 Фанфик «Смертельная Клятва | Глава 8»
Шапка фанфика:
Название: Смертельная Клятва
Автор: Еретик
Бета: Zastyp
Фандом: Warhammer 40.000
Персонажи/ Пейринг: свои персонажи
Жанр: AU/экшен/романтика/драма
Рейтинг: N-17
Дисклеймеры: Games Workshop
Размер: макси
Содержание: "Меня зовут Кэссель Лекс, я — бывший дознаватель, почти состоявшийся инквизитор Ордо Ксенос, псайкер, еретик. Меня ищут, чтобы захватить и уничтожить представители всех трех Ордосов Священной Имперской Инквизиции, вольные охотники на ведьм и неумолимые Серые Рыцари. Мне 334 стандартных года, я хорошо выгляжу и отлично себя чувствую. Я привыкла к роскоши и хорошей пище. У меня нет постоянного пристанища, я странница среди миллиардов звезд."
Статус: в процессе написания
Размещение: с разрешения автора
Текст фанфика:
Женщина повела обнаженными плечами. Шикарное, к случаю, платье, доставляло дискомфорт хотя бы только тем, что в каюте, созерцая ее в этом самом платье, находился человек, которого она видеть уже не хотела. Утолив первичное любопытство, оставив некоторый страх, Кэссель размышляла о том, как скоро она избавится от своего гостя и какой ценой это обернется.
Мужчина был немолод, статен, напоминая псайкерше одного из родовитых аристократов, дослужившихся до поста своим умом, а не взятками и связями в Администратуме.
Серебристые пряди благородной седины обрамляли бледное лицо с красивыми, хоть и немного расплывшимися чертами. Гость был одет безупречно, — скромно и практично, демонстрируя вкус и отсутствие дурных манер у своего портного. Но женщину более всего привлекли глаза — они так напоминали ей ее собственные, ртутно-серебристые, с поволокой отчужденности, при том, что многим казалось, что смотрят они не сквозь, — а в самую душу, переворачивая ее, вороша, бесцеремонно, открыто и жестоко.
— Я ничего не могу предложить лорду-инквизитору, — вкрадчиво промолвила Кэссель, коснувшись взглядом странной на вид трости, на которую опиралась рука безымянного гостя. — И, если вы по сию пору не приказали навести на нас все орудия, я склонна предположить, что вы отпустите корабль? Люди преданны Императору, что же касается меня, — вы не покинете «Тень» живым. Цену знают все.
Мужчина остановился и мягко, по-отечески улыбнулся, снисходительно покачав головой и, наконец, уселся в пустующее кресло напротив псайкерши.
— Вы не поинтересовались, знаю ли я вас, леди Лекс, — улыбка стала зыбковато-нечеткой, — Вы не спросили себя, откуда я знал, где вы. Мой корабль вышел из варпа именно в то время и там, где было нужно мне, — он подчеркнул интонацией свою причастность, — Вы, в конце концов, пустили меня на корабль, а не приказали попытать счастье в бегстве или принять героический, но безнадежный бой.
— Глупо было бы не понять, что вы, милорд, имея за спиной колоссальный опыт, не имеете понятия, кто перед вами, — нотки раздражения, казалось, развеселили собеседника, — Однако, я действительно сглупила. Кто вы? Маллеус? Еретикус? Нет? Ксенос? Меня не интересует, что вы можете сделать со мной. Меня интересует, что ждет моих людей.
Инквизитор вновь покинул кресло, приблизившись к Кэссель и вынуждая ее встать следом, оказавшись в неловкой близости. Она вздернула подбородок, чуть прикрыв тлеющие холодным огнем глаза.
— Инквизиция не настолько варварская контора, — он мягко рассмеялся, — Есть, конечно, те, кто сжигал бы вас, четвертуя и ожидая несуществующего раскаяния. Скажем так, вы можете быть полезной. Я не куплю вас, дорогая леди, я предложу вам цену свободы. Не обещаю, что после нашей сделки я перестану искать вашего очаровательного общества, но скажу одно — вы достаточно умны, чтобы растягивать удовольствие в разлуке.
