- Ниниэль! Я иду! – он бросился к обрыву так быстро, как позволяла искалеченная нога. «Не смотреть! Не смотреть – тогда не страшно», - Брандир закрыл глаза и шагнул вниз.

Но это был еще не конец. Жажда жизни оказалась сильнее отчаяния, и, захлебываясь, он вынырнул. Могучий поток подхватил его и потащил дальше, сзади догнала волна, накрыла с головой, он снова вынырнул, ударился ногой о камень… Наверное, проще было бы просто отдаться течению и захлебнуться, но желание жить вспыхнуло в халадине с новой силой. Плавал он куда лучше, чем ходил, и это его пока спасало. Впереди, он прекрасно помнил, река поворачивала налево, и на этом зиждились все его надежды. Быть может, там… она его дождется.

Борьба с могучим потоком тянулась бесконечно. Когда он решил, что в следующий раз уже не сможет поднять голову над поверхностью реки, залитые водой глаза увидели долгожданный поворот и что-то белое около берега. Неужели ему наконец повезло?

Да, повезло. Течение вынесло его прямо к берегу, у которого покачивалось на воде тело. Крепко схватив Ниниэль за порванное белое платье, он медленно выбрался c ней на берег, где и упал без сил. Руки и ноги не желали подчиняться Брандиру, его била крупная дрожь, а в голове стучала одна мысль: «Все напрасно… напрасно… напрасно…»

Как только тело вновь стало ему повиноваться, он сел и осторожно взял Ниниэль за плечи, положил ее голову к себе на колени. Ее щеки были холодны как лед, глаза закрыты. Быть может, ему останется лишь похоронить ее… но это лучше, чем быть растерзанной водой и острыми камнями.

Брандир перевернул девушку вниз лицом, осторожно открыл ей рот, потом изо всей силы надавил на спину. Изо рта Ниниэли потекла вода, прибрежная грязь не смогла впитать ее, и она осталась небольшой лужицей на берегу.

Халадин снова положил Ниниэль на спину, прямо в грязь, вновь открыл ей рот и принялся вдувать туда воздух. «Первый поцелуй», - мелькнула у него мысль, но быстро ушла, оттесненная беспокойством и отчаянной надеждой.

Надежда оправдалась. Через несколько минут Ниниэль закашлялась и вдохнула сама.

***

Девушка дышала слабо, но ровно, однако никак не приходила в себя. Брандира вновь охватила тревога: когда он учился целительству, то слышал от одной старой знахарки, что утопленник может выжить, но навеки потерять рассудок. Что если именно это случится со злосчастной дочерью Хурина? Не лучше бы тогда ей было утонуть… точнее, утонуть им обоим? Халадин с тоской оглядел окружающую местность. Крутые скалы ущелья возвышались над ними не меньше, чем на тридцать футов – пониже, чем у Кабед-эн-Араса, но все же очень высоко. Слишком высоко для его искалеченной ноги. А если Ниниэль не сможет идти сама – что делать?

Наверху шелестели листья плохо различимых в темноте деревьев, перекликались ночные птицы. Наконец, почти полная луна заглянула в темную расщелину. Брандир перевел глаза с темного неба на девушку, освещенную взошедшей луной, и вздрогнул. Ниниэль сотрясали конвульсии. Она мучительно выгибалась на грязной земле, царапая ее пальцами, но глаза ее были все так же закрыты. Брандир смотрел на девушку в изумлении, потом хлопнул себя по лбу. Ведь Ниниэль сказала ему, что ждет ребенка, всего месяц назад – в той, другой, еще счастливой жизни. Конечно, ему, целителю, следовало бы догадаться, чем может кончиться такой прыжок в воду… Охваченный новым беспокойством, забыв о всяком стыде, Брандир задрал то, что осталось от низа платья, и вгляделся… Так и есть.

Ничего поделать уже было нельзя – Брандир сомневался, что здесь помогли бы даже эльфийские целители. Кровь текла лишь тонкой струйкой, и мужчина знал, что это уже неопасно. Потому он осторожно, будто боясь навредить, взял окровавленный комочек, помещавшийся у него на ладони. Можно было угадать крохотную головку… Брандир побледнел, и только привычка к виду всякого рода ран и болезней помогла ему удержаться от тошноты. Он осторожно положил неродившегося ребенка Турина и его сестры на землю и принялся рыть плоским камнем небольшую ямку. Еще не хватало, чтобы это увидела Ниниэль, если… когда очнется.

Забросав крохотную могилку землей, Брандир вновь взглянул вверх. Небо побледнело. Приближался рассвет.

