 Фанфик «If I Die Young»
Шапка фанфика:
Название: If I Die Young
Автор: AngelinaZora
Фандом: BioShock Infinite
Персонажи/ Пейринг: Элизабет Комсток, Букер ДеВитт, Салли фоном
Жанр: Драма, флафф, драма, сонгфик.
Предупреждение: ООС
Тип/Вид: Джен
Рейтинг: G
Размер: Драббл
Содержание: Падающая птица на медальоне Элизабет не случайна; она всегда знала, что где-то её поджидает смерть.
Статус: закончен
Дисклеймеры: персонажи взяты из игры BioShock Infinite и дополнения к нему Burial at Sea.
Размещение: С разрешения автора.
От автора: Писалось под вдохновением от песни If I Die Young - The Band Perry, могут присутствовать слова из неё.
Текст фанфика:
Un grand bonheur qui prend sa place
Les ennuis, les chagrins, s’effacent
Heureux, heureux à mourir.
Послышалось мужское покашливание и скрип кровати. будто огромный тяжёлый и неповоротливый медведь отходил от сладкой спячки. Но нет, это Букер проснулся.
Хорошо, а то она уже боялась, что осталась в одиночестве. А он ведь её единственный друг.
- Ах, чёрт,- прохрипел мужчина, пытаясь приподняться с постели, что было проблемно из-за сильной боли в теле.
Чёрт возьми, да его будто огромным буром насквозь прокололо.
В комнате было тепло, но темно; какой-то лёгкий пахучий туман подползал к носу ДеВитта. Видимо, это дым от знакомых сигарет. Что ж, он здесь не один, что уже хорошо.
Сквозь белую пелену дыма и темноту трудно было разглядеть обои с ромбами и картины, висевшие на стенах. Но, кажется, одного типа с картины Букер узнал. Не чёртов ли это психопат-художник Коэн в смокинге? Ублюдок редкий, талант его, похоже, оценили только два человека: его величество Эндрю Райан и сам мастер. «Боль и красота. Они неразлучны так же, как кровь и рождение». Идиот. И вообще, что это за смокинг на нём? Никогда ДеВитт не наблюдал такого. Возможно, в таком Коэн приходит на ужин к Райану...
В комнатке были маленькие окна, сквозь которые можно было любоваться красотами моря, в котором все заранее погребены жилищным договором с «Райан Индастриз», и Восторга, «города, где художник не должен боятся цензора и морали». Идиотская затея Эндрю.
Прятать всех гениев от «паразитов». Хотя, может быть, это такой предлог, и на самом деле здесь прячут психов типа Коэна. Но что тогда здесь делает эта милая девушка, повёрнутая спиной к Букеру и наблюдающая за Восторгом. Ей ведь никогда не нравился этот город, что видно. Только вредным привычкам и учит: приехала сюда, и через пару месяцев начала курить, как паровоз, и пить вино. А кожа какая белая стала... Что ж, девочка выросла, кожа стала белоснежной, как слоновая кость, и холодной, как сталь. Но внутри она не похолодела, хоть и пыталась отстраниться от ДеВитта при первой встрече. Но он не посторонний, а друг, вырастивший эту прекрасную леди. И, что самое главное, эта леди любит его.
Она вновь несчастно выдохнула, выпустив клубы дыма сквозь ярко накрашенные алой помадой губы в комнату, чтобы те наконец разбудили Букера, но даже не думала оборачиваться так сразу.
Как же она любит заворачивать себя в обёртку загадки и делает это так... элегантно. И зачем ей, молодой, сообразительной и красивой, этот тридцативосьмилетний щетинистый детективишка, вышедший после двадцатилетнего запоя, которого воспитала кровавая война, валяющийся на постели и хрипящий?
- Элизабет...- проговорил он, чуть поднявшись на локтях,- ты в порядке?
- В полном, мистер ДеВитт,- ответила девушка холодно.
Она периодически говорила с ним так официально здесь, но этот холод. Нет, мурашки не идут, но сразу видно, что что-то с ней не так. Думает о чём-то эдаком...
- Да? Ты уверена?- спрашивал Букер, приподнимая покрывало, чтобы осмотреть себя. Лизз слышала шуршание и снова грустно выдохнула.
Торс мужчины был полностью перебинтован, да так умело и красиво. ДеВитт, конечно же, знал, чьи нежные и заботливые руки проделали эту операцию. Его догадку подтвердила белая женская рубашка с окровавленными по локоть рукавами, висевшая на спинке стула. По локоть...
Проклятье, что произошло? И как Букер вообще оказался здесь? Неужели это Элизабет принесла его сюда на своих тонких ручонках?
- Ты был тяжело ранен, Букер,- опередила его вопрос девушка.- Я... не была уверена, что всё обойдётся.
