого боюсь.
- Не бойся, - сказал молчавший до этого Гарри. – Люди учатся на своих ошибках. Мы просто больше никогда не войдем в незнакомую дверь, и ты никогда не окажешься там снова.
- Да, ты прав, - сказала Гермиона.
Этот довод Гермиона приводила сама себе тысячи раз, и это не имело результатов, но услышать его из чужих уст было колоссальным облегчением. Сначала друзья начали ее успокаивать всеми известными им способами. Затем, исчерпав весь лимит доводов, Гарри и Рон принялись веселить Гермиону, поднимая ей настроение мелкими шуточками и забавными историями. За оживленным общением часы протекали незаметно. И когда Гермиона поднималась в спальню, было уже далеко за полночь.
Все опасения развеялись. Все страхи исчезли. Впервые за последние две недели Гермиона чувствовала такую легкость. Она журила себя за то, что не рассказала друзьям все раньше. Будь она чуточку смелее, давно бы уже не вспоминала о пустоте, беззаботно продолжая обучение. Но к чему портить себе настроение сожалениями? «Все закончилось. И это главное» – подумала Гермиона, с мечтательной улыбкой на губах переступая порог спальни.
Легкие сдавило. В глазах потемнело. Гермиона будто прорвалась сквозь упругую пленку, с оглушительным звуком лопнувшую у нее за спиной. В нос ударил тот, ни с чем несравнимый запах. В ушах загудело. Глаза защипало от непроглядной темноты. Гермиона опустилась на колени и правела рукой по полу. Так и есть. Она снова там, в пустоте.
Сглотнув подступивший к горлу комок, Гермиона поднялась и, прогоняя панические мысли, быстро пошла вперед. Все было так же, как и в прошлый раз. Темнота резала глаза, тишина давила на уши, пустота лишала сил, высасывала жизнь. Изменилась только сама Гермиона. Если в прошлый раз она была растеряна, то сейчас она знала, что ей нужно чтобы выбраться и расчётливо искала его.
Сил не было совершенно. Ноги заплетались, а мысли сплавились в один слиток, по которому монотонно бегали цифры. Четырнадцать тысяч девятьсот пятьдесят семь, четырнадцать тысяч девятьсот пятьдесят восемь, четырнадцать тысяч девятьсот пятьдесят девять, …. Насчитав пятнадцать тысяч шагов, Гермиона остановилась. «Если в одном шаге примерно три фута, а в одной миле пять тысяч двести восемьдесят футов, то в одной миле примерно тысяча восемьсот шагов, - считала в уме Гермиона чтобы вернуть контроль над своими мыслями. – Я прошла примерно пятнадцать тысяч шагов и если разделить их на тысячу восемьсот, то получается, что я прошла около восьми миль, а его все еще не нашла. Боже, что будет со мной, если его здесь нет?» К сожалению Гермиона знала ответ на этот вопрос. Не будет ничего. Она просто останется здесь. Сойдет с ума и умрет от обезвоживания. С огромным усилием прогнав страшные мысли, холодом сковавшие позвоночник, Гермиона вытерла слезы и, до боли закусив губу, пошла дальше.
Отчаяние сковывает по рукам и ногам. Хочется бросить все и, опустившись на пол, тихо лечь и умереть. Только бы не чувствовать ноющей боли в мышцах, только бы не напрягать глаза чтобы разглядеть что-то, только бы не ощущать давящую тишину, только бы не вдыхать тошнотворный запах. Но воля – это такая оса, которая не дает сдаваться, постоянно жаля мозг. И Гермиона, перешагивая через себя, идет дальше, с каждым новым шагом расширяя границы своих возможностей. Но все рано или поздно заканчивается.
Гермиона уже давно бросила считать свои шаги и поэтому не знала, сколько прошло с тех пор как она вошла сюда до того, как почувствовала, что кто-то схватил ее за руку. Это было так резко и неожиданно, что Гермиона вздрогнула. Ее потянули назад и она, развернувшись, сделала шаг, с трудом удержавшись на ногах. Высвободив свою руку, Гермиона начала на ощупь изучать человека схватившего ее, пытаясь понять, кто он. Тот, кто был в прошлый раз или другой. Когда она проводила руками по его плечам, он обнял ее и погладил по спине, будто успокаивая. Узнав прикосновение, Гермиона поняла, что это именно он.
***
«Я сказала, что все так же, как в прошлый раз? Нет, все намного хуже. Я не чувствую его. Я ничего не чувствую. Я растворяюсь. Я умираю. Боже, помоги мне, прошу Тебя» - умоляла Гермиона, в очередной раз выныривая из забытья. Она не чувствовала своего тела, словно была марионеткой, которую дергают за ниточки, переставляя ее ноги. Она не чувствовала его рядом. Не чувствовала его руки на своей талии, не чувствовала тепла его тела через тонкую ткань рубашек. Не чувствовала ничего. Она растворялась. Исчезали все мысли и все чувства, что у нее были. Она не помнила ни одного заклинания, ни одной прочитанной ею книги. Она забывала своих родителей, своих друзей и даже свое имя.
