 Фанфик «Светлячок. | Глава VI - X»
Шапка фанфика:
Название: Светлячок
Автор: София
Фандом: Ориджиналы
Персонажи/ Пейринг: м/м, одностороннее м/ж (интрига такая интрига)
Жанр: Слэш (яой), гет, драма, фэнтези, романтика, психология.
Предупреждение: Смерть персонажа, насилие, изнасилование, ченслэш, секс с несовершеннолетними.
Рейтинг: Ближе к R
Размер: Миди
Содержание: Порою случается так, что твоё собственное счастье рушится. И какой же путь избрать в подобном случае: оставить всё как есть - или же всеми силами пытаться удержать в руках ускользающее счастье?
Статус: Завершён (2 части)
Дисклеймеры: Мир и персонажи принадлежат мне.
Размещение: Не стоит без моего разрешения.
Текст фанфика:
Глава VI: Игра.
Какой же всё-таки мучительно долгой была дорога!
Фудо Нами, важно поглаживая седые усы, посмотрел на своего сына Ясуо:
- Отчего у тебя лицо такое? Устал, никак. Эх, ты. Настоящий воин никогда уставать не должен.
Фудо Нами был достаточно пожилым человеком: не так давно ему исполнилось шестьдесят два года. Сын же его был юношей совсем: появился он на свет, когда уже никто и не ждал его рождения, и иначе как чудом, назвать его не мог старик. Правда, рождаясь, забрал он жизнь у своей матери, которая слишком уже немолода была, и, как говорили лекари, не должна была и забеременеть, не то что родить.
Ясуо был настоящей отрадой своего отца: сильный молодой воин, унаследовавший внешность своей матери. А внешность, надо сказать, и впрямь была примечательная.
Одной из самых красивых женщин своего поколения была Аяхиме Нами: её кожа была белоснежна от природы, и без следа косметики на лице она смотрелась благороднее, нежели покрывавшие лица густым слоем рисовой пудры аристократки. Являла она собой настоящий идеал женской красоты, и неудивительно, что и дитя её родилось поразительно красивым.
Хотя в детстве и мог бы Ясуо показаться несколько женственным, с годами ушли из лица его остатки женоподобности. Иссиня-чёрные волосы и лукавые глаза, сильно оттянутые к вискам, тонкие брови дугой и чётко очерченные скулы… Красота матери и мужество отца, что в свои годы всё ещё мог армии за собой вести, смешались в этом поразительном юноше: по крайней мере, так окружающие считали.
И к чему же видеть за внешностью истинного воина мальчишку-балагура, которого жизнь лишь притворяться научила? А именно таким был на самом деле Ясуо, и порой доставляло ему неясное удовольствие то, как легко верят ему люди. Любовницы его, да и любовники, чего уж темнить, сменялись столь же быстро, как дни сменялись ночами. Но всякая новая жертва отчего-то имела непоколебимую уверенность, что вот с нею-то любовь уж точно останется навсегда, навеки…
- Я не думаю, отец, что следовало бы нам приезжать, - юноша лениво повёл плечами, - Не нравится мне здесь, да и что бы мне здесь делать?
- Отчего не могу я, если хочу навестить старого друга, с собою тебя взять? – тяжкий вздох вырвался из груди старика Фудо, - Не хотелось бы мне оставлять тебя дома в одиночестве.
- Отец, я не девушка, чтобы повсюду с сопровождением появляться, - фыркнул Ясуо, и отец его поморщился слегка. На самом деле, он очень любил сына, но всё же иногда случалось, что выводили старца из себя его выходки. Собственно, сейчас он и взял сына с собою лишь потому, что не хотел, чтобы тот глупостей натворил в отсутствие отца. Порой казалось старику Фудо, что он сам жив ещё лишь потому, что не может покуда свою власть сыну передать. Время нынче неспокойное: всякое может случиться.
У ворот уже ожидает высланный навстречу семейству Нами советник. Ясуо лишь кивнул в знак приветствия: в конце концов, не по нраву ему церемонии эти.
- Сообщите своему господину, что мы прибыли, - коротко заявил старик сразу же после приветствия. Ясуо воровато огляделся: вроде бы на него никто не смотрел. Отлично – значит, можно и удрать по-тихому. Всё равно он мало помнил главу семейства Хитомидзу, да и не горел особенным желанием видеть этого старика. На самом деле, в понимании этого с трудом двадцатилетнего юноши все, кто его самого старше хотя бы на пару лет был, уже являлись стариками.
Желая скрыться от пытливого взгляда отца своего, юркнул Ясуо за угол здания, и торопливо побрёл вперёд, дороги не разбирая. Вскоре он оказался в саду и облегчённо вздохнул: здесь, среди цветочных кустов и деревьев, можно будет легко скрыться. Если уж очень понадобится отцу присутствие сына своего – пошлёт слуг его найти, а пока и отдохнуть можно…
С такими мыслями вышел юноша к берегу пруда – и вздрогнул, неожиданно живое существо там увидев. Тем более существо прехорошеньким оказалось – и Ясуо машинально волосы пригладил и распрямил спину.
- Кто вы? – голос «существа», тихий и чуть звенящий, звучал на удивление приятно. Юноша гордо представился:
- Звать меня Ясуо Нами. А ваше могу ли узнать?