***

Хоть и наивна была надежда на то, что при свете солнца их положение улучшится, она оправдалась. Но не сразу. Сначала Брандир отправился немного вверх, а затем – вниз по течению, пытаясь найти способ подняться. Он не уходил далеко, прибрежная полоска ровной земли сужалась и пропадала, берег становился стеной ущелья, у низа которой плескалась вода. Да и бросать Ниниэль одну надолго не следовало. Но поиски халадина оказались напрасны – скалы были слишком крутыми. Он попытался взобраться в одном месте, где камни давали зацепки для рук и ног, с большим трудом преодолел три фута и услышал голос.

- Эгей, кто здесь? – голос доносился с восточного берега, с того самого, на котором находились спасшиеся из воды.

От неожиданности Брандир сорвался. Он вскрикнул от боли, приземлившись как раз на больную ногу, но, к счастью, не скатился в воду. Человек поднял голову и увидел наверху фигуру в серо-зеленом плаще. Голова пришельца не была покрыта, но лица Брандир не узнавал. И была в нем некая странность, причину которой Брандир затруднялся сейчас объяснить. Но это явно был не орк и не вастак. С облегчением переведя дух, халадин прокричал:

- Меня зовут Брандир, я из Бретиля! Со мной еще девушка, там, на берегу, вверх по течению! Помоги нам выбраться!

- Конечно! Сейчас я спущусь! – отозвался незнакомец, и через несколько минут рядом с халадином упала серебристая веревка, а еще через минуту внизу стоял и их неожиданный спаситель.

- Меня зовут Маблунг, я из Дориата, – назвался он, и Брандир едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Конечно, это же эльф! Потому он и показался человеку странным… Но эльфов Брандир видел один раз и очень давно, в детстве, нетрудно было ошибиться.

- Девушка, говоришь? – спросил эльф, когда они отправились по берегу к Ниниэли. – Я ведь потому и здесь, что ищу… девушку.

Увидев Ниниэль, Маблунг бросился к ней.

- Ниэнор! Наконец-то я нашел тебя…

- Так это все правда? – полувопросительно-полуутвердительно произнес Брандир. – Это и есть дочь Хурина? Дракон сказал правду, а не заколдовал ее?

- Да, все так, - ответил Маблунг, осматривая девушку. – Хвала всем Валар, она жива! Но она в крови, поранилась о камни в воде?

- Не только, - угрюмо сказал Брандир, гадая, стоит ли открывать правду. Потом решил, что шила в мешке не утаишь, и сказал все, как есть:

- Она потеряла ребенка.

Маблунг ничего не ответил, хотя и бросил на человека долгий взгляд.

***

Эльф взобрался наверх и поднял на веревке все еще бесчувственную Ниэнор, потом Брандир обвязался веревкой и вскарабкался по скале сам. Вместе они перенесли девушку подальше от Тейглина и уложили на мягкую траву у кромки леса. Маблунг пытался привести Ниэнор в чувство, но у него ничего не получилось. Оставалось только ждать.

Вечером они развели небольшой костер, поужинали тем, что нашлось у эльфа, и Маблунг сказал:

- А я-то думал, что найду только тело… хотел похоронить ее рядом с братом.

- Да, его ведь убил дракон… - пробормотал Брандир.

- Дракон? – Маблунг посмотрел на него удивленно. – Вовсе нет… Но да, тебя же там не было.

- А что случилось? – удивленно спросил человек, и Маблунг принялся рассказывать:

- Турин не был убит, а просто потерял сознание. Потом он очнулся и сам пришел к Нен-Гирит. Он искал Ниэнор, точнее, он назвал ее Ниниэлью. Но тут вернулся еще один человек, Дорлас. Он сказал, что Ниниэль – это Ниэнор, дочь Хурина и сестра Турина, так, мол, поведал дракон перед смертью, и сама она это вспомнила и в стыде и ужасе от кровосмешения бросилась в реку. Турин ему не поверил и в ярости зарубил. Потом он бежал к Хауд-эн-Эллет, и там его нашли мы – я и мой отряд. Мы искали Ниэнор, уехавшую со своей матерью из Дориата. Турин рассказал все мне и попросил описать ее. Я ответил ему и, видно, он понял, что все сказанное Дорласом – правда. Тогда Турин бежал и от нас, и мы не сумели его догнать. Он опять пришел к Кабед-эн-Арас и там в отчаянии пронзил себя мечом. Вот так и умер Повелитель Судьбы, судьбой побежденный, Турамбар...

- Турамбар… - слабый женский голос как будто эхом повторил последнее слово эльфа. Оба мужчины бросились к Ниэнор. Она открыла глаза и смотрела на них блуждающим взглядом.

- А… это ты, Брандир… - халадину показалось, что в голосе Ниэнор послышалось разочарование. – Позови… Турамбара.

- Я… не могу его позвать, - едва выдавил из себя Брандир.

