 Фанфик «Одержимый | Глава 21»
Шапка фанфика:
Название: "Одержимый"
Автор: Mary_Cherry
Фэндом: Гарри Поттер
Бета: Ночная тень (главы 1-4), Kira Lvova (с 5 главы)
Рейтинг: R
Направленность: Гет
Пэйринг: Гермиона Грейнджер/Драко Малфой
Размер: Макси
Жанр: Angst/Romance
Статус: Закончен
Саммари: Есть только она и боль, которую она причиняет. Это изматывает, не сама даже боль, а ее ожидание, неизменно оправдывающееся. И все, что он сделал для нее, — не работает! Кажется, что решение рядом, но оно ускользает сквозь пальцы. Сколько же еще продлится эта имитация жизни? А может, это бессмысленная, изнуряющая борьба за невозможное? Нет. Он ни за что не отступится. Не отпустит. Она станет его.
Предупреждения: Начало заштамповано, OOC, AU
Дисклеймеры: права принадлежат Дж.Роулинг
Размещение: с разрешения автора
Текст фанфика:
Хочу поблагодарить одну читательницу — Orby, большое тебе спасибо! Ну, ты знаешь, за что;)
Гарри незамедлительно метнул в нее заклятием, но она сумела отразить его. Малфой оставался неподвижен и даже дышал ровно, как во сне. Он знал — Астория опасна, но это не значило, что она неуязвима.
— А вот и сам виновник торжества, — протянула она, сверля его взглядом и перешагивая через тело Флинта.
— Нет! — внезапно выкрикнул кто-то. Все машинально повернули головы и увидели в дверном проеме Гермиону. Малфой почувствовал, как гудит кровь в висках. Страх окутал все его существо, разъедая изнутри и проникая глубоко в сознание. Как она здесь оказалась?
— Гермиона! — выкрикнул Гарри. Он тоже был поражен ее неожиданному появлению.
— Поттер? — как-то неверяще посмотрела она на него.
— Ты все же смогла выбраться, — зло проговорила Гринграсс. Ее взгляд, казалось, готов был испепелить девушку.
— Выбраться? — переспросила она. Астория теперь уже с сомнением взглянула на нее, но не успела она сказать еще хоть слово, как из-за ее спины раздался другой голос.
— Астория, нет! — Дафна, ее старшая сестра, еле сдерживая накатывающуюся истерику, спускалась по лестнице, крепко держась за перила, словно боялась упасть. Палочки в ее руках не было. — Прошу тебя, давай сдадимся! Нам все равно не уйти отсюда! По...пожалуйста, брось палочку... я... я не хочу умирать или п-потерять т-тебя.
Гринграсс-младшая, не внимая словам сестры, продолжала крепко держать палочку, нацеливая ее то на Драко, то на Гарри. Глаза ее горели неустрашимостью.
— Гермиона, уходи! — крикнул Гарри, одновременно с Малфоем атакуя Асторию. Их чары сплелись в воздухе, и двойное проклятие понеслось точно в грудь Пожирательнице. Послышался чей-то вскрик, громкий хлопок и вот уже кто-то навзничь падает на пол, рядом с телом Маркуса. Драко не сразу осознал, что произошло. Через полсекунды к нему в объятия бросилась Гермиона.
— Забери меня отсюда, — шепнула она.
Крепко обняв то драгоценное, что было в его жизни, он, сквозь ее пышные волосы, сумел разглядеть на полу безжизненное тело Дафны Гринграсс и перекошенное от боли и ярости лицо Астории.
И снова кто-то что-то выкрикнул. Кажется, это был Гарри. Он попытался отразить летящее в спину Гермионы заклятие, но, не успев, сам подался вперед, чтобы принять его на себя. Все произошло в одно мгновение. Слишком поздно. Заклятие, которое даже не увидел Драко, даже не понял, что оно прозвучало, угодило точно в цель. Девушка в его объятиях неестественно обмякла, потяжелела, руки ее ослабли и раскинулись в разные стороны.
Малфой медленно опустился на пол, не выпуская ее из своих объятий. Мимо пронеслись несколько мракоборцев, атакуя Асторию, но на первое место вышла обжигающая боль. Самая страшная в мире. Она отодвинула все посторонние звуки на второй план, заставляя тонуть во мраке.
Сердце пропустило несколько ударов. Внутри что-то замерло, а потом неистово забилось, заметалось... Наверно, это была душа, разрывающаяся в клочья от обрушившейся реальности, от осознания... Она будто искала выход из этого тела, чтобы взметнуть вверх, вслед за еще одной душой, потому что он не должен был отпускать ее! Нет, не должен был... Вот он — океан боли. Из груди вырвался мучительный крик... нет, даже ор. Затем последовали безудержные рыдания. Он обнял ее за плечи. Так огонь берут голыми руками. Что это? Он сошел с ума? Хуже — он потерял смысл жизни. Саму жизнь.
— Как жить без жизни моей? — баюкая тело девушки, приговаривал он. — Без души... моей...
