 Фанфик «Два сна Савады Тсунайоши»
Шапка фанфика:
Название: Два сна Савады Тсунайоши
Автор: Naina_
Фандом: реборн
Персонажи/ Пейринг:Тсунайоши, вонголята на заднем плане, ментально - Гипер!Тсуна; призрачные намеки на 5927, R88, 2701
Жанр: повседневность с претензией на психологию
Рейтинг: пг
Размер: миник
Статус: закончен
Дисклеймеры: Амано
Размещение: спросить
Текст фанфика:
Савада Тсунайоши проснулся неожиданно даже для самого себя, резко вскакивая на кровати и тяжело дыша. Он боязливо огляделся по сторонам, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте.
По стенам ползали странные тени, отдаленно напоминающие драконов из детских сказок, которые ему так увлеченно рассказывала мама; Реборн спал, но спал очень чутко. Тсуна не хотел его будить, поэтому улегся на левый бок – лицом к стене, чтобы не было так страшно – и накрылся одеялом. С головой.
Было жарко и почти нечем дышать, но он как-то совсем по-детски не решался даже носа высунуть из-под одеяла, шепотом прося ниспослать ему поскорее глубокий и беспробудный сон до самого утра.
Он сам не понял, от чего проснулся так резко и внезапно – ему ведь даже ничего не приснилось, что уж тут говорить о версиях с кошмарами.
Тсуна укутался в одеяло еще плотнее – хотя, куда уж плотнее – и до сих пор не мог поверить, что завтра он встанет и пойдет в школу.
Просто встанет – от знакомой и ненавистной трели будильника, а не от хриплого голоса Гокудеры; оденет школьную форму – самую родную синюю жилетку и полинявшие джинсы (потому что темные брюки всегда в стирке – мама постоянно забывает их постирать). Он снова позавтракает традиционной маминой едой, а не чуть подгоревшими изысками Хару и Кеко-чан.
Ками, завтра он снова – наконец-то! – станет самим собой. Даме-Тсуна, на которого сваливают не ответственность за мир мафии и мир вообще, а всего лишь уборку в спортзале. Или в бассейне. Что у них там завтра по расписанию вообще?..
Да какая разница! Он хоть сто раз подметет кабинет Хибари-сана под его чутким руководством и блестящим металлом тонфа в руках, чем проснется от хриплого голоса Гокудеры-куна и противной сирены на подземной базе еще раз.
***
На этот раз он проснулся с пинка – такого родного и привычного, если быть честным – чуткой ноги репетитора. Его день начался со слов: «Вставай, Даме-Тсуна, а то опоздаешь в школу, получишь замечание и мне придется тебя пристрелить» и машинального: «Ииии, Реборн! Нет!..» в ответ.
На этот раз у обоих на губах играла легкая ностальгическая ухмылка, на которую оба просто не обратили внимания. Точнее, забыли, только завидев.
Ведь Тсуна бы никогда не признался, что Реборн – его лучший, родной и самый действенный будильник. Как старший брат.
Тсуна всегда хотел иметь старшего брата. Просто и без причин.
Он нехотя поднялся, прошел в ванную. Глядя на свое отражение, с огромными синяками под счастливо блестящими глазами, он вспомнил, от чего проснулся.
Улыбка исчезла с его лица.
— Голос.… Был в моей голове? – почти невнятно пробормотал он, как будто не желая верить, — быть не может… Я схожу с ума? Неудивительно… — нервный смех.
Тщетно пытаясь вспомнить, что именно он слышал – а он что-то определенно и отчетливо слышал – Тсуна забросил это дело на второй же попытке. Сегодня он весь день будет собой в свое собственное удовольствие. Раздолбай-бесполезный-Тсуна – как же приятно это будет звучать для него из уст каждого хулигана. Никогда бы даже не предположил, что будет так счастлив от приевшегося детского прозвища.
За столом уже сидели все обитатели его дома – нахлебники в своем большинстве – и уплетали его еду, приготовленную его мамой.
— Тсу-кун, ешь скорее, а то остынет, — сказала Нана нараспев, не отворачиваясь от плиты. Савада кивнул, тактично не замечая, как Ламбо утаскивает с его тарелки кусок омлета. Он, в общем-то, и в будущем так же нагло утаскивал его завтраки (и обеды, и ужины), но мамину стряпню он ел как-то по-особому, кажется, радуясь одному только факту.
Бьянки выглядела взволнованной, но старалась не подавать вида. Реборн сидел рядом с ней, и, казалось, успокаивал ее одним своим присутствием.
Бьянки знала, что случилось что-то нехорошее – возможно, она даже догадывалась, насколько – но молчала и ни о чем не спрашивала. Тсуна вспомнил, как кто-то говорил, что «женщины должны волноваться за мужчин и просто ждать их, надеясь и веря».
Вроде так. Он не запомнил точно.
Часовая стрелка медленно подбиралась к девятому делению циферблата, заставляя бросать на себя быстрые взгляды и просчитывать каждую секунду. Тсуна скомкано поблагодарил за завтрак (который, в общем-то, все равно съел Ламбо) и спешно выбежал на улицу. Реборн кивнул – обычно это означало, что он его позже догонит.
Бьянки была благодарна ему.
На улице было как-то по-особенному солнечно – может, потому что на небе не было ни одного облака; может, просто солнце слишком яркое; возможно, он просто слишком счастлив для неудачника.