- А где он? Вы… отведете меня к нему? – на этих словах глаза Ниэнор вновь закрылись, и Брандиру не пришлось лгать.

***

Теперь Ниэнор спокойно спала, и мужчины тоже решили отдохнуть. Орки боялись окрестностей Перекрестья Тейглина как огня, потому спать можно было всем вместе. Под шелест листьев и копошение беспокойных мыслей Брандир заснул.

Утром к Маблунгу подошли другие эльфы из его отряда, которые нашли его по следам. Они быстро соорудили носилки для Ниэнор, девушка была так слаба, что не могла идти. Девушку положили на них, и тут Маблунг обратился к Брандиру, который с самого пробуждения не произнес ни слова.

- Прости меня, - смущенно сказал эльф, - я совсем забыл, что теперь не один отвечаю за жизнь и судьбу Ниэнор. Ты – ее родич и ее спаситель, я должен был еще раньше спросить твоего разрешения… Я хотел доставить ее обратно в Дориат, но, быть может, ты хочешь вернуться с ней в Бретиль?

- Нет, - ответил Брандир медленно, но твердо. – В Бретиль я не вернусь. Я отрекся от своего титула вождя и от своего народа. Хотя, скорее, это они отреклись от меня.

Маблунг продолжал вопросительно смотреть на него, и после недолгого молчания Брандир вновь заговорил:

- Дориат… Я слышал о нем. Это хорошее место. Да, я хотел бы, чтобы Ни… энор отправилась туда. А я… не сочти за дерзость, мастер эльф, хотел бы идти с ней. Но если это невозможно…

- Я не могу решать, - печально сказал Маблунг. – Если дозволят наши владыки. Но до границы ты можешь идти с нами.

Брандир кивнул.

***

Через неделю – носилки и хромой калека не давали эльфам двигаться быстро – они достигли границ Дориата. Ниэнор почти все время спала, а если бодрствовала, то не говорила ничего, рассеянно блуждая взглядом по деревьям и лицам спутников. Брандир задавал себе вопрос: быть может, ее память о временах до Бретиля снова уснула, и она стала опять Ниниэлью? Вероятно, так было бы для нее лучше… сейчас.

Но это оказалось не так. Вечером последнего дня перед входом в Дориат Ниниэль снова заговорила:

- Брандир, друг мой, где Турамбар, мой муж… и брат? Вы несете меня к нему?

- Ниниэль… - он сжал ей руку.

- Не называй меня так. Нет больше Ниниэли, жены Турамбара. Она утонула в реке, - тихо сказала девушка. – Но… что с ним?

- Ни… энор, - Брандир осторожно погладил ее пальцы и, решившись, быстро выдохнул: - Его больше нет. Он погиб.

- Оставь меня, - она попыталась убрать руку. Он поспешно отдернул пальцы и тихо отошел.

Зачем ему теперь Дориат? Зачем? Лучше бы он утонул в Тейглине!

Маблунг подошел неслышно.

- Подожди решать, - тихо сказал он. Что-то он слышал, о чем-то догадался, проницательный, как всякий эльф. – Хочешь, я испрошу для тебя совета у владычицы?

Брандир кивнул, не в силах сказать ни слова.

***

- И снова люди! – Тингол немного раздражен. – Конечно, Ниэнор может вновь войти сюда, я не беру назад своих слов! Но другой человек…

- Он один из твоих союзников, Элу, - Мелиан говорит тихо, но ее слова невозможно пропустить мимо ушей. – Много лет его народ защищает наши границы. Несправедливо и немилосердно будет выгнать его.

- Ты советуешь мне его принять? – Тингол смотрит жене прямо в глаза, в расплавленное серебро Тельпериона.

- Несправедливо и немилосердно, - она лишь повторяет свои слова.

- Хорошо, – отвечает он.

***

Дориат отличался от Бретиля так же, как эльф отличается от человека. Издали – лес и лес, а как подойдешь поближе…

Деревья были высокими и раскидистыми. Сколько Брандир ни вглядывался – он не видел ни одной сухой ветки, ни одного проеденного жуками или желтого листа. Землю покрывала мягкая зеленая трава, то здесь, то там из нее выглядывали белые, желтые и синие цветы. А воздух! Он был напоен ароматами трав и цветов, и казалось, что можно жить без еды и воды, питаясь одним этим ароматом… Брандир вспомнил старые халадские сказки. В них говорилось, что когда пробудились эльфы, то они не обременяли себя заботами о хлебе или охотой, а только смотрели на звезды, пили воду из озера, около которого жили, и вдыхали ароматы трав и деревьев, и этого им было довольно. Но потом пришла Тень, и эльфы стали слабеть и умирать, и тогда им пришлось убивать животных, чтобы поддержать силы. Они стали умелыми охотниками, сильными и отважными, но уже не смогли вернуться к прежнему блаженству.