И эта боль уже никогда не отступит, не перестанет быть бесконечным фоном жизни и единственным механизмом, заставляющим хоть как-то биться измученное сердце. Драко приблизился к ее лицу и принялся покрывать его нежными, трепетными поцелуями. Кто-то звал его, но он не обращал внимания. Пытался вернуть его в действительность, но под толщею воды, рядом с ней, ему было гораздо комфортней, если, конечно, он мог чувствовать что-то еще, помимо боли.
— Прости... прости... прости... — все повторял он. В какой-то момент Драко почувствовал внутри себя... воссоединение? Почувствовал, как к нему словно вернулась нежизнеспособная частичка души, но, увы, новому смыслу уже не будет места в его жизни. Она, эта частичка, отвергнутая и лишенная жизненных сил, уже давно отчаянно пыталась воссоединиться с целостностью, и, наконец, у нее это получилось.
— Как мне жить без тебя? — снова завыл он, еще крепче обнимая мертвую Гермиону в надежде, что нечеловеческое усилие сумеет вернуть желанное. Только она наполняла смыслом его ничтожную жизнь. Всегда так было... Так и останется...
Все еще находясь в состоянии апатии, он увидел, как девушка в его руках внезапно начала менять свой облик. Резко отпрянув назад, Драко распознал в ней вовсе не ту, которая только что чуть не погубила его сознание и лишила смысла существования. Малфой хорошо знал, как работает Оборотное зелье и как спадают его чары. В его руках теперь лежала вовсе не Гермиона, а... Пэнси Паркинсон. Его разом вырвало из поглощающей темноты. Вокруг вдруг появился надежный мир. Он медленно поднял голову и увидел... стоявшую напротив него настоящую Гермиону.
Она застыла перед ним, наблюдая, как завороженная. Ее мир внезапно, вот только что, сузился до одного единственного человека. Наверно, навсегда у нее в памяти останется эта картина, постоянно будет стоять перед глазами... Ей вспомнился Генри и его рыдания. Те же самые слова говорил когда-то и он, оплакивая любимую жену. Эти слова до сих пор эхом раздавались в голове.
В доме воцарилась полная тишина. Никто не смел приближаться к Малфою, но Гермиона видела, как все вокруг пристально смотрят на них. Сопротивление остановилось. Одни сдались, другие лежали мертвые в разных частях дома. Мракоборцы, схватившие преступников, один за другим трансгрессировали в Министерство. Среди захваченных была и Астория Гринграсс.
— И его, — вдруг приказал Гарри, указывая на Малфоя, — тоже, — процедил он сквозь зубы.
Гермиона задышала чаще, пульс застучал в ушах, когда какие-то люди схватили Драко за руки, выше локтей, и подняли на ноги. Все это время она не отрываясь смотрела на него, а он на нее. Машинально она сделала шаг в его сторону, но чьи-то руки перехватили ее за плечи и заключили в объятия.
— Я так испугался! Гермиона! С тобой все в порядке?
— Гарри!
— Теперь ты в безопасности, — успокаивающе заговорил он. — Все закончилось.
— Нет, Гарри, выпусти меня, — слабо выдохнула она, пытаясь высвободиться из объятий друга. — Дай мне... Я к нему хочу...
Послышался очередной громкий хлопок — из дома трансгрессировали последние мракоборцы, схватившие Драко Малфоя.
***
В окнах гостиной старинного особняка Малфоев горел свет. Изящная, похожая на лесную нимфу Нарцисса беспокойно маячила из угла в угол. Безнадежность читалась в каждом ее жесте и движениях. Она неоднократно брала на руки плачущего Скорпиуса, чтобы не отвлекать Гермиону, но младенец успокаивался только в нежных и ласковых руках матери.
— Гермиона, — Нарцисса наконец осмелилась отвлечь ее. — Тебе лучше прилечь, — настойчиво проговорила она. — Я волнуюсь, и малыш тоже... Он ведь все чувствует, — она взглянула на изнуренную и истощенную девушку, и в глазах ее закипели слезы.
— Нельзя, миссис Малфой, — слабо выдохнула она. — Я должна его закончить. Это единственный шанс.
Третьи сутки Гермиона не смыкала глаз. Она, конечно, знала, что приготовление сложно, но тогда, совместно со Слизнортом, ей казалось, что и в одиночку она справится не хуже. И она справлялась, но на это у нее уходило слишком много сил. Отвлекаться было нельзя, но порой ей приходилось ради Скорпиуса.
Когда все, наконец, было закончено, Гермиона, старательно избегая усталости, неторопливо подошла к окну, распахнула его настежь и пристально вгляделась в ночной мрак.
— Драко... — шепотом позвала она.
Где-то там он звал ее — она знала это. Слышала? Несколько раз ей казалось, что она действительно слышит за спиной его голос, но знала, что его там нет. Что это? Галлюцинации? Зачем же тогда оборачиваться, если и так ясно, что сзади никого? Она все равно будет оборачиваться. Теперь — да.