- Что, настолько всё плохо выглядело?- попытался Букер подняться с кровати.
Он сделал это резко, из-за чего упал. Мужчина не издал ни звука, но лицо его искривилось.
Хоть Лизз и не видела его, но она чувствовала, как сейчас плохо ДеВитта, понимала, что чем больше он шевелится, тем хуже всё становится, но он ведь не будет просто валяться на постели, да ещё и не в собственной квартире, которой, к слову, нет.
Девушка зажмурила глаза и поджала губы, шипя, будто змея, но от боли, которую чувствовал Букер.
- Что произошло, Элизабет?
- Букер...- сложила Лизз руки на груди,- давай не будет об этом говорить.
ДеВитт уже хотел вновь попытаться подняться, чтобы подойти к девушке и узнать, что всё-таки с ним произошло, но та добавила: «Пожалуйста».
Это её «пожалуйста» было таким удивительно мягким. Она будто сказала: «Ради меня», зная, что Букер не станет противиться такой просьбе. Вот она, прежняя милая Лизз, которая никуда и не уходила. Она всегда была и будет в своём изменяющемся теле.
- Я хочу поговорить с тобой, Букер,- наконец продолжила она.
- О чём? Я надеюсь, мы не о...- ДеВитт не мог даже выговорить это слово при Элизабет. Для него она навсегда останется девочкой.
- Нет,- резко отрезала Элизабет, чтобы упрятать смятение собеседника куда подальше. Сейчас он нужен ей.- У меня есть более... актуальная тема, мистер ДеВитт,- и снова эта официальность, будто выкованная горожанами из ледника, который они унесли с собой с поверхности.
Букер всё-таки, кряхтя, поднялся, приложил руку к торсу, а другой опирался на стены и мебель. Он уверенно двигался к Лизз; ему не нравились такие «диалоги с таинственной спиной».
- Присядь, прошу,- предупредила та, выбросив наконец сигарету из рук.
Мужчина насторожился. Что за «более актуальная тема» такая?
Букер присел на мягкий стул возле низкого кофейного столика, Элизабет же подошла к стулу напротив и опёрлась локтём на его спинку.
Лизз глубоко вздохнула, поджала на мгновение алые губки, а затем начала: «Если я умру...»
- Что? Лизз, нет, даже не смей заикаться об этом!- прокричал ошарашенный ДеВитт. Это было довольно грубо, но, чёрт возьми, её рано думать о таких темах.- Ты ещё совсем девочка, совсем молодая!
- Букер, пожалуйста...- приложила она руку ко лбу, прикрыв глаза,- послушай. Я знаю, на что иду, я вижу все двери, и знаю, что за одной из них меня точно ждёт...
- Нет. Нет, Элизабет,- он привстал и придвинулся к девушке,- я рядом. Я с тобой. Я убью за тебя,- аккуратно взял он руку Лизз, проговаривая эти страшные слова,- и я же умру за тебя.
Его зелёные глаза, чуть потрёпанные временем, были искренними. Это, пожалуй, самые первые такие глаза в жизни Элизабет, но сейчас она борется за вторые. За кроху Салли.
- Послушай,- наклонила девушка голову, спрятав грустное от осознания сказанного ДеВиттом лицо своими тёмными волосами.- Я... благодарна тебе,- наконец выговорила Элизабет.- За всё, Букер. За всё. Но ни тебе, ни мне не избежать судьбы.
- Но мы же ушли от Соловья тогда, помнишь?- изо всех сил пытался мужчина вывести тему, заданную Лизз, или осторожно обойти её, подобно лису, бродящему среди капканов. - Это же... Нам же... удалось,- ДеВитт сжал чудную ручку Лизз в своём большом тёплом кулаке и начал осознавать слова собеседницы.
Чёрт возьми, нет, нет... Ей рано говорить о смерти. Или Букер просто боится осознать то, что девочка стала взрослой. Не зря говорят, что главная помеха большинства людей – внутренний диалог, являющийся ключом ко всему. Когда человек научится останавливать его, все станет возможным. Возможно, мужчина этого не умел.
Элизабет же подняла голову и взглянула на ДеВитта. Это заставило уголки её губ приподняться, образовав лёгкую улыбку, а глаза повеселеть. Девушка встала напротив Букера, положив свои ладони в его и улыбаясь.
Что-то связывало их в тот момент. Что-то, что связывает их то ли с самого рождения Лизз, то ли с Колумбии. Это не просто привязанность и они не просто привычки друг для друга. Элизабет подарила Букеру смысл жизни, то, за что он хочет бороться. Сама же девушка получила защитника, друга, того, кому можно и нужно довериться.
