 Фанфик «To be free (Быть свободным) | 9-16»
Шапка фанфика:
Название: To be free (Быть свободным)
Автор: free_falcon
Фандом: ориджинал
Персонажи/ Пейринг: м/м
Жанр: Ангст, Психология, Мистика
Предупреждение: написано под впечатлением песни Alyosha - To be free
Тип/Вид: слэш
Рейтинг: R
Размер: миди
Содержание: продолжение и окончание фика To be free
Статус: закончен
Дисклеймеры: права принадлежат мне
Размещение: с разрешения автора
От автора: посвящается всем странным, необычным на первый взгляд людям)
Текст фанфика:
9
Вернувшись к себе, Хаски планировал переварить, разложить разговор с Отто по полочкам, но уснул, едва его голова коснулась подушки. Страх внутри если не исчез, то хотя бы втянул свои острые коготки, и усталость взяла свое.
Утром Ника выглядела необычайно оживленной.
– Не поверишь, что случилось, – поделилась она. – Включили фонтан! Хочешь посмотреть?
Конечно, Хаски хотел. Выбраться из четырех стен на солнце и не присутствовать на тестах… в этом была особенная радость. Может, убогая и горькая, но она была.
Внутренний двор при свете дня казался не таким мрачным, как в сумерках. Весна все-таки добралась сюда. Пробивалась первая трава, распускались молодые листочки на деревьях.
– Красота… – Ника уселась на мраморное ограждение и подставила ладонь под струи ожившего фонтана.
Хаски молча впитывал в себя безоблачно-голубое небо, солнце, яркую зелень. На глаза навернулись непрошенные слезы. Парни не плачут. Кто сказал такую глупость?
– Ты куда? – окликнула Ника. Хаски побрел в другой конец двора, мысленно умоляя Нику не идти за ним. Что-то подсказывало, что сейчас она не поймет его чувств… а он не понимал ее. Простой фонтан – а сколько радости… Он бы и сам радовался всему на свете, но только на воле. «Здесь вполне можно жить и радоваться жизни…» Неужели?
В ветвях деревьев заливались птицы. Вытирая слезы тыльной стороной ладони, Хаски поднял голову. Он стоял под старым раскидистым каштаном.
Праздничные белые свечи, они расцветают в мае. Огни салюта, фонтаны, значительно больше и красивее этого, который во внутреннем дворе.
Хаски сел в разветвлении корней, прислонился спиной к стволу. Похлопал по теплой древесной коре. Ну здравствуй, старый друг…
Там, откуда он родом, каштанов очень много, весной улицы просто вскипают белой пеной каштанового цвета… Хаски видел эту картинку в подробностях, но не мог вспомнить названия города.
Он понял, что прошло довольно много времени, когда Ника жестами подозвала к себе. Прогулка подошла к концу, пора возвращаться. Теплый ветерок высушил слезы, ободряюще взъерошил волосы.
– Я вернусь, – слова Хаски были обращены то ли к дереву, то ли к городу.
– Твою дверь больше не будут закрывать. Иди куда хочешь… свобода! Здорово! – сообщила Ника, когда они с Хаски подошли к его палате.
Хаски поморщился: все-таки у него немного другие представления о свободе. Хотя, в данной ситуации и это – уже неплохо.
– Слушай… – Хаски осторожно подбирал слова. – Только честно… Как ты сюда попала? Как тебе здесь?
– Попала, как и ты, – сухо перебила Ника, направление разговора явно испортило ей настроение. – Здесь мне лучше, чем дома. Правда.
– А ты помнишь, как было дома? – Хаски говорил почти шепотом, боясь спугнуть надежду. Ведь если Ника помнит, то и он, возможно…
Ника вздохнула.
– Сначала не помнила ничего, потом… Лучше не помнить, как вот ты. Все, больше ничего не скажу, – неожиданно отрезала она, когда Хаски открыл рот, чтобы задать следующий вопрос. – Тебя ждет Отто, он у себя.
Сегодня все двери-близнецы были закрыты, но Хаски без труда отыскал кабинет Отто. Знакомое золотистое тепло служило ориентиром, и он просто пошел по этому следу, как собака. И не ошибся: за безликой дверью, к которой его настойчиво тянуло, действительно оказалась наполненная солнцем комната… наполненная солнцем в прямом и переносном смысле.
– Сегодня у нас очередной тест. Садись, – Отто приятно улыбнулся и указал на кресло у стены. Своими габаритами кресло больше напоминало маленький диванчик, мягкий и какой-то уж очень домашний.
– А где… – Хаски оглядел кабинет в поисках Кларка.
Отто понял его с полуслова:
– Кларка не будет. Ты, я вижу, рад этому?
Хаски молча устроился в кресле. Контролировать, ему следует лучше себя контролировать… видимо, облегчение слишком явно отразилось на лице.
– Кларка ты не перевариваешь, меня сторонишься, а вот Нике повезло больше всех, – Отто хмыкнул.
Хаски захлопал глазами.
– Нике?
Отто не ответил. В его руках появился прибор, похожий на плоский калькулятор с хвостом из разноцветных проводков:
– Это портативный энцефалограф, он регистрирует работу мозга. Провода будут крепиться к твоей голове. Больно не будет.
Хаски кивнул и тут же спросил:
– Так что насчет Ники?
– С ней ты общаешься больше всех… с обычной медсестрой. Мне как куратору даже немного обидно. Кстати, Ника нарушила правила ради тебя, – Отто говорил негромко, задумчиво, будто разговаривал сам с собой. – Принесла зеркальце…ты ведь знаешь, что острые предметы запрещено вносить в палату?
Сердце Хаски пропустило несколько ударов. Пальцы куратора прикоснулись к его вискам, осторожно закрепляя электроды, а глаза оказались прямо напротив. Насыщенно карие, с красноватым оттенком в глубине… цвета крепкого черного чая.
У Хаски вдруг закружилась голова. Неясное томление… Что-то не так. Сейчас ему следовало бы испытывать страх за Нику и за себя. Если Отто знает о зеркальце, то знает ли он об украденных ножницах? Сердце забилось с удвоенной частотой, но не от страха.
– Это я попросил принести зеркальце, Ника не виновата,– Хаски облизнул пересохшие губы. Терпкий чайный привкус. Откуда?
– Ладно, – Отто пристегнул энцефалограф к поясу Хаски. – На будущее: за подобное здесь наказывают.
Хаски тихо выдохнул. Как только Отто отошел к столу и сел за компьютер, туман в голове и сердцебиение прошли как по волшебству. И это напрягало Хаски больше, чем ножницы и, соответственно, нарушение правил.
Что-то не так.
10
Некоторое время в комнате висела тишина. В приоткрытую форточку просачивался аромат цветущих абрикос, ярко светило солнце.
– Я пойду? – наконец осторожно поинтересовался Хаски.
Отто окинул его пристальным взглядом поверх монитора.
– Нет. Ты побудешь тут, вдруг электроды отклеются, – мягко объяснил он. –Займись чем-нибудь, чтобы не скучать. Почитай. Можешь порисовать. Еще есть мультики.
Тон Отто был по-дружески теплым, даже не верилось, что только что куратор пугал жесткими правилами.
