 Фанфик «Одержимый | Глава 16»
Шапка фанфика:
Название: "Одержимый"
Автор: Mary_Cherry
Фэндом: Гарри Поттер
Бета: Ночная тень (главы 1-4), Kira Lvova (с 5 главы)
Рейтинг: R
Направленность: Гет
Пэйринг: Гермиона Грейнджер/Драко Малфой
Размер: Макси
Жанр: Angst/Romance
Статус: Закончен
Саммари: Есть только она и боль, которую она причиняет. Это изматывает, не сама даже боль, а ее ожидание, неизменно оправдывающееся. И все, что он сделал для нее, — не работает! Кажется, что решение рядом, но оно ускользает сквозь пальцы. Сколько же еще продлится эта имитация жизни? А может, это бессмысленная, изнуряющая борьба за невозможное? Нет. Он ни за что не отступится. Не отпустит. Она станет его.
Предупреждения: Начало заштамповано, OOC, AU
Дисклеймеры: права принадлежат Дж.Роулинг
Размещение: с разрешения автора
Текст фанфика:
Гермиона проследовала в директорский кабинет Макгонагалл. Женщина вежливо пригласила ее присесть, а сама устроилась напротив, в своем кресле. Гермиона уже догадывалась, что ничего хорошего сейчас не услышит, но отчасти она все же ошибалась. То, что сказала ей Макгонагалл, не относилось к разряду "ничего хорошего"...
Весть о смерти матери чуть не погубила девушку. Она больше ничего вокруг не хотела видеть и слышать. Только невыносимая боль и горечь утраты стали ее постоянными спутниками. Невозможно было пережить это, да она и перестала жить. Разве можно было назвать жизнью то состояние, в котором она сейчас находилась.
До отъезда домой она не промолвила ни слова. Никто ее ни о чем не спрашивал. Гарри и Рона предупредила Макгонагалл, поэтому они как могли, так и помогали. В основном их помощь заключалась только в том, что они просто находились рядом, когда девушка сотрясалась в тихих рыданиях от этого давящего на сердце, словно могильная плита, отчаяния и безысходности.
Рон крепко обнимал ее, будто боялся, что она исчезнет, если он ее выпустит. Не вынесет этой боли и что-нибудь сделает. Но она не могла постоянно быть с кем-то. Время от времени она нуждалась в уединении. Нужные зелья не приносили облегчения и не останавливали слезы, но... может, оно и к лучшему. Нужно плакать, пока есть слезы. Когда их нет, боль становится нестерпимой до такой степени, что пережитое сильно влияет на психику и меняет личность до неузнаваемости.
***
Через несколько дней Гермиона была дома. Генри Грейнджер молча встретил дочь, пряча, как всегда, от окружающих свои эмоции. Зато девушка сдерживаться не стала. Увидев отца, она кинулась к нему навстречу и тихо разрыдалась. Только потом, когда она смогла заснуть в своей комнате, Генри оставил ее, заперся в кабинете и, медленно оседая на пол, схватился за сердце.
Агония души, кровоточащая сгустками боли и тоски, сводила с ума. Его никто и никогда не видел таким сломленным. Понимание того, что придется еще долго существовать в этом склепе безумия и одиночества, отдавало тупой болью по всем сосудам сердечности. Как теперь жить без Грейс? Без жизни?.. Его душа, заключенная в тиски этой самой агонии, больше никогда не найдет покоя. Ей остается только ждать выхода из тела, как спасения.
Гермиону отпустили из Хогвартса только на неделю. Похороны Грейс пришлись на третий день, как девушка приехала в Лондон. После всей панихиды отец и дочь остались в доме одни.
"Он уже близко!!" — завопил телевизор в гостиной, тем самым разбудив Гермиону, заснувшую прямо в кресле. Поморщившись, она медленно открыла глаза и посмотрела на источник шума. По телевизору шел какой-то фильм ужасов, где главная героиня спасалась от жуткого монстра.
Гермиона выключила телевизор и, повернув голову к дивану, обнаружила, что Генри на месте уже не было. Значит, он как обычно заперся в своем кабинете.
Почему-то сейчас она панически боялась одиночества. Да, в первые дни ей требовалось уединение, но теперь оставаться один на один со своими мыслями было страшно. Гермиона проследовала в отцовский кабинет, но он, как и всегда, был заперт. Она уже занесла руку, чтобы постучать, как вдруг услышала его голос. Точнее это был плач, переходящий в приглушенное рыдание. Он все повторял: "Как жить без тебя? Как?!"
К горлу подступил горький комок, и стало трудно дышать. Гермиона опустила руку, так и не решившись постучать в дверь. Видно, придется в одиночку унимать свою душевную боль. Отца она сейчас не посмела потревожить.
***
Драко Малфой шагал вдоль Косого переулка, сминая в кулаке клочок с адресом Гермионы. Он не думал, что ему придется так скоро им воспользоваться. Несколько дней назад он был в Хогвартсе и выяснил, что ее там нет. Конечно же, первым делом Малфой решил проверить указанный адрес. Не прекращая идти, он трансгрессировал из Косого переулка прямо в Риджентс-парк. На юге от него простиралась нужная ему улица — Бейкер-стрит.
Через пятнадцать минут он уже стоял напротив дома под номером 214А. С виду самый обыкновенный дом, но что-то в нем было не так. Его атмосфера не соответствовала характеру самой девушки. Печаль витала в воздухе... Но слизеринец ничего этого не заметил. Он медленно подошел к крыльцу и постучал в дверь. С таким понятием, как звонок, чистокровный маг и аристократ Драко Малфой, конечно же, не был знаком.
Никто ему не открыл. Он постучал снова, более настойчиво. Малфой ожидал увидеть на пороге кого-то из родителей Гермионы, поэтому, когда дверь открыла сама девушка, немного опешил.
На миг Гермиона замешкалась, удивленно взирая на стоявшего перед ней человека, но тут же совладала с собой и попыталась захлопнуть дверь. Малфой, мгновенно среагировав, рукой остановил закрывающуюся дверь и, не дожидаясь приглашения, ворвался в прихожую. Если бы не теплое отцовское зимнее пальто, висевшее сзади, то Гермиона больно ударилась бы головой о стену — слизеринец обрушился на нее и крепко сжал рот ладонью.
— Я же сказал, что вернусь за тобой, — прошептал он, пронизывающе глядя на нее.
Девушка глухо застонала. Ее глаза испуганно смотрели в его. Как он ее нашел? — читалось в них помимо страха.
Малфой склонился и поцеловал ее в щеку.
— Мне жутко интересно, что ты делаешь в Лондоне, но это ты мне расскажешь не здесь, — его горячее дыхание обжигало ухо. — Сейчас я уберу руку, а ты будешь умной и не пикнешь. В ином случае, — он сделал вид, что задумался, — я буду последним, кого твои родители увидят перед смертью. Договорились?
