 Фанфик «Я снова уйду. Этюд 5. Ты мой и не мой | часть 1»
Шапка фанфика:
Название: Я снова уйду. Этюд 5. Ты мой и не мой
Автор: Anzz
Фэндом: Поющий принц
Персонажи/пейринг: Дзигундзи Рэн/ Хидзирикава Масато, Дзигундзи Рэн/ Ичиносэ Токия
Жанр: повседневность, Ангст
Предупреждение: ООС
Тип/ вид: слэш
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Статус: закончен
Дисклеймеры: не притендую
Размещение: только с согласия автора
Текст фанфика:
Именно сегодня все шло не так…Его заместителя вчера свалила лихорадка, и Масато сам был вынужден ехать на это совещание представителей крупнейших корпораций их сектора экономики, вместо того, чтобы разбираться с последствиями аварии, произошедшей утром на одном из их заводов. Несмотря на дальнюю поездку, бросить текущие дела он тоже не мог, и вот он вынужден проводить совещание за совещанием с директорским и инженерным составом в телефонном режиме. Он распорядился извещать его обо всем происходящем каждые полчаса… Все три телефона просто разрывались, и он попеременно отключал каждый из них, чтобы поговорить с кем-то одним…
Встретившая в аэропорту машина отеля подвезла Хидзирикаву к парадному входу. У него очередной звонок, решение очередного сверх важного и сверх срочного вопроса в режиме голосового совещания… Нервы уже на пределе, и голова просто раскалывается. Хорошо, что сегодня по программе съезда у него всего лишь приветственные вводные беседы и банкет. Хотелось только одного: добраться до забронированного номера! А там уже… отбросить телефон… душ… обед… и пара часов относительного отдыха перед несколькими запланированными на вечер встречами, потом основные мероприятия…
Не отрываясь от телефонного разговора, Хидзирикава пробрался сквозь многолюдное заполнение холла к столу администратора. Для участников совещания здесь даже предусмотрительно выделили отдельного регистратора, о чем сообщала табличка на стойке. Масато, дождавшись пока девушка закончит запись предыдущего гостя, наконец, направляется к ней для совершения всех формальностей. Придерживая телефон плечом, голубоглазый опустил руку во внутренний карман, чтобы достать документы. В одно ухо вливался рассказ его помощника о возникших с переброской товаров трудностях, в другое – чьи-то приветственные речи. Он вынимает документы, поднимает глаза и наталкивается взглядом прямо на …. Сначала он просто не поверил. Замер. Даже растерялся от неожиданности. Все другое вдруг стало не важным. Все смолкло: и телефон, и шум людей в холле, и город за окнами… Прямо перед ним стоял он. На его лице тоже легкое удивление, а потом лучезарная улыбка.
Как же солнечно он может улыбаться! Вот так тепло и искренне, от всей души! Эта улыбка всегда обезоруживала Хидзирикаву. Именно в ее лучах он еще явственнее понимал, кто негасимое солнце всей его жизни…! Даже его, плотно сжатые от навалившихся забот и проблем, губы вдруг захотели растянуться в улыбке. Рэн… Рэн… Ты здесь, Рэн…? Это действительно ты? Это не сон?
«Нет, это кошмар! – неожиданно взвыл разум. – Это кошмар реальности! Он здесь!? Но как?! Почему?! Ведь это опять…! Это опять все сначала! Бежать! Бежать, пока не поздно! Прочь!»
Но ведь уже поздно. Золотоволосый его заметил. Он на него смотрит. Он улыбается ему. Теперь уже так просто не убежать. Придется потерпеть. Выждать.
- Здравствуйте, господин Хидзирикава, - первым нарушает напряженное молчание Рэн, - несколько неожиданно, но… рад приветствовать вас в этом отеле.
Девушка просит документы. Голубоглазый протягивает ей их совершенно машинально, не задумываясь, потому что все его мысли и чувства сейчас сосредоточены на другом. Рэн здесь, перед ним, и он улыбается…, значит, он не злится на него даже после того, как произошло их последнее расставание? Даже не смотря всю подлость того побега без предупреждения? Да, тогда Масато в очередной раз сбежал, потому что все так же не мог… и сейчас не может принять всего этого… принять того, что они могут быть вместе… принять их чувства…Нет, это все так же невозможно! И то, что сейчас в данную секунду опять разгорается в его душе, губительно расползается у его ног… это опять она! Опять бездна его страстей! Опять Преисподняя его горестей и метаний! Зачем? Почему? Он ведь уже почти все забыл! Он почти три года убеждал себя, что такого Дзигундзи ему уже никогда не простит! Ничего никогда не вернуть и не повторить! Так зачем же он сейчас так радостно ему улыбается? Зачем в его глазах все так же горят те самые… запретные чувства? Неужели и в его сердце их не стерли ни время, ни обиды?
Его застали врасплох! Поймали! Обезоружили! Прижали к стенке!
Почему сердце начинает радостно трепетать? Почему разум и душа опять смеют на что-то надеяться? Это ведь так же не возможно, как и всегда!
«Зачем же ты так улыбаешься мне, Рэн? Зачем же ты мне так рад? Ты опять хочешь ворваться в мою жизнь, чтобы снова заставить видеть всю ее лживость и безрадостность? Чтобы обречь на мечты и муки? Я не хочу всего этого! Больше не хочу! Сколько можно?! Пора забыть! Пора со всем этим покончить!»
Весь этот поток слов и эмоций прошумел внутри, прокатился горячей волной, но лицо осталось все таким же холодным и бесстрастным, только взгляд помрачнел.
Масато отключил телефон. Он все равно сейчас не в состоянии сосредоточиться на производственных проблемах.
- Здравствуйте, господин Дзигундзи, - удалось выдавить из себя голубоглазому ценой невероятных усилий и он даже смог изобразить приветственную почти улыбку.
- Вы на совещание по проблемам отросли, я полагаю.
- Да, а вы…? Неужели и ваша корпорация решила охватить этот сегмент?
- О, нет. Я здесь от принимающей стороны, - продолжал улыбаться Рэн, и эта лучезарная улыбка была для Масато тяжелейшим наказанием, ему было бы гораздо легче, если бы золотоволосый был просто вежливо холоден, или даже раздражен, но улыбка… она манила, она звала, она обещала, что еще не все потеряно… - Во-первых, сюда для развлечения участников совещания приглашена моя группа. Не знаю, слышали ли вы о ней? Хотя она довольно популярна. «Колибри», – и Дзигундзи кивнул вглубь холла, где на небольшой сцене негромко пели несколько девушек, уже собрав вокруг себя зрителей.