- Хотару, - тихо проговорили существо, и Ясуо вытаращился на него во все глаза.
Доводилось ему слышать о прекрасной юной наложнице господина Хотаки вскользь, от отца своего. Но сейчас что-то не давало юноше покоя – скорей всего, безошибочная его интуиция, подсказывавшая, что не так что-то. Затем он с усмешкою проговорил, сообразив, в чём дело:
- Какая же ирония судьбы. Так вот почему не мог господин Хотака детей иметь. Интересно, от кого же тогда рожала супруга его?..
- О чём вы? – непонимающе попятился Хотару, и Ясуо усмехнулся, окончательно в своей правоте уверяясь:
- Взгляд у тебя, знаешь ли, не женский совсем. И как тебя не раскрыли ещё? Особенно если учесть, что тебе приходится в постели господина своего удовлетворять.
Да, жестоко звучали из уст юноши эти слова: но привык он считать, что большинство наложниц – те же продажные девки, что телом своим торгуют. Разве что наложницам чуть более повезло, и клиент у них один, постоянный, и взяли их не в публичный дом, а в богатую резиденцию. А уж мужчин, что бесцеремонно тем же женским правом пользовались, Ясуо вовсе не понимал. Не считал он зазорной саму связь меж мужчинами, и сам порой подобным развлечениям предавался. Но смущала его подобная торговля телом собственным, особенно со стороны столь невинно выглядящего существа…
- Прошу вас, не шумите! – панически посмотрел на пришедшего Хотару, - Если узнает кто-то, кроме господина, меня прочь выгонят!
Столько отчаяния было в глазах существа этого, что невольно сжалился Ясуо. Вдобавок, мелькнула у него в голове по-мальчишески озорная мысль, и, додумать даже её не успев, он подался вперёд, руку на плечо подростка кладя:
- Значит, и впрямь ты близок с ним?
- Д… Да, - по бледным щекам Хотару разлился лёгкий румянец, весьма и весьма умиливший Ясуо. Но словно демон какой-то дёргал его за язык, и он продолжал говорить:
- И каков же он? Ведь он совсем старик, а ты ещё молод. Неужели никогда бы не хотел ты узнать, каково настоящее наслаждение испытывать?
- Я… Мне хорошо с господином, - пролепетал Хотару, чьё лицо уже окончательно красным стало. Стоило бы, наверное, вырваться, убежать, но…
Вновь словно какой-то демон дёрнул Ясуо за язык – и сказал юноша, удерживая Хотару за плечо:
- Согласись на одну ночь моим стать. Иначе знай, что я раскрою советнику тайну твою.
Глава VII: Глупости.
Хотару уставился на юношу испуганными синими глазами: в глазах этих светилось искреннее непонимание.
- Но я же принадлежу господину Хотаке. Я не могу быть больше ничьим. Я – только его.
Столь наивными звучали эти детские слова, что невольно что-то кольнуло в сердце Ясуо. Естественно, не собирался он всерьёз овладевать насильно телом любовника столь влиятельного человека, каким Хитомидзу Хотака был. Ещё не лишился он разума и понимал, что Хотару отнюдь не дешёвая уличная девка, торгующая своими прелестями. Но с детства любил Ясуо играть с огнём, и сейчас ему хотелось ещё немного подразнить наивное создание.
- Ты разве не знал? – с откровенной насмешкою в голосе заговорил Ясуо, - Многие богачи заводят себе игрушки, с которыми можно позабавиться в постели. Вроде тебя.
- Но я же живой, - непонимающе пролепетал Хотару, - Как могу я быть игрушкой?..
И вроде бы понимал Ясуо, что лучше бы ему умолкнуть. Но не хотелось признавать ему, что жаль стало бедного мальчугана, и потому решил юноша упорно гнуть линию свою:
- Видимо, не осознаёшь ты положения своего. Как бы ни случилось – на первом месте для человека всегда будет тот, с кем законными узами брака он связан. Для господина твоего это госпожа Наоко, и, смею заметить, она вполне достойна такой чести: она прекрасная женщина.
Молчал Хотару, и синие глаза медленно наполнялись слезами. Но Ясуо привык играть с теми, кто нравился ему, и потому не желал молчать:
- Думаешь, один ты такой? Многие богачи от скуки решают завести себе что-то вроде экзотического зверька. Выискивают по деревням красивую девушку, или же юношу, и привозят к себе во дворец.
Хотару не двигался, а Ясуо продолжал:
- Заманивают обычно просто – деньгами, сладкими обещаниями, клятвами в вечной любви. Привезя к себе, они пытаются переделать игрушку соответственно вкусу своему: одежду новую дают, женщинам лица красят, драгоценностями обвешивают. И вроде бы всё, что хочется, можно по первому зову получить: но ненадолго всё это.
- Ненадолго? – звенящим от напряжения голосом спросил Хотару, а Ясуо кивнул безжалостно:
- Неужели ты думаешь, что всю жизнь будут тебя холить и лелеять, словно бы ты – цветок драгоценный? Позволь разочаровать тебя: будет подобное длиться лишь до тех пор, пока не надоешь ты своему господину.
