Проснувшись утром от бьющего прямо в глаза яркого солнечного света, Двалин с трудом повернул голову - шею страшно ломило, и он, со стоном выпростав руку, потер ее, разминая сведенные мышцы. Какое-то странное чувство кольнуло его, стоило только открыть глаза. Дом отчего-то казался незнакомым. В добавок ко всему, лежал он на полу и видимо так и проспал всю ночь - вот отчего так затекла шея.

С кряхтением и стонами от боли во всем теле, он поднялся на колени и едва успел заметить движение в углу, как вдруг неясная фигура метнулась и, спрятавшись за спинку кресла, на котором только что сидела, крикнула женским голосом:

- Не приближайтесь!

Ошарашенный Двалин, продолжая стоять на четвереньках, вытаращил удивленные глаза.

"Чего это у Бильбо девица делает? Вот уж не ожидал от него."

- Вы кто? - прохрипел он севшим после вчерашних песен голосом.

Девушка немного высунулась из-за кресла и, видимо понимая, что у незваного гостя нет худых намерений, ответила:

- Лили, а вы?

- Двалин, - он наконец сообразил, что разговаривать, стоя в такой позе, как-то неудобно и с трудом поднялся на ноги, - а что вы здесь делаете, Лили?

Девушка тоже поднялась, но все же продолжала стоять за креслом, держась за его спинку.

- Очень хороший вопрос, - нервно усмехнувшись, съязвила она, - вообще-то я здесь живу.

В округлившихся глазах Двалина появился неподдельный ужас. Он затравлено оглянулся - сзади него висела на одной петле покореженная дверь и вся обстановка вокруг была совершенно незнакомой. Да еще эта девица за креслом.

- А как я сюда попал? - спросил тоскливо.

Он помнил, как они сидели в трактире, горланя песни, и вокруг было полно народу и все смеялись, помнил темную тропинку под звездным небом и удаляющихся в обнимку друзей. И еще помнил, что звезды в ночном небе кружились, словно в танце, и ему было очень хорошо... А потом все словно куда-то провалилось, и вот он здесь.

- Вломились среди ночи, выбив дверь, - ответила девушка, кивая на зияющий дверной проем.

Двалин обхватил руками отчаянно гудящую голову - хорошо погуляли, ничего не скажешь.

- Ох,.. вы простите меня, - пробормотал он, наконец понимая, что попал в чужой дом, - я, видно, перебрал вчера...

Он увидел, как она осторожно выходит из-за кресла и медленно идет к нему, сжимая в руках какую-то деревяшку, похоже, скалку для теста, и мысленно усмехнулся - против его дубленой кожи это очень слабая защита. Тем не менее, он примирительно поднял руки и попятился, не желая пугать девушку еще больше.

- Я сейчас же уйду, не волнуйтесь...

Она была уже совсем близко, и взгляды их встретились. У нее были большие глаза янтарного цвета и в них почти не было страха, скорее интерес и любопытство. Янтарные глаза, медовые, светлые и наивные, как у олененка. Двалин вцепился в нее взглядом, не в силах оторваться, шагнул вперед, зачарованный, но скалка в ее руке угрожающе поднялась и очарование исчезло. Янтарь погас, прикрытый густыми ресницами, и Двалин, резко повернувшись, стремительно вышел за дверь...


- Ты куда подевался? - спросил Бофур, едва Двалин появился в дверях.

- А-а... - он неопределенно махнул рукой, - пить хочу, умираю.

Он прошел на кухню, где уже вовсю хлопотал Бильбо и, не отвечая на вопросы хозяина, зачерпнул целый ковш воды и выпил его почти весь, проливая воду на усы, а остатки выплеснул себе на голову и замотал ей, разбрызгивая воду по сторонам.

- Где ты был? - Бильбо обеспокоенно таращил на него глаза. - Мы ждали, ждали...

- Вернулся в трактир, - соврал Двалин, отводя взгляд в сторону, - давненько так хорошо не гулял.

Есть ему не хотелось и, оставив друзей за столом, он вышел в сад и, присев на скамеечку, устремил свой взгляд куда-то за далекие изумрудные холмы. Солнце ласково грело его лысую макушку, разливая тепло по всему телу, но в груди почему-то был тяжелый холодок. Он видел ее глаза и сердце щемило болью, что-то рвалось наружу, как птица из клетки, и Двалин не понимал, что случилось, почему ему хочется выть от сжимающей сердце тоски. Почему совсем не хочется видеть друзей, с которыми еще вчера ему было так хорошо, а тянет туда, где он проснулся этим утром. И вдруг его осенило - он же ей дверь сломал! Как же она... От обнаружившейся причины вернуться, сердце заколотилось вдруг с бешеной силой, окатив его жаркой волной, и Двалин, сорвавшись с места, бегом бросился к калитке, даже ничего не сказав друзьям.