Брандир, искушенный в знаниях Мудрых, думал, что это не более чем сказка, но какая-то глубинная правда в этих историях была. Хотя бы та, что жить за счет жизни других существ – это необходимость, но идет она от Искажения Арды, и не так было задумано Илуватаром в бездне пространства и времени.

Ниэнор впереди слабо застонала, и Брандир очнулся от дум. Он рванулся было к девушке, но остановился. Не хотелось, чтобы его прогнали еще раз. «Слова, произнесенные в полубреду и слабости, могут быть поспешны», - так сказала, как передал ему Маблунг, владычица Мелиан. «Не бросай ту, что некогда доверяла тебе, пока не выяснишь все до конца».

Так он и попал в Потаенное Королевство, около границ которого жил его народ, но мало кто из людей бывал там. Многие отдали бы половину жизни, чтобы побывать в чудесном эльфийском лесу, но Брандира одолевало столько мрачных воспоминаний о прошлом и тревожных мыслей о будущем, что для радости почти не оставалось места.

***

Брандир сидел, прислонившись к стволу бука, на небольшой полянке и следил, как муравей ползет вверх по травинке. Он в Дориате всего две недели – а столько мира и покоя не видел за всю свою жизнь. Халадин отдыхал, стараясь растворить в прошлом все беды и тревоги и обрести мир в собственной душе. Но достигнуть этого ему пока не удавалось.

Человек вспоминал о своем единственном визите к владыкам Дориата. Странно, но глаза его не запомнили все великолепие парадных чертогов Менегрота – в памяти остался разве что удивительный потолок-купол тронного зала, копирующий звездное небо, сам купол был сделан из черного камня, а звезды – из самоцветов. Расплывались в памяти и лица владык. Но каждое их слово он запомнил крепко.

Сначала король Элу расспрашивал его о Турине, желая узнать о жизни приемного сына в его последние годы. Брандир честно рассказал обо всем: и о появлении Турина, и о его уходе на бой с драконом, и о том, каким он его видел в последний раз – распростертого на земле, почти бездыханного, в крови и грязи. Выслушав его, владыка и владычица долго сидели молча, и печаль покрыла их прекрасные лица серым налетом. Затем Мелиан поднялась и поманила его за собой.

Удивленный, он прошел за ней в небольшую комнату, где не было ничего, кроме стола и нескольких стульев. Мелиан села и знаком предложила сесть гостю. Он молча повиновался. Видно, владычица хотела поговорить с гостем наедине.

Невозможно было пребывать в присутствии Мелиан и долго смотреть на что-либо, кроме ее лица… разве что у гостя оказался бы рядом предмет намного более притягательный, например, лицо возлюбленной. Но здесь никого не было, кроме Мелиан и Брандира, и человек утонул в расплавленном серебре глаз воплощенной богини.

- Свершилось проклятие Турина, - тихо сказала она. – Но свершилось оно с меньшими потерями, чем я боялась… благодаря тебе, отважный вождь халадинов.

- Я не вождь больше, - сказал он твердо, - я отрекся.

- Тот, кто управляет хотя бы собой – уже вождь, - слегка улыбнулась владычица. – Но оставим разговоры о мертвых… у нас будет много времени, чтобы плакать и скорбеть. Поговорим о живых. Поговорим о тебе, Брандир, сын Хандира. Каким мнишь ты свое будущее? Чего хочешь?

- Я… - он помедлил, собираясь с мыслями, - я потерял все – родину, свой народ, друзей. Осталась лишь Ниэнор. Я не говорил перед всеми, но вам откроюсь – я люблю ее. Но для нее я был лишь братом, и мне кажется, сейчас она меня ненавидит… Быть может, я скоро потеряю и ее – и даже не знаю, что мне тогда делать…

- Понимаю, - ответила Мелиан после недолгого молчания. – Я уже побывала у Ниэнор, непосредственной угрозы для жизни нет, хотя она еще очень слаба… Но ее разуму и душе грозит куда большая опасность. Мало кто из людей способен выдержать столько ударов и не сломаться. Хотя она все же – дочь Хурина Стойкого.

- Что же вы посоветуете мне, о мудрейшая из дочерей Средиземья? – спросил Брандир.

- Ждать. Не решать поспешно. Ты уже не юноша по меркам людей и не последний из мудрых, насколько я могу судить. Будь терпелив. Не навязывайся, но и не отстраняйся. Будь рядом, но не будь назойлив. Быть может, эта история кончится не только скорбью и плачем.

- Благодарю вас, владычица, - Брандир, понимавший, что встреча подошла к концу, встал и неловко поклонился.

- Благословение мое пребудет с тобою и с Ниэнор, - Мелиан кивнула на прощание, и Брандир вышел из комнаты.