- А что потом?.. – голос мальчика дрожал, и даже дураку было бы ясно, сколь сильно задели его чужие слова.
Никогда не думал Хотару о том, что теперь что-то может разрушить их с господином Хотакой счастье. Предпочитал мальчик и не думать о том, что не молод уже господин, и, скорее всего, придётся Хотару оплакивать его у смертного ложа. Нет… хотелось считать, что в один день, в один миг перестанут дышать они оба. Но о том, что господин может и сам выгнать любовника, никогда не мог бы и помыслить мальчик. В представлении его, любовь могла быть лишь одна – и навсегда. Всё же прочее – лишь некое искажённое отражение чувств истинных.
Но сейчас… впервые испугался бедный мальчик. Что, если прав этот человек, и господину надоест он? От того, сколь неожиданной была мысль эта, Хотару почти и позабыл о том, что до того Ясуо предлагал ему ложе разделить.
Ведь господину Хотаке нужна была женщина, что ребёнка ему родит. Да, в пылу чувств клялся он Хотару, что ни за что на свете не найдёт себе женщину, и никогда, ни за что на свете более ни с кем, кроме него, не станет ночи свои делить. Но ведь и законной супруге своей он, вестимо, то же самое говорил в тот день, когда скрепили брачный союз их. А значит, однажды нарушил он уже слова свои. И чего ему стоить будет нарушить их вновь?..
Заметив слёзы на глазах Хотару, осёкся Ясуо, сообразив, что слишком уж жестоко с ним говорил.
- Ты чего ревёшь? – примиряющее произнёс юноша, глядя на беззащитно сжимающееся в дрожащий комочек создание.
- Но ведь я же живой, - тихим был этот голос, перебиваемый рваными всхлипами, - Живой. Как я могу игрушкой быть, если у меня есть чувства?..
Обескуражило подобное доверие юношу: как же так можно? И как вообще раньше жил этот ребёнок, если не умеет он даже достойно ответить на злые слова прочих людей?.. Сам-то Ясуо был острым на язык, и давно уже научился заставлять собеседников любые злые речи назад брать.
- Не понимаю, - Хотару всхлипнул, и по щеке, смазывая пудру, скатилась слезинка, - Не понимаю…
- Ты всем веришь на слово? – поинтересовался Ясуо, заглядывая в глаза подростка. Тот недоумённо посмотрел на юношу:
- А как иначе?..
Вот тут Ясуо даже и не знал, что сказать ему. Лишь через пару мгновений сумел он из себя выдавить:
- К чему тебе себя ранить подобной доверчивостью?
- Не знаю, - Хотару, присев на корточки у пруда, зачерпнул в горсть воды, умывая лицо своё: всё равно уже смазался весь тот густой слой косметики, что наносила на лицо его служанка, - Не знаю…
Ясуо присел рядом с мальчиком, слегка плеча его касаясь:
- Не должен плакать ты. Даже если случится так, что оставит тебя твой господин – я уверен, что в одиночестве ты не останешься.
Хотару посмотрел на юношу взглядом испуганного ребёнка. Видно было, что он жаждет что-то сказать, но не может. Наконец, пролепетал мальчик:
- Но ведь я же люблю господина…
Ясуо печально улыбнулся:
- Откуда знать тебе, какова на самом деле любовь? Может статься, что ты просто привязан к нему, или же благодарен за то, что подарил он тебе жизнь, какой ты ранее не знал.
Хотару съёжился:
- Я уверен, что люблю господина.
Но на самом деле мало уверенности было в его словах. Нет-нет, да и скользил украдкой взгляд в сторону явившегося гостя: было в Ясуо нечто такое, что отличало его от всех остальных мужчин, что доводилось Хотару видеть. Да, он был красивым, но красивым по-мужски. Идеальное лицо, каким мечтал бы обладать и сам Хотару.
Но тогда… тогда господин Хотака, наверное, не полюбил бы его.
- Не плачь, Хотару, - то, как этот юноша произносил его имя, заставляло мальчика вздрагивать, - И не бойся. Запомни: если что-то случится, я готов прийти на помощь тебе. Так что, если произойдёт так, что хозяину ты надоешь… Знай, я рад был бы принять тебя в своём доме. Не как женщину, скрывая от стыда истину ото всех, а как мужчину, что мог бы близким мне стать.
- Но вы не знаете меня вовсе, - не понимал Хотару. Ясуо усмехнулся, понимая, что опять глупости несёт:
- А что, чтобы полюбить, обязательно знать?
Хотару опустил глаза: видно было, что он растерян. Неожиданно вдалеке послышались шаги. Отстранился Ясуо, и вовремя: чуть поодаль показалась Умеко:
- Простите, но господин Фудо просил привести вас.
Ясуо, кивнув, направился следом за служанкою. А Хотару, пребывавший в полном смятении, остался в саду.
Глава VIII: Любовь?..
Время невыносимо медленно текло – и впервые жалел Хотару, что не имеет он возможности постоянно рядом с господином Хотакой находиться. Ведь тогда не было бы времени на мысли глупые. Мысли эти, надо сказать, сильное беспокойство ему причиняли.