Удивительно, они никогда ни слова не роняли о любви, не спрашивали ни друг друга, ни самих себя о том, что это за чувство и настоящее ли оно. Достаточно было того, что они любили друг друга в определённый момент и боялись лишь одного: что кто-нибудь или что-нибудь испортит это счастье.
- Букер,- вновь начала Элизабет,- помнишь, как ты играл на гитаре?- Лизз снова немного опустила голову, широко улыбнулась, а затем вернулась к глазам мужчины.
Ох, насколько же глубоки её синие глазами то ли цвета небес над Колумбией, то ли цвета пучин Восторга...
ДеВитт тоже улыбался из-за этого взгляда. Он согревает, проходит насквозь, прямо в душу, словно стрела доброго ангела. Она действительно агнец, дитя неба и... его дочь.
Видимо, Лизз тоже вспомнила это и немного переменилась в лице: «Обещай мне, что мы ещё споём вместе».
Букер и не ждал такого. Он думал, что упоминание о той песне было лишь началом длинного и красивого разговора, приводящего к смерти. Хотя, Элизабет не готовилась к своей смерти.
Она видела все двери, все пути и чужие жизни, но не за одной дверью не видела собственного конца. Возможно, из-за того, что при смерти она просто растворилась бы среди миров, ничего не оставив после себя. Может быть, она сотрёт весь мир своей смертью... Но, так или иначе, она жила сегодняшним днём потому, что видя все двери сложнее уследить за всем, что произойдёт и произошло. Проще просто-напросто свихнуться из-за всей подстерегающей боли и печали, забыться в измерениях. Нет, лучше сейчас улыбаться Букеру, который сидит перед ней.
ДеВитт задумался.
Что, если он сейчас пообещает то, чего не сможет выполнить? Может, он погибнет раньше или будет в другом месте, или... Чёрт, это всё так сложно.
- Просто обещайте, мистер ДеВитт,- повторила девушка.
Мужчина заглянул в её глаза вновь: в них была теплота, несвойственная иным жителям Восторга и даже Колумбии, спокойствие, полное доверие...
- Я обещаю. Клянусь тебе, Элизабет.
В этот момент обоим так хотелось обняться, чтобы закрепить это обещание, как кровавой печатью, но нет времени. Теперь нужно как можно быстрее найти Салли, пока птица с медальона девушки не ударилась о землю.
***
И вот он, кажется, конец. Атлас... гад предал Элизабет. Оставил умирать здесь, на дне моря, откуда прекрасно было видно торжествующий и вечно празднующий что-то Восторг, город огней.
Ей никогда не нравилось здесь. Слишком всё открыто, прозрачно и одновременно тесно даже не из-за толп людей, а всех этих стёкол: они в любой миг разобьются и вода погребёт всех в океане навечно.
Для Элизабет это был обычный город, если не считать его местоположения: люди-то те же. Да и правда ли есть в этих людях настоящие люди?
Сейчас это было неважно, но прилив философских мыслей был понятен: Лизз погибала. Погибала на дне моря, погибала в ужасном городе, научившим её многим скользким приёмчикам и вредным привычкам, погибала, сжимая руку маленькой бедной девочки, погибала, потеряв единственного друга и... отца. Ужасный город, ужасный.
Одежда Элизабет кое-где была запачкана то ли кровью местных мутантов, то ли обыкновенной грязью, лицо было в мелких царапинах, по нему бежали потоки тёмно-алой крови, вызванной гаечным ключом, но по оттенку это была будто и не кровь вовсе, а вещество, которым заправляют Больших Папочек и подобных существ. Но главное сокровище человека не в цвете и группе его крови, а в душе.
Лизз, казалось бы, уже потеряла всё, отчего относительно нормальные люди уже рыдали бы, подобно маленьким детям, у которых отняли игрушку, и кричали бы, пытаясь разорвать своё тело, ища и освобождаю душу, которой нет. Но это не её путь. Не путь героя.
Элизабет лишь улыбалась, прижимая к щеке Сестрички, которая совсем не хочет терять девушку, свою белоснежную ладонь, а глаза её слезились. Но то были не слёзы печали и сожаления к самой себе, нет, то были слёзы радости.
Лизз всё ещё видела двери и судьбу девочки, но сейчас главным было обещание Букера. Он обещал.
Элизабет и Салли почувствовали лёгкий холодный ветерок; по коже девочки пробежала мелкая дрожь. Лизз знала, это он.
И вправду, перед ними появилась сначала почти прозрачная фигура крепкого высокого мужчины, затем очертание приобретало чёткие контуры, цвета, объём, становилось чем-то существенным.
