 Фанфик «Прощайся с будущим.»
Шапка фанфика:
Название: Прощайся с будущим.
Автор: Dina)
Бета: Юрине.
Фэндом: Наруто.
Жанр: слеш, ангст, драма.
Персонажи: Саске/Наруто.
Размер: история из небольших драбблов с более-менее логическим завершением.
Рейтинг: R.
Статус: открытый. Может стукнуть написать ещё что-то по этой тематике.
Дисклаймер: Персонажи – Кишимото. По мотивам книги Джоэла Лейна.
Предупреждение: POV Наруто, ООС. Ввиду того, что писалось в подарок, учтены все главные фетиши человека и есть место плагиату вышеупомянутого произведения. Настоятельно рекомендуется включать приведённую к каждому отрывку музыку.
Саммари: - А есть ли мы, чтобы писать о нас песню?
Размещение: с моего разрешения.
От автора: Для Мид, за её шикарность и любовь к Карлу, музыке и Сасу/Нару.
Текст фанфика:
В конце концов, нас свела музыка. © «От голубого к чёрному»
Музыка: New Order - Hellbent.
- Проходи, - Саске жестом пригласил меня войти. Я нервно сглотнул, первый раз пересекая порог этой квартиры.
Как ни парадоксально, но мне казалось, что побывать у него в гостях действительно было чем-то особенным.
Зайдя в небольшой коридорчик, Учиха тряхнул тёмной шевелюрой, и с неё осыпались снежинки. Январь радовал своей серединой и долгими снегопадами уже несколько дней. Мы заглянули к Саске спонтанно – оба замёрзли и были в паре шагов от того, чтобы окончательно заболеть.
- Проходи в комнату, я приготовлю чай.
Я осторожно осмотрелся, увидев небольшой коридорчик и самую обычную кухню; мои надежды о специфическом жилище Саске тут же полетели к чертям. Но мне всё равно казалось, что в его комнате будет что-то особенное.
Незаправленная кровать в углу комнаты, небольшое помещение с оклеенными плакатами и заметками стенами, отсутствие штор и огромное окно. Стол был завален книгами, в комнате была всего пара почти незаполненных полок, но всё равно создавалось ощущение полного Хаоса.
Я подошёл чуть ближе, с интересом и каким-то трепетом рассматривая его вещи.
Джинсы и футболки изображали на стуле хрупкую конструкцию. В одном из углов комнаты была любовно расставлена обувь: от кед до тяжёлых зимних кроссовок в чёрном цвете. Подоконник был очень низким, а окно непропорционально высоким и полуоткрытым. Пепельница и пара пачек его любимых сигарет на пару с гитарой.
Тишину разорвали, словно острым ножом, первые аккорды из кухни. Будто настоящие. У Саске была превосходная аппаратура.
Один за другим звуки пробирались сквозь дверные щели и наполняли комнату его любимыми песнями.
Звон посуды и мерный хрип чайника будто шёл из другой вселенной, пока я рассматривал его комнату.
Подоконник был расчищен исключительно для гитары и пары затёртых подушек. Объяснить, что находилось на столе, было невозможно – слишком много книг и тетрадей, каких-то бумаг… то с нотами, то со словами, то со стихами. Распиханные по углам, подчиняясь какой-то странной логике - всё это было его миром. Полупустая полка с одеколоном и парочкой медиаторов. Там же лежали какие-то таблетки, пара двадцатидолларовых купюр и его армейский жетон.
Это было странное место. Комната дышала какой-то другой жизнью, совершенно не из этой реальности.
Мы были знакомы уже около двух лет. Нельзя было сказать, когда это началось. Наверное, мы слишком долго сводили это к шуткам или пьяному бреду… я не знаю точно. Но мы оставались либо у меня в квартире, либо ночуя с толпой незнакомцев на какой-нибудь вечеринке, и не раз оставались на студии. Почему мы никогда не заходили к нему - ответа не было. Но когда я попал сюда, мне стало одновременно и странно и грустно. Мне казалось, что тут будет всё иначе… наверняка тут будет находиться то, что он изо всех сил пытается спрятать, но вот наконец открывает мне… может, это какая-то иллюзия, схожая с дешёвой игрой. Я сел на стул, замечая потёртый паркет под ногами, и принялся рассматривать тексты песен.
Половина из них была знакома – что-то он напевал, что-то превращал в полноценные композиции. Стена напротив была увешана текстами других групп, наверняка самыми лучшими. Я мало разбирался в музыке до того, как встретился с ним. Он находил название всему, что я любил. Всё объяснял, а порой и показывал в живом исполнении.
Саске говорил, что не помнит тот момент, когда сделал музыку превозмогающей частью себя.
Будто бы так было всегда.
Приоткрылась дверь, и в комнату вошёл Учиха, отчаянно удерживая в равновесии две кружки. Подхватив посуду, я проследовал за парнем к столу, с которого он одним жестом смёл все книги ближе к краю и расчистил небольшой участок.
Недовольно вздохнув, он закрыл приоткрытое окно.
- Как маленький, - хмыкнул он и, взяв кружку в руки, начал торопливо делать глотки. В комнате действительно было прохладно, и тепло чая казалось обжигающим. Он не закрыл дверь, поэтому в помещение, словно из другого мира, пробирались тяжёлые басы и глубокий голос вокалиста.
- Бардак, да, - констатировал Учиха, поднимая с пола упавшие майки и футболки.
- Представлял по-другому это место.
Он, чуть изумившись, приподнял бровь вверх, а после лишь допил содержимое кружки и, оставив её на подоконнике, потянулся за сигаретами.