Не мог он забыть визита Ясуо: более того, постоянно возвращались к этому юноше мысли бедного мальчика. Не мог бы Хотару и подумать, что когда-нибудь случится ему поражаться красоте чужой.
Господин Хотака, при всей мужественности своей, не особенно красотою блистал, и волосы его уже затронула седина, что схожа с первым снегом, присыпающим землю. Да, любил Хотару его грубые, жёсткие ладони, любил это сильное и крепкое, несмотря на годы прожитые, тело, любил всей душою своей. Но невольно ловил подросток себя на мысли, что сравнивать пытается господина с Ясуо: кто же из них более красив?
Несомненно, побеждал Ясуо: мало того, что на лице его ещё не появилось и следа морщин, что на трещины в коре древесной похожи, так ещё и черты лица были более необычны, чем у господина. Потому столь легко привлекал юноша чужие взоры. И потому, как хотелось думать Хотару, он позабыть Ясуо не мог.
За спиною послышались шаги, и вздрогнул мальчик, поняв, что приближается кто-то. Подумав, что это Ясуо мог бы быть, торопливо вскочил парнишка, руки к груди прижимая. Но нет: показалась из-за деревьев госпожа Наоко.
Оробел Хотару: никогда ранее не сталкивался он с этой величавой женщиной лицом к лицу. Она пугала его, и немудрено: ведь случилось так, что отобрал он любовь супруга её законного.
- Приветствую вас, госпожа Наоко, - торопливо склонил голову Хотару, надеясь хотя бы таким образом женщину смягчить. Но та, похоже, о чём-то своём думала. Устало на подростка глядя, проговорила она:
- Прошу, верни мне моего мужа.
Показалось Хотару, что он ослышался. Но Наоко продолжала, и в каждом слове её была горечь, с искренней болью смешанная:
- Думаешь, не вижу я, как он смотрит на тебя?! Желай он лишь дитя иметь, он бы не стал с тобою носиться.
Опустил Хотару глаза – не признаваться же ей, в самом деле, что и не смог бы он дитя господину подарить, хотя бы потому, что от рождения отнюдь не женщиною является. А Наоко всё не умолкала. Говорила она торопливо, теребя прядь длинных волос своих:
- Оставь его. Прошу, нет, - умоляю. Пока не было тебя, я нужной себя чувствовала: теперь же словно и нет меня ни для него, ни для прочих. Разве моя вина в том, что не могу я подарить мужу наследника?! Ведь не любишь ты его. Молода ты слишком, чтобы понимать, что такое истинные чувства.
Хотару в смятении кусал ярко накрашенные губы: больно ему было видеть чужое горе, причиною которого он послужил. Госпожа Наоко, прервавшись на секунду и дыханье переведя, заговорила вновь:
- Люби ты его, я бы и слова не молвила: всегда я хотела лишь счастья ему. Но не вижу я любви во взгляде твоём. Пусть и не желаю я оскорблять тебя, но знай: в моих глазах ты продалась ему в обмен на жизнь в богатстве да роскоши.
Видимо, увидела женщина боль в глазах подростка – и торопливо заверила:
- Не думай, что осуждаю я тебя. Быть может, будь я на месте твоём – и сама на подобное бы пошла. Но будь честна с моим супругом, прошу. Скажи – ты ведь не любишь его. А я – я люблю, ещё с юности своей. Готова ли ты такую же верность показать? Готова ли ты быть рядом с супругом моим и поддерживать его?
Молчал Хотару, чувствуя, что румянец стыда заливает щёки его. Не мог он похвастаться тем, что хоть раз бы чем-то, кроме тела своего, доверялся господину. До сих пор порой испытывал он неловкость от того, что юношей был, и потому старался отстранённо держаться. Выходит, и госпожу Наоко смутила холодность эта?
- Верни мне мужа моего, коли не веришь в то, что способна по жизни рука об руку с ним идти, - словно заклиная «соперницу», говорила Наоко, - Верни мне его.
- Не могу я сделать того, о чём просите вы, госпожа.
Гримаса боли исказила лицо женщины. И, прежде чем успел Хотару ещё что-то добавить, рухнула она на колени:
- Довольна ты?! – почти кричала она, - Видишь, я, рождённая в богатстве и достатке, перед тобою, девкой деревенской, стою на коленях! Довольна ты этим?! Достаточно тебе унижения моего?!
В смятении попятился Хотару:
- Вовсе я вас унизить не желаю. Просто господин Хотака – не вещь ведь, и не могу я заставить его чувства измениться.
Сквозь слёзы посмотрела на подростка Наоко. Затем, выпрямившись, отвернулась. И, более ни слова не проронив, удалилась.
Гаже некуда чувствовал себя мальчик: не такой уж и плохой оказалась госпожа Наоко, и боль ей причинять не приятно отнюдь было. И что же получается это?.. Ведь и впрямь уже не мог понять Хотару, любит ли он господина своего.
С одной стороны, хотелось ему всегда рядом с Хотакой быть; с другой – до сих пор некая пропасть их разделяла. Словно бы гордый, величавый господин Хотака был существом из иного мира: всегда спокойный, кажется, не способный в ярость впасть…
Снова чужие шаги. На сей раз не обернулся Хотару, решив, что это вернулась госпожа Наоко: но вместо неё отразился в глади пруда тот, кто сомнения в душе мальчика посеял.