Гермиона закрыла глаза. В памяти всплыл образ Эрика, его последние слова... Невообразимо трагичными для нее теперь казались опустошенные души "блудных детей" ближайших приспешников Волан-де-Морта. Влекомые пустотой, они равнодушно болтались по жизни, ведь из них с раннего детства медленно, но планомерно выжигали все хорошее. Они были лишь пешками в безжалостных руках судьбы. Кто-то думал, что у них был выбор? Возможно. Но, выбравшие иную позицию, горько расплачивались, отдавая самое ценное — жизнь. Их так называемая Особая магия сыграла с ними злую шутку. Там, в доме ее отца, у мракоборцев не было иного выбора. Им приходилось отражать атаки юных Пожирателей, убивая их тем самым, ведь стандартные чары против них бессильны. Были... Теперь же все, что от них осталось — это считанное число осколков некогда магического зеркала Еиналеж. Большинство слизеринцев раскаялись уже в Азкабане. Страх толкает на самые невероятные действия... Но не всех. Самые отчаянные и несгибаемые были убиты в том доме. Глупцы? В какой-то степени это граничило с моральным релятивизмом. У каждого из них была своя правда, и мерой ей служили они же сами. Отсутствие истины и объективных ценностей, увы, обернулись для них плачевным исходом.
Гермиона так и не смогла заснуть. Через восточные окна особняка начал проникать краешек восходящего солнца. Красно-золотое сияние разлилось по комнате. Пора.
***
— Вчера люди из Министерства навещали твоего отца. Они допрашивали его. Ты знала об этом? — Гарри внимательно вгляделся в лицо Гермионы.
— Да... Нарцисса уже сообщила мне, — устало отозвалась она голосом совсем не похожим на голос Гермионы, угасшим, безжизненным.
— Сегодня дом будет восстановлен, и мы перевезем его из особняка миссис Малфой, — ободряюще говорил Гарри. — Ты уже виделась с ним?
В ответ молчание. Казалось, мысли ее находились где-то в другом месте.
— Гермиона?
— Что? Прости, я... нет, еще нет.
Гарри посмотрел на нее в упор, и в его зеленых глазах, устремленных навстречу ее карим, было угрюмое, горькое осознание и затаенная обида.
— Зачем ты здесь? — конечно же, он помнил ее слова, когда они увиделись впервые после долгой разлуки. Она хотела к нему, к Малфою. Сбитая с толку его внезапным холодным тоном, Гермиона опустила глаза и судорожно выдохнула. Разговор принял опасный оборот.
— Потому что он здесь, — она решила сказать правду, но признаться в этом Гарри было еще сложнее, чем признаться себе.
— Ты не понимаешь, что говоришь! Разве это не тот человек, который всегда отравлял наше существование? Мы ненавидим его! Я понятия не имею, что он сделал с тобой, почему ты сейчас говоришь все эти невозможные вещи! Но знаю — ты в опасности! Совершенной и абсолютной опасности, понимаешь?! — рявкнул он, поднимаясь со своего места. Его грудь неритмично поднималась и опускалась, а во взгляде читалась мольба и разочарование.
— Понимаю, — слабо и изнуренно откликнулась она.
— И что же?
— Где он, Гарри?
Золотое сияние внезапно озарило лицо Гермионы. Это ослепительный лучик солнца проник в помещение через окно. Девушка невольно прикрыла глаза и смахнула скатившуюся по щеке слезинку. Одного ее взгляда Гарри хватило, чтобы понять, что она больше не вернется, что она утонула в этой трясине, очутилась в лапах у самого опасного для нее человека.
Гарри бессильно опустился обратно в кресло. Он видел — Гермиона чувствовала себя виноватой. Казалось, она не только впервые поделилась с ним, но, в первую очередь, и сама поверила в то, что сказала, только сейчас. По крайней мере, так ему хотелось думать, ведь в таком случае ее поведение попросту обусловливалось шоком от пережитого... снова. Не каждый выстоит. Гарри испытывал необходимость верить в это. Но также он ощущал и безнадежность, потому как ее глаза на самом деле сказали даже больше, чем она сама. И это было самым паршивым.
А еще были его глаза — Малфоя. Редкий поразительный момент, когда он увидел в них настоящую опустошенность. Взглянув в них, Гарри почти поверил, что он раскаялся. Мутный потерянный взгляд, устремленный в никуда. Также он не мог и отрицать того, что видел своими собственными глазами. Драко Малфой, рыдающий над телом "Гермионы", выглядевший полным ничтожеством, терзающимся и словно бы сгорающим заживо изнутри, никак не вязался со своим холеным образом, тщательно основанным еще в Хогвартсе. И то, что он лишился своей Особой магии — неоспоримый факт самого настоящего раскаяния. Так почему же Гарри Поттер с такой алчной потребностью, просто чисто механически продолжал жить другой верой, не взирая ни на что? Он не мог простить, всего-навсего. И никогда не сделает этого, даже если Гермиона будет умолять. В конце концов, после всего ее можно будет переубедить в обратном, ведь сейчас она не осознает своих действий. Да, именно так! Ее еще можно спасти, можно уберечь. Она забудет все, как страшный сон и вернется к ним, ведь они так любят ее. Они позаботятся о ней. Он и Джинни, Рон, их друзья... Все должно быть по-прежнему.