– Мультики? Нет, спасибо, – Хаски выразительно поморщился. – Лучше порисую.
– Как хочешь, – Отто подвинул на край стола, поближе к Хаски, альбомные листы, карандаш. И углубился в работу.
Опять повисла тишина. Хаски бездумно выводил на бумаге тонкие, похожие на виноградную лозу, завитки. Косился на Отто сквозь длинную челку. Вздыхал и снова рисовал, теперь уже цветущий каштан… Потом была лилия – и опять взгляд в сторону куратора.
– Малыш, спрашивай, – Отто усмехнулся, щелкая мышкой.
Хаски прикусил кончик карандаша. Для куратора он явно открытая книга…
– У меня много вопросов.
– Замечательно, – ободрил Отто. – Давай.
Хаски робко начал допрос:
– Моя память… она восстановится?
– Со временем – да.
Хаски с облегчением выдохнул. Хорошие новости!
– А зачем ее стерли?
– Чтобы ты легче адаптировался здесь.
– Легче адаптировался?!
– Дальше? – Отто сделал вид, что не замечает возмущения Хаски. – Хочешь узнать что-нибудь о своих способностях?
– Ну-у-у… – Хаски опустил глаза на рисунки. Изрисованная бумага кое о чем напомнила. – Та тень с красными глазами… что это?
– Скажем так: сущность из другого плана реальности. Ты ведь знаешь, что наша реальность имеет многомерную структуру? Нет? Ну представь торт с несколькими слоями: ты можешь видеть все слои, а окружающие – только один.
– Вы… – Хаски сделал над собой усилие. – Ты сказал, не только я вижу… Кто
еще…
– Я.
– Правда? – оживился Хаски. – Ты индиго?
Отто ответил односложно:
– Нет, индиго здесь ты.
Хаски хотел почесать голову кончиком карандаша, но вовремя вспомнил про электроды. Сколько информации – и всего за пару минут! Похоже, общение с куратором может быть полезным. К тому же, разговаривать с Отто интересно и… затягивает. Хочется спрашивать еще и еще. Что еще ему хотелось бы узнать? Конечно! Какие способности у Отто?
– Давай продолжим завтра? – вдруг спросил Отто. – Сегодня я немного занят.
Хаски нехотя согласился.
– «Завтра»? Ты сказал, «завтра»? – запоздало спохватился он.
– Приходи, если захочешь пообщаться, – Отто вернулся к своей работе.
Хаски некотрое время изучал сосредоточенное лицо куратора, потом принялся за прерванное рисование. Дело пошло быстрее и легче, Хаски даже не задумывался, что рисует и как, черные линии ложились на бумагу сами собой.
Когда он очнулся и отложил в сторону карандаш и бумагу, за окном-аркой понемногу темнело, а Отто куда-то исчез.
Хаски зевнул, снял кроссовки и забрался на диванчик – точнее, кресло – с ногами. Положил голову на пухлый подлокотник – осторожно, чтобы не потревожить проводки на голове. Интересно, когда придет Отто и отпустит его к себе? Хотелось спать… Обстановка в кабинете Отто убаюкивала, медово пахли абрикосы.
Хаски еще раз зевнул. Глаза слипались…
– Какой хорошенький! От девушек не будет отбоя… Нужен глаз да глаз. Сколько ему?
– Двадцать один.
– Специфический возраст, к тому же индиго… Представляю, как тебе тяжело.
– Это того стоит. Я так долго искал подходящего индиго. Малышу цены нет.
Хаски лениво потянулся и высунул нос из-под пледа: ноздрей тут же коснулся абрикосовый аромат. Сонливость сняло как рукой.
Он что, ночевал у Отто в кабинете?
Плед соскользнул на пол, когда Хаски рывком сел.
– Доброе утро, малыш, – поздоровался Отто. Рядом с ним стояла незнакомка в белом халате. Хаски оторопело пялился на нее, как на привидение: за время, проведенное здесь, он не видел никого, кроме Отто, Ники и Кларка. Ему уже начинало казаться, что эти трое – единственный персонал базы.
– Привет, я Эмма, – женщина приветливо улыбнулась.
Она была воплощением женственности: пышные формы, светлые локоны. А солнечный свет окутывал ее фигуру золотистым ореолом и добавлял образу нереальности.
Хаски почувствовал на себе пристальный взгляд Отто.
– Эмма тоже будет работать с тобой, – пояснил куратор.
– Вы хорошая, – Хаски улыбнулся Эмме. – Не то что Кларк.
Похоже, Эмма относилась к тем женщинам, которые без усилий очаровывают окружающих… даже ее имя излучало какие-то невидимые притягательные флюиды.
– Приятно слышать, Хаски, – Эмма переглянулась с Отто. – Не волнуйся, у меня не такие жесткие методы, как у Кларка.
Отто сверился с часами:
– Малыш, уже завтрак. Беги.
Хаски послушно одел кроссовки, пригладил растрепанные волосы: оказалось, что проводки с электродами исчезли.
– А где… – он оглянулся в поисках альбомных листов.
– Рисунки пока побудут у меня, – Отто повернулся к Эмме.
– Я… – Хаски хотел сказать «приду сегодня вечером», но осекся.
Эмма смотрела на Отто так, что Хаски мгновенно почувствовал себя здесь лишним. Ему осталось только тихо прикрыть дверь за собой.
После кабинета Отто собственная комната казалась сумрачной и холодной… Хаски уверял себя, что это только из-за отсутствия окна.
– Сегодня вечером обещают ясное небо, – осторожно сказала Ника. – Будет хорошо видно Сириус. А в саду цветут магнолии, после обеда можем пофотографироваться.
– Угу… – Хаски почти не слушал ее болтовню. – Слушай, кто такая Эмма?
– О, она классная! Раньше была моим куратором. Красивая, умная, добрая… Повезло тебе!
Хаски едва слышно вздохнул.
– Ну что, встречаемся вечером? – после паузы Ника вернулась к прерванному разговору.
– Я занят, извини.
Всю следующую неделю Хаски стоило больших трудов не замечать разочарованно-вопросительных взглядов Ники. На душе скребли непрошенные кошки, когда вечерами он шел к Отто, а не на крыльцо, как раньше.
С Отто было легко говорить – и молчать. Пока куратор работал, Хаски устраивался по-турецки в кресле и рисовал. В такие моменты казалось, что они общаются даже тогда, когда каждый занят своим делом.
Эмма также была частым гостем в кабинете Отто. Она медленно шла к столу Отто, призывно покачивая бедрами, – и это вызывало у Хаски странную досаду.
Что-то не так. Но он не мог понять, что именно.
11
Кларк тем временем проводил свои исследования, Хаски не особо вникал в их суть: его волновало лишь то, насколько они безопасны и безболезненны.
Однажды Кларк привел его в полутемную комнатку, в которой хватило места лишь для стола с компьютером. Что-то тихо гудело, а за прозрачной внутренней дверью виднелся подозрительный агрегат. Его тесное круглое отверстие почему-то ассоциировалось со входом на космический корабль.
– Это томограф, – равнодушно сообщил Кларк. – От тебя требуется только спокойно лежать, пока я тебя просканирую.
– Я не полезу туда, – Хаски отрицательно замотал головой. – Пока не придет Отто.