- В порядке ли ты, Хотару? – тихо спросил Ясуо, - Расстроенным выглядишь ты.
Голова от одного взгляда на этого молодого человека приятно кружилась. Казалось, одно лишь движенье неловкое – и рухнешь прямо в объятия его, окончательно забыв обо всём прочем…
Хотару вновь губу закусил, не понимая, что творится с ним. Ведь лишь господину Хотаке он принадлежит, и лишь с ним подобное возможно. Всплыли откуда-то из памяти жестокие слова Ясуо «Ты – лишь игрушка для него»…
- Мне страшно, - тихо произнёс мальчик, - Не понимаю я ничего. Не понимаю.
- И чего же не понимаешь ты?
Неожиданный порыв ветра взъерошил волосы обоих. Хотару до крови губу прикусил:
- Почему, когда рядом ты, сердце так колотится, что больно становится? Почему, если вижу тебя, то хочется обо всём разом позабыть, почему?! Ведь не тебе я принадлежу.
- А не думал ли ты, - лёгкое прикосновение к плечу содрогнуться заставило, - Что принадлежать – не значит любить?..
Зажмурился Хотару, не отталкивая осмелевшего Ясуо. А тот лишь улыбнулся тепло:
- Не бойся. Не узнает никто.
В следующий миг чужие губы мягко губ коснулись – и, сомнения отбросив, Хотару прижался к груди Ясуо, ласкам чужим отдаваясь. Подросток, кажется, задохнуться мог – столь тяжело каждый вздох давался. Тяжко вздымалась его грудь, и всё тело дрожь крупная колотила…
Неужто именно такие чувства любовью зовутся?..
Глава IX: Готов ли ты?..
Дни незаметно летели: казалось, разум медленно таял в пламени странных чувств, доселе Хотару неведомых. Испытывал он жуткий стыд, но не мог не признать: никаких сил не хватит ему, чтобы отказаться от неожиданно нагрянувшей любви.
Ясуо был крайне ласков со своим любовником: пытался он изо всех сил нежным с мальчиком быть, видимо, страшась оставить на теле его предательские следы ласк. Да, боялся Хотару того, что узнает господин Хотака; но вместе с тем росло в душе мальчика неосознанное ощущение, что ошибался он в чувствах своих.
Может, права была госпожа Наоко, и он попросту продаться супругу её согласился в обмен на жизнь роскошную? Да и не только в деньгах и возможном исцелении матери дело было. Сейчас мог признаться себе Хотару: никто до господина не пытался выказать расположение к нему, не пытался позаботиться о нём… Да, была мама, но не признавала она в женоподобном создании сына своего, твердя, что эта девушка чужая ей. И тут появился человек, что способен был одним лишь руки лёгким движеньем все беды отогнать… Как же не отплатить ему доверием своим?
Да, уважал Хотару господина: но уважал его как заботливого отца, и страсти к нему не испытывал. Немудрено ошибиться, принять за любовь иные чувства – но что теперь делать? Этого мальчик не мог понять, и потому предпочитал всё, как есть, оставить, позволяя неумолимому течению времени нести себя, точно упавший с ветви лист…
- Ты прекрасен, милый мой Хотару, - пламенно прошептал господин Хотака, гладя по голове прильнувшего к нему подростка, - Знай, я счастлив, что могу любить тебя.
Чуть вздрогнул мальчик, быстро взгляд отводя: к щекам его прилила кровь. Раньше наслаждался он теми мгновениями, что мог рядом с господином быть; но сейчас создавалось у него мерзкое ощущение, словно бы он раз за разом предаёт доверие обоих людей, полюбивших его…
Нет, Ясуо всегда знал о том, что не сможет Хотару господина своего покинуть. Но ведь и ему, наверное, больно от осознания того, что тот, кому он в любви клянётся, ложе с другим делит…
А господин Хотака даже и не подозревал о наличии соперника: не мог мальчик найти в себе сил, чтобы честно признаться в измене. От одной только мысли, что вновь придётся на лице господина горечь разочарования видеть, словно бы тысячи ледяных когтей пронзали сердце. Ни тому, ни другому не мог бы Хотару солгать… А господин, своими мыслями увлечённый, продолжал:
- Да, не будет у меня наследника по крови. Но, подумав, пришёл я к выводу, что есть выход у меня…
Мальчик посмотрел на господина со странной болью – и мольбой одновременно. Даже не знал Хотару, больше боли или же облегчения испытал бы он, услышав, что решил господин всё-таки найти себе женщину, которая дитя выносить могла бы. С одной стороны, предательством бы это стало: а с другой, не чувствовал бы мальчик себя столь мерзко по отношению к влюблённому в него господину Хотаке…
- Прости, милый мой, что говорю столь жестокие слова тебе, - медленно заговорил господин, - Но до конца нормальною никогда не станет мать твоя. Возможно, вспомнит она, что ты сын ей – но и только. Ты ведь понимаешь это?
Не понимая, чем слова эти вызваны, кивнул Хотару, а господин продолжал:
- А значит, вполне может сойти нам с рук небольшая ложь.