Этот разговор заронил в сердце халадина крохотные семена надежды, и воспоминание о нем подняло дух Брандира. Пора вновь идти в пещеры – проведать, что с Ниэнор.

***

Нимерон, целитель, который лечил Ниэнор, внимательно посмотрел на халадина.

- Ей уже лучше, - сказал он, зная, какого ответа от него ждут, - а вот с тобой, как я вижу, не все в порядке, - Нимерон смотрел на его ногу.

- Это у меня с детства, я давно привык, - махнул рукой Брандир. – Сломал ногу, а потом что-то срослось не так, вот и все…

- Позволишь мне осмотреть твою ногу? Если согласен – идем со мной.

Брандир слегка пожал плечами, но последовал за эльфом.

Длинные прохладные пальцы целителя ощупали его больную ногу, и от одного этого человеку показалось, что нога стала гибче и ловчее.

- Да, кости неправильно срослись, - сказал Нимерон, - но… можно это исправить.

- Исправить? – Брандир встрепенулся. Он и не думал… неужели можно стать таким же ловким и быстрым, как все?

- Да, - Нимерон прикрыл глаза, - но это потребует новой боли и много времени. Следует вновь сломать кости и наложить повязки так, чтобы они срослись правильно. Придется поработать и со связками… Но зато потом ты сможешь ходить нормально.

- Я не так уж боюсь боли, если это все, что нужно…

- Мы не заставим тебя страдать больше, чем необходимо, - Нимерон ободряюще улыбнулся.

***

Нимерон не только не солгал, но даже преуменьшил искусность дориатских целителей – под их снадобьями и заклятиями Брандир почти ничего не почувствовал, когда ногу вновь сломали. Потом боль все же пришла – но куда более слабая, чем он ожидал. Теперь оставалось лишь ждать, когда срастутся кости.

Пока Брандир много времени проводил в своей комнате, он сдружился с эльфийкой по имени Неллас. Некогда она воспитывала юного Турина и с тех пор питала неугасимый интерес к людям – такому странному и вместе с тем такому похожему на эльфов народу. Они долго беседовали, и постепенно Брандир открыл эльфийке тайну своего сердца – любовь к Ниэнор. Неллас знала девушку с тех пор, когда та первый раз жила в Дориате, и теперь возобновила былую дружбу. Она навещала то Ниэнор, то Брандира.

- Не печалься так, - сказала Неллас, - ты ведь, наверное, думаешь, что будь ты таким же здоровым, красивым и отважным, как Турин – ты завоевал бы любовь Ниэнор? Но это не так – любят не за достоинства, а оттого, что некто пришелся по сердцу.

Печальная улыбка тронула губы Брандира.

- Я уже не так юн по меркам своего народа, чтобы не понимать этого, - ответил он.

Неллас кивнула.

- Иногда вы, люди, кажетесь глупыми, как дети – но потом обнаруживается, что вы мудры, и вы обретаете мудрость быстрее нас, ибо у вас нет времени… Но я скажу и вот что: в Ниэнор пробудилась любовь к брату – и потому она так страшно ошиблась и решила, что нашла суженого. Быть может, теперь она поймет свою ошибку.

- Она не звала меня? – задал Брандир вопрос, мучивший его с начала разговора.

- Нет, - тихо ответила Неллас. – Пока – нет.

***

Наконец, еще через месяц терпеливого ожидания, Брандир был награжден – ему передали, что Ниэнор хочет его видеть. Нога халадина зажила и окрепла, и он поспешил к комнатам девушки куда быстрее, чем тогда, у Тейглина…

Ниэнор сидела в кресле, бледная, но спокойная. Она не улыбнулась, увидев Брандира, и он счел это плохим знаком. Он догадался, о чем будет разговор, и первые слова Ниэнор только подтвердили эту догадку.

- Я долго боялась спросить, потому и не звала тебя, - Ниэнор глядела в сторону, будто боялась его взгляда. Глубоко вдохнув, она продолжила: - Что случилось с моим ребенком, Брандир? Ему пора зашевелиться, но я… чувствую только пустоту внутри.

- Он… - теперь Брандир набрал полную грудь воздуха и быстро произнес: - Ты потеряла его. Еще там, у Тейглина… Я похоронил его на берегу.

- Так я и знала, - прошептала она, - так и знала… Ничего не осталось от Турина, моего брата, ничего… Только позорная слава убийцы и кровосмесителя.

- Ниэнор, послушай, - он взял ее за руку. – Может, это и к лучшему. У нас говорили, что от такой связи может родиться настоящее чудовище, потому, мол, боги это и запретили…

- Чудовище? – Ниэнор вырвала руку из его руки и вскинула голову, глаза ее горели гневом. – Чудовище! Вот кто я для тебя! Мать чудовищного ублюдка! Не смей больше прикасаться ко мне! Уходи! Уходи!