– Металл на теле есть? Есть, – Кларк будто и не слышал его. – Сережку сними.
– Что? – не понял Хаски.
Кларк пробормотал что-то насчет тупости и подошел к Хаски.
– Ай! – Хаски схватился за левое ухо. – Больно!
– Мило… с красным камушком, – Кларк изучал лежащую на своей ладони сережку- «гвоздик». – Говорят, парни, у которых в левом ухе сережка, голубые. Правда? Чего молчишь? Судя по твоей смазливой мордашке...
Кларк окинул Хаски откровенно оценивающим взглядом.
Хаски пожалел, что его собственный взгляд не обладает способностью сжигать дотла… тогда Кларк уже превратился бы в жалкую кучку пепла. Жаль, взгляд этого не может, и для защиты остаются только слова.
– Пошел ты…
Кларк изогнул бровь.
– Ты что-то сказал? – в его ласковом тоне послышалась угроза.
Как там говорил Отто? Будь осторожнее, не провоцируй.
– Ничего, – выплюнул Хаски, сдерживаясь изо всех сил.
– Вот и отлично, – Кларк удовлетворенно усмехнулся. – Заходи внутрь.
Хаски повысил голос, чтобы наконец быть услышанным:
– Пока здесь не будет Отто, я не полезу туда!
– У твоего куратора полно дел. Сейчас вколю тебе снотворное…
Пока Кларк вытаскивал из кармана шприц, Хаски сорвался с места и вихрем вылетел в коридор.
Он мчался, не разбирая дороги, – точнее, выбирал дорогу интуитивно, не полагаясь на зрение.
– В чем дело? – Отто воззрился на запыхавшегося, мокрого Хаски на пороге своего кабинета.
– Кларк… я не буду лезть в том... том… короче, не буду! А он даже не слушает!
Хаски захлебывался словами и с ужасом понимал, что вот-вот заплачет. Отто подошел, положил ладони ему на плечи. Участливо улыбнулся.
– Малыш, послушай, томография – не больно. Чего ты так боишься?
– Вдруг Кларк… – Хаски не закончил.
– Ясно. Это мы решим. Воды дать?
– Н-нет…
– Иди сюда, ты весь дрожишь.
Хаски послушно уткнулся носом в плечо Отто. Одной рукой куратор обнял его, а другой осторожно гладил по голове.
Хаски прикрыл глаза, тепло плавно, неторопливо разливалось по телу.
– Ох, как трогательно, – послышался язвительный комментарий Кларка. – Уже пожаловался ?
– Уйди, – тихо, но грозно посоветовал Отто.
Кларк заткнулся и, негодуя, громко захлопнул дверь.
– Ну как, успокоился немного? – Отто отодвинул Хаски от себя, внимательно осмотрел. – Пойдем, сделаем уже эту чертову томографию.
И вправду, томографии не стоило бояться. Она оказалась веселой прогулкой по сравнению с процедурой, которую Отто назвал «биопсией». Хаски понял это, лежа на операционном столе под безжалостно-ярким светом галогеновых ламп.
И как только он позволил Отто уговорить себя? В искусстве убеждения куратор явно имел большой опыт… не важно даже, что он говорит – важно, как он это делает. Негромкий вкрадчивый голос проникал куда-то в подсознание, успокаивал, убаюкивал, уверяя, что больно не будет. Хаски поверил и, несмотря на страх, добровольно пришел в операционную.
– Ну привет. Где бы еще нам увидеться?
– Ника? – Хаски вздрогнул, когда игла шприца проникла ему в вену.
Медсестра на мгновение сняла маску.
– Узнал? Оперирует Эмма. Все свои, – она подмигнула.
– Да, у Кларка вдруг появились неотложные дела, – лицо Отто тоже скрывалось под маской, и, судя по выражению глаз, он улыбался.
Хаски хихикнул. Перед тем как уснуть, он увидел красочную картинку: Кларк тщетно пытается выбраться из запертой подсобки.
12
Хаски смотрел сон отстраненно, будто со стороны, как смотрят фильм в кинотеатре, – но понимал, что это происходило с ним на самом деле. Память наконец приоткрыла завесу секретности и выдала первое воспоминание.
Больница. Табличка над входом на второй этаж гласила: «Отделение психосоматических заболеваний». Родители позаботились, чтобы уХаски была отдельная палата со всеми удобствами. Точнее, позаботился отец, который давно ушел из семьи и теперь восполнял недостаток отцовской любви, решая материальные проблемы сына.
Хаски не считал себя нездоровым. Успокаивало лишь то, что отделение психосоматики, несмотря на свое грозное название, не являлось психбольницей. «Здесь лечатся люди с чуткой нервной системой», – любила повторять Нина Ивановна, врач Хаски.
Сам Хаски не понимал, от чего его пытаются излечить. «Невроз», «депрессия» и так далее… список возможных диагнозов – и, соответственно, выписанных лекарств,– был внушительным. Хаски считал дни до возвращения домой и даже вычеркивал числа в маленьком календарике. Терпение почти равнялось нулю, поэтому, когда в один прекрасный день в его палату вошла Нина Ивановна, в голову пришла только одна мысль: «Выписывают!».
– К тебе посетитель, – сообщила врач. – Известный психотерапевт, он тобой заинтересовался.
Хаски не сдержал разочарованный вздох. Опять придется отвечать на идиотские вопросы… а от этих лекарств так болит голова и хочется спать…
Психотерапевтом оказался кареглазый мужчина в черной рубашке и джинсах в тон.
– Саша? Приятно познакомится, Отто, – голос был приятный, с легким иностранным акцентом.
– Чего вам? – нелюбезно осведомился Хаски, когда Нина Ивановна ушла.
Ему сразу не понравился взгляд Отто: пристальный, изучающий.
Психотерапевт присел на стул возле кровати и открыл медицинскую карточку Хаски.
– Диагноз неустановлен. Ясно. Как лечение, помогает?
Ну вот, началось… «Что?» да «почему?»…
– Я здоров, – огрызнулся Хаски. – Это родители считают, что меня нужно лечить!
– Удивительно, ты ни разу не болел, – Отто будто и не заметил вспышку гнева.– Ни свинкой, ни ветрянкой… даже гриппом.
– Да. Только…
– СПИДом. Знаю эту историю: заразили в роддоме во время переливания крови. В два года оказалось, что ты совершенно здоров, вируса в крови не было.
– Откуда… – Хаски поднял брови.
– Об этом писали в газетах. Еще бы, мальчик с абсолютным иммунитетом! Сенсация!
– Очень рад, – проворчал Хаски и принялся демонстративно щелкать пультом от телевизора. Неужели не видно, что он не настроен общаться?
Отто не отрывался от его карточки:
– А что у нас с психикой? Видишь то, что не видят другие? Бывало такое?
– Я не псих… – опять вздохнул Хаски.
Отто тепло улыбнулся:
– Нет, конечно. Хочешь угадаю? Тебя достало, что окружающие считают тебя странным, иногда даже ненормальным. А на самом деле, ты просто видишь реальность по-своему. Ты особенный…
– И что? – Хаски вызывающе посмотрел Отто в глаза – и испугался. Во взгляде психотерапевта светилось нескрываемое восхищение. Как у человека, который получил долгожданный подарок на день Рождения. Хаски передернуло.
