 Фанфик «Двенадцать шагов»
Шапка фанфика:
Название: Двенадцать шагов
Автор: Grigory
Бета: Lumino
Фандом: ориджинал
Жанр: драма
Персонажи/Пейринг: рассказчик, Марина
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Статус: закончен
Размещение: запрещаю.
От автора: Сливаем турнир что бы взять межклан. Огромное спасибо Эндж за великолепное задание.
От публикующего: Разрешение автора на публикацию получено.
Текст фанфика:
О ее смерти мне сообщили по телефону. Старый одноклассник, который почему-то не стер мой номер из своей записной книжки. Сообщил как-то обыденно, без дрожи в голосе. Словно говорил не о смерти человека, а о печальном исходе очередного футбольного матча с участием любимой команды. Мол, так и так, сбила машина, водитель, по-видимому, запаниковал и выбросил тело в канаву. Нашли спустя неделю, о чем и написали в маленькой статье в местной газете, из которой он про это узнал. Решил и со мной поделиться этой новостью. Поделился спокойно, без лишней горечи в голосе и, наверное, сделал все абсолютно верно. Я повесил трубку и посмотрел в потолок. Белое, слегка треснувшее полотно над моей головой ничуть не изменило свой цвет за десяток лет. В этот отрезок времени уместилось многое: потеря матери, окончание школы, смерть отца и одиночество. Вечное и беспробудное. И вот теперь не стало ее, и от этого на сердце образовалась копоть. Пламенный мотор, который без устали крутился все это время, живя одной совсем простой мечтой, в мгновение встал и остыл. И красное пламя сменила черная пустота.
Наконец, выйдя из состояния полного оцепенения, я сделал пару шагов в сторону дивана, рухнул на него и попробовал заснуть. В нос ударили пыль и запахи забвения. Не знаю, почему, но я был уверен, что забвение пахнет именно как старый, потрепанный временем предмет мебели, который хочется заменить, но никак не удается. В голову лезли мерзкие мысли о любви, потере и смерти, а я пытался думать о диване, о его запахе и о потолке. И так и уснул с мыслями о том, что капитальный ремонт в доме провести все же стоит.
Утром я проснулся необычайно рано, не помня, что мне снилось ночью. На улице только начало светать, и я, облокотившись на подоконник, глядел, как дети и подростки двигались в сторону школы. Я действительно наслаждался этим мгновением, ведь мозг еще не проснулся, и душа, помня, что вчера случилось что-то ужасное, словно нарочно заставляла улыбаться эти минуты. Я думаю, каждый из нас с этим встречался, когда поутру жизнь кажется прекрасной и замечательной, пока воспоминания подло не нахлынут и мозг не напомнит тебе, насколько все отвратно. И вот улыбка на лице медленно сменяется хмуростью и растерянностью. Вчера я смог убежать от ее потери, но сегодня это вряд ли выйдет. Я бросил еще один взгляд на смеющихся детей, искренне не зная, что делать дальше.
Друзей у меня не было, врагов я нажить не успел, хоть и старался обзавестись и теми, и другими, но по какой-то причине судьба решила, что серый цвет мне наиболее к лицу. Отец всегда говорил, что сдохну я в одиночестве. Назло ему, сразу же после его смерти, я купил себе кошку. Пока она не убежала, было не так одиноко, а потом… Потом я просто смирился.
Приготовив себе омлет, достав бутылку темного пива и не забыв позвонить на работу и соврать, что я заболел, я принялся обдумывать свои дальнейшие действия. Ноутбук у меня был старый, интернет медленный, телевизор черно-белый, да и на просмотр фильмов или прохождение игр настроения не было. Плохие и ненужные мысли все лезли в голову, и, отхлебнув пива, я решил выбивать клин клином и посетить школу.