Гермиона прикрыла глаза и обреченно кивнула. Малфой медленно убрал руку с ее рта и отстранился.
— А теперь, — кончики его губ чуть тронулись, — покажи мне, как сильно ты рада видеть меня, — глумился он.
— Что ты хочешь? — звенящим шепотом проговорила она. В нем слышались и злость, и горечь.
— Обними меня.
— Что?
— Ты меня услышала, — холодно произнес Малфой.
Дрожащими руками Гермиона обвила его шею и чуть прислонилась грудью к его груди. Слизеринец стоял, не шелохнувшись.
— Крепче, — приказал он.
Девушка сильнее прижалась к нему, и он, прикрыв глаза, шумно втянул воздух рядом с ней.
— Крепче! Ты же не хочешь, чтобы я причинил вред твоим родителям?
Он услышал ее всхлип. Гермиона крепко прижалась к Малфою, будто спасаясь от чего-то, что может случиться, не выполни она его приказы.
Парадная дверь была все еще открыта. Морозный февральский ветер залетел в прихожую и чуть всколыхнул волосы девушки. Она была в каком-то свитере, но Драко все равно укутал ее в полы своей тяжелой мантии, с горячностью отвечая на ее объятия.
— Гермиона? — В прихожую спустился хозяин дома. Малфой неохотно выпустил девушку из своих объятий.
— Папа, — прохрипела она.
— Почему открыта дверь? — нахмурился он. — И пригласи своего гостя в дом.
— Папа, это Малфой... э-э... Драко Малфой — мой однокурсник.
— Мистер Грейнджер, — учтиво кивнул слизеринец. — Рад знакомству, сэр.
— Взаимно, мистер Малфой, — холодно отозвался Генри. — Если вы на похороны, то, увы, опоздали.
— Нет, — поспешно ответила за него Гермиона. — Папа, мы прогуляемся...
Генри пожал плечами и удалился в гостиную.
— Я жду тебя, — бросил Малфой и вышел на улицу. Гермионе оставалось только повиноваться. Долго ждать слизеринец явно не намерен, следовательно, она не успеет подняться за палочкой к себе в комнату. Надев зимнее пальто и шапку, гриффиндорка медленно приоткрыла парадную дверь. Он стоял к ней спиной, но, услышав звук отпирающейся двери, повернулся и протянул вперед руку, призывая девушку взяться за нее. Гермиона осторожно ступила на крыльцо и, едва коснувшись его руки, почувствовала давление со всех сторон. Грудную клетку сжали невидимые тиски — они трансгрессировали.
Пропал родительский дом и окружавший его пейзаж. На его месте словно вырос большой особняк. Гермиона узнала это место — она была здесь однажды. Малфой-мэнор пугал своей величиной и жуткими воспоминаниями, связанными с пытками сумасшедшей пироманки Лестрейндж.
Ей на волосы упали две снежинки. Девушка подняла голову и увидела, что пошел снег. Небо над особняком, впрочем, как и везде, было свинцово-серым, и только две птицы, блеснувшие черными точками, бросились в глаза, словно единственное живое, обитавшее здесь, не считая, разумеется, хозяина. Мертвая тишина. Дом был ненаносим.
Пока она смотрела вверх, кто-то резко схватил её и поволок в дом.
— Отпусти меня, чертов слизеринец, никуда я не пойду! — закричала она, пытаясь высвободиться.
— Похороны, — задумчиво произнес Малфой, не обращая внимание на ее крики. — Если я правильно понял — твоя мать умерла, и ты приехала в Лондон на ее похороны? — они зашли в дом. Девушка перестала брыкаться. Слезы застилали глаза, и она медленно осела на пол. Драко присел на корточки напротив нее и большим пальцем поймал катившуюся по ее щеке слезинку. — Да, я правильно понял, — заключил он. Затем он поднял с пола дрожащую всем телом Гермиону и понес в гостиную. Малфой отлучился ненадолго, чтобы налить ей чего-нибудь успокаивающего, а когда вернулся, увидел, что она уже уверенно стояла на ногах с вытянутой рукой, сжимающей его же собственную волшебную палочку.
— Как ты узнал, где я живу? — сквозь зубы процедила Гермиона, держа его под прицелом палочки.
— Грейнджер, ты веришь в судьбу? — Малфой подошел к столу, поставил на него бокал, который нес ей и, пошарив в кармане, продемонстрировал клочок с ее адресом. Она вмиг узнала свой почерк.
— Джейн...
— Вы знакомы, не так ли?
— Что ты с ней сделал?
— Не я... ее мать, — он подошел к ней ближе. — Занятная история.
— Что с ней? — ее голос дрогнул.
— Так за нее переживаешь? — слизеринец бросил на диван свою теплую мантию.
— Где она? Отвечай же!
— Ты никогда не умела выбирать себе друзей, Грейнджер, — поморщился Драко. — Это девчонка думала облапошить мать и улизнуть, но у нее ничего не вышло. Я и Эрик Макнейр нашли ее... Там же я нашел и это, — осклабился он, снова продемонстрировав листочек с адресом. — Затем Макнейр привез ее в свой дом...
— Что вы наделали, — прошептала она. — Где она теперь? Что он с ней сделал?
— Я не знаю, что он с ней сделал. Вот только, когда он отдал девчонку ее матери, на ее лице читалось безразличие, — Малфой говорил таким спокойным тоном, словно вещал о погоде за окном.
Гермиона одной рукой дотронулась до рта, а другой — продолжила держать палочку наизготовку.
— Калиста Руквуд — ее мать — вернула дочь... скажем, на место.
В ее глазах отразилось непонимание.
— В склеп, — пояснил Малфой, прочитав ее немой вопрос. — Откуда та и сбежала. Только теперь ее замуровали, — он подошел еще чуть ближе. — Заживо.
Теперь Гермиона зажимала рот обеими руками, но, вовремя опомнившись, снова направила палочку в сторону слизеринца.
— Давай, — ухмыльнулся он. — Всего лишь два заветных слова, и ты свободна. А не скажешь их, — еще шаг по направлению к ней, — и навсегда останешься в моих оковах, — произнес он как клятву.
— Это ты называешь оковами?! — Гермиона оттянула горловину своего свитера и провела рукой по почти исчезнувшим следам от его зубов. — А заодно и любовью, да?!
Драко молчал. Ни один мускул на его лице не дрогнул.
— Что же ты за чудовище такое? Кто тебя выпестовал, Малфой? Холодные и бездушные звери? — в отчаянии выпалила она. — Посмотри на себя. Ты же понятия не имеешь, что значит любить! — она устало покачала головой. — Ты безнадежен...