Кэссель криво усмехнулась, едва уловимым жестом протягивая узкую ладонь к лицу гостя. Кожа на ощупь напомнила ей синтеплоть — неестественно прохладная, гладкая, точно перед ней был не человек, разменявший навскидку второе столетие, а юнец, не ознакомившийся с бритвенными принадлежностями. Захотелось отдернуть руку, но дар уже свивал тончайшие нити восприятия, соединяя сознание псайкерши с возмутившимся разумом мужчины.
От удара в лицо она отшатнулась, по инерции сделав два шага назад, наступая на скомканный шлейф и едва не падая. Липковатая теплая струйка очертила линию от разбитого носа к приоткрытым губам, солоноватый привкус привел ее в себя. Тонкие пальчики схватили лишь пустоту — посох оказался слишком далеко, а вот гость — слишком близко. Второй удар был куда менее болезненным, но куда более унизительным — хлесткий шлепок обжег щеку и свалил женщину в кресло. На колени полетел белоснежный платок.
— Закономерный итог. Вы предсказуемы, дорогая моя. Ваше досье не уникально, грубо и сухо на восприятие, но и в нем можно найти крупицы истины. Эмпат, псайкер, биомант? Угадал?
— Не биомант. — Кэссель промокнула сочащуюся из носа кровь, — Биомант — вы.
— Отменно, в высшей степени отменно! — инцидента словно бы и не было, собеседник с нескрываемым любопытством принялся суетиться вокруг негодующей псайкерши.
— Чего ты хочешь? — великосветские приличия, маскирующие неискренность, неуважение, скрывающееся под приторностью напускной вежливости — все это истаяло, оставляя хрипловатую грубую саднящую нотку в голосе, добавляющую резковатости в жестах, отмахе от назойливых рук и уже нескрываемую ненависть во взгляде.
— Вещь. Одну интересующую меня вещь.
— Не тебя. Инквизитора. — Плюнула слова Кэссель, отирая кровь. — Личина. Пустышка и марионетка. Задам вопрос еще раз, несуществующий человек... Ты сказал — «вещь», я даже склонна уверовать в это, разве что, нюансы будут мне неприятны, впрочем, таковая сделка никому не принесла бы удовольствия. Твой господин нуждается в моем даре, этот вывод нетрудно извлечь из нашей беседы, значит, он знает, каковы возможности моей эмпатии и какова цена моей свободы, еще и не озвученная, но уже тянущая, как минимум, на плащаницу имперского святого!
— Ну-ну, дражайшая леди, не гоните лошадей, мы же не варвары с Птолемнеи, — гость по-хозяйски ухватил тонкое горлышко графина и разлил золотистый напиток по бокалам, один из которых осушил сам, жадно, залпом, а второй, после некоторого раздумья, протянул женщине. — И я далеко не марионетка...
— Ой, да не смеши меня, — голос, еще несколько секунд назад звучавший хоть и раздраженно, но человечно, теперь заполнял своим звучанием всю каюту, словно мог просачиваться сквозь любые препятствия, будь то вещи, мебель, ткани, — а сама собеседница, воспряв с кресла, стояла слишком уж ровно, позабыв о все еще текущей из разбитого носа крови. Ртутные радужки матово светились, лишенные зрачка, они отражали рассеянный отсвет ламп. — Ты перестал существовать... Хммм... Довольно давно, если даже это можно было бы назвать существованием. Любопытно. И это, — псайкер как-то резковато, словно бы ее рука была не живой плотью, а механическим протезом, коснулась лица, — явное доказательство желания скрыть немощь твоего кукловода. Боится? Да, не те пошли нынче служители Императора...
— Не те пошли нынче еретики, — весело оборвал монолог изменившийся голос гостя. Сама его личина, до этого явная и осязаемая, схлынула на пол каюты, словно ее с остова сняли растворителем, а затем, прямо на глазах замершей женщины белеющая кость стала обрастать новым мясом. Скрестив руки на груди, Кэссель хмыкнула. Это представление одинаково и раздражало, и забавило.
Рунна требовательно рванула вперед, но не в силах была подчинить тело своей хозяйки, отравляя ей существование почти невыносимой жаждой. Пока псайкер боролась с собой, гость обрел подобие человека, облачаясь в дорогой костюм и растягивая плоть в соответствии с задумкой природы.