«12 шагов»
Выйдя из дома, я прищурился от ударившего в глаза весеннего солнца, которое после долгой и недружелюбной зимы решило порадовать все живое своим теплом. Я помялся пару секунд около крыльца, размышляя на тему того, стоит ли возвращаться за солнцезащитными очками, после чего плюнул на это дело и пошлепал по лужам в сторону школы. Даже удивительно, как быстро растаял снег, который казался вечным. Теперь место безграничных сугробов заняли бездонные лужи, по которым так приятно шагать. Вместе с уличным пейзажем сменился и ветер. Он перестал нести в себе холодное одиночество, стремительно хлестая прохожих своими невидимыми ледяными кнутами. Ветер стал дружелюбнее, проносясь где-то рядом с ухом и неуловимо шепча что-то доброе, после чего с эхом терялся в переулках, оставляя глупо улыбаться. И если бы не она, ушедшая от меня навсегда, то, скорее всего, я бы так и стоял где-нибудь на улице. Прислушиваясь к голосу ветра, блуждающего по лабиринтам домов, манящего за собой в ожидании того, что за одним из этих поворотов, в одном из этих замысловатых изгибов спрятано мое счастье.
До школы мне было идти недолго, минут десять в спокойном темпе мимо заброшенных детских площадок и высоких серых домов. Рядом пробежал маленький мальчик лет шести, весело смеясь и что-то крича своей маме, после чего он растворился, оставив заметный только мне силуэт в воздухе, который нес простое послание – прошлого не изменишь.
- Мама, мама! Давай быстрее!
Я тогда был еще совсем маленький: шесть лет отроду, потрепанные ботинки на ногах, странные брюки, куртка с лейблом на правом кармане, название которого написано неправильно, и кепка с изображением Майкла Джордана.
- Ну, мамуль, мы опаздываем! – кричал я, а она, хромая, плелась позади.
- Да, сынок, я иду, – она улыбнулась, скрывая под этой маской жуткую боль. Отец вчера вновь выпил и устроил дебош, а мать, стараясь меня защитить, получила стулом по ногам, но первого сентября мне, ребенку, впервые идущему в школу, было на это просто плевать.
«Все изменится!» - думал я.
Я помню, как вернулся к маме и, взяв ее за руку, помог довести меня до школы, как в тот день с неба моросил надоедливый дождь и как, стоя на школьной линейке, познакомился с ней.
Мы стояли рядом друг с другом. Она с огромным и непонятной формы бантом на голове, я в не менее причудливом тигровом галстуке на белую рубашку. Все остальные ученики смотрели на нас, как на клоунов, смеясь и тыкая пальцами. Дети бывают ужасно жестоки. Слезы наворачивались на глазах сами собой, и тут она повернулась ко мне.
- Смешной галстук, мне нравится, – сказала она.
- Правда? – ошеломленно спросил я.
- Правда. Меня Марина зовут, – она подала ладонь для рукопожатия.
Я, покраснев, протянул руку в ответ.
- Давай дружить? Мой папа говорит, что главное в школе – дружба! – она хихикнула, я же растерялся.
- Эмм…давай…
Школа ничуть не изменилась за прошедшие годы. Около крыльца стояли бетонные клумбы, которые уже давным-давно потеряли свою белизну и выглядели скорее убого, нежели красиво. Лестница при входе так же не обрела новые ступени и обшарпанно смотрела своими выбоинами на каждого, кто по ней поднимался.
Я вошел не сразу, сначала долго и упорно пытался открыть дверь слева, но, как выяснилось, вход перенесли на дверь справа, при этом оставив кнопку вызова у двери, которая слева. В общем, попутаться пришлось знатно, прежде чем попасть внутрь. Я не был удивлен тому факту, что и внутри ничего не изменилось, разве что поставили турникеты для входа и выхода учеников.
- Здрасте, - робко произнес я, обращаясь к сидящему за столом охраннику. – А можно пройти?
- А вы, собственно, кто такой? – он вопросительно посмотрел на меня.
Признаться, будь я на его месте, я бы вообще не пропустил себя внутрь. Выглядел я, мягко говоря, не очень. Небритый, с растрепанными волосами, в старом пальто, рваных джинсах и коричневых ботинках. Меня можно было смело ставить в подземный переход и, кинув какой-нибудь пакет под ноги, смотреть, как я насобираю милостыню впечатляющих размеров.