- Простите, не знаю. Я теперь весьма далек… от шоу-бизнеса, - несколько мрачно ответил Хидзирикава, страстно желая, чтобы девушка - регистратор быстрее заполнила все необходимые формы, и он бы смог уйти от продолжения этого тягостного разговора, в котором глаза говорили совсем не то, что уста, и...
- А во-вторых, я совладелец этой сети гостиниц, - сообщил золотоволосый, - так что мне особенно приятно, что вы выбрали для размещения именно наш отель. Кроме того, учитывая уровень планируемого мероприятия, мы просто не можем не приветствовать столь уважаемых гостей лично.
«Проклятье! – трепыхнулось в разуме. – И как они могли не досмотреть?! Забронировать место именно здесь!»
- Добрый день, господин Хидзирикава! – оборвало его неприятные размышления чье-то радушное восклицание.
Это приветствие прозвучало с такой искренней радостью и теплотой, что Масато не мог не повернуться на звук этого голоса.
Ичиносэ Токия! Еще один выпускник академии Саотомэ и участник их так недолго просуществовавшей группы. Какое совпадение… Он тоже мало изменился за прошедшие годы, и тоже радостно улыбается. Еще одна такая неожиданная для голубоглазого встреча, но гораздо более приятная, потому что всего лишь теплая, всего лишь почти приятельская.
- Рад вас здесь видеть. Вы на совещание?
- Да, - улыбнулся Хидзирикава. – А вы?
Девушка, наконец, протянула ему документы, карту гостя и электронный ключ. Пока Масато был немного этим отвлечен, Ичи подошел к Дзигундзи вплотную и что-то шепнул ему на ухо, Рэн усмехнулся и легонько шутливо оттолкнул его.
Остатки улыбки сползли с лица Масато. Теперь – то он понял все. То, что здесь оказались и золотоволосый, и Токия не было совпадением, они… вместе.
Где-то глубоко внутри что-то ухнуло и стало быстро разрастаться, разносясь по телу почти болевыми спазмами.
Значит, тогда в академии, ему все это не показалось! Между Рэном и Ичи что-то было! И это что-то тянется еще с тех времен! За его спиной! И Рэн все это время ему лгал! Лгал, что его и Токию никогда не связывали никакие отношения! Как низко! Как подло! Все эти годы за его спиной! И Дзигундзи еще смел упрекать его в предательстве! Он сам безжалостно бичевал себя этими обвинениями, а оказывается… это его предавали! Подло предавали все эти годы! Открыто и нагло лгали в лицо!
«Какой же я слепец!? Как же я мог не видеть?! Как мог не замечать?! Не верить?!» - застонали сердце и разум.
- А я – совладелец этой гостиницы, - улыбаясь, сообщил Ичиносэ, не замечая напряженного состояния собеседника, или просто не желая его понимать, - вместе с господином Дзигундзи.
- У вас прекрасное заведение, - уже почти ледяным голосом ответил на это Хидзирикава.
- Нам очень приятно принимать вас у себя. Надеюсь, вы останетесь всем довольны. Вы ведь здесь впервые?
- Да… простите, я поднимусь в номер, мне еще нужно подготовиться к некоторым встречам, - обронил Масато, порываясь немедленно привести свое намерение в жизнь.
- Разумеется, - ответил за обоих Ичи, - приятного вам отдыха, а ваш багаж, доставят вслед за вами.
- Благодарю.
Быстро распрощавшись, Хидзирикава тут же ушел.
Рэн провожал его тяжелым задумчивым взглядом. Разумеется, он ничего не мог сказать ему при Токии. Не осмелился кинуть ни одного обвинения, даже ни одного пылкого взора… а ведь сколько слов было им приготовлено…! Казалось, что он не думал о новой встрече и не рассчитывал на нее, но разум все равно вел этим бесконечные воображаемые диалоги. Обвинял. Доказывал. Убеждал. Признавался. Готовился. Подбирал слова и фразы, но… он так и не смог ничего сказать. В первые секунды одно только созерцание его голубоглазого принесло ему сильнейшую боль; раскаленной лавиной все невысказанное и неотданное прошло по его душе, но уже через несколько мгновений радость взяла верх, потому, что, на самом деле, все это было не важно, вся его боль и все его страдания затухали и меркли от одной только мысли, что Масато здесь! С ним! Рядом!
Совещание рассчитано на три дня, следовательно, у него еще будет возможность с ним объясниться. Обязательно будет. Он не упустит этой возможности. Он все выяснит. Все выскажет. Все!
Войдя в номер, Хидзирикава просто рухнул в кресло и накрыл глаза рукой. Сегодня определенно не его день… Все не так… Все не так с самого утра….но встретить здесь Рэна, да еще и вместе с Ичиносэ – это было уже слишком! Ему было больно. Все ныло и стонало… Нет! Это вой и крик! Он обманут! Он предан! Он осмеян! Они оба улыбались, глядя на него, на его растерянность, на его замешательство. Они смеялись над ним! Над его чувствами! Глупыми! Неуместными! Ненужными! Непозволительными… тем более теперь, когда его золотоволосый не один. Его солнце похищено! Украдено другим!
О чем это он? Рэн не его… и никогда его не был. И эта правда открылась так неожиданно и так жестоко… Почему же ему сейчас так невыносимо больно? Он ведь сам хотел все это забыть! Закончить их историю, которой не должно было быть! Осознание предательства продолжает жечь душу… Рэн и Ичиносэ… его солнце и другой… Даже когда он узнал, что Дзигундзи женат, это не было столь мучительно, как осознание того, что у Рэна отношения с другим… настоящие… страстные… как у них…Нет! Никакого «у них» не существует! Нет! Закончено! Теперь уже точно закончено! Окончательно и бесповоротно! Отношения с Токией - это гораздо серьезнее, чем жена! Масато в этом был почему-то абсолютно уверен. И так лучше. Разумеется, лучше. Больше не будет глупых надежд. Не будет терзаний о том, что они должны быть вместе, но… Теперь их ничего не связывает, кроме воспоминаний… Но что это были за воспоминания…! Остров… блики костра, отражающиеся в его синих бездонных очах… он склоняется… он закрывает собой весь мир… он его просто затмевает… просто весь поглощает и концентрирует… и остается только страсть! Страсть! Страсть! Страсть! Опьяняющая! Жаркая! Безумная! Безоглядная! Руки и губы ненасытно мечутся по телам… Страсть вливает себя в плоть, а громада невыразимых чувств – в разум и душу… Тогда он позволил себе забыться, потому что знал, что у них всего три дня, и что потом все просто закончится… просто оборвется… навсегда… Он ведь почти убедил себя в этом! Так почему же сейчас, когда вся неуместность и ненужность его чувств так очевидна… почему сейчас ему так больно расставаться с этой иллюзией? Потому что все его самые драгоценные воспоминания оказались отравлены подлой ложью? Предательством? Рэн лгал ему… лгал о чувствах… лгал, что он единственный и самый важный в его жизни… Оказывается, эта мысль его согревала… дарила тепло его, закованной в лед расчетливости и лицемерной бесчувственности, душе. Этот свет его солнца поддерживал Масато, когда ему было трудно и одиноко…да, одиноко … в толпе, в семье, в работе… кругом были люди… люди, которые ему дороги, знакомы, нужны и важны, но… его не было рядом… его… по настоящему бесценного, по настоящему важного… только мысли о нем, воспоминания и чувства, которые не желали гаснуть, несмотря на все отчаянное сопротивление разума… Теперь он должен лишиться и всего этого, потому что на самом деле этого не было… все это ложь и лицемерие…
Рэн - искусный ловелас, ведь он это знал. Вот золотоволосый и применил все это на нем. Обольстил сердце и разум… даже душу… и просто этим воспользовался… воспользовался его слабостью… Сам виноват. Не нужно было поддаваться. Не нужно было верить. Сердцу слишком хотелось, чтобы все это оказалось правдой, слишком хотелось убедить себя, что чувства взаимны. Они разошлись. У каждого своя жизнь. Не нужно было к этому возвращаться. Не нужно было позволять этой беспощадной, но слишком сладостной даже в муках, Преисподней опять себя затянуть.