Малфой в один шаг преодолел расстояние между ними и, схватив ее за плечи, грубо припечатал к стене.
— Безнадежен? — яростно прошипел он. Ему в ребра уткнулась волшебная палочка.
— Отойди от меня! Иначе я...
— Давай, — хрипло произнес он. Девушка увидела в его глазах интерес, но было в них и что-то еще... Страсть. Как эти холодные и непроницаемые глаза могут быть такими? Сейчас они прожигали, оставляя незримые следы.
Малфой склонился к ее лицу и кончиком носа поводил по щеке. Палочка еще больнее уперлась ему в ребра. Гермиона издала какой-то странный звук, будто хотела что-то сказать, но осеклась. Он слышал ее прерывистое дыхание. Губы девушки вновь приоткрылись, как если бы она беззвучно произносила звук "а". Еще попытка...
— Ав...вада... — ее звенящий шепот постепенно переходил в негромкие звуки, складывающиеся в страшные слова. Ничего не происходило. — Авада... К-кедав...ра, — в ее глазах блестели слезы. — Авада... Кедавра! — увереннее произнесла гриффиндорка, но все равно безрезультатно.
— Надо по-настоящему хотеть этого, Грейнджер.
— Авада Кедавра... — в этой ее последней попытке слышались и отчаяние, и обреченность. — Не могу, — выдохнула Гермиона. — Я не могу...
Она почувствовала, как из ее рук вырвали палочку. Последняя надежда канула в никуда.
— За что? — только и произнесла девушка. — Почему я? Отпусти... умоляю.
— Знаешь, что я увидел в зеркале Желаний? — невзирая на ее мольбу, заговорил Малфой.
— Не хочу слышать, — отрешенность в голосе. Ее глаза смотрели как бы сквозь него.
— Придется, любимая, — ядовито отозвался слизеринец. — Там была ты. Вся без остатка принадлежала мне. Там ты хотела меня. Любила меня.
— Заткнись! Мне противно слушать...
Гермиона не договорила. Кулак врезался в стену, в нескольких дюймах от ее головы. Она зажмурилась.
— Лучше не испытывай меня, — на его скулах заходили желваки.
— А то что? Снова ударишь?!
Драко дотронулся до ее лица и провел большим пальцем по скуле.
— Нет.
Гермиона хотела еще что-то сказать, но он не дал. Завладев ее губами, Малфой принялся неистово целовать ее. Как и в тот раз, в библиотеке, она не стала сопротивляться ему, но и отвечать не стала. Ногтями Гермиона сильно впилась в его предплечья, но плотная ткань его сюртука не давала возможности причинить ему хоть какую-то боль. Не прерывая поцелуй, Драко начал стаскивать с нее пальто. Оно полетело в сторону. Его руки заскользили у нее под свитером.
— Люби меня, — оторвавшись от ее губ, прохрипел Малфой. Он принялся сцеловывать соленые капельки с ее щек, и почти с благоговением коснулся ее лица.
— Иди ты к черту! — выплюнула Гермиона. Он замер. В серых глазах появился гнев. С диким рычанием Драко вновь ударил кулаком о стену.
Он накрыл ее рот своими губами, усиливая хватку своих рук под ее свитером. Малфой больше не мог сдерживаться. Слизеринец чувствовал себя бесстыдным чудовищем, посягнувшим на самое святое, но был не в силах остановиться. Ее тело помнило эти жгучие прикосновения и отзывалось тупой болью. На этот раз не было укусов, но Гермиона знала, что стоит ей начать активно сопротивляться, и они не заставят себя ждать. Слабо упираясь руками в его грудь, она хоть как-то пыталась отгородиться от него. От неизбежного.
Он целовал ее шею, постепенно стянув свитер и шапку. Его изящные пальцы заскользили по ее телу с неестественной ему нежностью.
— Расслабься. Позволь мне... — Драко не договорил. Он снова прижался к ее губам. И было в этом поцелуе что-то необыкновенное. Он был не похож на все предыдущие. Глубокая истома обволакивала их. В какой-то момент — возможно, он длился миг, но он был — Гермиона ответила ему. Резким движением Драко подхватил ее за талию, заставив обхватить его ногами.
Сознание гриффиндорки кричало: "Остановись!", но тело... Никто и никогда еще так не касался ее. Гермиону бросало в дрожь, и от этого вставали дыбом маленькие волоски на коже.
Малфой перенес ее на диван и, стянув с нее джинсы, занялся нижним бельем. Словно опомнившись, гриффиндорка попыталась противостоять ему, но Малфой не позволил ей этого. Его настойчивые руки нашли застежку ее лифчика.
— Остановись, — прошептала она. Горячие губы слизеринца вновь накрыли ее рот, и Гермиона закрыла глаза, отдаваясь этим ощущениям.
Дальше она помнила его руки, скользящие уже по ее обнаженному телу. Девушка дернулась, услышав звук расстегивающегося ремня его брюк. Когда она открыла глаза, то увидела, что Малфой был уже в расстегнутой рубашке. Она так и не поняла, приложила ли к этому свои усилия или он справился сам.
Слизеринец тяжело дышал, покрывая тело девушки нежными, пьянящими поцелуями. Гермиона хотела оттолкнуть его, но не могла. Собиралась отвернуться, когда он вновь потянулся к ее губам, но опять ничего не вышло. Ее тело предательски получало удовольствие от его прикосновений и поцелуев.
Но все отошло на второй план, когда она почувствовала боль внизу живота. Малфой медленно, но настойчиво вошел в нее.
Гермиона ощутила, как горячая волна скользит по телу. Не так уж это и омерзительно — находиться в объятиях Драко Малфоя. Руки стиснули его плечи, руководствуясь чем угодно, но только не разумом. "Предательница!" — кричало ее сознание.
Дыхание слизеринца опаляло щеку, он крепче притянул ее в свои объятия. Неумолимо увлекая за собой, как откатывающаяся от берега волна. В этот момент они тонко чувствовали друг друга. Куда же делась та грань, разделяющая их? Гермиона не могла ответить на этот вопрос сейчас. Не хотела. Каждое новое движение внутри нее поглощало остатки разума. Малфой ускорил темп, заставляя девушку крепче вцепиться в него. Она уткнулась ему в плечо. Боль ушла, уступив место новым ощущениям. Раньше она никогда не испытывала подобное. Кажется, это и называлось наслаждением. Внезапно она почувствовала, будто тело ее забилось в конвульсиях. Драко резко выдохнул, содрогнувшись всем телом, и Гермиона подалась ему навстречу.
Она еще отходила от испытанного, когда услышала его горячий шепот:
— Знаешь, что сводит меня с ума день за днем, когда я думаю об этом? — выдохнул он. — Осознание того, что ты ненавидишь меня настолько, насколько я тебя люблю.