– Уходите, – тихо потребовал он.
– Ладно, – легко согласился Отто. – До встречи, Саша.
Хаски с облегчением следил, как психотерапевт уходит. Странный разговор. Странный человек…
В половине девятого вечера в его палате вновь появилась Нина Ивановна.
– Есть разговор насчет твоей выписки. Пойдем прогуляемся, – врач нервно поглядывала на часы.
– Сейчас? – Хаски пялился на нее. Сладкое слово «выписка», равнозначное слову «свобода», подкупало… Поэтому он без возражений последовал за Ниной Ивановной на улицу, к боковому входу в больницу. Стемнело, моросил мелкий дождик. Рядом со ступеньками стоял джип с распахнутой задней дверцей, в апельсиновом свете фонарей он напоминал притаившегося в засаде зверя.
Нина Ивановна вдруг остановилась и обернулась.
– Так что… – начал Хаски, но осекся. Врач смотрела мимо, будто видела что-то за его спиной. Хаски не успел оглянуться: сильная рука схватила его сзади, вторая зажала рот. В ноздри ударил резкий запах.
– Дыши, малыш.
Знакомый голос. Чертов психотерапевт! Он же маньяк!
Хаски протестующе замычал и попытался пнуть Отто – бесполезно. С каждым вдохом сил оставалось все меньше. Тело отказывалось слушаться, сознание заволокло белой дымкой…
Хаски дернулся в последний раз и затих. Несколько мгновений он еще чувствовал, что происходит вокруг. Кожаное сидение авто. Щелчок двери. Урчание двигателя. Темнота.
Кабинет Отто являл собой поле боя: на полу изорванные документы, корзина для мусора валялась в углу, книги свалены в кучу под книжным шкафом. Уцелел лишь компьютер; несмотря на жажду мести, Хаски не решился его трогать.
Хаски пришел сюда, как только очнулся от наркоза, – в одной пижаме, босой, злой как черт. Он пришел с целью высказать Отто все, что думает по поводу своего похищения. Куратора в кабинете не оказалось, а ярость кипела внутри и требовала немедленного выхода…
– Малыш, что здесь случилось?
Надо отдать должное Отто: разгром в кабинете лишь слегка удивил его.
– Ну, рассказывай, – куратор занял свое место за столом и сложил ладони домиком. Хаски шумно дышал, до боли сжимая кулаки.
– Ты! – он обвиняюще ткнул дрожащим пальцем в Отто. – Ты меня похитил!
– А, – Отто понимающе кивнул. – Это было грубо, правда. Испугался? Прости, малыш.
Хаски поперхнулся воздухом, хотелось рвать и метать. Малейший намек на агрессию со стороны Отто – и он точно вцепился бы куратору в горло. И плевать на последствия!
– Прости, пожалуйста, – Отто выглядел как человек, искренне сожалеющий о своем проступке.
Самое ужасное – и непонятное – он не лгал. Как такое возможно?
Хаски сжал зубы. Да какая разница?!
– Выпусти меня отсюда. Сейчас же!
Отто поднялся из-за стола. Осторожно, будто пробуя каждый шаг, направился к Хаски.
– Не подходи! – ощетинился Хаски. Куратор мгновенно остановился.
– Я не причиню тебе вреда, – успокаивающе заговорил он.
– Неправда! – с горечью воскликнул Хаски. В данной ситуации это слово звучало абсурдно, наивно и по-детски.
– Почему? – живо поинтересовался Отто. – Я ни разу не обманул тебя… Нет смысла, ты сразу чувствуешь ложь.
Хаски неохотно признался себе, что куратор прав… но паршивое ощущение предательства не покидало… Хотя, предать может только тот, кому доверяешь. Близкий человек.
– Отпусти меня.
– Не могу. Слишком долго я тебя искал, – Отто сделал еще шаг к Хаски. – Ты удивительный.
Опять этот пугающий восхищенный взгляд… Хаски едва не взвыл. Ну что он может противопоставить Отто? Физическая борьба? Бесполезно. Куратор выше его и, безусловно, сильнее.
Отто здесь хозяин, он на своей территории.
Может, переубедить? Припугнуть?
– Меня найдут, а тебя – посадят! – Хаски постарался вложить в голос всю свою веру в торжество правосудия. – Знаешь, кто мой дядя?
– Спецслужбы в курсе, чем мы здесь занимаемся, – спокойно заметил Отто. – И полиция, соответственно, тоже.
Не получилось. Хаски закусил губу, словил собственное отражение в стеклянной дверце книжного шкафа: на лице застыло отчаяние.
Отто вдруг оказался рядом, на расстоянии вытянутой руки. Хаски резко отступил назад – и, охнув, схватился за голову.
– Где болит? – всполошился Отто. – Голова? Садись-садись…
Хаски осторожно устроился на краю кресла-диванчика.
– Такое бывает… наркоз… – бормотал Отто, будто оправдываясь. – Ты как, малыш?
Нужно быть слепым, чтобы не видеть, что куратор искренне, неподдельно беспокоится. Хаски пришла в голову идея.
– Хочу пить, – он грустно посмотрел на Отто сквозь косую челку.
– Вода? Минералка? Может,чаю? – тут же откликнулся куратор.
– Минералка, – печальнее прежнего произнес Хаски.
– Сейчас, малыш. Сиди спокойно, – Отто ласково взъерошил его волосы и вышел из кабинета.
Хаски прислушался к затихающим в коридоре шагам, хмыкнул и придирчиво осмотрел себя в стеклянной дверце. Да уж, вид у него, как у бездомного котенка или щенка… худенький, бледный, растрепанная челка падает на лицо… Он вызывает жалость, а вместе с ней – желание почесать за ушком и пригреть на груди.
Хаски придал лицу выражение а-ля «кот из мультфильма «Шрек». Получилось вполне правдоподобно. Давить на жалость – неплохая тактика, и это было успешно доказано только что.
Он слабо, устало улыбнулся. На войне все средства хороши… С волками жить – по-волчьи выть? Да. Не только над ним здесь будут ставить эксперименты.
13
Этой ночью к нему решила вернуться память – вся и сразу. Хаски с нетерпением ожидал возвращения воспоминаний… а зря. По ощущениям, его будто пришибло бетонным блоком, безжалостной плитой прошлого.
Хаски с детства называли странным. Рисовать он научился раньше, чем говорить. Рисовал зрело, как для ребенка, и оторвать его от этого занятия было практически невозможно. Рисование было основным способом общения с внешним миром. Хаски будто говорил на своем собственном языке, но это наречие не понимали окружающие. Более того – почему-то они требовали от него выучить их язык.
Хаски искренне недоумевал: зачем ему говорить, если есть карандаши, краски и бумага? Рисунок расскажет и объяснит все лучше слов!
К сожалению, окружающий мир считал иначе. И Хаски научился говорить и писать, чтобы общаться с миром на одном языке. Однако это не помогло, Хаски так и остался инопланетянином. Другим, не таким, как все. В чем же дело? Мир и дальше азартно перекраивал, подстраивал Хаски под серую норму. Хаски протестовал против рамок, в которые его усиленно вгоняли, протестовал как мог: когда словами, когда поступками. Взять хотя бы такую несерьезную вещь, как цвет волос…
…Однажды Хаски подобрал на улице котенка: грязного, ободранного, несчастного. Понес его домой.