Чем больше он об этом думал, тем сильнее его поглощали горькие чувства. Боль надрывала сердце… все эти три года, прошедшие с их последней встречи, ему как-то удавалось с этим справиться… заглушить… унять… уговорить, а теперь становится ясно, что все это соглашалось умолкнуть только потому, что, не смотря на все доводы разума, в нем продолжала жить надежда. Оказывается, он надеялся, что когда-нибудь все уладится, все разрешится, и они смогут быть вместе… Теперь рухнули даже эти хрупкие, затаенные мечты. Его светило, его Рэн с другим… и очень давно… и у них действительно серьезные отношения… а между ним и золотоволосым … А ведь ничего и нет! Их связывают воспоминания о времени учебы в академии и всего-то три дня на острове. Вот и все! Остальное только его мысли, чувства и надежды! Ложные! Ложные и мысли, и надежды! Только чувства настоящие… все еще живые… все еще трепещущие… все еще рвущие душу и сердце… Необходимо бежать! Освободиться! Спастись! Потому что, если Рэн снова захочет поиграть с ним, он ведь не выдержит! Опять потеряет голову! Опять поддастся! Потому что слишком страстно всего этого желает! Опять! Опять его все это затягивает! Опять манит и мучает!
Масато схватился за телефон.
- Добрый день, я хочу знать, кто бронировал мне номер в отеле?
- Я, господин Хидзирикава,- не смело отозвались в трубке.
- Разве вам неизвестно, что прежде чем забронировать номер необходимо проверить списки нежелательных лиц, тем более, если речь идет о мероприятии такого уровня? – собственная боль начала выплескиваться раздражением.
- Известно, господин Хидзирикава, - оправдывался его собеседник, - и мной все было проверено, ни одной нежелательной личности не было в списке приглашенных.
- А среди владельцев гостиницы? Об этом вы не подумали? Это не потрудились проверить?
- Простите…, - растерянно прозвучало с той стороны, потом послышалось поспешное шуршание клавиатуры, - простите… действительно, среди совладельцев есть имя из списка… Дзигундзи…
- Вы уволены, - резко оборвал говорившего Хидзирикава. – Объявляю вам это официально. За профессиональное несоответствие.
В ответ растерянное молчание. Масато отключил связь и тут же набрал новый номер.
- Здравствуйте. Мой референт уволен с сегодняшнего дня за профессиональное несоответствие, прошу вас все оформить надлежащим образом. Это первое. И второе – меня не устраивает гостиница, в которой забронирован номер. Мне нужен другой отель и, разумеется, незамедлительно.
Дополнительные хлопоты с переездом в другую гостиницу, необходимость приезжать сюда на каждое мероприятие, потеря времени, которое можно было потратить на занятия первостепенной важности – зачем ему все это? Проще смириться и остаться… Не проще! Видеть Дзигундзи счастливым с Ичиносэ было невыносимо больно! А тем более осознавать, что в его-то жизни ничего этого нет. Вся его жизнь – ложь, притворство и вынужденное послушание, вопреки собственным желаниям… он все время кому-то что-то должен… и только ему не должен никто… И единственной глубинной истиной во всей этой повседневной суматохе были чувства к его солнцу. Это было тем, во что он верил, что лелеял и хранил, даже не признаваясь самому себе. А вот теперь оказывается, что именно там и была самая чудовищная ложь его жизни. Иллюзии и самообман. Рэн, действительно, был для него самым дорогим человеком, а вот он для него… нет. Все только красивые слова и правильные жесты, которые его и погубили… Сейчас он не может от этого просто сбежать, как делал прежде, он обязан присутствовать на этом совещании от начала и до конца. Для того, чтобы хоть как-то уберечь себя, необходимо оказаться как можно дальше от них обоих, появляться к самому началу встреч и мероприятий и быстро исчезать, когда они закончатся, и не общаться, даже рискуя заслужить обвинение в невежливости.
С таким решительным и боевым настроем он встретил известие о том, что в этом небольшом приморском городе не так много гостиниц, и они заняты участниками, в том числе, и еще двух подобных слетов.
- Мне все равно, что и как вы сделаете, но я даю вам два часа, чтобы разобраться с этой ситуацией, - жестко заявил Хидзирикава своему помощнику.
Это подействовало, и, вполне удовлетворяющее запросам главы корпорации, место нашлось в небольшом частном пансионате на окраине городка.
Первые встречи, предварительные обсуждения, подготовительные переговоры, а между всем этим совещания в телефонном режиме по поводу исправления ситуации на заводе… И вот только на завершающем этот день фуршете Масато, поприветствовав всех, кого считал нужным, позволил себе немного расслабиться. В руках традиционный бокал шампанского, которого совершенно не хотелось… и тянущее душу ощущение пустоты…Вся эта праздничная суета вокруг, как всегда раздражала.
На сцене банкетного зала появилась приглашенная группа.
«Колибри» Дзигундзи, - вспомнил голубоглазый, - как и всегда вокруг него стайка девиц…»
И тут же нахлынули воспоминания: академия… девицы… саксофон… Ичи на крыше с Рэном… и игра, которую он слушал, промокая под дождем, отчаянно уговаривая себя уйти… не смог… сдался… в очередной раз проиграл… Как же он ругал себя за эту слабость… А сейчас просто ненавидит! Ненавидит, потому что только теперь, узнав всю правду, он понимает, насколько сокрушителен был проигрыш, как он был смешон и жалок в своих несбыточных мечтаниях, своих сокровенных надеждах!