Гермиона ничего ему не ответила. Она боялась даже пошевелиться. Как она могла? Что натворила? С каждым днем ее мир и так необратимо рушился, а теперь его просто... не стало. Его поглотил этот слизеринец.
На диване лежала его теплая мантия, и ей ничего не оставалось, как закутаться в нее. За то, что она проявила эту слабость и ответила ему, ей стало стыдно не только перед собой, но и перед ним. Теперь он постоянно будет напоминать ей об этом.
Гермиона рывком села. На полу валялась ее разбросанная одежда. Оглядевшись по сторонам, она принялась собирать ее. Малфой с интересом наблюдал за ней. Застегнув брюки, он встал с дивана и поднял с пола ее свитер.
— Ты не сможешь трансгрессировать из поместья, — предупредил слизеринец, протягивая ей вещь.
— Тогда вернешь меня обратно ты, — девушка резко обернулась и схватила свой свитер.
Они трансгрессировали недалеко от Площади Портман и медленным шагом направились вдоль Уигмор-стрит. Их появление осталось незамеченным.
Малфой крепко сжимал руку Гермионы, будто боялся, что она убежит, хотя и понимал всю абсурдность своих опасений. Возможно, она попытается, но ей все равно никуда от него не деться.
— Мне больно, — Гермиона хотела вырвать свою руку, но Драко лишь чуть ослабил хватку, не выпуская ее. Какие-то проходившие мимо люди оглянулись на них.
— Что ты расскажешь Поттеру на этот раз? — саркастично спросил он. Лицо Гермионы стало еще более мрачным.
— Зачем ты это делаешь? Потому что любишь? Как бы ни так! Ты любишь себя самого, Драко Малфой, — презрительно кинула она, проигнорировав его вопрос о Гарри. — Если бы ты любил меня так, как любит... — она осеклась, но все же сказала, — Рон, то отпустил бы меня. Не стал бы мучить...
— Уизли, — Малфой скривился. — Ты не для него.
Гермиона рассмеялась бы, если бы ей не хотелось плакать.
— А для кого? Для тебя? С каких это пор Малфои, — она нарочито величественно провозгласила его фамилию, — снизошли до грязнокровок?
— Твоя кровь отошла на второй план сразу, как только я увидел тебя в том зеркале, — спокойно произнес слизеринец. — Так что, да. Я думаю, ты мне подходишь.
— Ха! Говорит так, точно я галстук какой-то, — сказала она, обращаясь в пространство.
— Мне надоело выслушивать твои жалобы, — Малфой резко остановился и развернул девушку к себе лицом. — Заметь, я все же вернул тебя домой, как ты и просила, хотя мог и не отпускать.
— Я ненавижу тебя, — стальным голосом проговорила она.
— Знаю.
— И что же?
— А ничего. Привыкнешь.
— Я люблю Рона.
Малфой как-то странно дернулся.
— Неужели? — он испытующе посмотрел на нее. Гермиона отвела взгляд в сторону. — Однако спишь со мной... И получаешь от этого удовольствие, — ухмыляясь, добавил он.
В глазах девушки сверкнула ярость. Миг, и слизеринец схватился за щеку, по которой только что пришелся больной удар.
— Ты меня заставил! — вскрикнула она, не обращая внимания на проходивших мимо людей. Некоторые с интересом оглядывались на них.
— Заставил что? Получить удовольствие?
Второй удар. Теперь уже по другой щеке.
— Знаешь, что я чувствую, находясь рядом с тобой?
— Удиви же меня.
— Хронический страх, уже ставший постоянным спутником.
Его глаза скользнули по ее лицу, потом в сторону, потом он снова посмотрел на нее.
— Это пройдет со временем, — ядовито отозвался Малфой.
— Со временем? Сколько же мне еще терпеть тебя?
Он приблизил к ней свое лицо, словно так до нее лучше дойдет смысл того, что он ей скажет.
— Ты в моей крови, Грейнджер. Как наркотик, понимаешь? Ты мое счастье, мое спасение и мое проклятие. Я ни-ког-да не отпущу тебя, — он не кричал. Он клялся. Говорил это так тихо, что аж мурашки пошли по спине.
— А как же я? Как же мое счастье? — на глаза выступили слезы.
— Я стану твоим счастьем. — Малфой выпрямился и, снова схватив руку Гермионы, зашагал вдоль улицы. Наконец они вышли на Бейкер-стрит.
— Чего вы добиваетесь? — неожиданно спросила девушка. — Какие у вас планы?
— Никаких, — пожал он плечами. Гермиона повернула голову и внимательно посмотрела на идущего рядом парня. Его белые волосы прекрасно гармонировали с заснеженными улицами Лондона.
— Ты лжешь.
— Да.
— Скажи мне правду.
— Не сейчас.
— Это связано с нами?
Он напряженно смотрел прямо перед собой. Они почти подошли к ее дому.
— Со мной, Гарри и Роном? — продолжала допытываться Гермиона.
— Я скажу тебе, когда придет время.
— И когда же придет время?
— Скоро. Когда я заберу тебя.
— Что?! Ты... Нет! Я спрячусь. И Генри спрячу тоже. Я не позволю тебе... — она не договорила.
— Я все равно найду тебя. Ты в этом сомневаешься?
— Иди ты к черту! — Гермиона неожиданно толкнула Малфоя в грудь, и тот отшатнулся назад. Потом снова толкнула... и снова. И еще раз. Затем резко сорвалась с места и побежала. Зачем? Как он сказал? Все равно найдет ее. Людей вокруг не было, поэтому Малфой спокойно мог трансгрессировать. Гриффиндорка бежала, не разбирая дороги, пока перед ней не образовалось черное облако, постепенно принявшее черты юного Пожирателя. Тут до нее дошло, что и она умеет трансгрессировать. Сконцентрировав мысли на своем доме, она зажмурилась и через секунду оказалась у себя в прихожей. Конечно, она знала, что если он захочет, то придет сюда за ней, но необдуманное желание убежать далеко и не оглядываясь, пересилило. Девушка руководствовалась спонтанностью. Оставалось только молиться, что он сюда не придет. Хотя бы сейчас. Хотя бы на время оставит ее в покое.
В прихожую спустился Генри.
— Я, конечно, понимаю, что ты уже совершеннолетняя, но будь добра пользоваться телефоном, если где-то задерживаешься, — спокойно заговорил он. — Чтобы я не волновался.
— Прости, папа, — переводя сбившееся от бега дыхание, сказала Гермиона. — У... Малфоев дома нет телефонов. Они привыкли пользоваться магическими средствами связи.
— Малфои? Ты была у них? Я думал, вы просто прогуляетесь.