— Все обязательно будет по-прежнему! — твердо заявил он, когда молчание начало тяготить. — Он будет наказан, а ты вернешься к нам. Мы позаботимся о малыше...
— Я не хочу.
— Что, прости?
Гермиона судорожно вздохнула и подняла на него свой взгляд.
— Я не хочу по-прежнему. Гарри, я... я теперь... Пожалуйста, я просто хочу...
— Нет, это полная чушь, ясно?! — раздраженно бросил он. — Гермиона, — уже спокойней продолжил Гарри, — ты должна осознать... ты... Черт! Да что же он с тобой сделал?!
— Гарри, — прошептала она, не в силах больше вымолвить ни слова. Она покачала головой.
— Я вижу, что ты на грани пропасти, откуда нет возврата и, черт возьми, ничего не могу поделать! Неужели ты веришь?.. Увидев его таким... Это ведь могло появиться спонтанно.
— Я не знаю, когда это началось. Это не важно. Уже не важно, — промолвила она, не глядя на него. — Просто... Прошу, дай мне возможность... — девушка вновь заглянула ему в глаза, и опять этот взгляд — полный отчаяния и безнадежности, — ... хотя бы... я хочу с ним поговорить, — мольбы и надежды, — где он? — и бесконечной боли.
***
— Зал Потеряных шагов, — пояснил Гарри, когда они с Гермионой проследовали мимо просторного помещения — последнего пристанища всех преступников перед тем, как их уводят на казнь. За этим залом следовало бесчисленное количество коридоров, от которых тянуло холодом и смрадом, заставляя тошноту подступить к горлу. Так вот значит, как выглядит Азкабан изнутри. Это было даже страшнее, чем Гермиона представляла себе. Кое-где встречались черные тучи мух, с низким металлическим гулом висевшие над трупами, из которых дементоры совсем недавно высосали последние капельки жизни. От них тянуло запахом уже разлагающихся останков, от которых еще не успели избавиться.
Гермиона словно находилась в каком-то бреду, будто бы не она сейчас видела весь этот кошмар, но она все же продолжала идти, потому что отчасти ей было все равно. Настало ощущение некой атараксии, позволяющей невозмутимо двигаться дальше.
Наконец, миновав эти бесконечные промозглые коридоры, Гарри остановился возле какой-то двери, мало напоминающей камеры остальных заключенных.
— Малфой всего лишь подозреваемый, — пояснил он, отвечая на ее немой вопрос. — Пока что.
— Я пойду, — хрипло произнесла она. Гарри хмуро посмотрел в сторону и коротко кивнул.
— Я вернусь через какое-то время, — сообщил он, прежде чем оставить ее возле этой каменной двери.
Полный вдох и спокойное ровное дыхание. Оказавшись внутри, она, наконец, увидела его. Перед ней возвышалась темная, зловещая решетка. Снова преграда. Она так устала от них. Неуверенно, еле переставляя ноги, Гермиона приблизилась к решетке, когда как Малфой, увидев ее, оставался неподвижен и смотрел как бы сквозь. Она совсем потонула в его глазах, а на дне увидела такое...
— Драко, — тихо позвала девушка, схватившись за холодное железо. Здесь, в этой странной темнице, было совсем тускло. Слабый свет едва достигал каменных, влажных стен.
Малфой никак не отреагировал. Сердце вдруг запылало от неведомой, незнакомой доселе боли. Гермиона старалась держать себя в руках, но слезы упрямо подступили к горлу. Она быстро достала из кармана пузырек с зельем и крепко сжала его в ладони, так, если бы это было единственным спасением от всех ее страданий.
— Драко, — вновь позвала девушка. — Ты должен выпить это, — слабо произнесла она. Какое-то время Малфой еще сидел на полу, а потом вдруг резко встал и приблизился к решетке.
— Загляни мне в глаза, — прохрипел он. Гермиона подавила в себе внезапный испуг. — Загляни, — повторил Малфой, прислонившись лбом к железной клетке, — и скажи мне, что ты видишь? — Девушка сглотнула подступивший ком, не в силах ничего ответить. — Так, как нужна мне ты, мне никто не нужен, — его дикий, неподвижный взгляд, как у безумного, прожигал насквозь, разгоняя кровь и учащая сердцебиение.
Гермиона часто-часто задышала и вдруг дернулась, когда Малфой схватил ее за запястье.
— Что ты чувствуешь теперь, когда свободна? — сквозь крепко сжатые зубы спросил он. — Ответь.
— Ничего, — выдохнула она. — Драко...