– Эй, инопланетянин!
Прижимая к груди тщедушное кошачье тельце, Хаски обернулся на знакомый презрительный голос. Батон, предводитель местной дворовой банды, ухмылялся:
– Сменил цвет волос? Розовый тебе к лицу. Ты теперь такой сладенький…
Хаски, предчувствуя недоброе, опустил котенка на асфальт. Свита Батона, хихикая, как гиены в саванне, медленно сужала кольцо. В их глазах читался приговор. Закон каменных джунглей: будь, как все. Не смей выделяться. Ах, не хочешь? Заставим.
Спустя полчаса мама едва не лишилась чувств, увидев Хаски на пороге. Кровь с разбитого лица мешалась со слезами и капала на грязную шкурку котенка. Ссадины, царапины и синяки бесследно исчезли через пару дней, а вот шрамы на сердце – остались.
О том, что он иногда видит и чувствует странные – для окружающих – вещи, Хаски не распространялся… да и не с кем было поделиться этой новостью. Сверстники сторонились или недолюбливали его, а родители, узнав о видениях, отправили на лечение.
Незадолго до встречи с Отто Хаски понял, что устал. Устал отстаивать свой хрустально-хрупкий внутренний мир от нападок мира внешнего. Устал воевать за себя.
Он хотел покоя. Хотел свободы. Всего-навсего, быть собой. Это так много?
Лежа на кровати, Хаски неподвижно смотрел в потолок. От накативших разом воспоминаний подташнивало, как от слишком сытного обеда.
Его прошлое… Он так хотел вырваться отсюда, вернуться в нормальную, привычную жизнь… Он хотел вернуться туда?
Невольно вспомнилась Ника. Теперь он понял ее. «Лучше, чем дома…», «Лучше не помнить…». Ясно, как божий день.
Навалилась усталость. Хаски не мог уснуть – но и бодрствовать было невыносимо. Единственный плюс: страх, терзавший его последнее время, почти исчез. Хаски пугала реальность в виде экспериментальной базы, но ведь его прошлое мало чем отличалось от этой реальности.
Чего здесь бояться? Боли? Одиночества? Унижения? Их в жизни Хаски было предостаточно и до попадания на базу. И ничего, он выдержал. Может быть, даже стал сильнее… Значит, выдержит и теперь.
Так чего бояться? Разве что смерти…
– Малыш, что с тобой? – утром Отто обеспокоенно смотрел на него.
Хаски прикрыл воспаленные глаза.
Теплая ладонь прикоснулась к его лбу, прошлась по щеке. Хаски спокойно признался себе, что ему это нравится.
– Он не завтракал, – подала голос Ника.
– Заболел? – предположила Эмма. И она здесь? Наверно, стоит рядом с Отто, как можно ближе. Хаски отстраненно, без удивления понял, что не хочет видеть рядом с Отто ни Эмму, ни кого бы то ни было.
Открытие не шокировало. Слишком много открытий для одной ночи…
Понемногу, по крохотному глотку Хаски принимал реальность такой, какой она была. Без иллюзий и заблуждения, что во внешнем мире ему было бы лучше и свободнее.
Он отказывался от еды, но Отто даже не намекал на принудительное кормление. Более того, куратор сделал ему подарок. Набор для рисования: краски, карандаши, фломастеры, мелки.
Хаски жадно взялся за рисование, чтобы выразить, выплеснуть все то, что накопилось внутри. Он рисовал деревья во внутреннем дворе: цветущие вишни, яблони, каштаны, сирень. Поющий фонтан; Нику, сидящую на мраморном ограждении. Рисовал приходящие на ум образы, странные узоры, которые Отто называл внутренне гармоничными.
Аппетит и сон вернулись сами собой; даже Кларк перестал раздражать, как раньше.
В один из таких спокойных дней внутреннее равновесие Хаски подверглось серьезному испытанию. В мусорном ведре возле стола Отто обнаружилась наспех смятая газета. В глаза бросился заголовок «Пропавший индиго», и Хаски, как под гипнозом, потянулся к газете, развернул. Едва ли не половину первой страницы занимала его фотография.
«Уже больше двух месяцев прошло с момента исчезновения самого известного индиго страны, Александра Гончарова. Киевлянин знаменит прежде всего своим почти идеальным иммунитетом. Как стало известно, непосредственно перед исчезновением он проходил лечение в городской больнице № 3. Правоохранительные органы пока что не могут установить местонахождение Александра.
Родители Саши, проводящие собственное расследование, утверждают, что администрация больницы связана с экспериментальными базами, куда поставляет материал для исследований. Как бы то ни было, поиски мальчика-индиго продолжаются».
Дрожащими руками Хаски вернул газету в ведро. Сел в кресло и долго смотрел в пространство.
«Материал для исследований». Словосочетание неприятно царапнуло по сердцу. Жутко. Но разве автор статьи неправ?
– Привет, малыш. Какой-то ты грустный…
Хаски вздрогнул.
– Я видел статью, – медленно начал он. – Родители меня ищут, переживают.
– И? – Отто присел рядом.
– Дай мне связаться с ними. Пожалуйста, – Хаски придал своему лицу самое умоляющее выражение из своего арсенала. – Я сделаю все, что хочешь… любой тест. Но они должны знать, что я жив.
– Хорошо, – выражение лица куратора было сложно истолковать. – Маленькое письмо, и даже не думай писать о базе. Скажи, что гостишь у друзей.
– У меня нет друзей, – мрачно признался Хаски. – Родители не поверят.
Отто оставался бесстрастным.
– Напиши, что путешествуешь, решил посмотреть мир.
Хаски уже было рванулся к себе в комнату писать письмо, но вернулся и порывисто обнял куратора.
Письмо – нет, даже записка – была готова к вечеру; несколько строчек на вырванном из блокнота листике… Маленькая, сто раз переписанная весточка… Родители обязательно узнают его почерк.
Отто прочитал письмо, запечатал в пустой конверт и исчез… Хаски подозревал, что куратор отправился лично доставить письмо адресату.
В ожидании Отто Хаски мирно рисовал, сидя на своей кровати.
– Привет, индиго, – на пороге палаты появился Кларк в сопровождении санитара. – Отто еще нет? Замечательно.
Хаски вынырнул из творческой нирваны как раз вовремя, чтобы заметить, как Кларк с неприятной улыбкой закрывает дверь палаты изнутри. Ключ зловеще провернулся в замке.
Готовясь к бою, Хаски вытащил спрятанные под подушкой ножницы и вскочил. Кларк сузил злые глаза.
– Даже так? Подержи, – бросил он санитару.
Хаски вслепую рванулся вперед. Санитар перехватил его уже возле двери, выбил ножницы из руки и без особых усилий повалил на пол.
Щекой чувствуя прохладу линолеума, Хаски шумно отдувался. Пошевелиться? Нереально. Санитар, здоровенный шкафоподобный детина, заломил руки ему за спину, еще и навалился сверху…
– Ты угадал, – Кларк грубо дернул Хаски за волосы, принуждая посмотреть на шприц с ярко-желтой жидкостью. – Не знаю, как, но ты тогда угадал. Яд! Вот и посмотрим, что с тобой будет.