- Я тут учился где-то девять лет назад, – все так же скромно промолвил я.
Он снова посмотрел на меня и вздохнул.
- Парень, шел бы ты отсюда… У нас директор такая – она посторонних даже на крыльце не переносит, что уж говорить про холл.
- Но я не посторонний! – чуть ли не прокричал я, прекрасно понимая, что я должен сегодня, чего бы это ни стоило, посетить школу.
- Ничем не могу помочь… - он отпил из стоящей на столе кружки с чаем или кофе. – Ты бы, сынок, пошел, побрился, умылся…
- Но…
- Никаких «но», мне мое место рабочее дорого!
- А раньше все было проще…
- Сегодня алгебра, - недовольно сказала она и откинулась на спинку стула. – А у меня домашка не готова.
Мы учились в пятом классе, я довольно хрупкий, маленький и неприметный, а она уже тогда властная и сильная. Точнее, я ее такой помню. Нельзя сказать, что наша дружба крепла с каждым годом, но мы были точно хорошими знакомыми. Я провожал ее до дома и встречал после школы, мы сидели вместе, чаще всего болтая о мультиках и рассказывая всякие бредовые фантазии. Сейчас, спустя столько времени, трудно вспомнить, про что именно мы говорили, но это было что-то наивное и теплое.
- А давай сбежим? – внезапно произнесла она и посмотрела мне в глаза.
- Эээ… ну… - замялся я.
- Давай же! Вон, старшеклассники убегают, и ничего, и мы так можем! Тем более, мне есть, что тебе показать, а то после школы никак нет времени.
Я еще помялся пару секунд, но отказать ей не мог. Я не был ведущим в школе, да и после нее мне всегда было проще быть ведомым. Куда угодно. Даже на край света.
Мы что-то соврали охраннику, взяли из раздевалки наши куртки и счастливо вышли из школы, даже не думая о последствиях. А последствия были, но уже потом, когда учительница алгебры, заметив отсутствие двух отличников, начала нас искать. И, сверившись с журналом, поняла, что на первых четырех уроках мы присутствовали, и поставила в известность директора, а тот в свою очередь родителей.
Вечером я спал уже на холодном кафельном полу в ванной, забившись куда-то в угол, тихо плача, стараясь не издавать лишнего шума. Из-за запертой мною двери доносился запах тлеющего табака – это отец забил трубку, но так и не докурил ее. Такое бывало довольно часто.
- Этот гаденыш позорит меня! – срывался он на крик, пока мать сидела, обхватив себя за голову. – Он слабак и недоносок! Возьми его, и валите отсюда! Мне надоело вас обеспечивать.
- Он же твой сын… - пыталась угомонить отца мама.
- Он даже норматив по подтягиванию сдать не может! Подтянуться шесть раз! Это не мой сын!
Он так и кричал до глубокой ночи, после чего, выпив еще один стакан водки и забив по новой трубку, пошел спать. Про меня так никто и не вспомнил до самого утра, но, признаться, я не жаловался.
Для одиннадцатилетнего парня одиночество в ванне, с самим собой, в этой пугающей темноте открывало целый простор для фантазии. И мечты, где ты храбрый рыцарь, лихо разрубающий противников, спасающий принцесс… В этой темноте даже человечки из «Lego» казались живыми и настоящими друзьями…
Я уже собирался уходить, когда внезапно послышался знакомый голос за спиной.
- Игорь, не бегай и не кидай в Машу льдинками, от этого Маша может истечь малиновым джемом… из головы…
Я обернулся и сам для себя неожиданно весело прокричал:
- Надежда Николаевна!
Женщина пристально посмотрела на меня.
- Мы знакомы?
- Да, – обиженно произнес я.
- А, точно… - ее внезапно осенило. – Никита Юрьевич, а почему вы нашего заслуженного ученика не пропускаете? Запускайте его под мою ответственность.
Охранник, пробубнив что-то нечленораздельное, поднялся со своего места и нехотя открыл для меня турникет.