«Биомант, настоящий, очень сильный... Это слепок его личности был вложен в бездушный, по сути, носитель, паясничавший до нынешнего момента...» — Кэссель выдавила улыбку, находя, что мужчина, теперь стоявший посреди каюты, имел что-то общее с исчезнувшей «игрушкой».
— Итак, я надеюсь, что развенчал миф о собственном страхе, моя дорогая леди, — интонация была восхитительно-искренняя, взгляд — хитроватый, с искоркой усмешки.
— Более, чем, — холодно ответила Кэссель, подавляя Рунну, — Но, замечу, как человек простой, всей сложности фарса я так и не поняла. Проверка сил? Грубо и кустарно. Я бы не сыграла этот эндшпиль, привлеки вы послом и лорда Терры. Скажете, что я не в том положении? К чему тогда разменные монеты кидать, как подаяние попрошайке, ежели вы точно знаете, что я не поклонюсь за таковой подачкой? — псайкер швырнула перепачканный платок под ноги инквизитора и направилась к столику с графином, впрочем, продолжая высказывать свои мысли, — Но, я полагаю, стоит вернуться к сути. Вам нужна вещь. Мне нужна свобода. Всем нужны гарантии или всем хватает веры и слов? Нет, лгать ни вам, ни мне невозможно, мы оба знаем, какие последствия будут у подобной неискренности.
— Абсолютно верно. Налей мне тоже, — мужчина, в отличие от предыдущей пародии, вел себя так, словно жил вне статусов и положений, — впрочем, возможно, так оно и было. Женщина оставила бокал на столе, вернувшись к креслу.
— Угощайтесь.
— Угроза?
— Вас отравить невозможно, а, даже если и были бы средства, я предпочла бы хоть раз взглянуть на талантливые эксперименты своего телохранителя... — Кэссель потерла ноющее колено. Изувеченный сустав доставлял ей немало хлопот, а сейчас вообще изволил разныться.
— Океания V.
— Сегментум Ультима? — без удивления уточнила женщина.
— Именно. На планету, безусловно, верную Императору, — гость паскудно ухмыльнулся, — прилетел один человек... Да-да, именно так, не буду ручаться за него сейчас, но тогда он была еще вполне человекообразен. Им была похищена вещь, опасная, этого я скрывать не буду, для неокрепших умов среднестатистических граждан Империума, но вполне себе дорогостоящая для знатоков, коие, как тебе известно, милая моя леди, были во все времена и имели весьма скудное представление о грани между здравым смыслом и откровенной ересью.
— Я не буду интересоваться, отчего вы сами не отправились на Океанию, разнеся там все в пух и прах — подобные силовые волеизъявления я частенько встречала, посещая опосля Инквизиции несчастные миры... Но, я думаю, раз нужна я, дело деликатное или вам не хочется заявлять о себе, да и обнаружить искомое у меня больше шансов, при безусловном преимуществе своего инкогнито и методике поиска.
— Ох, да оставь уже эти свои великосветские обороты, Кэсс, — инквизитор хохотнул, наблюдая негодующую гримаску, сменившую безразличие на лице псайкера, — Я желаю вещь, я желаю получить ее, не ставя в известность своих коллег. Да, милая, они на Океании присутствуют, но ищут не мою безделицу, а еретиков, все прозаично до тошноты. Но, полагаю, это добавит пикантности твоей работе.
— Как бескомпромиссно, — фыркнула Кэссель, — хотя... Вы правы, мне, возможно, в последнее время ой, как не хватает развлечений, — сарказм был мягко замаскирован в потрясающе красивой улыбке, сопутствующей словам.
— Заметь, я отпущу твое судно. «Тень» останется на орбите Океании, твой экипаж — там же, ты вольна выбрать себе кого-то в сопровождение, но будь благоразумна, усложнять развлекательную прогулку заведомо провокационными решениями не стоит. Инквизиция — не единственная твоя проблема.
— С каких таких пор Инквизиция стала моей проблемой? Это проблема Империума, рассадник ереси и воспаленная, гноящаяся рана. Милорд, вам же это известно лучше, чем мне... — вкрадчиво заметила псайкер, протягивая руку и касаясь кончиками пальцев древка посоха, откликнувшегося на ментальный импульс легким свечением и движением кристаллов в навершии.