- Ниэнор! – он с мольбой протянул к ней руку.

- Ты не желаешь уйти, - ее глаза сузились. – Тогда снова уйду я!

Она вскочила и бросилась вон из залы. Брандир тоже вскочил на ноги, но не стал бежать за Ниэнор, хотя сейчас он мог бы попытаться догнать девушку. Вместо этого он отправился в соседнюю комнату.

- Неллас! – обратился он к сидящей там эльфийке. – Я боюсь за Ниэнор. Как бы вновь не случилось того же… что в Бретиле.

- Не беспокойся, - мягко сказала та. – За ней присмотрят. Владычица Мелиан повелела нам заботиться о безопасности нашей гостьи. За Ниэнор наблюдают, скрытно, но неустанно. Мы не допустим, чтобы с ней вновь случилась беда.

Брандир кивнул и все же решил выйти наружу и посмотреть, куда убежала Ниэнор. Когда он вышел, то оказалось, что девушка не ушла далеко. Она сидела на берегу небольшого пруда, блестевшего под утренним солнцем. Брандир притаился так, чтобы не попасться ей на глаза, и тихо наблюдал за девушкой. Ниэнор некоторое время смотрела в воду напряженно, будто что-то видела там, а потом резко отшатнулась от пруда и провела по глазам рукой, будто хотела стряхнуть остатки наваждения. Брандир напрягся, думая, что девушка опять бросится в бегство, но она осталась на месте. Помня о словах Неллас, Брандир тихо отвернулся и отправился восвояси.

***

Теперь Ниэнор стала выходить из пещеры, гулять по лесу – то одна, то вместе с Неллас. Брандир часто следовал за ними на расстоянии, и Ниэнор его не замечала, ведь лучше лесовиков по лесу могут ходить разве что эльфы. И только они могут заметить халадина в лесу. Ниэнор слушала рассказы и песни эльфийки, собирала цветы, смотрела на птиц и зверей, которые в окрестностях Менегрота были доверчивы и охотно выходили навстречу жителям Дориата. Брандир видел, как на Ниэнор снисходит умиротворение этого места, и у него самого на душе становилось спокойнее. Пусть она не любит его, пусть даже не хочет видеть, но если она будет жить здесь в мире и покое – значит, его прыжок в Тейглин не был напрасен.

C собственным злосчастьем он давно смирился, а сейчас следовало благодарить судьбу за безопасность и здоровую ногу… много больше, чем то, на что он мог надеяться полгода назад.

Сегодня Ниэнор вышла из своей комнаты рано, в осеннем лесу только-только рассвело. В Дориате, напоенном силой его владычицы, даже поздняя осень была мягкой, заморозки еще не тронули привядшую траву. Деревья стояли нарядные, в золотых и багряных уборах. За их опавшими листьями девушка сегодня и отправилась. Она поднимала еще не засохшие и складывала из них осенний букет. Брандир засмотрелся на Ниэнор, на ее золотые волосы, освещенные редкими лучами солнца, и не успел спрятаться, когда девушка внезапно обернулась.

Он застыл, не зная, то ли подойти ближе, то ли быстро уйти отсюда, когда Ниэнор поманила его рукой. Она села на поваленный ствол и похлопала рядом, приглашая его садиться. Обрадованный, Брандир не замедлил сесть на предложенное место. Некоторое время оба молчали, Ниэнор пристально смотрела на листья у себя в руках. Наконец она тихо заговорила:

- Прости меня, Брандир. Я вела себя как глупая, очень глупая девчонка… Я напрасно тебя обидела, хотя ты делал мне только добро… Простишь ли ты меня? Позволишь ли вновь называть братом?

Слово «брат» болезненно отозвалось в душе Брандира, но он тут же подавил в себе горечь. Хотя бы уж так… Помедлив, он ответил:

- Конечно, сестра… Мы ведь и правда в родстве, хоть и очень дальнем. Ты столько перенесла, что я вовсе не держу на тебя обиды.

Ниэнор водила пальцем по прожилкам роскошного желто-красного кленового листа, потом подняла голову и посмотрела Брандиру в глаза:

- Спасибо.

Она улыбнулась, и тут же солнце вышло из-за небольшой тучки, его лучи заиграли на золотых косах девушки.

***

С тех пор лед между ними стал таять, и Ниэнор часто гуляла уже вместе с Брандиром. Он снова показывал ей цветы и другие растения – они были похожи и одновременно непохожи на те, что росли в Бретиле – Ниэнор внимательно слушала, склонив голову к плечу. Она совсем выздоровела, румянец вернулся на ее щеки, и только в глазах осталась тень боли. Брандир был рад этому, и хотя на улице похолодало, часто шел дождь и даже снег, в душе у него расцветала весна.