Гермиона промолчала. Она сняла свое пальто и шапку и, повесив их, прошла мимо отца в гостиную.
— Еще я думал, что твоего друга зовут Рональд Уизли. Помнится, на лето ты все время ездила к ним.
Девушка замерла.
— Драко Малфой не друг мне вовсе.
— Ну да. Я так и подумал.
Воцарилось молчание. Гермиона передумала идти в гостиную и вознамерилась подняться к себе в комнату. Уже на лестнице она услышала:
— Это ведь тот противный мальчик, о котором ты говорила, — сказал Генри, внимательно изучая какую-то газету в руках. Ей пришлось остановитья.
Гермиона помнила только то, что обмолвилась о Малфое с матерью. Она сетовала по поводу того, что он не самый приятный человек в Хогвартсе. Очевидно, Грейс рассказала об этом Генри.
Грейс всегда была связующим звеном в их семье. Посредником, если можно так выразиться. Создавала в доме уют и для каждого из них играла неоценимую роль. С отцом Гермиона предпочитала держать дистанцию. У них были довольно теплые отношения, когда Грейс была рядом. Но оставаясь наедине, отец и дочь всегда чувствовали некую отдаленность. Почему так происходило, гриффиндорка не знала. Нет, она любила Генри, но это была какая-то скупая любовь.
— Послушай, — она глубоко вздохнула. — Драко Малфой просто мой однокурсник. — Гермиона крепче сжала перила. — Он приходил, чтобы... выразить соболезнования.
— Ну, конечно. — Невозмутимость Генри немного раздражала девушку.
— Я пойду, если ты не возражаешь.
Он поднял на нее глаза и, чуть помедлив, кивнул:
— Иди.
***
Неделя тянулась бесконечно долго. Все в родном доме напоминало Гермионе о Грейс. Оставаясь в одиночестве, она не могла унять душевную боль, и, как ни странно, только рядом с Генри приходило долгожданное спокойствие, но только внешне. Внутри каждого из них образовалась огромная дыра, залатать которую более-менее поможет только время. И теперь, несмотря на дистанцию, отец и дочь находили спасение только друг в друге.
Малфой не появлялся. Прошла уже неделя, но его не было. Гермиона молилась, чтобы он не пришел перед самым ее отъездом в Хогвартс. Ведь если она успеет попасть в замок, то, возможно, сумеет как-то спрятаться. Девушка решила рассказать Гарри, Рону и Макгонагалл о том, что сбежавшие слизеринцы теперь могут трансгрессировать в школу, несмотря на запрет. Остается только надеяться, что Макгонагалл сможет улучшить магическую защиту старого замка.
***
По возвращении в Хогвартс Гермиона смогла немного отвлечься от постоянных терзаний, давящих на душу, разрывающих в клочья... Войти в колею помогли занятия и поддержка друзей. Поначалу Гарри и Рон старались не лезть к девушке с чрезмерной опекой, но вскоре пришли к выводу, что еще хуже ей становилось, когда она оставалась одна. Связано ли это с Грейс или Малфоем, не важно. Главное — нужно постоянно быть рядом.
Макгонагалл была сильно озадачена тем, что рассказала ей Гермиона по приезду в Хогвартс. Девушка не уточнила, зачем именно в школу являлся Малфой, и каковы были последствия их встречи. Она просто предупредила директора, что сбежавшие слизеринцы натворили что-то подобное тому, что делал ранее Том Реддл. Женщина вняла просьбе гриффиндорки и пообещала усилить магическую защиту школы. Хоть молодые слизеринцы и оказались находчивыми, преподавательский состав Хогвартса все же смог обеспечить ученикам безопасность в стенах старого замка. Что бы ни замышляли теперь покинувшие школу ученики, Министерство объявило на них розыск.
— Давно пора, — буркнул как-то Рон за завтраком. — Нет, они что издеваются? Сколько всего могло произойти, а они только теперь зачесались. Видать, даже во главе с Кингсли Министерство осталось таким же, как и прежде.
— Дело не в Министерстве, Рон, — сказала Гермиона, не высовывая головы из-за "Ежедневного пророка". — У них просто не было оснований объявлять розыск раньше. Слизеринцы не давали повода.
— Все они были на стороне Волан-де-Морта, — возразил Гарри.
— Теперь это не достаточно весомый аргумент. И вообще, у Министерства было свое мнение на их счет. Отдел обеспечения магического правопорядка установил, что все они действовали не по своей воле, находясь под гнетом родителей.
— Чушь! — воскликнул Рон. — Видели бы они их рожи во время финальной битвы. Да они убивали и глазом не моргнув!
— И все же, — Гермиона положила газету на стол, — Министерство могло и не слушать предостережений Макгонагалл. Вообще, мой рассказ по поводу Малфоя для них ровным счетом ничего не значил бы. Прежний Министр не стал бы объявлять розыск, основываясь только на показаниях восемнадцатилетней девчонки.
— Ну... вообще-то, ты не последнее лицо в магическом мире, — напомнил Рон.
— Послушай, — Гарри наклонился через стол к сидящей напротив Гермионе. — Ты должна рассказать Макгонагалл о той девушке, которую... — он не осмелился договорить.
Гермиона, конечно же, поведала Гарри и Рону о появлении Малфоя у нее дома и о том, что случилось с Джейн Руквуд. Умолчала лишь о своем пребывании в Малфой-мэноре. Больше всего был поражен Рон, узнав о том, что Малфой был у Гермионы и представлял для нее опасность. Гарри же был просто в бешенстве, поскольку знал чуть больше Рона. Он порывался вновь оставить школу и пойти искать слизеринца, но Гермиона и Джинни все же смогли немного остудить пыл отчаянного гриффиндорца.
— А ты думаешь, я умолчала? — ответила она, снова пряча лицо за газетой.
— И что же?
— По сути, Малфой и Макнейр здесь ни при чем. Калиста просто попросила их найти дочь. Макгонагалл сказала, что Министерство примет меры. В общем, будет суд над миссис Руквуд, вот только... поздно...
— Меры нужно было раньше принимать, — крепко стиснул кулаки Гарри.
Гермиона по-прежнему опасалась появления слизеринца, хотя и защита школы была усилена. Она перестала ходить в одиночестве в библиотеку и даже стала присутствовать на всех тренировках Гарри, Рона и Джинни по квиддичу. Правда, в руке у нее постоянно была какая-нибудь книга из библиотеки, поэтому за ходом самой тренировки она почти не следила, на что часто обижался Рон.
Время шло, а Его все не было. Напряжение потихоньку спадало, и стало казаться, что все проблемы остались позади. Друзья рядом. Они спасут. Они помогут.