Эта шумящая, радостная атмосфера вокруг слишком не соответствовала его внутреннему состоянию, и Хидзирикава, как всегда, предпочел хотя бы на время покинуть эпицентр событий. Одна из дверей зала вела на площадку с бассейном. Уже стемнело, и никого из отдыхающих там не было. Самое подходящее место для его уединения, для короткой передышки… Масато вышел и с удовольствием полной грудью вдохнул свежесть ночного воздуха, приправленного едва уловимым запахом моря… Глаза сами поднялись вверх. Ночное небо покрывала россыпь поблескивающих звезд. Огни маленького городка были не настолько сильны, чтобы поглотить большую их часть, как это бывает в мегаполисе, поэтому здесь небесных свод казался гораздо глубже и величественнее, чем обычно…
- Почти как на острове, да? – вдруг донесся с боку слишком знакомый голос.
Масато быстро перевел взгляд. Поднявшись с шезлонга, спрятавшегося в тени цветущих кустов, к нему медленно шло его светило.
- А я вот сижу и думаю, когда же вы по своему обыкновению от всего этого сбежите, господин Хидзирикава. И не ошибся, своих привычек вы не меняете.
- Выходит, что вы меня ждали, - во взгляде и голосе непроницаемый холод. – Зачем?
- Мне показалось, что нам все же нужно объясниться, - заявил Рэн, в его взоре тоже светилась мрачность.
- Не думаю, - продолжая удерживать маску непроницаемости, отозвался голубоглазый и отвернулся.
- Значит, тебе нечего мне сказать, - усмехнулся Дзигундзи, - опять нечего. Когда же ты научишься говорить? Сколько можно молчаливо лгать всем, а особенно самому себе?
- А что ты хочешь услышать? – в ответ на обвинение в голосе зазвучало раздражение. – Очередное спасибо? Не в этот раз. Ты ведь получил, что хотел. Вот и все.
- Получил что хотел? И что же это я получил? – возмутился золотоволосый. - Очередной побег? Очередное предательство? Очередное напоминание, что мной можно воспользоваться, а потом просто вычеркнуть из своей жизни?
- Довольно играть со мной, Рэн, - Масато повернулся и упер в него решительный холодный взгляд. – Хватит. Теперь я все понимаю, поэтому хватит. Я не намерен больше ничего от тебя выслушивать по этому поводу, и тем более не намерен во все это верить.
- Я тебя не понимаю. В чем ты увидел игру? И еще нужно разобраться, с чьей стороны это игра! – вдруг вспыхнул золотоволосый. – Ведь это ты, а не я, каждый раз бросаешь меня, натешившись! Даже не утруждая себя предупреждениями и объяснениями! Так, где здесь моя игра? В чем? В том, что я, как болван, каждый раз верю, что ты, наконец, все серьезно решил? Что я, как последний дурак, потом мечусь по миру, в надежде перехватить тебя в очередной поездке? Что я… Что я, несмотря, на все это, готов снова ринуться в омут головой, только от одного брошенного на тебя взгляда? Так в чем игра?
- Я же сказал, что довольно. Я больше не намерен в это верить. Ты ведь не один, Рэн. Ты с Ичиносэ. Ты все же с ним… Так что, довольно об этом, - Масато круто развернулся, намереваясь вернуться в зал.
- Нет, стой! - удержал его за руку Дзигундзи. – Я не позволю тебе уйти, пока мы все не выясним. Ты ведь сам меня бросил, а потом несколько месяцев скрывался за границей, делал вид, что у тебя там дела…! Думаешь, я этого не понимаю? Да, я сейчас с Ичи, но что значит это твое: «Ты все же с ним»? Уходя, ты не оставляешь мне никакой надежды. Ты что же хочешь, чтобы я всю жизнь тешил себя глупыми иллюзиями, что ты когда-нибудь одумаешься и примешь меня, и до этого момента чах в безрадостном одиночестве? Ты ведь тоже не один, у тебя семья.
- Вот ты все сам и сказал, - вырвал руку Масато, - у меня семья, а у тебя Ичиносэ и даже жена. На этом и закончим. Нам в разные стороны, Рэн, у каждого из нас всегда была своя жизнь.
- А счастливая ли? – грустно усмехнулся Дзигундзи. – Счастливая ли это жизнь?
- У тебя – да. Я видел, как вы улыбались друг другу. Желаю вам счастья, - бросил Хидзирикава и снова попытался уйти.
- Какой же ты трус, - зло прошипел золотоволосый.
Он схватил Масато за руку и дернул на себя, а когда тот с негодованием обернулся, впился ему в губы неожиданным жарким поцелуем. Голубоглазый тут же попытался вырваться, но Рэн, как всегда, был стремителен и настойчив. Преодолевая яростное сопротивление, он толкнул свою добычу к стене, так, чтобы, находящиеся внутри не смогли их видеть через стеклянные двери, а потом потянул в цветущие заросли. Хидзирикава отбивался, но сначала его ноги запутались в ветвях кустарника, и он, чтобы не упасть, был вынужден хвататься, за тянущиеся вверх побеги, вместо того, чтобы оттолкнуть напирающего на него золотоволосого, а затем пальцы Рэна перешли к застежке его брюк, и он старался их перехватить и оттянуть… Спина с размаху уперлась в дерево, а Дзигундзи безжалостно навалился сверху, продолжая такой страстный, такой требовательный, такой жадный поцелуй. И все же Масато удалось вырваться из сладостного плена уст.
- Хватит! Прекрати! – бросил он, тяжело дыша.
- Зачем? Ты ведь хочешь этого так же, как и я? – жарко заявил золотоволосый и сделал попытку снова завладеть его губами.
- Нет! – отвернулся Хидзирикава. – Нет!
- Лжешь, - улыбнулся Рэн, поворачивая на себя его лицо и заглядывая в глаза.
- Нет, не так же, как ты… - выдохнул Масато. - Гораздо больше, чем ты, - и теперь уже он сам набросился с поцелуем на свое светило.
Жар возбуждения накатил мгновенно. Ослепил! Оглушил! Заставил сконцентрироваться только на своем всепоглощающем пламени. Сердца рвались из плена тел навстречу друг другу. Дыхание лилось тяжело и надрывно, замирало, перехлестывало, сливалось. Руки метались по одежде, стремясь сорвать ее, добраться до вожделенной обнаженности. И все же их настойчиво позвало самое главное. Огненная пульсация чувственности требовала сопряжения! Страстного! Рьяного! Безумного! Спеша и путаясь, пальцы пытаются разомкнуть застежки брюк, чтобы выпустить вестников желания, чтобы, наконец, дать им насладиться друг другом, чтобы ощутить эти столь вожделенные и долгожданные погружение и трение, скольжение и взлет!