— Человек, укравший вещь, стремиться либо избавиться от нее, либо, подчинившись ей, скрыться. — Говоривший исчез, растворившись, словно был призраком... Но женщина дернулась и хрипло придушенно вскрикнула, почувствовав цепкий захват пальцев на шее. Щеки и уха коснулось теплое дыхание, — Тебе ведомы такие фокусы, верно? Ты само воплощение варпа, Кэсс. На тебя не подействует моя воля. Но если я сверну тебе шею, ты просто умрешь. Ты ведь будешь послушной?
Ответа она дать не успела — удушье исчезло, зато появилась боль — хлесткий удар пришелся по руке, пальцы разжались, отпуская оружие. Второй — вновь по лицу, едва зажившему, оглушивший и дезориентировавший. Третий отправил псайкера вместе с тяжелым креслом затрещавшим комом в угол между постелью и стойкой светильника. Гость навис над распростертым телом. Ловкие руки были быстры в движении, встряхивая пойманную женщину, словно куклу. Голова гулко приложилась о стену, волосы рассыпались и упали на лицо.
Крепкий захват смял огненно-рыжие пряди и Кэссель, поправ гордость, заскулила. Но и это еще не было финалом, — мужчина, определенно, знал, как сделать больно, но не смертельно. Страдало лишь выпествованное безнаказанностью самолюбие. Руки мяли ее, ломали, сжимая так, словно все происходящее между мужчиной и женщиной в окутанной золотистым светом каюте было давно загоревшейся страстью. И Кэссель лишь безмолвно вопила, беспомощно разбивая конвульсивно подергивающимися руками загустевший воздух. Разум уступал место иному — перед которым отступил даже этот сумасшедший информационный носитель. Псайкер шмякнулась на пол, содрогаясь от накатывающих волн перенасыщения, пресыщения. Ртутные глаза затянула поволока не осмысленности.
— Мы друг друга, я вижу, поняли...
«Для меня бой закончился лишь в тот момент, когда млечный луч искрящейся энергии моей воли впился и оплел своими тончайшими, как сеть паутины, щупальцами, гигантскую тушу еретика. А потом я попросту застыла в полутора футах над полом, став проводником и источником воедино. Тварь орала, выла, скребла мерцающие плиты окровавленными когтями, извиваясь лоснящейся, лишенной кожного покрова, плотью в моей ловушке.
Ловин с трудом поднялся, его взгляд коснулся меня кратко, но так исчерпывающе, что мне захотелось даже умереть, — но с этим незыблемым покоем, коим он одарил мое существо...
Все, что происходило вокруг, исчезло в вихре, в котором для меня осталось лишь ощущение времени, подобное неподъемной ноше. Я ли умирала и рождалась во всех этих мирах, стираемых один за другим чьей-то жестокой властной дланью полыхающего безумия? Я ли ликовала, отведав из чаши густой крови, преподнесенной ласковой когтистой рукой, тотчас треплющей мою голову, словно я была любимым чадом? Я ли кричала, вжимаемая в украшенные бурыми пятнами простыни, содрогаясь от животной страсти единения с чернооким Хозяином? Император сладчайший... Я откликалась этим моим чужим воспоминаниям с радостью человека, обретшего, казалось бы, безвозвратно утраченное...
Голоса вернули меня в тот мир, в котором я утратила сознание Кэссель. Повернув голову, я смогла различить два силуэта, а память услужливо напомнила мне имена говоривших.
Сержант Вэнс излагал негромко и ровно, хотя я и чувствовала, какое скрытое напряжение владеет его сознанием, какие усилия прикладывает этот воин Императора, чтобы сдержаться. Волгрин настаивал, его слова падали каплями расплавленного металла, ударялись, рождая тягостное ощущение неизбежности, словно я уже была на суде и приговор мне уже оглашали.
— Капитан Нумитор выслал нам подкрепление, связи с кораблем Инквизиции нет, складывается впечатление, что там не осталось никого, кто верен Императору, даже судя со слов защищаемой тобой ведьмы! — комодесантник с ненавистью взглянул на меня, едва я пошевелилась и приняла сидячее положение.
— Но ты видел сам и отрицать не можешь, что Кэссель одолела Киссау, отправив его черную сгнившую душу к его хозяевам, — Ловин сделал шаг в мою сторону, словно опасался, что его брат снова повторит попытку убить меня.