Однажды, в самой середине зимы, вскоре после Йоля, они сидели вместе в жарко натопленной комнате. В камине, потрескивая, горели дрова, на стене мягко светила голубоватым светом феанорова лампа. На коврике перед камином лежала черно-белая кошка и кормила трех недавно родившихся котят. Брандир смотрел то на огонь, то на кошачье семейство, а когда перевел взгляд на Ниэнор, то немало удивился. Девушка пристально смотрела на кошку с котятами и в глазах ее была смесь тоски и зависти. Он поспешно отвел взгляд, как будто увидел что-то слишком тайное, и уже, было, собрался сказать, что пора спать - и так избавить себя и Ниэнор от неловкости, когда она заговорила сама.

- Брандир, послушай. Я знаю, что ты меня любишь, любишь не как сестру… и я… - Она сглотнула, будто ей тяжело было говорить, но продолжала: - Я… мне так одиноко и тоскливо… Возьми меня в жены, Брандир! – последние слова Ниэнор проговорила быстро, будто боясь вовсе их не сказать. – Я хочу, чтобы у меня снова были дом и семья. Я хочу тепла. Мне холодно одной. Я хочу… мужа и детей, - это она произнесла тихо и опустила голову.

- Ниэнор… - Брандир смог сказать лишь это, настолько он был изумлен: - Ниэнор… - ох, неужели его мечта исполнится! Все, что нужно – это сейчас сказать «да», обнять и поцеловать свою возлюбленную, она сама сказала, что хочет быть его женой, ему не нужно делать больше ничего, чтобы стать счастливым…

- Ниэнор, - в третий раз произнес он и сказал как можно тверже: - нет.

- Почему? – она подняла голову, ее глаза распахнулись от изумления, и тут же она вновь отвернулась: - Ах да, понимаю… Я… утратила чистоту, я принадлежала другому мужчине, да еще и своему брату… конечно, как я могу просить, чтобы меня взяли в жены…

- Нет! – воскликнул он и поспешил взять ее за руку. – Ради всех Валар, нет, Ниэнор, любимая, не думай так! Я полюбил тебя давно, вскоре после того, как увидел, я любил тебя, когда ты была женой Турина, я люблю тебя сейчас больше всего на свете! И нет для меня большей радости, чем взять тебя в жены, и мне все равно, что было с тобой раньше Но… ты не понимаешь сама. Ты… не любишь меня, как женщина любит мужчину, и… вскоре я бы тебе опротивел. Нельзя выходить замуж просто так, только от холода и одиночества, без настоящей любви. Это… кончится плохо для нас обоих.

Она сидела, спрятав лицо в ладони, и Брандир знал, что она тихо плачет. Его сердце разрывалось от горя, но он не мог поступить по-иному.

Брандир долго ждал, пока она не отняла ладони от лица и, встав со своего места, опустился на колени рядом с девушкой и взял ее руки в свои.

- Ниэнор, - тихо проговорил он, - прости… и, пожалуйста, не отталкивай меня больше. Третий раз – это будет слишком тяжело.

Всхлипнув, она проговорила:

- Да, брат мой.

И Брандир, поднявшись, поцеловал ее в лоб теплым братским поцелуем.

***

Ниэнор выполнила свое обещание. Она больше не бежала от Брандира, и слова ее были теплыми и приветливыми. Они гуляли по тихому заснеженному лесу, вместе обедали и делали нехитрую работу по дому. Ниэнор много шила и вышивала, а Брандир приходил к Нимерону и учился у него целительству, а иногда даже учил самого эльфа людским снадобьям и лекарским приемам. По вечерам они слушали песни и сказки в большом зале Менегрота или играли в разные игры. Так жили эльфы Дориата, и Брандир думал, что так жили бы люди в Арде Неискаженной.

Так прошел еще один месяц, и к лесу подкралась весна. Она проглядывала в потеплевших солнечных лучах, в мокром осевшем снеге и проталинах, в первых подснежниках. У всех было радостное настроение, ожидание перемен к лучшему. Даже печальная Ниэнор повеселела и теперь много смеялась, почти столько же, сколько и в Бретиле, когда училась говорить.

Однажды они шли вместе по лесу, по последнему, мокрому и слежавшемуся снегу. Идти было неудобно, со всех веток капало, Брандир чуть не провалился в скрытый под снегом ручей. Он уже стал жалеть, что они вообще вышли на эту прогулку, когда ему пришло на ум, что можно задать давно мучивший его вопрос:

- Ниэнор, - он придержал идущую немного впереди девушку за руку. – Можно, я кое-что спрошу? Если не захочешь – не отвечай.

- Да, конечно, - она говорила, слегка задыхаясь, ходьба по мокрому снегу отнимала много сил.