Я прошел внутрь.
- Поднимись пока на второй этаж, там меня подожди.
Я кивнул и, расстегнув пуговицы пальто, направился по указанному мне маршруту. И вновь я заметил, что ничего не изменилось. Все те же странного цвета стены, грязные лестницы, протертый до дыр линолеум. Реформа образования, которая так грозно, по словам СМИ, пронеслась по нашей стране, словно обошла мою школу, присыпав ее сверху землей, а то мало ли, найдут еще.
Второй этаж был этажом «жизни», так мы его называли ближе к окончанию обучения. Почему? Да потому что не было ни одного сложного предмета, который бы тут преподавали. История да ОБЖ – вот два предмета, которые мы изучали на втором этаже, а поэтому тут мои одноклассники бесились вдоволь. Или издевались над слабыми.
Девятый класс, когда уже появляются прыщи, влечение к девушкам и вместо детской игривости приходит подростковая агрессия.
- Куда ты пошел? – Андрей схватил меня за плечо и толкнул в стену. – Нам нужно выяснить, кто из вас сильнее, ты или Костыркин.
Он встряхнул меня, как резиновую куклу, повернул спиной к себе, взяв за руки.
- Моя марионетка готова, а твоя?
- Тоже, – ответил стоящий на другом конце помещения парень, держащий несчастного Сережу точно так же, как Андрей меня.
- Ну, начнем…
Мы направились в сторону друг друга. Сопротивляться сил не было, надо просто сжать кулаки и стараться ударить противника первым. К сожалению, не вышло… Костыркин, ведомый Игорем, победил, а расстроенный Андрей бросил меня на пол.
- Неудачник… - проговорил он.
Через пару часов я уже сидел на скамейке на улице, опрокинувши голову назад.
- На, вытрись… - она протянула мне салфетку.
- Угу… - промычал я. - Спасибо, Мэр.
Я ее так называл.
- А ты чего не с подругами?
- Твое здоровье важнее, – она ласково улыбнулась. – Дурак ты, дал бы Андрею один раз по яйцам, и, гарантирую, больше бы он тебя не тронул!
- Ладно-ладно, давай, не истекай кровью, – произнесла она, потеребив меня за волосы. - А у меня отец повышение получил, теперь заместитель генерального директора по продажам. Не знаю, что это значит, но ему даже личное авто выдали!
Я слабо улыбнулся.
- А у тебя как? Отец все еще требует пятерки по физкультуре?
- Он же сварщик, - я вздохнул. – Хочет видеть не просто сына, а мужчину.
- Ты мужчина, - приобняв меня, сказала она. – Просто еще слишком маленький.
- Но ведь тебе это не мешает уже гулять с парнями, а Андрею с девушками…
- У тебя все впереди.
- Может, погуляем сегодня после школы? – с надеждой спросил я. – Сходим на наше место?
- Прости, у меня планы, с Антоном сегодня в кино идем, - заметив, что я расстроился, она добавила, – а насчет Андрея не переживай, он просто скотина…
- … которая добьется успеха в жизни, – закончил я.
- Андрей умер года два назад, - сказала Надежда Николаевна. – Вынес сначала квартиру родителей, а затем случилось, что случилось.
Мы уже сидели в кабинете истории и попивали чай.
- Дела… - ошеломленно проговорил я.
Надежда Николаевна поправила свои волосы, уже не такие пышные, как раньше.
- А ты как? Какими судьбами? Сто лет к нам не заходил и теперь вот заглянул…
- Марина умерла неделю назад, вот решил освежить воспоминания.
Повисла пауза.
- Ты же ее вроде как…- робко начала учитель.
- Да, – резко ответил я, дав понять, что не желаю об этом говорить.
- Хорошо, гуляй тут до закрытия, я тебя прикрою, если что.
- Спасибо, – сухо сказал я и, поняв, что веду себя грубо, спросил. – А почему сегодня в школе так тихо?