- О чём вы говорите, мой господин? – перестал подросток улавливать ход мыслей чужих. Грустная улыбка мелькнула на губах господина:
- Отчего бы не солгать прочим, что ты, а не кто-то другой, сыном мне являешься? Конечно, нелегко будет остальных убедить, но…
Не веря своим ушам, слушал Хотару. Господин Хотака что, всерьёз задумал его, мальчишку, не обученного военному делу и похожего более на девицу, сделать наследником своим?
- Но ведь тогда, - робко возразил мальчик, всеми силами стараясь сделать так, чтобы не дрожал голос его, - Тогда не сможете вы больше любить меня: не должен отец сына касаться… так.
Господин Хотака мягко погладил своего любимого по голове, всеми силами стараясь успокоить:
- Если кто-то посмеет хоть слово плохое о тебе и обо мне молвить – клянусь честью, я вырежу ему язык его поганый.
Отчего-то эти клятвы успокаивали; но одновременно иглы сомнений вонзались в бедное сердце подростка. Будь он просто игрушкою для господина, стал бы тот свои земли, своё состояние невесть кому оставлять?
Но чувства, сжигавшие изнутри, сильнее были – и знал Хотару, что сегодня, как и прежде, встретится с Ясуо в саду.
- Я знал, что придёшь ты.
Более лишних слов не тратил Ясуо, порывисто прижимая к себе стройное тело Хотару. Да, случалось юноше и ранее кем-то увлекаться – но сейчас чувства его на одержимость походили, до того сильно желал он обладать тем, что не могло ему принадлежать.
Хотару покорно позволял целовать себя. Щурясь от удовольствия, он прижимался к юноше. Он не позволял себе издать даже малейший звук, боясь, что их обнаружат. С наслаждением Ясуо провёл рукой по удивительно гладкой коже подростка.
- Не всякая женщина такой красотой похвастаться может, какой ты наделён, - прошептал юноша, мягко обвивая руками талию любовника. Закусил губу подросток, доверчиво протягивая ладони к лицу старшего юноши и очерчивая тонкими пальцами его скулы. Руки мальчика дрожали, и ясно было, что он взволнован.
- Не бойся, любимый мой, - прошептал Ясуо, зарываясь пальцами в длинные волосы мальчика, которые тот, сославшись на то, что отойти ко сну собирается, распустил.
Молча Хотару прильнул к любовнику, скользя рукой по его шее, а после – слабо упираясь в грудь. Лёгким, почти невесомым было это прикосновение, но заставило оно пробежать по телу Ясуо волну сладостной дрожи. Хотелось как можно скорее подарить наслаждение этому созданию, что столь невинным выглядит – и так легко поддаётся на ласки чужие…
Отброшена в сторону одежда – и вскоре Хотару податливо стонет, голову запрокидывая. Ясуо мог лишь зубы сжимать, пытаясь не закричать от ощущения жаркой тесноты: да, были у него и любовницы, и любовники, но ни единый человек из их числа не казался ему столь же соблазнительным, сколь этот неискушённый подросток. Хотелось касаться стройного тела, в объятиях его сжимать, снова и снова, с каждым мгновением всё больше тепла своего даря…
Короткий выдох сквозь сжатые зубы – и юноша обессилено опустился на землю, Хотару за собой увлекая. Тяжёлым было дыхание подростка: всё-таки ещё непривычной была для него подобная страсть…
Вспомнив о чём-то, резко помрачнел Ясуо и, поглаживая мальчика по голове, прошептал:
- Хотару… Знай, отец хочет, чтобы мы с ним домой отправились. Думаю, ещё день-другой пробудем мы здесь – но после я уеду.
Резкую вспышку эмоций вызвали слова эти: Хотару, вскочив, жарко зашептал:
- Я не смогу, не смогу, умру без тебя, умру…
От этих слов даже бывалому Ясуо стало больно: всё же не заслужило причиняемых страданий это бедное дитя, так по-детски влюбчивое и наивное… Задумался юноша, пытаясь решиться; затем же молвил:
- Скажи, а согласился бы ты оставить господина своего и прочь уйти вместе со мною? Ежели ночью мы сбежим, думаю, к утру уже доберёмся до границ наших с отцом владений: а там уже не достанут нас.
Широко распахнутыми глазами посмотрел на юношу Хотару, словно не веря, что услышал он слова эти. Затем неуверенно прошептал подросток:
- Но мама… Как же я здесь её оставлю?..
- Если так важно это для тебя, - ободряюще улыбнулся Хотару, - То, думаю, мог бы я попросить отца к нам её перевезти за ночь до побега. Предлог прост – мол, хотим мы её нашему лекарю показать.
- Но ведь ложь это, - пролепетал Хотару, всё ещё не веря, - Не могу я так…
- Чего стоит одна ложь, если на кону свобода твоя? – нахмурился Ясуо, - Знай, никогда не стану я стесняться того, что мужчину полюбил, и не стану тебя, как твой господин, в женские одежды рядить. Я полюбил тебя, зная, что ты мужчина; он же лишь женщину в тебе видит. Неужели желаешь ты всю жизнь свою притворяться?!