Он кивнул и вдруг, отпустив ее руку, коснулся ее щеки. Теперь он смотрел на нее с бесконечной печалью во взгляде. Она словно нить, которая уже никогда для него не прервется.
— Ничего, — повторил он за ней, — ничего...
Все мысли Гермионы почему-то были сосредоточены на насупившем молчании. Наступившем именно в тот момент, когда нужно, просто необходимо, сказать что-то важное. То самое гнетущее черное молчание, за которым неизменно следуют те самые слова, заставляющие сердце сжиматься от боли.
Малфой снова взял ее ладонь и притянул к своей груди.
"Никогда не отпущу... не отпущу... никогда не отпущу... тебя... никогда... тебя..." — в голове раздавались его же собственные слова, которые он беспрестанно твердил ей в разные моменты жизни — мальчиком, крепко сжимающим золотисто-красный шарф; мерзким Пожирателем, изнасиловавшим ее в башне Старост; ничтожеством, корчившимся на полу дома ее отца, считая, что невозвратимо потерял ее...
— Я отпускаю тебя, Гермиона, — произнес он и крепче прижал ее ладонь к своему сердцу. — Но только не оно... Оно никогда не отпустит.
— И не надо, — выпалила она дрогнувшим голосом. — Я не хочу.
Гермиона сильнее прижалась к клетке и, приподнявшись на мысочках, коснулась губами его губ. Это легкое прикосновение будто разбудило вулкан в груди Малфоя, поэтому, когда девушка отстранилась, он снова потянулся к ней, чтобы вновь ощутить вкус ее губ, но тут сзади внезапно кто-то окликнул ее.
— Гермиона!
Она медленно повернулась к зовущему и обомлела. У каменной двери, прямо на пороге, стоял Рон. В одной руке он сжимал волшебную палочку, а в другой — связку ключей. На лице его читалось отвращение, вперемешку со смятением.
— Рон...
Как же давно она не видела его, как тосковала по нему, и вот теперь, когда он появился здесь, она не могла сдвинуться с места, преодолеть эти несколько шагов и крепко обнять еще одного лучшего друга. Вместо этого она продолжала стоять возле клетки и сжимать руку Малфоя.
— Тебе пора, — сглотнув, безжизненным голосом выдавил Рон. Он отказывался верить в то, что видел, этого просто не могло быть. Он почувствовал настоящий ужас, объявший все тело, как цепи, которые будто сковали изнутри. Рон отвернулся, но легче не стало.
— Рон, пожалуйста, дай мне еще немного времени, — умоляющим голосом попросила Гермиона.
— Нет, — отрезал он. — Гарри сказал...
— Прошу, пожалуйста. — Он отчетливо слышал в этих интонациях накатывающие и душившие ее слезы, и не мог поступить иначе. Молча, с трудом пересилив себя и свой порыв убить немедленно, он вышел из темницы, но Гермиона знала, что он остался ждать за дверью. Она вновь повернулась к Драко и безмолвно вложила в его протянутую ладонь свою вторую руку, в которой по-прежнему сжимала зелье.
— Я сделаю все возможное, — быстро зашептала она, — но, если вдруг... пожалуйста, выпей это.
Малфой внимательно вгляделся в пузырек, переданный Гермионой.
— Что это за зелье?
— Напиток живой смерти, — пояснила девушка и, опустив глаза, уставилась в пол. — Именно это зелье я и Слизнорт готовили для Джейн Руквуд. Ты должен знать, как оно действует.
Джейн... Упоминание имени той девушки вновь разбудило у Малфоя вопрос, мучивший его доселе.
— Что с Эриком? Где он? — вкрадчиво спросил он. Внезапно лицо Гермионы помрачнело, а глаза заблестели от вновь накативших слез.
— Он... Драко, его... — она судорожно смахнула скатившиеся по лицу слезы.
Все. Этого ему оказалось достаточно, чтобы осознать. Малфой задышал глубже, крепче стиснув железные прутья клетки.
— Кто? — яростно потребовал он.
— Астория Гринграсс, — отерев лоб рукавом кофты, уже спокойней ответила Гермиона. — Ее отправляют на казнь, Драко. Ты не должен...
— Время вышло, ясно? — в проеме вновь появился Рон, вперившись презрительным взглядом в Малфоя. Гермиона с тоской взглянула в глаза Драко, которые с такой ненавистью буравили лицо Рона.
— Мне пора, — надломлено прошептала она и, вновь быстро коснувшись его губ своими, сделала несколько шагов назад, продолжая крепко сжимать его руку. Здесь Рон не выдержал. Он быстро подскочил к Гермионе и уверенно потянул прочь от клетки. Она почти не сопротивлялась, зато Малфой был в бешенстве. Он неистово врезал по железной решетке.
— Не трогай ее своими грязными лапами, Уизли!
Рон гневно дернулся было в сторону заключенного, но что-то его остановило.
— Я убью тебя, мерзкий Пожиратель смерти! — зарычал он. — Клянусь, я убью тебя, не дожидаясь оглашения приговора!