Первым его встретил Гокудера – приветливым взглядом, традиционным обращением и почтительным поклоном. Тсуна не знал, принято ли в его родной Италии так здороваться, или Гокудера-кун просто подстраивался под родные для Савады японские обычаи; он так же обычно почесал затылок, смущенно-нервно улыбаясь, и пожелал тому доброго утра. Хаято предложил понести его сумку (получив традиционный отказ), рассказывал, какой неописуемо-прекрасный сон про Джудайме ему снился (Тсуна сонно кивал и почти не слушал), пожаловался на неудобную школьную форму – «на базе мы ходили в чем хотели, и правила там устанавливал только Джудайме – это было так замечательно и удобно» — непременно оттянув галстук и расстегнув еще одну пуговицу на рубашке. Тсуна знал, что от него требуется только иногда кивать.
Неожиданно для себя он обнаружил, что без зазрения совести называет слова Гокудеры бесполезным трепом.
«Он мой Хранитель, я имею право сделать ему замечание»
Тсуна остановился и, только произнеся первое слово фразы, которая должна была понести замечание, замолчал, понимая, что это не его голос вовсе.
И мысли тоже.
— Джудайме? – обеспокоенно спросил Гокудера, подходя и недоверчиво глядя на растерянного Тсуну, — Вы хотели что-то сказать?
Савада слегка вздрогнул, покачал головой, делая шаг назад.
— Нет, Гокудера-кун, это я так… сам с собой, не переживай. Так… что ты там говорил?..
Хаято встревожено смотрел на нервную улыбку Савады, которая с каждым днем после их возвращения становилась все более нервной; отвернулся и тихо произнес:
— Вы тоже чувствуете это, Джудайме?..
Тсуна не понял, о чем конкретно говорил Гокудера, но переспросить не успел – да и вряд ли бы стал.
Только Ямамото умел приветливо хлопать по плечу, непринужденно здороваться и выводить Хранителя Урагана из себя так, что тот просто забывал обо всем остальном.
— Привет, — улыбаясь.
— Не трогай Десятого, идиот! – ревниво.
— Гокудера-кун… — ностальгично.
***
Войдя в класс, он сразу приметил Кеко-чан – она увлеченно разговаривала с Курокавой и смеялась, видимо, рассказывая что-то забавное.
— Джудайме, пойдемте, — сказал Хаято, хватая его за руку и ведя к парте. Ямамото ненавязчиво шел следом, — Джудайме, я.… Уйди, бейсбольный придурок, я хочу поговорить с Десятым!
Тсуна подумал, что этот голос – который совсем не его и озвучивает явно чужие мысли – является той самой его гиперинтуицией, о которой говорил Реборн. Это была лишь мимолетная мысль, потому что следующая фраза, произнесенная этим голосом в его голове не поддавалась логике и просто не могла быть правдой.
«Он любит тебя»
Савада не верил – или не хотел верить этому странному голосу – но все же прервал Гокудеру на середине фразы, в которой тот, видимо, путался уже который раз и произносил слишком сбивчиво и неясно для обычного дела. Хаято взглянул на него – непонимающе.
— Гокудера-кун, сядь на свое место, — учитель уже на автомате произносил эту фразу, только зайдя в класс. Хаято обернулся, злобно сверкнув глазами, пожелал Саваде удачи и, лучезарно тому улыбнувшись, пересел за свою парту.
Тсуна облегченно выдохнул и прилег на приятное прохладное деревянное покрытие и немного прикрыл глаза.
Даже если голос и прав – чего просто не может быть – ему не нужны лишние проблемы и заморочки.
***
Урок он полностью прослушал, отвлекшись от созерцания окна только за пару минут до конца. Учитель объявил оценки за прошедший тест, в очередной раз посмешив класс и, как ни странно, почти не огорчив Тсуну.
Ему так хотелось сказать «Я привык».
Голос сказал: «Перестань быть неудачником».
***
Реборн за ним следом в школу не пришел – Тсуна смутно догадывался, что причина в Бьянки, но не придавал этому особого значения. Они же однажды почти поженились, а конце концов, о чем тут говорить – они волнуются друг о друге.
Внезапно ему вспомнилась Юни. Так, ни с чего. Просто вспомнилась.
Синие глаза, нелепая шапка на ее по-детски маленькой головке, странная клякса под левым глазом и своя, особенная улыбка.
Он вспомнил ее просто так – без оснований, без предпосылок. Просто вспомнил.
Понял, что скучает.
Гокудера опять трепался ни о чем, повторяя некоторые фразы по нескольку раз, вызывая смешки у Ямамото (который на удивление внимательно вслушивался в его речь). Такеши видел задумчивый взгляд Савады, пару раз пытался начать разговор или просто разрядить обстановку; Тсуна особо не реагировал, а Гокудера с милой ревностью ругался на Ямамото.
Они проводили Тсуну до дома и разошлись, не дожидаясь приглашения войти.
***
Савада устал.
Это было видно по всему – жестам, проступившим более ясно синякам под глазами, походке и голосе; даже Реборн не стал его тревожить, отослав в комнату и дав отдохнуть.
Тсуна без сил свалился на кровать и просто уставился в потолок, понимая, что все-таки сошел с ума.
Голос рассказал ему столько очевидный важных вещей, о которых он даже не подозревал, что Савада поставил себе диагноз шизофрении и передоза информации. Он, честно, не знал, откуда он взял эти умные слова – возможно, их он тоже узнал лишь сегодня.
Он ощущал себя так непривычно и незащищено без приятного тепла пламени на лбу и ладонях.
***
Тсуна и не заметил, как провалился в сон. Проснувшись же, он лениво разлепил веки, потер глаза и ясно обнаружил, что голоса больше нет.
Реборн пил чай за маленьким столиком, то и дело осторожно проводя рукой по новой шелковой ленте на шляпе; по комнате летали какие-то мошки, в окно приятно дул мягкий ветерок.
Когда теплый ветер едва коснулся его лба, Тсуна внезапно перестал ощущать себя неудачником.
|