- Каникулы же, третья четверть закончилась, – меня передернуло, – и снова в день весеннего равноденствия. Я не верю, конечно, ни в какие ритуалы, но, правда, считаю, что такие дни детям лучше проводить время на улице. Есть в этом некое волшебство. Как родители?
- Если ты уходишь, то забирай с собой все свои шмотки и своего подонка!
Опять ванна. Опять холодный пол. Только слез уже нет, привык.
- Сынок, - она стучится в ванну. – Сынок, я обязательно за тобой вернусь! Я обещаю!
Я что-то тогда пробормотал, а она больше не вернулась.
Мы допили чай, еще немного пообщались на разные темы. Она спросила, как у меня дела и где я работаю, я тактично ответил на все вопросы и, поблагодарив за все, вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.
На улице уже темнело, солнце сквозь тучи било по глазам, но не слепяще, как утром, а очень мягко. Оранжевый диск лениво полз за горизонт, а я незаметно для самого себя замер, наблюдая за этим зрелищем.
- Двадцать первое марта, - сказал я пустоте. – Иронично, не правда ли?
Пустота лишь промолчала, пропуская через себя теплые лучи. Пустота никогда не отвечала мне на поставленные вопросы, а сам дать на них ответы я не мог. Как и не мог я понять, почему отец именно тогда, именно в начале десятого класса, во время очередной своей запойной акции упал с лестницы и повредил позвоночник. Он разучился тогда ходить, а я потерял будущее.
В десятом классе родители Мэр решили переехать в Питер в конце марта, ибо отцу там платили больше, работа была лучше и спокойнее, а дочку хотели отдать в школу дипломатов. Марина желала утянуть меня с собой, о чем не раз намекнула и сказала открытым текстом. С оценками у меня все было хорошо, только по физкультуре тройку надо было исправить на четверку. А для этого, подумаешь, подтянуться двенадцать раз.
Я шагал по пустым коридорам школы, которые казались бесконечными. Шагал я не спеша, вслушиваясь в тишину. В начале моего пути внизу еще был слышен смех детей, которых оставили родители на продленке, но чем дальше я шагал, тем тише становились голоса, пока в один момент они не исчезли вовсе. Свет в коридоре никто не включал, поэтому я ходил в полумраке, сначала по второму этажу, затем по третьему, а потом опять по второму. Воспоминания в голове вспыхивали и гасли, как бенгальские огни на Новый Год. Вот вроде один красиво горит, разбрасывая свои искры в разные стороны, но внезапно он потухает, оставляя после себя неприятный запах. И хочется поскорее от него избавиться, выбросить в окно или в унитаз, не задумываясь о последствиях. К сожалению, память – это не бенгальский огонь.
В тот год, когда мы учились в десятом классе, я начал активно заниматься спортом. Бегал по утрам, подтягивался, даже записался в секцию фехтования. Правда, продлилось это недолго. И я бы соврал, сказав, что в случившемся не было моей вины. В середине ноября, как я уже говорил, отец рухнул с лестницы и повредил позвоночник. С работы его быстренько уволили, выписали инвалидность, и жизнь превратилась в настоящий ад. Он не мог ходить, и мне приходилось ежедневно слушать его нытье и крики о том, что я занял его жилплощадь, что я никто…
- Уходи от него. Он тебе все детство поломал, – Мэр облокотилась на турник. – Завтра сдаешь физкультуру, и уже послезавтра мы с тобой в поезде мчимся в Питер.
Мы стояли на спортивной площадке около ее дома.
- Я не знаю, он же… просто больной старик.
- Который сам виноват, что останется в одиночестве! – рявкнула Марина, после чего подошла и положила руку мне на сердце. – Я знаю, ты очень добрый и отзывчивый, я всегда ценила в тебе это, но твоя забота часто перекрывает твой разум.
- Когда это?
- Да хотя бы когда не позвал меня танцевать на школьном балу, уступив место Антону.
- Антон лучше меня…
- Угу, - недовольно пробурчала она, – а танцевать я хотела с тобой. Так что думай иногда о себе, зачастую тем самым ты сделаешь приятно и окружающим.