— Рон! — воскликнула девушка, пресекая их дальнейшее столкновение. Он посмотрел на нее тяжелым взглядом, а потом вновь перевел его на Малфоя, не прерывая зрительный контакт до тех пор, пока за ними не закрылась массивная каменная дверь. Стремительно сорвавшись с места, Рон быстро зашагал вдоль нескончаемых коридоров.
— Рон, постой! — они словно мчались, обходя друг друга на секунды, прежде чем снова поравняться.
— Только не говори, что я все не так понял, и сейчас ты объяснишь мне!
— И не собираюсь, — она резко схватила его за плечо, останавливая и разворачивая к себе лицом. — Я просто... Я хочу сказать, что отныне, что бы ни было, что бы вы ни увидели, это ничего не меняет, слышишь?! Я по-прежнему люблю тебя и Гарри! И не хочу терять вас.
— Шутишь? Нет, ты действительно считаешь, что после этого все еще может быть по-прежнему?
— Я не знаю... Но хочу этого.
— Кто ты вообще такая? В кого ты превратилась, Гермиона? Где та девушка, которую знали мы с Гарри? Она бы не стала так прижиматься к... Пожирателю смерти, — презрительно выплюнул Рон. — Не хочешь терять, говоришь? — он крепко сжал ее плечи и, не мигая, жестоким взглядом уставился прямо в ее влажные от беспрестанных слез глаза. — Тогда придется выбирать.
— Не придется, если вы поймете...
— Как это вообще можно понять?! Уму непостижимо! Ты... ты хочешь быть рядом с этим Пожирателем? А что ты будешь делать, когда, например, в порыве ярости он начнет отыгрываться на тебе? Или, когда ты отлетишь к стене, после его неконтролируемого всплеска стихийной магии, скажем? Господи... ты хоть понимаешь, на что ты идешь?! Я никогда не смогу с этим смириться! Только одно из двух, Гермиона. Ну же! Что ты выбираешь? Нас с Гарри или его? — Рон состроил гримасу отвращения.
Гермиона медленно покачала головой.
— Не заставляй, не надо... Рон...
— Замечательно! — перебил он ее. — Можешь не продолжать, я все понял.
На этих словах он резко развернулся и вновь зашагал вдоль коридора, не обращая больше никакого внимания на ее мольбы остановиться и выслушать.
***
— Так, значит, он ушел?
— Он сказал, что ненавидит меня, Гарри, — Гермиона медленно опустилась в кресло. Они находились в Министерстве. — Я пыталась догнать его и остановить, я хотела поговорить с ним... но он... — ее голос сорвался, она смахнула слезы тыльной стороной ладони. — Скажи мне, Гарри... Скажи, что это неправда, — нервным шепотом продолжила она. — Скажи, что он погорячился...
— Я...
— Ох, Гарри, он думает, что я предала вас.
— Его можно понять, Гермиона.
— Но почему никто из вас не хочет понять меня?
— Потому что... — начал было Гарри, но осекся. В его голосе слышалось раздражение, но он не хотел сейчас давить на подругу. — Послушай, — спокойней заговорил он, — да, возможно, на данный момент ты испытываешь к Драко Малфою определенные чувства, но пойми, что их спонтанное возникновение также внезапно и исчезнет со временем, ведь этот человек... он... Бога ради, Гермиона! Он тебя изнасиловал, он украл тебя и издевался над тобой!
— Не совсем так, Гарри, — дрогнувшим голосом попыталась возразить девушка.
— Так! Все именно так! Как же ты не понимаешь?! — все же нервы Гарри начали сдавать, и он постепенно перешел на крик. — И если Визенгамот решил иначе, это не значит, что я... Черт!.. Да, возможно, и у него по отношению к тебе так же возникли чувства, но он Пожиратель, и скоро, очень скоро он вновь покажет истинное свое лицо! Тебе с ним небезопасно, это же очевидно, а ты хочешь, чтобы мы с Роном так безропотно отпустили тебя к нему?! Он способен на убийства, и кому, как не тебе, лучше знать об этом?
— Гарри, это не так... Теперь не так.
— Ты всегда была самой здравомыслящей из нас, что с тобой стало?
— Ничего, Гарри, я все та же, просто вы отказываетесь верить в это... — отчаянно цепляясь за подлокотник кресла, выпалила она. — Просто... д-дайте всего лишь один шанс, — спрятав свое лицо в ладонях, умоляла она. Гарри подошел к ней и, опустившись на колени, робко приобнял за плечи.
— Прости, — полностью опустошенно вымолвил он, досадно сознавая свое бессилие. — Прости.
Гермиона крепко прижалась к его руке, уткнувшись лицом в его плечо.
— Когда-нибудь все будет иначе, Гарри?
— Не думаю... Не теперь. Ведь все уже иначе. Давно ли? Не знаю, но одно понял точно — необратимость всей ситуации.
— Гарри...