Судя по голосу, Кларк уже предвкушал удовольствие от этого экперимента.
Хаски зашипел, когда шприц вонзился ему в плечо.
– Вот и все.
Санитар за шиворот поднял основательно помятого Хаски на ноги.
– Ах, да… Еще кое-что, – почти пропел Кларк, подходя ближе.
Удар в живот разом вышиб воздух из легких, перед глазами поплыли радужные круги. Хаски без единого звука упал на колени.
– Это за то, что разболтал Отто про яд, – Кларк любезно пояснил причину, по которой ударил.
Захлопнулись двери, Хаски остался наедине с тишиной и страхом.
Как только удалось встать, он добрался до кровати и по привычке свернулся калачиком. Мелкая дрожь по телу. Жар, боль… Пелена перед глазами. Неужели и вправду яд?
Хаски забился в угол за кроватью, обнял колени в тщетной попытке защищиться, спрятаться. Как в детстве: «Я в домике»... Мысли сплелись в диковинный клубок.
Боль неожиданно отступила, впереди забрезжил свет… Но не белый, а почему-то золотистый, солнечный. Отто?
14
Противный длинный писк. Пронзительный, непрекращающийся.
– Остановка сердца, – выдохнула Ника.
Хаски даже слегка обиделся. Как это, остановка? Он не умер, пусть и не видит, но он прекрасно слишит все, что здесь происходит!
Послышался треск лопнувшего стекла… кажется, разбилась лампочка.
– Отто, выйди! – рявкнул кто-то. Эмма? Хаски не сразу узнал ее голос.
– Разряд. Давай, Хаски!
В тоне Эммы – концентрированная воля, повеление жить.
Писк разорвали паузы. Кажется, Ника с Эммой радовались, но Хаски не разделял их эмоций… В тело вновь вернулась боль.
Хаски открыл глаза и поморщился. Опять этот надоедливый писк… Теплая ладонь перебирала его волосы.
– Малыш? Слышишь меня?
Хаски медленно моргнул; отвечать он не мог. Боль наконец ушла, а ее место заняла дикая усталость.
– Как ты меня напугал…
Лица куратора не было видно, но в его голосе слышалось столько страха, что у Хаски сжалось сердце. Хотелось крикнуть во все горло: «Со мной все хорошо!» – но язык-предатель даже не шевельнулся.
Дрожащая ладонь Отто погладила его по щеке. Хаски пришло в голову, как можно успокоить куратора. Он с усилием повернул голову и коснулся губами пальцев Отто.
Электронный писк зачастил.
– Спокойно, – возникшая рядом Эмма окинула Хаски ястребиным взглядом. – Отто, не нервируй его, иначе выгоню.
Лишь неделю спустя Ника шепотом рассказала, что случилось после того, как Кларк вколол Хаски яд.
–Я нашла тебя в палате. Хорошо, что на месте была Эмма. Когда вернулся Отто и все узнал… – Ника сделала страшные глаза. – Ужас…
– В смысле?
– Кларк здесь больше не работает… Хорошо, хоть жив остался. Я думала, Отто его прикончит.
Сам не зная, зачем, Хаски побрел к кабинету Кларка – и пораженно застыл на пороге. По комнате будто пронесся маленький смерч. На полу вода, стекла вылетели, дверца шкафа непонятно на чем держится, а батарея… Батарея валялась на полу, будто вырванная чьей-то сильной рукой.
– Не нужно тебе быть здесь, – на плечо Хаски легла ладонь Отто. – Пойдем.
Они шагали по ярко освещенному коридору с вереницей одинаковых дверей.
– Что ты с ним сделал? – с дрожью в голосе наконец спросил Хаски.
– Он получил свое, – сквозь зубы произнес Отто. Свет мигнул один раз, второй.
Хаски обогнал Отто и остановился напротив, чтобы видеть лицо куратора. В карих глазах зловеще вспыхивали багровые огоньки. Синхронно с огоньками гасли и зажигались лампы: раз, другой, третий… Одна лампочка звонко лопнула, рассыпалась веером мелких колючих брызг.
Хаски вздохнул и дал Отто дорогу. Сейчас куратора явно лучше не трогать…
Плата за кражу ножниц у Кларка все-таки настигла Хаски: Отто запретил ему выходить на улицу.
– На целую неделю?! – разочарованно скривилась Ника. – Издевательство… а ты как-то не расстроен…
На самом деле Хаски едва сдерживал радость. Вечерами Ника регулярно зазывала его на крыльцо, и теперь целых семь дней не нужно ломать голову, как от нее отделаться. Появилась причина проводить в кабинете Отто больше времени. А что? Не скучать же в палате?
Отто был слишком занят, чтобы общаться. Хаски устраивался в кресле и, делая вид, что рисует, беззастенчиво пялился на погруженного в работу куратора. Эмма появлялась в кабинете Отто все реже – этот факт вызывал у Хаски облегчение. Похоже, жизнь налаживалась.
– Ого! Ремонт? – Ника изумленно оглядела бывшие зеленые, а теперь белые, покрытые грунтовкой стены палаты Хаски.
– Надоел цвет обоев, – сидя на кровати, Хаски придирчиво выбирал краски, которыми он собирался разрисовать свою комнату. Шестое чувство настойчиво подсказывало соединить ультрамариновый и золотой… перед глазами вспышкой возник яркий образ: сине-фиолетовая птица летит, вольно расправляя крылья, навстречу солнцу. Да, именно так и будет выглядеть его комната!
– И как ты уломал Отто? – Ника нахмурилась.
На лице Хаски промелькнуло загадочно-хитрое выражение:
– Никак, просто попросил. Кстати, ты не видела Отто? Целое утро ищу…
Ника долго молчала.
– Он тебе нравится? – наконец тихо выдохнула она.
Теперь настала очередь Хаски держать паузу. Он не смел поднять глаза на Нику, но прекрасно чувствовал ее пристальный взгляд.
– Не понимаю…
– Да ладно! – в голосе Ники послышалось раздражение. – Все ты прекрасно понимаешь… смотришь на Отто, как кот на сметану. Думаешь, незаметно?
Хаски окатило ледяной волной ужаса. «Думаешь, незаметно?». Его будто раздели догола перед огромной аудиторией. Паршивое ощущение беспомощности и незащищенности, горькое и знакомое… наверно, оно будет преследовать его всю жизнь. Старые шрамы. Удар ниже пояса… от Ники он такого не ожидал.
– Если это заметно, к чему идиотские вопросы? – Хаски отшвырнул коробочку с красками и наконец встретился горящим взглядом с Никой. – Иди, болтай на каждом углу, что я влюбился в…
– Я не поэтому спросила!
– Мне. Пофиг, – раздельно и жестко произнес Хаски. – Уходи.
– Дурак!
Ника выскочила из комнаты.
15
Отто нашелся вечером на лестничной площадке, ведущей к чердаку. Он сидел на корточках, прислонившись спиной к стене. Этикетку стоящей рядом бутылки украшал стройный ряд звездочек.