Не мог дать ответа подросток: видно было, что в смятении он, и нет у него сейчас сил решение принять. Но не было времени у Ясуо, и он усилил напор:
- Другого шанса и не представиться может. Готов ты навсегда со мною расстаться?
Конечно, преувеличивал Ясуо: меж двумя провинциями было менее дня пути. Но настолько хотелось ему Хотару к себе увезти, что он почти утратил разум.
- Я… я согласен, - тихо произнёс подросток, губы покрасневшие кусая, - согласен…
По щеке его скатилась слеза боли: но предпочёл Ясуо внимания не обращать на подобное.
«Ничего. В конце концов, разве сделаю я с ним плохое что-то? При дворе отца лучше ему будет, чем здесь», - убеждал себя юноша. Но какое-то неприятное чувство, засевшее глубоко в душе, не давало ему покоя.
Глава X: Конец всего.
Чем сильнее приближался час роковой, тем страшнее Хотару становилось. Невыносимой была боль, терзавшая сердце его: не мог он простить себе того, что вновь причинить страданья господину может.
Всё ближе и ближе вечер: а ведь ночью уже оба они – и Хотару, и Ясуо, - покинут навсегда место это.
Всё сильнее колет в груди: кажется, что душа на две половины разрывается. Одна часть души шепчет, что не сможет более Хотару жить без любви к Ясуо, а другая не желает господина Хотаку оставлять…
- В порядке ли ты, милый мой?
С невыносимой болью посмотрел Хотару в глаза господина, понимая: конец. Сегодня в последний раз вместе они – и он сам так решил. Но разве хорошо лгать?.. К чему обманывать? Почему не признаться во всём, не сказать…
- Простите меня, мой господин.
Видя смятение в глазах любимого, выжидающе посмотрел на него господин. А Хотару, понимая, что вновь лгать не может, прошептал:
- Простите ли вы меня, если… если другого я полюблю?
Недоумение на лице господина Хотаки быстро холодом сменилось: кажется, понял он что-то.
- Значит, более не желаешь ты моей любви?
- Вы очень хороший человек, мой господин, - чувствуя, что если не скажет ничего, то умрёт от стыда, продолжал Хотару, - Это я виноват, я, я… Простите. Простите…
- И кто же этот человек, что сердце твоё похитил?..
Молчал Хотару, чувствуя необъяснимый страх: но верил он господину, и потому пролепетал:
- Ясуо, сын друга вашего. Простите. Прошу, простите. Это моя вина. Вы самый лучший на свете человек, но не могу я вам лгать, не могу…
Холод в глазах господина пугал, и ранил сильнее, чем могли бы ранить острые ножи. Неожиданно Хотака с силой, до боли, сжал хрупкое запястье подростка – и вскрикнул Хотару:
- Больно! Не надо… вы мне руку сломаете!
Но даже следа жалости не отразилось на столь хорошо знакомом лице: в глазах было лишь яростное безумие. Швырнув мальчика в сторону, холодно проговорил господин:
- Не смей комнату свою покидать. Знай – любой из стражи горло тебе перережет, если за пределами комнаты этой увидит.
Испуганный Хотару в дрожащий комочек сжался, понимая, что не хватит ему сил приказа ослушаться. Куда ушёл господин?! Ведь не сделает же такой хороший человек дурного, ведь правда?!
- Вы с ума сошли?! – нервно воскликнул советник, - Никак, демон в вас вселился!
Перед глазами Хотаки всё плыло, и безумная ярость, смешанная с обидой, застилала душу:
- Я понимаю, что говорю. Прикажи стражи убить всех. Всех, кто сопровождал их, всех! А мальчишку… мальчишку живым возьмите.
- Никак я в толк не возьму, - не понимал советник, с чего бы вдруг столь жестокий приказ отдал господин, - Ведь вы же друзья с господином Нами, и…
- Их семья у меня кое-что очень дорогое похитила, - отбрил господин Хотака, до крови тонкие губы кусая, - А воры дорого заплатить должны. Все они.
С поклоном удалился советник: господин же направился вместе со стражей в спальню сына семейства Нами…
Колени трясутся, и всё тело охватывает болезненная дрожь. Хотару, плача, в угол комнаты забился: уж на что старался он слёзы сдерживать, но не было у него сил на подобное. Почему вдруг столь резко переменилось отношение господина? Если любил он его, то отчего боль причинил, если же нет – то почему так разозлило его признание в том, что другой человек ему полюбился?..
Вновь показался в комнате господин: бледное лицо его точно светилось в полумраке комнаты, и лихорадочно горели глаза. Попятился Хотару, боясь приблизиться. Но господин в охапку его сгрёб, точно жалкого щенка, и потащил во двор, шепча на ходу:
- Ты принадлежишь мне, понятно?! Мне. Не смей глаза закрывать, не смей…
У пруда уже стояла стража: удерживали они перепуганного Ясуо, который явно не ожидал, что нападут на него. Увидев Хотару, он вздрогнул. Мальчик, на господина посмотрев, закричал, и в голосе его звучала отчаянная мольба:
- Не трогайте его, прошу! Это моя вина, моя. Это я его просил, я… Прошу вас, господин!