Обнажившаяся нога подхвачена и заведена за спину. Третные, ласкающие персты вплыли в сокровенные глубины. Это понесло кровь еще стремительнее. Это заставило осторожный разум совсем потерять власть над бушующим страстью телом. Разомкнувшийся поцелуй выпустил сладостный стон голубоглазого. И тут в эту завораживающую симфонию страсти безжалостно ворвались трели мобильного телефона. Они оба вздрогнули, но останавливаться не хотелось, огненная пляска вожделения продолжала увлекать их за собой в мир сладостного забвения.
Телефон продолжал петь требовательно и настойчиво. Дзигундзи безошибочно угадал мелодию, она означала, что это Токия пытается найти своего вдруг пропавшего партнера. И этого маленького сотового предателя хотелось не просто выключить, а швырнуть о землю и разбить на тысячу кусочков, потому что именно с его неуместным пением к ним прорывалась жестокая реальность, которая желала их разлучить, во что бы то ни стало!
- Подожди, - с невероятным усилием Рэн оторвался от своего голубоглазого и судорожно попытался найти в пиджаке пищащего монстра, - я должен ему ответить… я ему отвечу, иначе он может пойти на поиски… он чувствует… он, как всегда чувствует… - Дзигундзи отстранился от прижатого полуобнаженного тела, сделал несколько вздохов, чтобы выровнять дыхание, нажал на кнопку ответа, - Да? Что случилось? У меня - ничего, – он попытался изображать беззаботность. – Это ведь ты звонишь, вот я и спрашиваю. Я? Я… я вышел немного подышать свежим воздухом, ты же знаешь, как мне надоели все эти мероприятия… Да, я сейчас…
За время этого короткого и совершенно неуместного разговора, Масато вдруг увидел всю ситуацию со стороны, словно прозрев. Что он делает? Он опять поддался! Все это опять пытается затянуть его в свои губительные сладостные сети! Рэн при нем лжет Ичиносэ, что все хорошо и ничего не происходит…! Вот значит как?! Для него ничего не происходит! Это значит, что он сейчас просто все получит … просто поиграет… просто сделает вид, что все опять так серьезно, а потом вернется к Ичиносэ!
Хидзирикава быстро натянул и застегнул брюки, а потом оттолкнул золотоволосого и бросился прочь. Рэн хотел кинуться за ним, но и ему сначала нужно было подобрать упавшую одежду, а тут еще и Токия продолжает встревоженно выспрашивать, где он находится. Дзигундзи нестерпимо захотелось во всем признаться! Сейчас! Немедленно! Прямо и открыто! Рассказать всю правду и закончить их отношения! И только мысль, насколько Ичи будет тяжело это услышать, остановила его от такого скоропалительного шага. Да, он ему все расскажет, все объяснит, но не сейчас, не так, а спокойно, усадив его напротив себя и хоть немного подготовив…
Кое-как приведя себя в более-менее подобающий вид, золотоволосый тоже выбрался из зарослей, но его опять сбежавшего объекта страстей нигде не было видно. Рэн вернулся в зал, обошел его несколько раз, но найти Хидзирикаву так и не удалось. Встревоженно думая, куда еще мог укрыться его голубоглазый, Дзигундзи не заметил, как нашли его самого.
- Рэн, - окликнул его Токия, - где ты….? – слова застряли у него на губах, когда золотоволосый повернулся в его сторону, взор тут же помрачнел. – Вот значит как…?- обронил Ичиносэ.
- Что?- не понял Дзигундзи, продолжая блуждать взглядом по гостям, его мысли сейчас были сконцентрированы только на одном, а чувства так вздернуты, что он с трудом осознавал что-либо иное.
- Я даже не хочу знать, где и с кем ты был на этот раз, - с отвращением тихо произнес Токия, - просто иди и переоденься, на тебя невозможно смотреть.
- Ичи, да ты что…? – золотоволосый посмотрел на свою немного измятую рубашку, но это несоответствие гладкости было еще полбеды, на сорочке не хватало двух пуговиц, которые, несомненно, были совраны Масато в порыве их взаимных страстей. – Ах, это…
- И что, обязательно было делать это прямо сейчас, когда у нас столько важных гостей? – недовольство Токии все нарастало. – Ну и кто это был, что ты не мог подождать? – Ичи склонился к шее Рэна. – Следов помады нет и парфюм мужской, - раздраженно сообщим он о своих наблюдениях. – Так кто же? Неужели тот официант, которому ты строил глазки?
- Ичи…, - с укором произнес Дзигундзи.
- Мне это надоело, Рэн! – он говорил страстно, но достаточно тихо, чтобы не привлекать внимания собравшихся. – Действительно, надоело. Пусть ты не испытываешь ко мне всего того, что чувствую я, но зачем же так издеваться?! Иди, приведи костюм в порядок. Не позорь ни себя, ни меня, ни доброе имя нашей фирмы! Но запомни! Я так больше не могу! Не могу и не хочу! – сказав это, Токия поставил бокал на стол и направился в сторону выхода в холл.
Конечно, Дзигундзи чувствовал себя виноватым, но его страсть к Масато слишком сильна, слишком пламенна и слишком важна для него… он не может от нее отказаться, он должен за нее бороться и именно сейчас! Рэн так и не нашел беглеца в зале, не нашел в холле и на площадке с бассейном, кинулся к стойке регистрации, чтобы узнать номер, в котором поселился Хидзирикава, и там его постигло неприятнейшее открытие, оказалось, что голубоглазый переселился из отеля. Рэн грустно усмехнулся.
«Опять сбегаешь, - подумал он, - но я тебя все равно найду. Опять найду!»
Совещание продлится еще два дня, поэтому новой встречи им не избежать.
Осталось только проверить: покинул ли Масато гостиницу, но ведь он, скорее всего, уехал на такси… Расспросы администраторов ничего не дали, вызовов машин даже за последние двадцать минут было несколько, но никто не помнил заказывавших. Приходилось отступать. Приходилось снова смирять свои чувства. Снова только ждать и надеяться!
Дзигундзи вернулся в зал, проскользил взглядом по периметру и вдруг совершенно неожиданно наткнулся на Хидзирикаву, тот что-то обсуждал с двумя другими приглашенными. Видимо, почувствовав на себе жгучий взор золотоволосого, Масато повернулся. Их глаза встретились, но сейчас они уже выражали совершенно разные чувства. Лазурь беглеца была холодна и равнодушна, его душа снова захлопнулась. Его стена снова воздвигнута, и теперь она еще крепче, чем была. Очи Рэна были преисполнены мольбой, просьбой простить и понять…! Но Масато только отвернулся. Он не прощал. Он больше ничего этого не хотел.