Только призрак мужчины стал чётким и узнаваемым, как он упал на колени подле Лизз и начал было клеветать себя, мол, не успел, не защитил, дурак, хотя должен быть, всё могло быть иначе... Элизабет остановила его речь, приложив свою руку к его мягкому и холодному лицу. Оно не было таким раньше. Его лицо, оно, другое...
Только Лизз вспомнила о том, что её ДеВитт стал призраком, духом, у которого, скорее всего, остыли и притупились чувства, как почувствовала тепло, как-то странно проваливаясь рукой сквозь его щёку.
Почему? Почему они не могут обняться сейчас, когда путь почти пройден? Это издевательство мира над двумя любящими душами, над дочерью и отцом, над духом и его ещё дышащей упавшей спутницей...
Букер стал просто ждать, закрыв глаза и опустив уже лёгкую голову. Ждать непонятно чего потому, что ничего другого не остаётся.
И вдруг им, кажется, повезло: Элизабет начала чувствовать щетину, постепенно появляющуюся на лице ДеВитта. Она убрала руку и ожидала, затаив дыхание; глаза девушки блестели.
Букер становится реальнее, его волосы начинают отличаться от кожи, сквозь которую уже нельзя просто прости пальцами, щетина становится немного колючей, как у ежа, зелёные глаза снова живы, поражённо осматривают вернувшееся настоящее тело; виднеется удивлённая улыбка, медленно выстраиваемая краешками его губ.
Он снова прежний, крепкий.
ДеВитт спешно достал из-за себя гитару. Ту самую, из квартала бедняков. Ох, как она тогда успокоила их, помогла разрядить обстановку.
- Давай, Элизабет,- начал Букер.- Я подыграю, а ты просто пой. Пой так, как тогда,- добрые глаза его встретились с глазами девушки, а затем быстро переметнулись на струны, помогая пальцам занять нужную позицию.
- Если я умру молодой, уложите меня на постель из роз, дайте мне утонуть в рассветной реке,- начала Лизз свою желанную и прекрасную песню.- Развейте меня вместе со словами любовной песни.
Её прощающийся взгляд переметался с Букера на Салли, с девочки на ДеВитта. Глаза слезились ещё сильнее из-за песни. Из-за того, что Букер выполнил обещание. Чёрт возьми, как на перроне у поезда в никуда.
- Господи, сделай меня радугой, я буду сиять своей девочке, и она будет знать, что я в безопасности с тобой.- После этих слов Салли успокоила слёзы. Она тоже улыбалась. Надо же, какие чудеса творят красивые слова и голос Элизабет...
- Кольцо на моём холодном пальце. Я не познала любви мужчины, но было очень приятно, когда он держал мою руку,- встретились взгляды мужчины и девушки. – Есть мужчина, что клянется любить меня вечно...
Губы ДеВитта дёргались: он то ли улыбался, слыша трогательные слова, то ли был готов стонать и рыдать, что было оправдано. Но нет, он произнёс своим грубым голосом: «Кто бы мог подумать, что вечность может разделить нас?»
- Острый нож недолгой жизни, что ж... у меня было достаточно времени,- по щеке Элизабет покатилась слеза, вызвавшая у окружавших девушку бурю эмоций.
Тут Салли начала тихо подпевать, что умиляло Лизз: «Баллада голубки»,- вдруг заговорила девочка,- «Иди с миром и любовью, собери слезы свои, сдержи их. Сохрани их на случай, когда они правда понадобятся тебе».
Букеру безумно хотелось бросить гитару, бросится к Элизабет и наконец обнять её. Крепко-крепко, вдыхая запах её волос, пытаясь унести... В последний раз. Но он не может.
Он должен доиграть мелодию.
- Жизнь не всегда такая, какой ты её считаешь, нет,- заканчивала Лизз, покашливая. Её голос начал садиться.- Она не мрачна, она просто хоронит своих детей... Букер,- последний раз обратилась девушка к единственному другу, который всё держал гитару, проникновенно глядя на бедную милую Элизабет глубокими глазами зелёного цвета. Мужчина походил на кролика в тот момент.
Одна рука Лизз всё ещё касалась щеки девочки, пытаясь согреть Салли, успокоить её, вторая же лежала на руке ДеВитта, который перестал играть проникновенную песню. Теперь он, немного опустив голову, глядел на девушку зелёными-зелёными глазами, которые понемногу теряли цвет...
Вскоре дух Букера буквально растворился в воздухе, он исчез. Исчез и никогда не вернётся вновь.
Птица упала с небес, ударилась о землю, затем отряхнулась и... улетела. Она сделала это более чем достойно, с излучающей всё то добро, которое накапливалось в голубке всю её короткую жизнь. Голубка всегда поступала так, словно жизнь – это сон: действовала смело и не искала оправданий; она достойно прошла свой путь.
|