– Малыш, – Отто улыбнулся широко и как-то не совсем адекватно. – Иди сюда, дай попрощаюсь…
Хаски не шевелился: попросту не мог этого сделать. Он чувствовал себя как человек, на глазах которого небо изменило цвет с обычного голубого на зеленый. Не может быть, не укладывается в голове. Его уверенный и сильный куратор…
– Отто… ты пьян? – наконец выдавил Хаски.
В ответ Отто лишь пожал плечами, мол, есть такое.
– Что-то случилось?
Отто меланхолично кивнул и приложился к бутылке с явным намерением за один раз допить ее до дна.
– Хватит! – Хаски не выдержал и вырвал из рук куратора бутылку.
Отто непонимающе уставился сначала на свои пустые ладони, потом – на Хаски. В карих глазах на мгновение вспыхнули зловещие багровые огоньки . Мигнул свет.
– Ой! – Хаски инстинктивно отбросил бутылку, и она уже в воздухе лопнула, превратилась в облако острых осколков. Несколько кусочков стекла легко царапнули кожу на ладонях, тут же показалась кровь. Хаски порадовался своей реакции… или интуиции? Ведь последствия могли быть и похуже.
Выражение лица Отто изменилось за считанные секунды, он рывком встал, пошатнулся и схватился за стену.
– Я тебя ранил?!
– Спокойно! – Хаски бросился к Отто, чтобы поддержать. – Все хорошо.
Не слушая, Отто сгреб Хаски в охапку и жадно осмотрел его неглубокие царапины.
– Прости, малыш! Прости! – куратор трезвел на глазах.
– Да все нормально! – Хаски пытался освободиться. – Завтра заживет.
– Правда нормально? – Отто пытливо изучал лицо Хаски, кончиками пальцев бережно касаясь его щеки, подбородка, шеи.
– Д-да…– Хаски перестал вырываться из тесных объятий. – Так что случилось? Не от хорошей жизни ты напился?
Отто то ли криво ухмыльнулся, то ли скривился от боли, отпустил – почти оттолкнул Хаски – и опять уселся на корточки.
– Поступило указание… хм-м… сверху. Тебя возвращают домой.
– Как… домой?
Молчание. Мозг Хаски категорически отказывался воспринимать новую реальность, вдруг возникшую на горизонте.
– Малыш, у тебя крутые друзья, – насмешливо заметил Отто.
– Нет у меня друзей. Может, папа… – Хаски медленно сполз по стенке рядом с куратором, сильно сжал пальцами виски и выдохнул, приводя мысли в порядок. Это не шутка, похоже, его выпускают на свободу… Отличная новость. Правда? А он не рад… Во внешнем мире несладко, но ведь он хотел на волю, разве нет? Радость все не приходила.
– Собирайся, выезжаем сейчас, – теперь голос Отто был бесстрастным. – Чем быстрее, тем лучше.
– Сейчас?!
Хаски ощутил секундный приступ паники, сердце ухнуло вниз. Как перед прыжком в пропасть, когда на миг зависаешь в неизвестности и понимаешь: поздно. Пути назад уже не будет.
16
Они шли по пустынному коридору с дверями-близнецами: Отто шагал вполне уверенно, но Хаски все равно держался рядом – на всякий случай.
– Отто, можно что-нибудь сделать… ну, понимаешь… чтобы я остался?
Ему нужно остаться. Он вдруг понял, что хочет остаться.
Хаски внутренне метался в поисках выхода, и тут на помощь пришла привычная, проверенная тактика: умело попросить.
Хмурясь, Отто смотрел прямо перед собой.
– Молчи, малыш. Просто молчи, – сосредоточенно бормотал он. – Не трави душу. Я ничего не могу сделать… только доставить тебя, куда сказано.
От разочарования у Хаски перехватило дыхание:
– Ничего?! Мне казалось, ты… мы…
– Казалось – что? – жестко перебил Отто. – Ты хотел выйти отсюда? Хотел?
Мигнул свет. Хаски остановился и втянул голову в плечи, опасаясь града стеклянных осколков с потолка.
– Хотел… раньше.
Отто обернулся, в его глазах играли багровые всполохи.
– А теперь? – куратор медленно подошел почти вплотную.
Повисла пауза.
Хаски всегда подозревал, что слабак. Это скользкое ощущение гнездилось в закоулках души, поднимая свою уродливую голову в самые важные моменты его жизни. А все дело в том, что для Хаски было невыносимо озвучивать свои чувства. Откровенно признаться, сказать: «Я тебя люблю» или «Ты мне нравишься», – все равно что взойти на эшафот и добровольно подставить шею под гильотину.
Совсем другое дело говорить: «Не нравится», «Не люблю». Возмущаться и огрызаться, защищая свои границы, – легче. Этому он научился – точнее, его научила жизнь.
– Ну? – Отто требовательно встряхнул Хаски. – А что теперь?
Молчание.
Хаски болезненно морщился, и не потому, что пальцы куратора впились ему в плечи. Нет, он не может сказать… даже перед лицом скорого расставания. Не может, потому что слабак.
Багровые огоньки в глазах Отто погасли, на их месте возникла боль. У Хаски защемило в груди: это ведь отражение его собственной боли! И даже сейчас он не произнес ни слова; все несказанное засело внутри мучительной занозой.
– Ладно, – с усталым вздохом куратор зашагал вперед. – Не хочешь – не говори… все равно поздно.
Как привязанный, Хаски поплелся следом. В кабинете Отто он оторопел: с полок книжного шкафа исчезли книги, на столе остался только компьютер, а в любимом кресле угнездилась большая дорожная сумка.
– Что здесь… – Хаски растерянно огляделся, будто выискивая на золотистых стенах объяснение происходящему.
– Меня уволили, – сообщил Отто привычно спокойным тоном. – За тот случай с Кларком… Превышение служебных полномочий. Вот, твои вещи.
На стол шлепнулся небольшой бумажный конверт. Хаски заглянул внутрь: мобильный, паспорт, бумажник, ключи от дома и даже медицинская карточка – все, что было при нем в больнице.
Отто поднял сумку и пошел к двери:
– Едем. Здесь несколько часов на машине.
– Ты же… Тебе нельзя за руль! – занервничал Хаски. – Да и ночь на дворе! Давай подождем до утра, а?
Внутри шевельнулась наивная надежда: может быть, крошечная отсрочка что-то изменит? Вдруг возьмет да и случится чудо?
– Некогда ждать, малыш, к рассвету нужно быть на месте. Ты поведешь.
– Я? Но я не умею! – Хаски соврал, не моргнув глазом.
Уже на пороге Отто укоризненно взглянул на него:
– Твои права в бумажнике.
Хаски поджал губы и последовал за куратором.
За одной из запертых дверей-близнецов скрывалась вовсе не палата, а маленький холл; в стене слева виднелся лифт.
– Оригинально, – отметил Хаски без особого восторга. – Ты говорил, отсюда нет выхода.
– Я говорил, что с базы нельзя убежать, а выход – вот он.
Когда над дверью высветилось «-1», серебристые створки бесшумно разошлись, и Хаски понял, что они находятся на подземном паркинге. Эхо шагов гуляло в огромном бетонном пространстве, металось от одной стены к другой. Лампы дневного света, видеокамеры под потолком – самая обыкновенная парковка, если не считать, что автомобилей здесь почти не было.