Золотоволосый чувствовал, что должен ему все объяснить, получить его прощение и именно сейчас! Вот только он не может ворваться в уже идущий разговор, не может высказать это громко и открыто, так чтобы его услышали, чтобы поняли… Или может? Рэн осмотрелся по сторонам. Музыканты…! Приглашенный оркестр, исполняющий сейчас что-то негромкое и мелодичное… И саксофон! Дзигундзи взлетел на сцену и, пользуясь положением хозяина гостиницы, завладел сверкающим инструментом и прервал выступление.
- Дамы и господа! – полился по залу его усиленный микрофоном бархатный голос. – Простите, что прервал эту прекрасную композицию, но позвольте предложить вашему вниманию нечто иное.
Губы плотно обхватили мундштук и мелодия зазвучала… та самая… именно та самая… Масато не мог ее не узнать… его любимая… его роковая… это их с Рэном песня… Хидзирикаву передернуло. Он слышал в ней тоску, он слышал в ней надрыв и даже понимал обращенную к нему просьбу… Все его тело запело и завибрировало вместе с саксофоном. Сердце неистово забилось в груди, кровь понеслась быстрее, и его чувственная плоть самым предательским образом начала наливаться напряжением! Он не смотрел на исполнителя! Он делал титанические усилия, чтобы не смотреть, но его память… она сохранила все! И это «все» вдруг выплеснулось перед ним ярко и красочно. Во всех завораживающих подробностях! Умелое варьирование нажима, упоительное скольжение и трение, мастерские колебания покровов так точно и неотвратимо ведущие к сладостному взрыву! Поцелуй! Затяжной! Глубокий! Страстный! Это было просто невыносимо! Его возбуждение начало проявляться уже самым бесстыдным образом.
- Немедленно бежать! Спасаться! – скомандовал разум.
Бокал был резко отставлен. Беседа прервана. Он стремительно покинул зал.
Рэн хотел броситься за ним в погоню, но тогда все станет слишком очевидным, а он не имеет права подставлять под удар общественного мнения ни Хидзирикаву, ни Ичи. Золотоволосый заиграл еще громче и пламеннее, чтобы эта мелодия настигла беглеца и там, уговорила вернуться, упросила понять…! Полный невыразимой смеси чувств взор так и остался устремленным к дверям. Дзигундзи играл и продолжал надеяться.
Оставив своего солнцеподобного в зале, Токия вышел через боковую дверь холла во внутренний двор отеля. Здесь располагался небольшой садик, который в это время суток обычно был безлюден.
Ичиносэ терзали тяжелые мысли. Полтора года назад его давняя, затаенная мечта сбылась, Дзигундзи все же позволил ему войти в свою жизнь. Только какой же горький привкус оказался у этой мечты! Его светило честно призналось, что вряд ли сможет полностью разделять его чувства, тогда он был согласен даже на это, главное, чтобы Дзигундзи был с ним. Вот только все это обернулось не только радостью, но и пыткой. Рэн не отказался ни от одинокого существования в пустой квартире, ни от своих замашек неисправимого ловеласа. Девицы так же стайкой вились вокруг него, и это были не только его «Колибри». Он продолжал заигрывать и очаровывать, и объяснял это необходимостью поддерживать свой имидж, но периодически появляющиеся на одежде губная помада и отметины от страстных поцелуев на теле, нельзя было оправдать только сохранением репутации. Ичиносэ терпел, светило было слишком дорого ему.
Время от времени увлечения приводили в постель солнцеподобного и молодых людей, тогда Токия не выдерживал, требовал немедленного разрыва всяких отношений с очередным счастливцем. Дзигундзи соглашался довольно легко. Улыбался. Пожимал плечами. И уходил на поиски следующего. Уходил на поиски того, чего ему не доставало… Ичи пытался отдать ему все свои чувства, отдать всего себя, все возможное внимание, все свободное время, но светило было безжалостным, они ничего не хотело и ничего не требовало, и при этом не позволяло требовать от себя. Токия оставил сцену, посвятил себя их совместному бизнесу, надеясь хотя бы так крепче связать себя с Рэном. Тот относился к его стараниям довольно равнодушно, мир шоу-бизнеса нравился ему больше: концерты, гастроли, интервью, фотосессии, и его лицо все так же красуется на экранах и обложках…
Ичиносэ продолжал бороться за свое счастье. Он прощал. Он надеялся, что своим отношением к светилу когда-нибудь все изменит. Он закрывал глаза и уходил в работу. Он радовался каждой подаренной ему минуте. И все же это было тяжело. Слишком тяжело. Все его усилия уходили, словно вода в песок, не принося никакого результата, кроме одного – Рэн оставался с ним… как будто… А теперь все дошло до того, что Дзигундзи сегодня так открыто… с кем-то… Это уже было просто невыносимо! Это выглядело как издевательство. Значит, пора все это заканчивать. Исполнившаяся мечта обернулась жесточайшим разочарованием. Не должна она была исполняться. Лучше этому было остаться запретной и прекрасной мечтой, чем так… так больно… так гадко… так безнадежно… Нужно все рвать. Нужно уходить… как бы тяжело это не было… И хуже того, Токия был просто уверен, что солнцеподобный не будет его останавливать. Он их отношениями не дорожит… во всяком случае, совсем не так, как Ичи. Разумеется, временами Токия был счастлив, Дзигундзи был все так же великолепен и в общении, и в воплощении страстей, вот только доставалось это не только Ичи! Он безумно ревновал! К каждому! К каждой! Даже к жене! Но не выдавал истинной силы своих чувств, потому что не имел на это права. Затей он бурное выяснение отношений, его светило просто уйдет из его жизни. Безвозвратно. И мир снова станет пустым и холодным.
Ичиносэ тяжело вздохнул. Нужно решаться. Именно сейчас… пока рана еще свежа, пока ему так больно от очередного предательства его солнцеподобного. Нужно все заканчивать. Рвать. Безжалостно и больше не раздумывая!
Вооружившись решимостью поставить в их отношениях точку, Токия направился обратно в зал приемов. Сердце ныло. Душа страдала. Они пытались отговорить его от этого отчаянного шага, старались убедить разум воими жалостливыми стонами одуматься. Рассудок был неумолим, он вещал о гордости, о чести, об изначальной бессмысленности столь неравных по силе чувств отношений… Все это так…так…, но чувства придется вырывать из сердца, а оно так мучительно сейчас трепещет…Неужели у него действительно хватит решимости самому все разрушить?!