- Помнишь, мы… говорили о твоем ребенке, - он почувствовал, что ее рука дрогнула, и пожалел о своем любопытстве, но решил не отступать: - Ты тогда выбежала и смотрела в пруд. А потом… будто что-то там увидела. Что?

Брандир посмотрел на девушку и увидел, как на лицо ее набежала тень. Она молчала очень долго, и он решил, что не получит ответа, когда она все же заговорила:

- Да, я кое-что там видела… Я видела себя, в белом платье, кажется, мертвую. Я плыла в воде… там было очень много воды, больше, чем в реке… наверное, это было море. Волосы развевались вокруг моего лица, глаза были открыты… Это было ужасно… А потом… я увидела, как Турин пронзает тебе грудь своим черным мечом и ты падаешь мертвым. Это тоже было… очень страшно. И я знала, как-то знала, что если бы ты не прыгнул за мной – все случилось бы так. И тогда я поняла, что если снова попытаюсь что-то с собой сделать… это может плохо кончиться не только для меня. И решила… жить дальше, несмотря ни на что. Несмотря на то, что жить мне не хотелось, и тогда казалось, что больше незачем.

- А сейчас… ты так не думаешь? – они остановились оба одновременно, как будто сговорившись, смотря друг другу в глаза.

- Нет, - сказала Ниэнор тихо, потом повторила, громче и тверже: - Нет.

В ее глазах промелькнуло нечто… это выражение Брандир видел давно, когда она смотрела на другого мужчину. На Турина, своего брата-мужа.

Как будто заподозрив, что он что-то понял, Ниэнор быстро отвернулась и воскликнула весело:

- Я жива, жива! Я снова живу! Я хочу жить! Догоняй!

Она вырвала у Брандира руку и бросилась вперед, ловко перепрыгивая через чернеющие в снегу лужи. Халадину не оставалось ничего, как броситься за ней. Несколько минут прошло в бесплодной погоне, даже теперь он не смог бы угнаться за девушкой, которую сами эльфы называли легконогой, но, на его счастье, земля впереди круто поднималась, обозначая лесной холм. Ниэнор поскользнулась на снегу и села в сугроб, а Брандир свалился рядом, вновь схватив ее за руку.

- Попалась! – воскликнул он и снова увидел ее взгляд…

Он не ошибся. Он не мог ошибиться. И когда он притянул ее к себе, то губы ее были мягкими и податливыми…

***

Ожерелье зазвенело по мраморным плитам Менегрота. Самоцветы заискрились в свете многих ламп.

- Получи же свою плату, о король, за то, что так хорошо позаботился о моей жене и детях! – слова старика были пропитаны гневом и горечью. Он повернулся, было, чтобы уйти, когда король Тингол заговорил:

- Подожди, о Хурин Стойкий. Ты не знаешь всей правды. Да, твоего сына мне не удалось уберечь от судьбы, и я не ведаю, где странствует твоя жена. Но твоя дочь Ниэнор жива и живет здесь. Она спешит сюда, и если бы путь ее был короче – ты не нанес бы мне оскорбления. Но я прощаю тебя, ибо взор твой затуманен Морготом.

В изумлении смотрел на него Хурин, ведь он видел лишь, как его дочь бросилась в Тейглин, и думал, как многие другие, что она мертва. Но вскоре послышались торопливые шаги, и Ниэнор бросилась к отцу, которого никогда не видела, но сразу узнала…

Ноги изменили старику, и он бы упал на пол, если бы его не поддержала сзади чья-то сильная рука.

- Отец, отец, - шептала Ниэнор, прижавшись к груди Хурина, потом она слегка отстранилась: - Турин, бедный Турин, как жаль, что он не дожил… но теперь у тебя есть и другой сын. Это муж мой, Брандир. Посмотри же на него, посмотри!

Хурин обернулся и увидел того, кто поддержал его сзади. Брандир, уверившись, что теперь старик твердо стоит на ногах, отпустил его и поклонился в пояс, прижав руку к сердцу:

- Прости, о Хурин Достославный, что мы не испросили твоего разрешения на брак. Но теперь род твой не прервется, и, быть может, наши дети унаследуют силу и доблесть твоего сына, погибшего во цвете лет.

А Ниэнор добавила:

- Когда-то я страшно ошиблась и перепутала братскую любовь с супружеской. Тогда назвала я брата своего мужем, а того, кто был предназначен мне в мужья – братом. Но ныне ошибка исправлена.

- Благословляю, - тихо произнес Хурин, и на глазах его появилось то, чего не мог добиться Моргот всеми пытками и муками – слезы.

И, говорят, с тех пор Ниэнор отринула свое старое имя, которое означало «Скорбь», ибо оно больше не подходило ей. И назвала она себя Алассиэль, Счастливая, и только так называли ее отныне.