Стоящий поодаль темно-зеленый внедорожник приветливо подмигнул фарами. Тот самый, на заднем сидении которого Хаски – тогда еще Сашу – привезли сюда. Кто бы мог подумать, что он возвращается домой за рулем этого же джипа…
– Малыш… ты меня слышишь? Эй!
Хаски очнулся: оказывается, он долго неподвижно пялился в пространство, как лунатик.
– Что?
Отто приоткрыл пошире дверцу водителя; двигатель уже мягко урчал, приглашая в путь-дорогу.
Хаски неохотно сел за руль, мельком взглянул на часы – за полночь.
Выезд из паркинга перекрывали тяжелые серые ворота. Отто перекинулся парой слов с сонным охранником, и ворота выпустили джип в ночь.
На краю зрения промелькнул забор с колючей проволкой, еще один пост охраны и ворота. Впереди открылось свободное пространство: проселочная дорога с лесом по краям, темное небо, белые дырочки звезд.
Поначалу Хаски было неудобно вести большой автомобиль, но скоро он освоился, почувствовал джип и расслабился настолько, чтобы обратить внимание на свои ощущения.
Из-за облаков показалась луна. Полумрак в салоне рассеивало мягкое золотистое свечение, исходящее от Отто. Хаски будто оказался в другой, странной реальности, где солнце и луна могут светить одновременно.
Спустя час песчаная дорога оборвалась вьездом на шоссе; Хаски остановил джип.
– Направо, – негромко сказал Отто. С момента выезда за пределы базы он впервые нарушил тягостное молчание – и вновь замолчал.
Джип катился по пустынному освещенному автобану; асфальт убегал под колеса. Дорожный указатель подсказал Хаски, что до Киева осталось четыреста километров.
Молчание, наполненное несказанными словами, как бокал вином… ароматным, терпким, кружащим голову вином. Испытание, пытка.
Не выдержав, Хаски потянулся, чтобы включить радио. Отто, видимо, решил сделать то же самое, и их ладони соприкоснулись.
Хаски отдернул руку, как от огня.
Отто все-таки включил радио, зазвучала легкая мелодия. Хаски кусал губы, вслушиваясь в мурлыканье мужского голоса:
Ты для меня лава,
Мой огненный поток…
Мы с тобой – прибой с луной:
Ты притягиваешь, словно море,
А я тону в твоих волнах…(с)
Все произошло очень быстро. Реальность поплыла перед глазами, и Хаски инстинктивно затормозил. Яркая картинка перед глазами: Отто у компьютера, смотрит фильм. Изображение и звук – четкие, качественные, голоса – знакомые:
«– Он тебе нравится?
– Не понимаю…
– Да ладно! Все ты прекрасно понимаешь… смотришь на Отто, как кот на сметану. Думаешь, незаметно?
– Если это заметно, к чему идиотские вопросы? Иди, болтай на каждом углу, что я влюбился в…»
Видение померкло. Со стоном Хаски схватился за голову.
– Малыш? – донеслось будто издалека.
– Ты знал?!
Воздух сгустился и забил глотку: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Хаски только беззвучно шевелил губами.
– Что знал? – осторожно переспросил Отто.
Хаски опустил стекло, подставил пылающие щеки прохладе ночного ветерка.
– Что ты мне... – просипел он наконец. Дальше продолжать было невыносимо.
Внутренняя катастрофа. Сейчас ему на голову рухнет небо, или разверзнется земля под ногами – а, может, все случится одновременно.
Отто наконец пришел на помощь.
– ... нравишься? – медленно закончил он вместо Хаски. – Я догадывался, но Ника поняла это раньше… не обижайся на нее.
– Видео… – Хаски откинулся на сидении и стыдливо прикрыл глаза ладонью.
– Ну да, камеры стоят почти везде. Не нервничай так, ничего страшного ведь не случилось. Жаль, что все выяснилось так поздно… Жаль.
И правда, ожидаемый конец света все не происходил. В голосе Отто не было ни капли насмешки, презрения или отвращения – только горечь.
«Жаль… жаль…».
Хаски медленно опустил руку, открывая лицо:
– Поздно? А если бы раньше?
Впервые за все путешествие их взгляды встретились. Хаски жадно всматривался в глубину багрово-карих глаз. Боль, уже знакомая боль...
– Не знаю… – Отто отвернулся к окну. – Малыш, поехали.
Врешь, впервые врешь, подумал Хаски без злости.
Джип медленно набрал скорость; в салоне опять царило молчание. Небо серело, рождался рассвет.
Хаски тайно благодарил Отто за ложь. Рано радоваться, но теперь у него появилась надежда. Шанс – и некое подобие плана.
Движение на автобане постепенно оживало.
– Здесь поверни направо. Слышишь?
Хаски слышал. Но вместо того, чтобы включить поворотник и притормозить, он перестроился в соседний ряд. И даже прибавил скорость, будто спасаясь от невидимой погони.
– Ты что творишь?! – Отто схватил его за запястье. – Теперь придется возвращаться!
– Мы не будем возвращаться, – Хаски не отрывал сосредоточенного взгляда от дороги. Сейчас он не слабак… пусть и не умеет говорить о чувствах – зато выбор сделал правильный.
– Не дури! – Отто пытался достучаться до его логики. – Тебя отвезут домой. Домой! Забудешь базу, как страшный сон, будешь жить, как раньше…
– Не хочу.
Хаски зашипел, когда пальцы Отто больно впились в его запястье. Отто тут же отдернул руку:
– Прости… Сам виноват, устраиваешь тут… Ты серьезно?
– Серьезнее некуда.
Отто шумно выдохнул, принялся массировать виски.
– Нужен аспирин… после вчерашнего, – посоветовал Хаски. И прикусил язык – настолько красноречивый взгляд был у бывшего куратора.
– Куда мы направляемся, можно спросить? – судя по голосу, Отто старался сохранять спокойствие из последних сил.
– Понятия не имею, – Хаски деловито сверился с приборной панелью. – Но заправиться надо.
Эпилог
Заправка нашлась на удивление быстро, а вместе с ней и кафе. После ночных треволнений Хаски задремал прямо за столиком. Едва не угодив носом в чашку с чаем, встрепенулся и вдруг услышал знакомую мелодию.
Мы с тобой – прибой с луной:
Ты притягиваешь, словно море,
А я тону в твоих волнах…–
Неспешно лилось из динамиков. Кажется, эта песня преследует его. Нет, уже не его – их.
– Купил, – рядом присел Отто с упаковкой аспирина в руке.
Хаски подал ему стакан с водой, хитро сверкнул глазами:
– Я уж думал, ты сбежал.
– Куда? Ключи от машины-то у тебя, – Отто ответил похожим, каким-то новым взглядом. Из чего Хаски сделал вывод, что бывший куратор уже успокоился... Даже, может быть, смирился с существующим положением вещей. Или сделает это в ближайшем будущем.
Сквозь большие пыльные окна в кафе врывалось солнце и небо, мимо до самого горизонта тянулась серая лента автобана.
Хаски удовлетворенно, по-кошачьи прищурился. Что будет завтра? Куда приведет дорога? Он не будет думать об этом! Ведь сейчас в душе царит покой – и долгожданная свобода.
|