До дверей осталось всего несколько шагов. От волнения кровь зашумела в ушах, но даже так к его сознанию прорвалась музыка… надрывно пел саксофон. Ичи остановился. Ему показалось, что он узнал мелодию. Нет. Не может быть… Он не слышал игру Рэна со времен учебы в академии… Не может быть, чтобы это был он… Почему? Зачем?
«А что если…? – тут же застучало встревоженное сердце. – А если это его просьба: «Прости»? Когда–то ты так же пел в аэропорту. Отчаянно и призывно. И он пришел…»
Продолжая отбиваться от подобных мыслей, Токия почти вбежал в зал и первое, что он увидел – это устремленный в его сторону взгляд солнцеподобного. Что это был за взгляд…! Сколько чувств, мольбы, надежды, боли! Сердце замерло. Огненная волна прокатилась по телу. И тут же в душе всколыхнулось и воспылало все то жаркое, страстное, требовательное и прекрасное, что он испытывал к своему светилу! Разве может он остаться глух к этому призыву?! Разве может бросить все это?! Разве может уйти?! Никогда! Это великолепное солнце слишком дорого ему! Слишком необходимо! Жизнь без него уже немыслима! Разве он может не простить, если его так об этом просят?!
Ичиносэ медленно подошел к сцене, эта неспешность далась ему с огромнейшим трудом, на самом деле ему хотелось броситься к Дзигундзи, вырвать саксофон и заключить музыканта в крепкие объятья, чтобы больше никогда не отпускать! Глаза впились в глаза. Казалось, две души беззвучно говорят друг с другом.
«Ах, Рэн, Рэн, - неслось в эти секунды в голове Токии, - как же ты прекрасен! Как невыносимо прекрасен ты, когда сливаешься с этим сверкающим чудом! Так же как и тогда, в академии! Не уходи из моей жизни, Рэн! Не заставляй мне от тебя отказываться!»
Дзигундзи не смог долго выдержать проникновенного взгляда сине-серых глаз своего любовника и отвернулся, его взор снова невольно соскользнул к выходу из зала… Надежда еще была… еще тлела в его душе… Возможно, он услышал… возможно, он все же вернется…
Как не была мелодия красноречива, но, произнеся все свои музыкальные фразы, она была вынуждена умолкнуть.
По залу понеслись аплодисменты.
- Благодарю вас, дамы и господа, - как всегда ослепительно улыбнулся Рэн, прекрасно умеющий скрывать за этим свои истинные чувства. – Простите, за подобное вмешательств. Приятного вам вечера.
Отдав саксофон оркестровому музыканту, солнцеподобный спустился со сцены.
- Рэн, - поймал его за руку Токия. – Прости, я не сдержался, но ты все же не должен расхаживать здесь в таком виде, - тихо, но настойчиво произнес Ичи. – Тебе нужно переодеться. До конца приема еще два часа. Идем, - и он потянул свое светило в их апартаменты.
Едва они оказались в комнате, Токия рванул рубашку на груди Дзигундзи, лишив ее тем самым последних пуговиц и обнажив плоть. Ладони сразу заскользили по теплым покровам вниз, а губы устремились к поцелую. Рэн ответил на этот порыв не сразу. На его устах еще горели страстные лобзания голубоглазого, и они, честно говоря, были для него гораздо сладостнее и упоительнее, но все же…
Произошедшее между ними в саду снова жарко и честно дало золотоволосому понять, что и в душе Масато чувства все так же живы, они такие же огненные и такие же дурманящие. И Дзигундзи не должен останавливаться, не должен отступать! Беглеца нужно настигнуть! Вернуть! Заставить признаться ему и себе, что все попытки задушить их чувства бесполезны! Их пора, наконец, принять! Дать им возможность полностью воплотиться и забушевать! В этот раз он постарается донести это все до голубоглазого и получить ответ, получить согласие на существование вдвоем. Пусть только время от времени, пусть скрываясь от всего мира, но все же вместе! И тогда ему, разумеется, нужно прекратить свои отношения с Ичи. Токии будет больно, но так будет правильно и честно.
Они пробыли вместе не так долго… Рэн не хотел этого с самого начала, не видел смысла, но… все как-то так сложилось… как-то произошло… он почувствовал свою вину за то, что не сдержался, что позволил сопряжению произойти, что это дало Ичи иллюзию надежды… не хотелось делать ему незаслуженно больно… а он еще и проявил настойчивость… Почему-то Дзигундзи уступил… Почему-то… Потому что ему самому было плохо и одиноко, но он это понял только тогда, когда в его обыденность вошел Токия. До этого такого теплого и глубокого заполнения в его жизни еще не было… его еще никогда так не чувствовали и не понимали, столько не прощали, как это делал Ичи. И ему было приятно, приятно знать и ощущать, что ты кому-то настолько дорог, даже необходим, но если твоему сердцу почти нечего на это ответить… Он несомненно нравится Рэну… нравится во всем: и характером, и подходом к жизни, и отношением к нему, и телом, и огнем страстей, но сердцу не прикажешь, а его сердце и его душа уже выбрали свой блистательный и несговорчивый объект. Временами Дзигундзи начинал чувствовать себя виноватым и даже лжецом. Не мог он ответить на обращенные к нему чувства! Пытался уходить. Сам пытался сбегать. Иногда он уходил, чтобы заглушить это странное тянущее душу чувство вины, а иногда все делал почти открыто и вызывающе, в надежде на то, что Токия сам не выдержит. Все поймет и все закончит. Рэну казалось, что если они расстанутся так, то Ичи будет легче… легче знать, что все же бросил ты, а не тебя… Но Токия продолжал терпеть… сине-серые глаза вспыхивали праведным гневом и укором, но уста так ничего и не произносили или роняли столь мало, что это не давало разрыву свершиться.
Вот только теперь тянуть с этим нельзя. Масато здесь. Дзигундзи твердо решил на этот раз добиться от него согласия на их совместное будущее, а отношения с Ичи необходимо завершать… Пусть это будет последний раз. Рэн постарается отдать ему все, что должен был, но не смог, в ответ на его искренние чувства.
Одежды сорваны. Тела обнажены. Страсти рвутся к воплощению. Подушки сброшены с кровати. Руки опираются о стену. Коленопреклоненные любовники прижимаются друг к другу, сгорая от желания. Солнцеподобный покрывает спину и плечи Токии огненными лобзаниями, немного втягивая кожу и лаская ее языком. Несколько раз поцелуи проходят вдоль позвоночника вверх и вниз. Кисти скользят по бокам все быстрее. Ладони заходят на грудь, немного сминается кожа, заставляя тело чувствовать прикосновения еще полнее, а вожделение разгораться еще явственнее. Упругое напряжение истекает брильянтовыми капельками. Рэн не спешит приступать к самым откровенным ласкам, он намеренно все немного затягивает, немного дразнит Ичи, зная, что тому нравится именно так. Пусть это займет больше времени, пусть их гости останутся без вежливого внимания хозяев несколько дольше, чем это позволяет этикет, но этот последний раз должен быть великолепен.