— Знаешь, он отдал мне его, когда еще был в заточении, — перебил он, достав из кармана пузырек с каким-то зельем. Гермиона виновато посмотрела на своего друга и, помотав головой, снова уткнулась в его плечо. — Мы поговорили, — неожиданно произнес Гарри.
— Завтра твое слушание, Малфой, — Гарри подошел ближе к клетке. — Просто удивительно, что ты до сих пор не представил сторону защиты, — казалось, Поттер глумился над ним. В ответ молчание. Человек, сидевший по ту сторону решетки, даже не шелохнулся. — Тебе грозит Азкабан, Малфой! — зло продолжил Гарри. Его немного раздражал абсолютно безучастный вид бывшего Пожирателя. Бывшего... Увы, но это слово не отменяет всех его страшных деяний, даже не смотря на то, что он раскаялся. — Ты не вернешься к ней, слышишь?
Его слова словно сто ножей пронзили Малфоя. Он резко соскочил с холодного каменного пола и, подскочив к решетке, уцепился за отвороты мантии Поттера. Гарри ожидал такой реакции... Нет, даже не так — он дожидался ее. И вот, он все же сумел пробиться сквозь эту броню непроницаемости. Со спокойным выражением лица Гарри с силой отстранил руки Малфоя, пристально глядя в его глаза, которые горели ненавистью. Но было в них и что-то еще. Что-то, что заставляло Гарри чувствовать в душе какое-то щемящее чувство, отдаленно напоминающее жалость.
— Ты жалок, Малфой, — сквозь зубы процедил он. — Тебя ждет наказание.
— Наказание? — наконец произнес Драко, приподняв одну бровь. Его голос охрип от долгого молчания.
— Именно. Визенгамот учтет, конечно, твой благородный порыв, поспособствовавший задержанию очередной опасной группировки, но ты все же виновен.
— Да мне плевать на ваше наказание, — выпалил Малфой, перебив Гарри. — Я такое пережил за эти несколько минут, когда думал, что она... — он приблизил свое лицо к решетке и, неотрывно глядя в глаза Гарри, сказал, понизив голос почти до шепота: — Такого, Поттер, я даже тебе не пожелаю.
Гарри чуть отпрянул назад, а потом и вовсе повернулся к нему спиной. Перед глазами вновь возник образ Малфоя, стоящего на коленях и прижимающего к сердцу мертвую "Гермиону".
— Что, Поттер, сложно воспринимать такую правду? — Драко попытался изобразить некое подобие усмешки. — А как насчет этой?
Гарри вновь развернулся к Малфою и увидел, как тот достал из кармана какой-то пузырек и протянул ему.
— Что это? — вырвалось у него. Он медленно забрал зелье из рук заключенного.
— Это то, ради чего я теперь живу. Она приготовила его для меня, понимаешь? Она хочет, чтобы я был рядом с ними...
— Она не знает, чего хочет! — прорычал Гарри, резко перебив Малфоя. Он не мог понять. Он не мог простить!
Малфой ничего ему не ответил. Он лишь внимательно вглядывался в зеленые глаза Гарри и видел на самом их дне то самое... Осознание. Драко сделал несколько шагов назад, погружаясь во мрак камеры, пока спиной не коснулся влажной каменной стены. Он по-прежнему продолжал следить за Поттером. Малфой наслаждался его смятением, и, только опустившись на холодный пол, перевел свой взгляд, уставившись куда-то в пространство.
— Ты знаешь это, — прохрипел он. — Она теперь Меня хочет... Она со мной, Поттер... Она моя...
Каждое его слово заставляло сердце Гермионы сжиматься от боли, сквозящей в каждой черточке лица Малфоя, когда перед глазами очень четко всплывал его образ.
Наступило молчание. Оно бывает слишком разным. Порой неловким... Иногда оно может быть криком души. Молчание может быть самым тяжким обвинением. А также самой чудовищной ложью... Но бывает — начинается особая тишина. Она возникает только между теми людьми, которые что-то пережили вместе. Что-то, что невозможно передать словами. Поэтому остается слушать только тишину. Именно такая тишина нависла сейчас над ними. В этот момент она словно царила и внутри них самих.
— Я не ожидал, что он отдаст мне его, — первым это молчание прервал Гарри. Гермиона ничего ему не ответила. — Знай, мы всегда будем рядом, — твердо заявил он. — Я и Рон, что бы он там не наговорил тебе.
Гермиона благодарно кивнула и выдавила некое подобие улыбки.
Слушание состоялось вчера, но Гарри сейчас чувствовал себя так, словно оно закончилось только час назад. Перед глазами застыл образ Гермионы, прижимающей голову Малфоя к своей груди. Нет, он никогда не поймет, но он вынужден был принять это.