Мы попрощались в тот вечер, и я направился домой. Я уже не помню, как дошел до дома, но помню стоящую около подъезда коляску отца.
- Папа? – подлетев к коляске, я увидел его, вновь пьяного, пускающего слюни себе на плечо.
Наверно, именно тогда я принял решения, которые все изменили.
Я спустился по лестнице обратно на первый этаж.
- До закрытия двадцать минут осталось, – послышался голос Надежды Николаевны из-за спины.
- Я сейчас в спортзал поднимусь, – крикнул я в ответ.
По строению наша школа была самой обычной, и соединял две части школы недлинный стеклянный коридор. В этой части школы был спортзал, столовая, актовый зал и кабинет труда. Дверь в спортзал была заперта, как я и ожидал.
Николай Николаевич, наш тренер по физкультуре, колоритный мужчина с седой бородой, вызвал меня к турнику. Я, вздохнув, подошел поближе и, схватившись обеими руками за его ледяную перекладину, бросил взгляд на Марину. Она подмигнула мне.
Раз. Первое подтягивание далось необычайно легко.
Два. Наверное, все же стоит уехать.
Три. И она будет рядом, а ведь я … люблю ее.
Четыре. Хоть никогда никому вслух об этом не признаюсь.
Пять, шесть. Но что делать с отцом?
Семь, восемь. Я не могу бросить его.
Девять, десять. Пускай он полная скотина, пускай из-за него ушла мама, но он мой папа…
Одиннадцать. Я повис на турнике. Еще один шаг, еще одно усилие и новая жизнь. Но она не для меня.
Я соскочил с турника и схватился за плечо.
Я спустился вниз по лестнице и вернулся обратно. Все воспоминания о ней почти всплыли. Осталось еще одно. Я попрощался с Надеждой Николаевной, кивнул охраннику и очутился на улице, полной весеннего холода. Дорога домой далась намного быстрее, чем я думал.
- Николай Николаевич, можно вас попросить?
Физрук сидел у себя в кабинете.
- Да, чего тебе? Если ты по поводу четверки, то твоя подруга уже подходила. Конечно, мы сделаем для тебя исключение и завысим балл.
-Нет, поставьте мне тройку… Пожалуйста.
Я пришел домой часов в восемь вечера и, переодевшись, направился в ванну.
Сил не было ни на что вообще, и я посмотрел на свое отражение.
- Когда все стало так сложно?
В день ее переезда мы договорились о встрече на крыше дома. Той самой крыше, куда она повела меня в пятом классе, когда мы впервые прогуляли школу. Мы не говорили много, она просто подошла и обняла меня.
- Ничего не говори, просто молчи. Я прошу тебя. Сегодня луна и солнце делят небосвод пополам, каждый по двенадцать часов, и я, признаться, мечтала о том, как мы с тобой в поезде под стук колес будем об этом болтать. И я знаю, что ты попросил физрука не ставить тебе четыре, и знаю, что ты выбрал отца, несмотря ни на что. Но, прошу тебя, пообещай мне сейчас, что мы еще встретимся, что эти десять лет и этот день навсегда останутся для тебя в памяти, – она посмотрела на меня влажными от слез глазами. – Ни о чем не жалей и никогда не сдавайся.
А потом она поцеловала меня и ушла. Оставив наедине с двумя светилами, сменяющими друг друга.
Если бы я знал тогда, что видел тебя в последний раз, я бы постарался запомнить все. И, если бы я знал, когда в первый и последний раз тебя целовал, что это – конец, я бы никогда не остановился.
Я еще посмотрел на себя в зеркало пару минут.
- Никогда не сдаваться и не сомневаться, да?
Эпилог.
С тех пор прошло десять лет, но в канун весеннего равноденствия я все также не могу уснуть – сижу до рассвета, бесцельно переключая каналы на стареньком телевизоре, пью горькое темное пиво и курю отцовскую трубку. Нет, конечно, я ни о чем не жалею, но в такие ночи невольно задумываюсь: а что было бы, если бы я все-таки сделал последний шаг?
|