Иногда, когда он пальцами до боли вцеплялся ей в кожу, к Гермионе возвращалось сознание. Она пыталась ухватиться за реальность, но пустота была сильнее и Гермиона вновь погружалась в забытье, где ей мерещились странные пугающие картины, значение которых она не понимала. Если раньше всего лишь его присутствие давало ей сил и не позволяло терять надежду, то сейчас Гермиона привыкла к нему, и ей было мало просто прикосновений. Она их почти не ощущала. Они не вызывали никаких эмоций которые помогли бы ей взять себя в руки. Все было хуже, чем в прошлый раз. Гермиона растворялась даже рядом с ним.
Она не заметила, как он остановился. Только после того, как он грубо дернул ее за руку, притягивая к себе, Гермиона вернулась к реальности. Он сильно сжал ее плечи, и Гермиона сквозь боль ощутила его дыхание на свой коже. Она поняла, что он устал, и слезы отчаяния покатились из ее глаз. «Он не может найти выход» – подумала Гермиона и задрожала от мысли, что останется здесь навсегда. Возможно, эта мысль пришла в голову и ему, возможно, он хотел просто отвлечься, а, возможно, успокоить Гермиону. Что бы ни было его мотивом, для Гермионы было важно лишь то, что он ее поцеловал. Это мимолетное прикосновение его губ вернуло ей ощущение жизни, которое никогда до этого она здесь не испытывала. А боль, оставшаяся там, где он сжимал ей плечи, помогала держаться за реальность, сохраняя прозрачным ум. И это сочетание боли и поцелуев было самым желанным сейчас эликсиром, от которого невозможно было отказаться. Гермиона ответила на поцелуй. И если сначала он был легким и мягким, то с каждым последующим движением - все более страстным и агрессивным.
Она вцепилась в его волосы, а он, царапая ей кожу непослушными пальцами, пытался расстегнуть пуговицы ее рубашки. Безумно устав от продолжительной ходьбы, Гермиона опустилась на пол, потянув его за собой. Его грубые ласки, мокрые поцелуи и кровоточащие царапины, оставляемые им на ее теле, не дарили ей никакого удовольствия, но доставляли нездоровое наслаждение от ощущения отступающей пустоты. Гермиона просто не могла остановиться и, запустив руки под рубашку, вцеплялась в его кожу, в свою очередь, оставляя царапины на его теле.
Пальцы, скользящие по животу, глубоко вдавливают кожу в тело, оставляя за собой ноющую боль и чувство жжения. Поцелуи резкие, грубые, жадные, долгие. Губы уже давно опухли. Его рука сдавливает ее грудь до ломоты. Гермиона в отместку глубоко царапает ему кожу на лопатках. Он задирает ей юбку, и у Гермионы не остается сил сопротивляться, но возможно она сама этого хочет. Небольшое промедление и Гермиона чувствует его проникновение, раздирающее ее изнутри. Снова боль. Закусив губу, Гермиона думает, не сошла ли она с ума, вдруг став мазохистской, но потом напоминает себе, что наслаждение ей доставляет вовсе не боль, а то, что она побеждает пустоту, смеется над ней, хоть и сквозь слезы. С каждым новым толчком боль утихает. Нет, его движения не становятся менее грубым, просто Гермиона привыкает. Вскоре они ей начинают казаться даже несколько приятными, но он, сделав несколько более глубоких толчков, останавливается, и Гермиона не успевает окончательно разобраться в своих ощущениях.
Некоторое время они просто лежат рядом, по привычке держась за руки, чтобы не потеряться. И никаких объятий, никаких ласк и поцелуев, которые, как всегда считала Гермиона, должны быть после секса. «Но, возможно, это не тот случай или я слишком наивна» - думает она. А он поднимается и помогает подняться ей. Гермиона кладет его руку на свое бедро, что бы чувствовать его прикосновение и, одернув юбку, пытается вслепую застегнуть пуговицы. Искать свое нижнее белье она не стала, посчитав это бесполезным занятием. Кое-как, закончив с пуговицами, Гермиона берет его за руку и они вновь продолжают идти. Время летит незаметно и она почти не чувствует усталости. «Нет. У тебя ничего не выйдет. Тебе не взять меня. Не в этот раз» - думает Гермиона, снова и снова парируя каждую атаку пустоты.
Вдруг он останавливается, притянув Гермиону к себе, быстро целует в губы, затем резко разворачивает и толкает вперед. Предугадывая, что будет дальше, она зажмуривается. Легкие наполняет свежий воздух, а потом Гермиона слышит жуткий грохот и лязг метала. Прикрывая ладонью слезящиеся от яркого света глаза, она пытается разглядеть хоть что-то. Наконец прорисовываются очертания коридора, а затем и источник шума. На полу валяются рыцарские доспехи, в которые Гермиона, очевидно, врезалась. Из-за угла появилась миссис Норрис, и, не дожидаясь прихода Филча, Гермиона бегом бросается в Гриффиндорскую гостиную. Запыхавшись, она пролезает в дыру за портретом. Быстро поднимается по лестнице, тихонько приоткрыв дверь в спальню мальчиков, на цыпочках подходит к кровати Гарри и пытается его разбудить.
- Гарри. Гарри, просыпайся, - шепчет Гермиона, тряся его за плечо.
- Гермиона? Что-то случилось? – спрашивает он, проснувшись.
- Тише. Спускайся в гостиную. Нужно поговорить. Только тихо, не разбуди никого, - шепотом говорит она.
- А Рона? – тоже шепотом, спрашивает Гарри.
- И Рона тоже не надо будить. Спускайся. Я подожду тебя внизу, - отвечает Гермиона и неслышно выскальзывает из спальни.
|