Драко Малфой был оправдан. Визенгамот все же принял решение о помиловании. Постановление суда: личное поручительство, присмотр за обвиняемым, домашний арест сроком до двух месяцев, запрет на выезд за пределы Англии сроком до пяти лет и денежный залог. Именно такие меры пресечения, послужившие альтернативой аресту, были приняты. Учитывалось все: его ценная информация, которую он выдал накануне задержания юных Пожирателей, послужившая благополучному завершению ходу следствия и, тем самым, пресечению новых преступлений; испытание сывороткой правды; его воспоминания и воспоминания Гермионы о последних месяцах, проведенных в Малфой-мэноре...
Гарри Поттер, выступивший в роли лица, производящего дознание, мог в любой момент постановить замену этого приговора на более строгую меру пресечения. Такую, как Азкабан.
— Если только он даст мне повод, Гермиона... — начал было Гарри, но девушка перебила его:
— Не даст, — уверенно заявила она.
— Но ты не можешь знать это на сто процентов, — укоризненно произнес он.
— Не могу, ты прав, но... Я просто чувствую.
Гарри опустил голову. Не в силах ничего сделать, не в силах изменить... Остается только смириться и как-то жить дальше.
***
Что делает людей счастливыми или, наоборот, несчастными? Почему одно и то же только в разные моменты жизни может быть настолько разным по восприятию? Что заставляет нас переосмысливать сложившиеся устои? Случай? Едва ли... Порой возникает ощущение, что кто-то уже все за всех решил. Может, это и зовется судьбой?
Впервые за долгое время кошмарные сновидения, затянувшиеся на годы, больше не мучили Гермиону. Она ступила на балкон озябшими босыми ногами и оглядела владения Малфой-мэнора. Обоняние уловило робкий сладковатый аромат, который источали намокшие за ночь розовые кусты. Да, вчера был дождь... Он как слезы, которые застыли в глазах Рона. Он вместо них, ведь Рон так и не показал своей слабости, когда вчера приходил в поместье навестить ее.
Сначала они прогуливались по парку, а потом случайно оказались неподалеку от фамильного склепа, выстроенного из гранита, но с течением лет от частых дождей и туманов поменявшего свой цвет. Рон долго перед ней извинялся, потом они начали говорить о разных вещах так, словно и не было никогда между ними его обиды, долгой разлуки с их последней встречи, слов, брошенных с горяча, и... Малфоя. А потом... он вдруг резко переменился и, как-то осторожно взяв ее руку в свои, запечатлел на ее лбу легкий поцелуй.
— Я видел его воспоминания, — произнес он, чуть понизив голос.
— Ты хочешь сказать, что теперь более благосклонно...
— Нет, но... — перебил он ее. — Просто, мне знакомо то, что чувствует он, потому что...
— Рон, — судорожно вздохнув, вымолвила Гермиона и аккуратно высвободила свою руку из его.
— Нет, я не прошу ничего взамен, я просто хочу сказать тебе, чтобы ты знала... Я люблю тебя... Люблю, как он любит тебя.
Она не знала, что больше поразило ее в тот момент — его откровение или же то, что он признал любовь Малфоя в равной степени со своей.
Рон развернулся и махнул рукой в сторону фамильного склепа Малфоев.
— И буду любить, пока ты не станешь такой же, как все они.
Да, именно так он и сказал вчера. С чем можно сравнить то, что она чувствовала? Наверное, опять с дождем.
Но не сегодня. Сегодня, стоя вот так на балконе и обдумывая все, Гермиона отдалась в распоряжение незнакомой доселе, но такой всеобъемлющей безмятежности. Сегодня этот миг стал вознаграждением для нее — она прикоснулась к своему личному умиротворению.
Кто-то неожиданно дотронулся до ее плеча и, заключив в свои объятия, прошептал на ухо, тихонько касаясь губами:
— Ну и как вам вид, миссис Малфой?
По телу пробежали знакомые мурашки.
— Кажется, я в него влюбилась, — улыбнувшись, ответила она.
Миссис Малфой... Ее еще столько всего ожидает. Предстоит узнать, что это за особа такая — миссис Гермиона Малфой. Она сама не ведала, что за сила заставила ее кинуться на острие Его одержимости. Его любви... Может, это безумие?
"Когда любовь не безумие — это не любовь", — вспомнились вдруг слова, написанные Грейс на форзаце одной из ее любимых книг.
Малфой еще крепче обнял Гермиону и, зарывшись лицом в ее волосы, втянул их запах. Он словно не мог ею насытиться... Никогда не сможет.
Гермиона понимала, на что пошла, и все равно бросилась грудью на тернии. Но на тернии ли?
Оглядев еще раз владения, которые отныне принадлежали и ей тоже, Гермиона повернулась лицом к Драко.
Прошлое — безусловно важная вещь. В этом доме Гермиона пережила многое... и боль в том числе. Здесь появился на свет Скорпиус, их малыш, средоточие их любви и заботы. Но настоящее тоже важно. И то наследие, со временем обретенное по дороге, длиною в жизнь, они когда-нибудь оставят ему. Свое наследие, которое будет нести их отпечаток в этом доме, их боль, сердца, воспоминания... Их какую-то совершенно особую любовь.
КОНЕЦ
|