Ласкающие руки дошли до талии, спустились по бедрам немного вперед, погрузились в пух, обхватывая самое основание. Токия судорожно выдохнул. Но пальцы не стали подниматься к зовущей их пламенеющей вершине, они продолжили блуждание в нежной поросли, то кружась, то сминая складчатую выпуклость, то доходя до самых жаждущих врат, то ускользая обратно. Поцелуи продолжали тревожить спину своим жаром. Принимающее их тело выгибалось и подрагивало от все разрастающейся жажды. Губы то растягивались в блаженной улыбке, то прикусывались от сладостного прилива, прокатывающего по плоти.
- Ну, давай же…, - наконец взмолился Ичи, изнывая от желания.
Дзигундзи понимающе усмехнулся.
Пальцы Рэна прошлись от шеи по затылку вверх, погрузившись в непослушные волны, сжались и аккуратно, но настойчиво потянули волосы назад. Токия откинулся. Солнцеподобный припал поцелуем к его шеи и вошел. Из раскрывшихся уст полились постанывания. Сине-серые очи блаженно закрылись. Прикосновения губ перешли на щеку, а левая рука, наконец, поплыла по упругому стержню.
Да, все было именно так, как Токии нравилось больше всего. И Ичи был безмерно счастлив и благодарен за то, что, не смотря на все непостоянство, его светило прекрасно изучило и непременно воплощало все самое желанное для него. Тело захватила новая сладостная волна. Горячая пульсация быстро нарастала. Поцелуи продолжали обжигать плечо. Персты покинули голову, нежно прошлись по руке и переместились на грудь, ублажая самые чувствительные точки. Ощущая приближение прорыва, Токия склонился к своему левому плечу и впился в него губами, устам хотелось лобзаний, но желанные створы были в эти мгновения недоступны, и приходилось изливать свою страсть на собственное тело. Блаженное напряжение быстро докатилось до самой вершины, умелые пальцы музыканта знали свое дело. Последняя пульсация сокровенной жилки, и вязкость засочилась по упругости, изливаемая толчками. Жар блаженства понесся от эпицентра страсти к самым затаенным уголкам плоти. Пресс завибрировал, отдавая последнее напряжение. Ичи сжал кожу зубами, погружаясь в конвульсивную пляску.
Когда он затих, руки Рэна соскользнули на его талию и теперь к своей вершине в вихре полузабвения понесся солнцеподобный. Удары становились все резче, дыхание все отрывистее. Глаза Токии все еще были закрыты. Он мечтал, чтобы эти мгновения их упоительного слияния длились вечно. Только сейчас это непостоянное светило принадлежало ему и только ему. Так сладко, так жарко, так пряно и так упрямо!
Трение неумолимо вытягивало его вверх к рывку, к взлету, к взрыву! Действительно ли он хотел прощаться с тем, что могло дарить ему столько удовольствия? Эту неприятную мысль тут же смыл прилив наслаждения. Его швырнуло вперед и вверх. Глубокий вздох. И глубинное пламя вырвалось из тела. Рэн вжался лицом в затылок Ичи, обжигая его горячим дыханием и переполняясь ароматом его волос… в последний раз… в последний… погружаясь в него и задыхаясь от терзающих тело сладостных конвульсий… в последний раз… Руки сошлись объятьем на груди, и солнцеподобный крепче прижал к себе любовника, продолжая затихающие колебания плоти. Токия откинул голову назад и прильнул к нему щекой. Дзигундзи ответил на это поцелуем.
Это была игра. Охота. Соревнование.
Масато вел переговоры, выслушивал, записывал, обсуждал и все это время, каждую секунду чувствовал на себе жаркий пронзительный взгляд своего золотоволосого. Пользуясь своим положением представителя принимающей стороны, Дзигундзи либо присутствовал на самих мероприятиях семинара, либо внимательно наблюдал за происходящим через открытые двери или мониторы охраны. Рэн твердо знал, что на этот раз он не должен упустить своего голубоглазого. Хидзирикава же напротив был готов сделать все, чтобы снова не попасть в ловушку собственных чувств.
Второй день совещаний так же должен был закончиться общим фуршетом для гостей, но Масато решил на него не идти. Все важные вопросы он постарался обсудить на официальных встречах, но для того, чтобы усыпить бдительность настойчивого золотоволосого ему все же пришлось посетить мероприятие и даже завести ничего незначащий разговор. Как только Рэн отвлекся, голубоглазый выскользнул из зала. Сначала Дзигундзи решил, что тот снова вышел подышать свежим воздухом, но, когда не обнаружил его на площадке с бассейном, серьезно обеспокоился. Посещение комнат совещаний и переговорных беглеца ему не вернуло, и он понял, что тот снова ловко покинул его.
Не желая отказываться от своего намерения расставить все точки на «и», Рэн кинулся к столу регистрации, узнал, когда заказывал такси интересующий его человек, а Хидзирикаву он внес в список для сотрудников с пометкой «особое обслуживание», и позвонил диспетчеру. Под предлогом того, что их гость в отеле забыл нечто важное, он выведал конечный пункт назначения. Не теряя ни минуты, Дзигундзи помчался по указанному адресу.
Вызванная машина привезла его почти на окраину городка. Единственным, что могло здесь подходить для размещения главы корпорации, был небольшой пансионат. Само строение было окружено высоким забором, спасающим постояльцев от любопытных глаз. Переговоры с охраной ничего не дали, оказалось, что Масато предупредил администрацию пансионата о том, что никого не желает видеть, кем бы ни был разыскивающий. Более того, по его особой просьбе ему даже не должны были сообщать, что его кто-то хотел видеть, все должно было идти через его помощника. Рэн проявил непоколебимую решимость и настойчивость. Охрана связалась с помощником по оставленному Хидзирикавой телефону. Первое, что спросили на другом конце – это, разумеется, имя добивающегося встречи. Дзигундзи, не задумываясь, назвал свое, и тут же получил самый категорический отказ.
- Простите, что не узнали, господин Дзигундзи, - почти улыбнулись охранники, поняв, что перед ними знаменитость, - но у нас приказ…
- Конечно…я понимаю… - равнодушно отозвался Рэн, его глаза блуждали по горящим окнам пансионата в бессмысленной попытке угадать, за каким из них ждет его сбежавшее счастье, и он мог думать только об этом.
Внутрь ему просто так не прорваться… Но он все равно не отступит!
Дзигундзи вызвал такси.
|