И дня не проходило без того, чтобы Гермиона не вспоминала о Грейс. Тяжелее всего было тогда, когда она узнала. Та первая ночь в Хогвартсе. Было страшно засыпать, а утром, всего лишь на мгновение, показалось, что это был кошмар, но сознание быстро опровергло эту жалкую попытку отречься от реальности. Со временем боль затуплялась, страх из-за Малфоя уходил и, казалось бы, можно перелистнуть следующую страницу, оставив слизеринца только в страшных воспоминаниях, если бы не одно "но".
Это случилось в середине марта. С начала недели Гермиона чувствовала недомогание, а когда по утрам начало тошнить, страшная мысль, в первую очередь пришедшая в голову, — беременность. Конечно, она предполагала такой расклад событий, но, пока не начались эти проблемы, всерьез не могла допустить подобные мысли.
"Думала, что обойдется, да? Глупая, какая же я глупая! — сетовала она про себя. — Что же теперь будет?"
Ей нужно было как-то проверить достоверность своей догадки, но как? Идти к мадам Помфри и подставляться? Нет, гриффиндорка сгорит со стыда, если встретиться с осуждающим взглядом медсестры. Был еще способ — магловский тест на беременность. Но в колдовском мире его практически невозможно достать, если ты не привез с собой из обычного.
Окончательно все сомнения развеялись еще неделю спустя. Задержка никогда не была такой долгой, да и рвота с тошнотой в утренние часы никуда не делись. Плюсом ко всему возникла непереносимость некоторых запахов, из-за чего уроки Зельеварения стали настоящей мукой для девушки. На одном из них Гермионе опять стало плохо, отчего она стремглав вылетела из кабинета и помчалась в женский туалет. Что же она скажет Гарри и Рону? Что будет делать с этим ребенком? Рожать? Как вообще дальше жить? Странно, но мысль о том, что беременность можно (нужно?) прервать пугала Гермиону. Конечно, она пока не могла представить себя в роли матери, но четко осознавала, что внутри нее есть маленькое, ни в чем не повинное существо, и не могла допустить мысли о том, чтобы его погубить. Даже не смотря на то, кто его отец.
Драко Малфой говорил правду, утверждая, что никогда ее не отпустит. Теперь он повязал ее узами так крепко... Слишком крепко. Против ее воли и согласия. Переступив через ее желания и мечты, в которых никогда не было этого слизеринца. Он нагло вторгся в ее жизнь, нарушил стабильность, навязал себя... А так было приятно думать, когда закончилась война, о том, что наступило некое постоянство, но все это оказалось таким иллюзорным, мнимым, непрочным...
Стало страшно от еще одной мысли: а что, если Малфой захочет убить этого ребенка? Гермиона была нужна ему для собственных утех, а вот продукт этих утех покажется ему лишним? Господи, она не позволит ему причинить вред этому крохотному существу. Пока гриффиндорка в Хогвартсе, она находится под защитой, но что будет потом? Где прятаться от него после окончания школы? Без помощи друзей ей не справиться, но... Готова ли она рассказать им? Рону?
Гермиона подошла к умывальнику и оперлась на него руками. Как же много проблем принес с собой этот ребенок.
***
Сегодня Драко виделся с Нарциссой. Ее вновь допрашивали, но, конечно же, она отрицала, что поддерживает связь с сыном. Сегодня он решил, что ему рано или поздно придется прекратить эту связь. Хватит подставлять ее под удар. Пусть, наконец, заживет без тревог и переживаний, хотя... Наверное, она никогда не перестанет тревожиться за сына, но черта с два он преклонит колено перед политической властью и ее новой концепцией, в которой едва ли маги теперь обладают какими-то правами! Осталось только домовикам свободу дать. Все летит к чертям! И они не намерены с этим мириться, как угодно выражая свою оппозицию. Плевать на правила и новые законы! Накажут? Сначала пусть поймают.
Кровь бурлила в венах, когда они собирались вместе и что-нибудь выкидывали. Магический Лондон вновь потерял спокойствие, и виной всему юные продолжатели дел своих отцов. Нет, не Волан-де-Морта. Тот был помешан на захвате власти и убийстве Поттера, а их отцы тем временем внушали ужас в простых людей и магов.
Драко поднялся на чердак, чтобы вновь взглянуть на зеркало Желаний. Да, теперь оно всегда было при нем. Магия домовиков. Он приказал им выкрасть зеркало и остаться незамеченными, и они не посмели ослушаться приказа. Просто не смогли бы.
Оно уже давно не показывало слизеринцу отражение той Гермионы, которую он видел за стеклом раньше. Но не потому, что она перестала быть его самым сильным вожделением. Дело в том, что это зеркало, по мнению большинства юных Пожирателей, являлось мощным магическим предметом, который в полной мере подходил для хранения частичек их душ. Одно зеркало и пять осколков... Скоро их будет больше. Скоро слизеринцы закончат учебу, и почти все присоединятся к ним. Скоро, совсем скоро...
За эти три месяца, что Малфой не видел Гермиону, он успел сделать довольно много приятного. Например, теперь их с Пэнси помолвка окончательно расторгнута. Он сам приехал к ним в поместье, к немалому удивлению четы Паркинсонов, дабы выяснить причину, из-за которой Люциус в свое время дал нерушимую клятву. Хозяин дома поведал Малфою о неком карточном долге, и этим самым разозлил юношу. Позорный проигрыш в карты — вот то самое, из-за чего Драко пришлось бы похлопотать с этой проблемой, если бы не защита, его незримый купол. "Аваду" пускать в него Паркинсоны, конечно же, не решились бы. Если им и нужен был парень, то только живой. Чего не сделаешь ради единственной дочери? Ответ прост — не станешь связываться с молодым Пожирателем, нарушившим закон. Убедившись, что на Малфоя не действуют элементарные заклятия, они уступили. Точнее, им пришлось.
Теперь слизеринец чувствовал себя полностью свободным. Он жаждал встречи с той, которую отпустил тогда по глупости. Но ждать осталось недолго.
Драко снова взглянул на то, что показывало ему зеркало. Почему-то теперь оно отражало все его пороки. Там были те, кого он когда-то убивал или мучил, там были невинные голубые глаза миссис Брэдшо, там была девушка по имени Джейн и там же была Грейнджер. Он видел ее сломленную, подавленную, искусанную, и всякий раз, когда сердце больно сжималось от этой картины, ее отражение начинало меркнуть, но вскоре появлялось вновь. Да, ждать оставалось недолго. Месяц или чуть больше. Но это ожидание убивало. Он не смог больше проникнуть за ней в Хогвартс — магическая защита школы была выполнена на самом высшем уровне. Так, что даже сам Министр магии не смог бы ее преодолеть и явиться в замок, не известив заранее директора.