И вскоре уже был возле ее дома - Лили стояла на пороге возле выбитой двери и разговаривала с каким-то низеньким толстым хоббитом, держащим в руках ящик с плотницкими инструментами. Но Двалин видел только ее, и хоббит едва удержался на ногах, когда, подойдя, гном одним движением руки отодвинул его в сторону, словно мешающую преграду. Только обиженно звякнули инструменты, от сильного толчка чуть не высыпавшиеся из ящика.


А она поворачивается к нему - в янтарных глазах удивление и, кажется, радость. И сразу в груди теплеет, уходит противный холодок, а сердце бухает так, что отдается в ушах. Она улыбается, и янтарь сверкает золотистыми искрами. А хоббит что-то говорит, но она не слышит его, и он нетерпеливо дергает ее за рукав.


- Лили! - громко, почти визгливо крикнул толстяк, и оба, вздрогнув, повернулись к нему.- Я могу начинать?

- Ты можешь идти, - Двалин выхватил ящик из рук хоббита и оттолкнул его, отчего тот снова чуть не упал, - инструменты заберешь потом.

Надув щеки, толстяк засеменил прочь, то и дело оглядываясь, а Двалин подошел к двери и, поставив ящик на землю, одним мощным движением освободил ее и, прислонив к стене, осмотрел пострадавшую деревяшку...


- Хотите чаю? - Лили появилась в прихожей и наблюдала, как он, подняв дверь так легко, словно она ничего не весит, насаживает ее на петли.

Было видно, что он необычайно силен. Тонкая летняя туника не могла скрыть ни ширины его литых плеч, ни бугрящихся мышц рук, ни могучей рельефной груди. Он подвигал дверь туда-сюда, проверяя, хорошо ли совпали пазы, потом закрыл и, обернувшись к девушке, ответил просто:

- Хочу.


Сидя за небольшим деревянным столом, накрытым белоснежной скатертью, он, наконец, смог рассмотреть ее получше: тоненькая и хрупкая, она сновала по кухне, собирая на стол. Ее длинные темные волосы, курчавые, как у всех хоббитов, сейчас были схвачены в хвост и перевязаны ленточкой, а простое льняное платье светло-серого цвета свободно облегало стройную фигурку, спускаясь почти до пола и оставляя открытыми только маленькие босые ступни.

Двалину не были свойственны излишняя скромность и застенчивость, поэтому он разглядывал девушку в упор, отчего она, встречаясь с ним взглядом, отчаянно краснела и тут же опускала ресницы. Но, несмотря на это, вскоре ее стараниями на столе появился румяный яблочный пирог, нарезанный крупными кусками и источающий невероятно соблазнительный для голодного Двалина аромат, большая тарелка печенья с изюмом и орешками и пузатый чайник, из носика которого тонкой струйкой вился парок. Разлив чай в чашки, одну Лили пододвинула поближе к гостю, положила ему кусок пирога, а сама села напротив и принялась старательно мешать в чашке серебряной ложечкой, упорно не поднимая глаз. Неловкая пауза затянулась, и Двалин, кашлянув, заговорил:

- Я, верно, напугал вас вчера, вы уж меня простите. Я обычно меру знаю, а тут... Встреча старых друзей, мы не виделись много лет, вот и разошлись на радостях, - вспомнив недавнюю гулянку, он широко улыбнулся, а потом сразу посерьезнел, - но я бы никогда вас не обидел.

Лили, наконец, подняла на него взгляд и слегка улыбнулась.

- Знаете, а я всю ночь тряслась в кресле со скалкой в руках, - и, не удержавшись, она прыснула в ладошку, и Двалин расхохотался.

После этого все стало легко. Они пили чай и весело болтали. Двалин рассказывал о своем знакомстве с Бильбо, об их совместных приключениях и сражениях, о долгой разлуке и вчерашней попойке. И вдруг помрачнел и резко засобирался, ощутив острое чувство вины перед друзьями.

- Мне пора, - его глаза как-то сразу погрустнели, а плечи опустились, и Лили не видела, как под столом сжались в кулаки его руки. Поднявшись из-за стола, он слегка поклонился хозяйке. - Благодарю за угощение.

Остановился в прихожей, ожидая, когда Лили откроет дверь, а она, подойдя к нему, вдруг положила ладошки ему на плечи и, встав на цыпочки, на мгновение прижалась губами к его колючей щеке. Как же ему захотелось обнять ее в этот момент, сжать в руках эту хрупкость и не отпускать никогда, но он лишь стиснул зубы и легко, почти самыми кончиками пальцев, придержал ее за талию. А когда она отстранилась, смущенно опустив глаза, Двалин, усмиряя бухающее, словно кузнечный молот, сердце, с шумным выдохом спросил:

- Можно я еще завтра приду?

Она посмотрела на него, и янтарь вновь засверкал и заискрился.

- Да... - обронила тихонько.

И продолжала смотреть, завлекая сурового воина в свой медовый омут, пленяя без пут, но так крепко, что не разорвать никакой силой. Ее губы слегка приоткрылись, дыхание участилось, и Двалин не выдержал - схватил девушку за плечи и припечатался к ее губам.