— Она могла отвести, таким образом, от себя подозрения, она желает попасть на наш священный корабль и отправится сеять заразу ереси вне этого проклятого мира!
— Ее отдадут Инквизиции, астропаты уже пытаются связаться с ближайшим верным Золотому Трону миром, но я склонен считать, что никто не осмелится обвинить Кэссель в ереси, ведь именем Его она сражалась и одерживала свои победы, духом ли или оружием.
— Кодекс велит нам, верным сынам Жиллимана, уничтожать ересь в зачатках. Нет во мне веры в невиновность этой ведьмы, брат-сержант, нет и не было, взять хотя бы то, что она выжила там, где погибли лучшие воины, оставшись невредимой... — Напирал Волгрин, покоя руку на рукояти болтера.
— Это решать не нам, скоро прибудет челнок и судьбу дознавателя решит власть, которой она подчинена. Позволь Инквизиции решать, что ересь, а что — лишь наши страхи перед неизвестностью.
Подобные слова из уст космодесантника, свято чтящего заветы Примарха, были куда большей ересью, нежели мои жалкие попытки оправдать свой дар перед обществом Империума. Именно эта мысль отразилась на побледневшем, окаменевшем лице Волгрина.
До указанной точки мы шли не более полутора часов, космодесантники сверялись с хронометрами, а я попросту шагала, стараясь поспевать за Ловином. Ощущение опаляющего ненавистью взгляда прочно угнездилось в моем затылке. Замыкал отряд Зеттон, следящий больше, казалось, не столько за попытками моего возможного побега, сколько за действиями своего мрачного собрата по оружию.
Ксеносы, так рьяно защищавшие древние руины, более не проявляли к нам интереса, но сильно поредевший отряд двигался с куда большими мерами предосторожности, нежели накануне, когда мы все только ступили на землю Химгарла.
Ощущение чуждости, того, что теперь пыталось занять место в моем сознании, вытесняя или поглощая каждую крупицу юной, по сути, моей памяти, угнетало.
Остановились мы на кромке относительно открытого пространства, в паре десятков футов от места, с которого будет подан сигнал челноку. Ловин отвел меня чуть в сторону, его взгляд мне показался встревоженным и участливым сверх той меры доброты, которую он уже явил мне здесь, в этом безрадостном мире.
— Скажи, остался ли кто-то на корабле Ордоса, кому стоило бы довериться? Экипаж не выходит на связь, и наш капитан подозревает худшее после краткого доклада.
— Судить... — я осеклась, отрешаясь от всех воспоминаний, нахлынувших в этот момент — их пестрая и такая живая лента смущала мой разум, — Еще по пути сюда, Ловин, я думала, что являюсь частичкой свиты самого честного и верного Золотому Трону инквизитора. Мой господин всегда был строг и его слову подчинялись беспрекословно. Уверенности в том, что его люди не пошли с ним до конца — нет. Многие из них — дознаватели и наемники, служили Киссау многие десятки лет. Думаю, гибель Хемиста не была запланирована, только те, кто отправился со второй группой, были мясом для ксеносов. И если твоему капитану кажется подозрительным молчание судна, думаю, я присоединюсь к его мудрому мнению. Среди тех, кто остался, не было моих друзей или даже хороших знакомых. Ручаться за кого-то я бы не стала.
— В случае подтверждения этой информации, судно Инквизиции должно быть зачищено, а если это невозможно — уничтожено, — Вэнс говорил спокойно, но я замечала нотки человечности, размышления и сожаления. Возможно, сержант видел мир таким, каким его воспринимала я... Даже в толпе еретиков мог бы остаться кто-то один, до конца хранивший свою веру и защищавший ее... — Тебя надлежит эскортировать в ближайший мир, который располагает хотя бы небольшим анклавом Инквизиции и отдать во власть твоих коллег.
— Я знаю... — слова вырвались с удивившей меня поспешностью, с обреченностью, которую я даже не пыталась скрыть. — Я не виновна, я не предавалась ереси и руководствовалась лишь исполнением священных законов Империум, данных нам всеблагим нашим Владыкой.
Его ладонь легла мне на плечо, успокаивая и останавливая эту истерическую тираду.