***
Довольно долгое время Гермионе удавалось скрывать от друзей правду, но в конце мая это стало практически невозможно. Живот стал заметным, и если бы не просторная школьная мантия, скрывающая его наличие, то все несомненно увидели бы изменившуюся фигуру девушки. Проблема заключалась в том, что конец мая и начало июня выдались на редкость теплыми, и ходить в школьной мантии целый день было довольно жарко. Промучившись так дней пять (больше просто не представлялось возможным, учитывая ее положение), Гермиона все же решилась рассказать, а заодно и показать друзьям причину своих недугов.
Гарри первому предстояло узнать правду. Она не знала, почему именно ему. Ни Джинни, ни Рону, а именно Гарри она всегда могла доверить самое сокровенное. Гермиона на подсознательном уровне чувствовала, что поступает верно.
После уроков Гарри, Рон и Джинни собирались на тренировку по квиддичу. Переодевшись в красно-золотую форму и вооружившись метлами, они уже собирались на поле, когда Гермиона незаметно коснулась руки Гарри и глазами попросила его остаться.
— Ребят, идите, я догоню, — бросил он удаляющимся из раздевалки игрокам команды и внимательно посмотрел на Гермиону. Девушка как-то странно повела плечами.
— Не самое подходящее время и место для такого разговора, Гарри, — робко проговорила она.
— Э-это точно. Ты знаешь, они там ждут... Но если что-то важное, то...
— Гарри, я... — она отвернулась от него. Представила его тяжелый взгляд, после того, как он узнает правду, и отвернулась. — Гарри, я беременна! — выпалила она на выдохе. А чего тянуть? Не могла она ходить вокруг да около. Пусть лучше так. Неожиданно и напрямик. Избавив себя и его от никому не нужных предисловий.
— Что-о?
Как же все-таки хорошо, что она не видела лица Гарри. Прежде чем он еще что-то сказал, Гермиона резко сорвалась с места и побежала в замок, оставив его переваривать услышанное. Она не знала, как Гарри отреагировал, но была почти уверена, что он все понял. Дважды ей повторять не придется.
Гермиона ждала его после тренировки. Ждала долгого, неизбежного разговора, но ошиблась...
Гарри попросил Джинни, чтобы та позвала Гермиону из спальни девочек. И вот уже он видит, как она медленными шажочками спускается к нему, не смея поднять свои глаза, и аккуратно стягивает с себя школьную мантию. Тут Гарри все понял. Он ведь уже успел передумать немыслимое количество версий. Как такое могло произойти с Гермионой, если школа прочно защищена? Этот округлившийся животик, который она скрывала под мантией, теперь многое объяснил.
Гарри медленно подошел к девушке и как-то неопределенно дернул рукой, словно хотел дотронуться до ее живота, но передумал.
— Вот значит как, — только и выдавил он из себя. — Почему же ты раньше молчала?
Гермиона только сейчас осмелилась посмотреть на лучшего друга. Она ничего не ответила, только лишь покачала головой. Странно, что Гарри еще не взорвался вспышкой гнева, намереваясь сию минуту найти Малфоя и показать, как он выглядит изнутри.
На самом деле Гарри был в замешательстве. Он боялся сказать что-нибудь не то, неправильно себя повести, он вообще не знал, как ему реагировать. Гарри был уверен, что его лучшая подруга ни в чем не виновата. Он понимал, как ей тяжело, поэтому и держал эмоции при себе. Он, конечно, мало знал о беременных, но в одном был уверен — им нельзя волноваться.
— Ловко ты это скрывала, — сказал Гарри без осуждения в голосе. — Он... я могу? — парень снова протянул руку, намереваясь дотронуться до ее живота. Он был еще маленький, но уже хорошо виднелся. Гермиона слабо улыбнулась и, взяв руку Гарри, приложила к своему животу. В этот момент он даже забыл, кто отец этого еще неродившегося ребенка. Он словно был только ее и ничей больше.
— Ну надо же... Пятый месяц уже? — Гарри быстро посчитал в уме и утвердительно кивнул.
— Что? — не поняла девушка. Парень убрал руку с ее живота.
— Это ведь произошло... — он не договорил. Внутри все опять закипало яростью. Еще он чувствовал неловкость, которая граничила со стыдом, из-за того, что стыдно сейчас возможно и ей.
Гермиона только сейчас все поняла. Конечно же, Гарри думает, что она на пятом месяце, ведь она ничего не сказала (да и не скажет никогда), что спустя месяц после того памятного Рождества она была в Малфой-мэноре и... предала там саму себя.
— Д-да... пятый.
— Когда ты скажешь Рону?
Гермиона снова накинула на себя просторную школьную мантию, пока в гостиной не появился кто-либо еще.
— Не знаю, Гарри, — покачала она головой. — Я не знаю, что мне делать. Рон ведь... не сможет простить мне этого.
— Что? О чем ты говоришь? Ты же не виновата, и он поймет это.
— Я не об этом, Гарри, — Гермиона аккуратно присела на кресло и опустила голову. — Он сказал, что никогда меня не отпустит.
Гарри понял — речь пошла о Малфое.
— Я боюсь, — прошептала она. — За Рона боюсь... За тебя, за ребенка.
— Я не позволю ему... — начал было Гарри.
— Да послушай же ты! Он ни перед чем не остановится. Это... это как одержимость, понимаешь?
— Мы сможем остановить его, Гермиона, — настаивал Гарри. — Мы сильнее.
— Не знаю, — как-то растерянно произнесла она.
— Я знаю, Гермиона. И ты должна верить мне. Мне и Рону. Мы сможем защитить тебя.
— Нет, Гарри. Я не могу.
— Ты должна рассказать Рону правду, — отчеканил Гарри. — Он имеет право знать.
— Я не уверена, что готова.
— Гермиона, он любит тебя, а ты любишь его.
Молчание.
— Любишь, ведь так?
Она глубоко вздохнула.
— Как тебя и Джинни, — голос ее дрогнул.
— Но...
— Не надо, Гарри. Не говори сейчас ничего, — она отвернулась от него, пряча непрошеные слезы. — Я не понимаю, что со мной не так. Неужели я заслужила?..
В гостиную неожиданно ввалились Симус и Дин. Махнув им, Гарри какое-то время еще находился возле Гермионы, а потом просто развернулся и ушел. Ничего не сказав, не поддержав... Просто оставил ее сидеть на этом кресле одну. Он понимал, что, возможно, сделал ей больно, но не попытался это исправить. То, что произошло сейчас, — Гарри знал наверняка — даст трещину в их общей дружбе.
Гермиона с ничего не выражающим лицом просидела так еще несколько минут, а затем устало поднялась с кресла и зашагала в спальню девочек.