Но не собирался останавливаться господин Хотака, крепко удерживая рядом с собою пытающегося вырваться подростка. Коротко кивнул он одному из стражников – и над шеей Ясуо, обречённо голову склонившего, взметнулся клинок…
- Не надо, прошу, не надо! – Хотару ничего не видел от слёз, глаза застилавших. Кровь словно закипала от боли, и хотелось лишь пробудиться и понять, что сном кошмарным всё это является…
- Ты принадлежишь мне, - безумный шёпот над ухом вновь содрогнуться заставил, - Не отворачивайся, смотри! Ну же, смотри!
Клинок опустился – и над резиденцией разнёсся отчаянный вопль Хотару. Стражник же равнодушно пнул ногой мёртвое тело. А мальчик не мог глаз оторвать от того, как медленно катилась по земле отрубленная голова того человека, которого любил он, любил всем сердцем своим…
- Смотри, смотри, - словно разума лишившись, шептал на ухо господин, - Вот что будет со всяким, кто тебя у меня отнять пожелает. Ясно тебе?!
Но молчал подросток: отчего-то разом все слова смысл потеряли. Когда боли много слишком, она способна душу переломить. Он плакал и не осознавал этого: крупные слёзы катились по щекам, всё тело содрогалось от беззвучных рыданий. Слишком больно, слишком…
А господин, не желая даже думать о том, что творит, поволок его обратно в комнату, едва ли не на глазах у других одежду с подростка срывая. Поняв, что с ним сделать хотят, мальчик с ужасом во взгляде на господина посмотрел:
- Прошу вас, - голос его дрожал, и губы нервно дёргались, - Прошу, не надо. Прошу, прошу…
Резкий удар по щеке заставил вздрогнуть – и Хотару затих, более не сопротивляясь. Он давился своими рыданиями, но более не издавал ни звука – даже тогда, когда всё тело разрывала изнутри острая боль от слишком резкого проникновения.
Ещё один удар по лицу – и подросток, ударившись головой, потерял сознание.
Открыв глаза наутро, не обнаружил Хотару рядом своего господина. Словно в бреду, по сторонам он смотрел: на эту просторную комнату, роскошь которой теперь казалась насмешкою, на следы собственной крови на простынях…
Поднявшись, мальчик поморщился от боли. Машинально на себя одежду накинув, он побрёл вперёд, сам не зная, куда. Сердце в груди словно желало остановиться, столь часто пропускало оно удары. Дыхание, срывающееся с губ, неровным было, точно у больного.
Отчаянно хотелось ощутить хоть немного тепла. Ещё немного. Не важно, чьего. Просто казалось, что если господин вновь посмотрит на него с нежностью, то всё станет так, как было раньше. Вновь будут эти бесконечные дни в саду, его тёплая улыбка, нежность прикосновений… Почему это всё ушло так легко?!
Спина, до крови исцарапанная, саднила. Голова кружилась, и порой казалось, что все предметы кругом куда-то плывут…
Но господина нигде не было, нигде. И в саду, на привычном месте, оставалась лишь кровь убитого Ясуо: тело уже унесли…
Из-за кустов показалась Умеко: девушка была бледна, и понимал Хотару, что напугали её события прошлой ночи. Словно со стороны голос свой слыша, спросил он:
- Где господин Хотака?.. Где он?
- Господин сказал, что более не желает видеть вас, - запинаясь, точно виновата она была в чём-то, произнесла Умеко, - И что, когда понадобится ему… с кем-нибудь ложе разделить, он сам придёт. Не виновата я, простите! Он так сказал, и…
Но уже не слушал Хотару. Нет. Ясуо больше нет. Так же, как нет и любви господина. Теперь и впрямь лишь из боли будет состоять жизнь. А мама?..
Служанка, видя состояние мальчика, предпочла уйти. Хотару же опустился на траву, тонкими пальцами касаясь застывшей крови. По щекам текли слёзы.
- Чем я так провинился перед вами?.. – тихо спросил мальчик, обращаясь к тем, кто не мог слышать его, - Что я вам сделал, скажите, что? Я не хотел ведь такого… Не хотел.
Голова кружилась всё сильнее, и воздуха отчего-то не хватало. Хотелось только одного: чтобы исчезла эта боль, чтобы не было её больше…
Хотару устало лёг на землю, прижимаясь щекой к пятну крови. Сердце сделало ещё пару болезненных ударов – и замерло, чтобы больше никогда не забиться вновь.
- Всё-таки, мама, я не понимаю, - надув губы, спрашивает маленький мальчик, - Почему светлячки не захотели оставаться взаперти? Ведь им же могли дать всё, что они только захотят, и они должны были только лишь светиться.
Темноволосая женщина с усталой улыбкой гладит сына по голове:
- Они хотели быть свободными и дарить свой свет кому пожелают, а не одному лишь человеку.
- Глупые они, - по-детски восклицает ребёнок, - Если бы я был светлячком, я мог бы светиться и только для одного человека.
Женщина вновь смеётся, с тоской глядя в окно: интересно, когда же муж её возвратится с войны?
- Когда-нибудь ты вырастешь, Хотару, и всё поймёшь. А теперь спи, мой мальчик. Спи.
И мальчик устало закрывает сонные глазки, зная, что ему приснится тот самый золотой дворец из сказки, каким он всегда мечтал обладать.
|