— Я верю тебе, Кэссель. Я своими глазами видел все, что произошло и не могу усомниться в твоей вере. Однако, то, что случилось в подземелье, вызывает множество вопросов. Та вещь...
— Я не чувствую ее больше, — немного резко оборвала я сержанта, — Неужели никому не понятно, что я сама не понимаю, что произошло?! Иногда мне кажется, что я просто сошла с ума, что все вокруг — иллюзия, я испытываю ужас, Ловин, я...
— Кэссель, я верю тебе. — Пальцы сжали плечо сильнее, вторая ладонь коснулась моей головы, пригладив растрепанные волосы.
— Я боюсь... — Откровенность за откровенность. Я знала, кем был и кем стал стоявший передо мной воин, я знала его таким, каким не узнает своего подчиненного даже капеллан, я нуждалась в этой откровенности, словно в глотке воздуха, стараясь унять безумно колотящееся сердце. Протянув руку, я вынудила сержанта склониться ко мне и ладонь замерла на пульсирующей под кожей жилке, проступившей на виске космодесантника. Веки сомкнулись. Страшнее было лишь то, что это единение далось мне легче всех подготовленных в медитациях и молитвах, я открывала Ловину душу так же безропотно, как он уступал словам веры.
Удар пришелся вскользь, меня отбросило от сержанта в шелестящее объятие зарослей. Боль была такая, что мне казалось, будто грудную клетку проломили, выбив весь воздух и сломав меня, как ребенок жестоко ломает надоевшую игрушку.
Волгрин вновь схватился с Вэнсом, отводящим от меня болтер своего брата. Зеттон поспешил на помощь сержанту, очевидно, не пылая праведным гневом, а я всего лишь смогла подняться на колени, слепо шаря руками по сторонам в поисках своего обретенного в руинах посоха. Схватка более походила на колоссальное противостояние, три гиганта в лазурных доспехах схватились друг с другом. Волгрин неумолимо давил на Ловина, стараясь поставить его на колени, дыхание воинов стало шумным и тяжелым, Зеттон же, наоборот, пытался оттащить брата, вцепившись в его плечи.
— Убей ведьму и искупи перед Примархом свой грех! Пособничество еретичке — ересь куда более ужасная! Ты продал душу Хаосу, я более не могу считать тебя братом, глядя, как ты подчиняешься этой хилой руке, дергающей твой поводок! — ревел космодесантник, выворачивая руку с оружием из хватки Вэнса.
— Кэссель, беги!
Нет, даже сейчас, когда минуло более трех сотен лет, я не могу никому сказать, что ожидала чего-то подобного. Я не смела бы и надеяться, полагаясь на волю Императора и свою судьбу, но что-то в голосе сержанта подстегнуло мою волю и, собравшись с силами, несостоявшаяся дознаватель, как последний преступник, юркнула в ближайшие кусты, едва не ползком, рыдая от страха, боли и чувства одиночества... Да, тогда я еще не опасалась погони, тогда я ужасалась участи, которая постигла моего единственного друга, моего возлюбленного...
— Я найду тебя, обещаю! — глупая клятва, глупый, наивный выкрик, но именно в тот момент мне захотелось сделать его, остановиться, словно давая себе возможность еще раз осмыслить поступок, который я уже начала совершать.
В тот день я пала сама, но жива была еще незыблемая вера, которую я малодушно поддерживала чужим решением — не мог воин Императора сделать неверный выбор, значит, не могла его сделать и я...»
Кэссель усадили в кресло, заботливые руки привели в порядок ее спутанные волосы, отерли лицо и расправили платье. Она была куклой в этих руках. Пусть и не безвольной, но не могла более идти на слишком непосильные жертвы. Такие, как Ловин Вэнс. Такие, как Красс и Бонель. Или Хоук, да и Ваэль, будь он трижды проклят.
— Значит, ты согласна?
— Да.
— Помни, вещь и свобода.
— Помню.
— Ты умница, Кэссель, сержант Вэнс тобой бы гордился...
Псайкер вздрогнула, как от удара хлыстом, вскинув потухший взгляд, но мужчина уже уходил, всем своим видом давая понять, что если уж она изволит задать вопросы, сначала существует только сделка.
|