***
То воскресное утро Рон Уизли запомнил на всю жизнь. Они вчетвером как всегда собирались в Хогсмид, но Гермиона решила остаться. С ней остался и Рон. Она все ему рассказала, и сердце его разорвалось в клочья. Он никогда не умел сдерживать эмоции, поэтому Гермионе пришлось стать свидетелем того, как он в порыве отчаяния и гнева чуть было не разнес спальню мальчиков. Он кричал... нет, он просто орал, проклиная Малфоя. Он, так же как и Гарри, клялся убить, уничтожить, разорвать... Ему было больно, когда она сказала, что не любит. Сразу как-то стало безразлично все вокруг, кроме нее.
— Нет, — он подошел, даже подбежал ближе и порывисто обнял девушку. — Нет, нет, нет... Почему ты так говоришь? Гермиона, посмотри... ну... посмотри же на меня. Мы убьем его, и тогда все станет по-прежнему.
Она резко толкнула его в грудь.
— Да ничего уже не будет по-прежнему, Рон! Как же ты не понимаешь? Он убьет вас, а я боюсь...
— Если ты из-за этого порываешь...
— Нет! Рон, нет! — стало труднее говорить из-за подступивших слез. — Я не могу больше притворяться.
— Чт... притворяться? — прошептал он. — Хочешь сказать, ты все это время притворялась?
— Я... нет. Я не то хотела... Я не знаю... прости.
Она осторожно подошла к Рону и попыталась коснуться его плеча, но он резко отстранился.
— Рон...
— Убирайся.
— Что?
— Я сказал, уходи!
Девушка потрясенно смотрела на него, отказываясь верить в происходящее. Почему он с ней так поступает?
— Выходит, ты была права, когда говорила, что... никогда не любила меня.
— Что? Рон, я никогда тебе такого не гово...
— Говорила! — сердце его билось так неистово. — В том медальоне-крестраже, что мы носили по очереди. Перед тем, как я его уничтожил, ты сказала это.
— Но ведь это была не я. Ты знаешь об этом.
— Какая теперь разница, — бросил он вполоборота, — если это правда.
— Рон...
— Уйди.
— Прошу тебя...
— УХОДИ!
Ей было больно. Почему он причиняет ей эту боль? Гермиона медленно зашагала к выходу из спальни, но вдруг резко схватилась за живот и облокотилась о стену. Боль, на сей раз физическая, пронзила девушку. Рон не мог видеть этого, так как стоял к ней спиной. Она тихо приоткрыла дверь и вышла из спальни мальчиков. Только теперь Гермиона смогла часто и громко дышать, не боясь, что он услышит. Почему она не желала, чтобы Рон увидел ее состояние? Не хотела лишний раз обращать на себя внимание. Ему ведь тоже больно, а она справится. Еще как справится.
— Только вот ты помоги мне, — прошептала она, обращаясь к своему животику. Гермиона также медленно направилась в спальню девочек. Боль внизу живота и пояснице сковывала движения, но все же отступала. Через некоторое время она ушла совсем. Жаль, что боль душевная не может также бесследно исчезнуть.
***
— Генри ничего не должен знать, — проговорила Гермиона, глядя на Гарри. — Я напишу ему, что на некоторое время мне пришлось уехать, а сама пока...
— А сама отправишься на Гриммо, 12.
— Гарри, мы это уже обсуждали.
— Ты думаешь, я позволю тебе скитаться, где попало...
— Она не может находиться в замкнутом пространстве всю беременность. — К ним неожиданно подбежала Джинни и, наклонившись к Гермионе, помогла ей встать с травы. — Поднимайся. В твоем положении лучше не сидеть на земле.
— Я не хочу быть обузой для вас.
— Ты никогда не станешь для нас обузой.
— И все-таки я настаиваю на Гриммо, 12, — продолжил Гарри. — Это пока единственное место, где он не сможет до тебя добраться.
— Но ей нужен воздух, в конце концов! — негодовала Джинни. — Знаешь, — обратилась она к Гермионе, — я могу поговорить с мамой и папой... Я уверена, что они не будут против того, чтобы ты жила с нами в "Норе".
— Нет! — поспешно отозвалась Гермиона. — Я... Там Рон и... Мы не разговаривали уже целую неделю, он даже экзамены сдавал самостоятельно. Не думаю, что он захочет видеть меня.
— Постой, — Джинни вскинула руку, как бы останавливая речь девушки. — Коттедж "Ракушка"!
Гермиона непонимающе захлопала глазами.
— Но... Навряд ли Билл и Флер будут рады такому неожиданному сюрпризу.
— Билл и Флер сейчас во Франции, у Делакуров. Точно. Как я могла забыть? Они обещали вернуться где-то в середине августа. Пока это самый оптимальный вариант для тебя, Гермиона.
— Да, но что будет, когда они вернутся?
— Потом что-нибудь придумаем, — отмахнулась Джинни.
Гарри, доселе сидевший на траве, подпирая спиной дерево, поднялся и робко коснулся плеча Гермионы.
— Все нормально? — заботливо поинтересовался он.
— Нормально, — нахмурившись, ответила та. И зачем он спросил? Эта их чрезмерная опека иногда раздражала. Особенно они всполошились, когда Рон перестал с ней общаться. Конечно, она понимала, что они беспокоятся, но порой Гарри и Джинни становились слишком надоедливыми. Интересно, она стала такой раздражительной из-за беременности или это так выпускные экзамены на нее влияют? Они вместе направились в замок на ужин. Ее последний ужин в Хогвартсе. Все. Завтра Гермиона соберет свои вещи и навсегда покинет стены старого, родного замка. На выпускной идти она отказалась. Все-таки не в том положении находится.
Ночью она ворочалась с одного бока на другой, а сон все не приходил. В спальне девочек Гермиона была совсем одна — все ушли на праздник. Спустя какое-то время к ней наведалась Джинни, чтобы проверить все ли в порядке. Она тихонько проникла в комнату и, убедившись, что с ее лучшей подругой все нормально, снова ушла на бал. Гермиона притворилась спящей, а когда дверь за Джинни закрылась, тяжело поднялась с кровати и подошла к окну. Некоторые студенты неспешно прогуливались возле замка, держась за руки. Неподалеку от них, на скамейке, сидели какие-то девочки — не разобрать, кто именно, — и, обнимаясь, плакали, по всей видимости, не желая расставаться друг с другом.
Было так тоскливо наблюдать за всеми ними. В голову лезли страшные мысли, будто она, Гермиона, уже не принадлежит этому ясному, чистому миру, в котором жила раньше. Руками и ногами она повязана с другим — жестоким, не знающим пощады, доброты и тепла — миром, в котором правил Драко Малфой — ее кошмар, ее самое большое наваждение. И, кажется, что ничего уже не поможет ей выбраться из этой затягивающей на самое дно трясины. Никто не спасет ее от его цепкой хватки. Никто не спасет ребенка.
|