- А как оно должно выглядеть? Я ведь тут живу, а не экскурсии устраиваю, в конце концов, - пара глубоких затяжек, и комната погрузилась в сигаретное марево.
Только-только пришедшее тепло не позволяло открыть окно, поэтому дым продолжал затягивать пространство, а я лишь с каким-то зачарованным видом вдыхал его. Когда начинаешь общаться с Саске, непроизвольно начинаешь любить сигаретный дым.
Я повернулся и наблюдал, как тот устроился на кровати, представляя, как простыни пропитываются запахом табака и теряют свою свежесть. Как он в одежде забирается под одеяло после очередного концерта и беспробудно засыпает.
На Саске держалась вся их группа, на репетициях которой я порой бывал. Его глубокий голос, точно не созданный для рока, но, тем не менее, исполняющий его, давал яркий контраст громким и неудержимым гитарам и ударным.
Я не очень понимал, почему музыкальный центр стоит на кухне, а не в его комнате, что было бы гораздо логичнее, и я вообще очень мало что понимал в этом доме, но, наверное, Саске просто хотел почувствовать полную тишину в этих стенах. Хотя бы иногда.
- Тебя просили не курить, - я напоминал ему каждый раз, когда он брал сигарету, но знал, что это бессмысленно. Наплевав на все возможные последствия, он всё равно курил тогда, когда ему хотелось.
Он отмахнулся, чуть хмуря брови; в очередной раз затягиваясь, Саске откинулся на кровать.
- Зря, наверное, я тебя сюда притащил, - сказал он, рассматривая потолок. Я тут же развернулся в его сторону и начал внимательно рассматривать его жесты. От чуть дрожащих ресниц до отчётливо проступающих ключиц, виднеющихся из-под ворота свитера. Саске на секунду приподнял руку вверх, словно пытаясь что-то поймать, а потом посмотрел на меня. Я в замешательстве глупо улыбался, пытаясь найти что ответить.
- Нет, тут уютно, - неуклюже ответил я, мысленно подмечая, насколько же Саске соответствовал повисшей атмосфере – нечто прекрасное и хрупкое посреди хаоса, в котором только он и мог найти что-то важное.
Сдавленный смех наполнил комнату, и Учиха закрыл глаза, одну руку положив под голову.
- Я про группу. Зря я тебя затащил во всё это. Надышишься дымом, поймёшь прелесть алкоголя и в конце концов свяжешься со мной, – в комнате как раз повисла тишина, пауза между композициями, и, как ни странно, это была самая настоящая тишина. Не было слышно ни звука кроме нашего дыхания.
- Идиот, - сказал я, стоило первым звукам бас-гитары пронизать тишину, – я сам могу решить, что мне надо.
Саске снова сдавленно рассмеялся и потянулся, чтобы затушить сигарету о стоящую на подоконнике пепельницу.
- Возьми в шкафу футболку, самостоятельный ты наш, - Учиха указал на стоящий в конце комнаты шкаф и снова начал чуть слышно посмеиваться. Он, как и всегда, наблюдательно подмечал каждую деталь меня. А я был настолько занят разглядыванием меркнущего огонька сигареты, что и не замечал промокшего ворота футболки из-за снежка Учихи.
Музыка заполнила комнату. В сравнении с прошлыми, более тихими и размеренными композициями, заигравшее было чем-то между полной сексуальностью и саундтреком к мелькающим картинкам прожигания жизни. Приятный голос вырывался из колонок и за что-то извинялся. Вслушиваясь в слова, я точно не мог определить, гомосексуальная песня или же я это уже всё свожу к нам. Или не к нам.
Самой главной проблемой между нами было даже не то, как к нам относится общество, нет. Главное проблемой было то, как сами мы к себе относились. Я подавлял в себе мысли о дилемме, в то время как Саске делал вид, что никак не причастен ко мне. Пройдёт любая выдумка о выпивке или отсутствии секса, чтобы снова заваливаться на чужие диваны.
В этом Саске был слаб и одновременно ничего не мог поделать с собственными желаниями.
- Over head, in the sky, is it shining on me? Is it shining on me?
Саске подпевал еле слышно, забравшись на подоконник с ногами и выкуривая очередную сигарету уже в окно.
Я стянул с себя футболку, открывая шкаф в поисках сухой одежды. Учиха продолжал напевать песню, подходя ко мне со спины.
Мы по привычке устраивались на узкой кровати, как и сотни раз до этого на диванах и столах. Пока он поспешно раздевался, я пытался вслушиваться в медленно затихающие слова и рассматривал обнажённое тело Учихи. Не прошло и пары секунд, как мне оставалось только с силой колотить его за излишнюю спешку и неосторожность, на что он лишь сдавленно смеялся и всё крепче прижимал меня к кровати. Запах сигарет от кончиков его волос и кратких сухих поцелуев пробуждал в голове затёртые картины нашей жизни на студии. Когда меня представляли другом и мы оставались на ночь после того, как все уходили. Саске отрицал всё происходящее, несмотря на то, насколько очевидным это являлось. Он зажимал меня около двери, заставляя корчиться и говорить, что люблю его, но в конце концов усмехаться и переходить к колким шуткам.
Его идеальный контроль эмоций позволял ему любить меня с минимальным порогом чувствительности и максимальным цинизмом.
Но мне было жутко интересно, что за предлог будет на этот раз.
На его простынях под звуки New Order.
***
Он тащил меня по городу. Я всё испортил.
Мы весь день прошатались по центру, сидели на каких-то холодных, припорошенных снегом лавках, покупали кофе на вынос и о чём-то говорили. Было чертовски здорово. Я, улыбчивый, сегодня особенно много улыбался. Всё было вот так вот – просто до того момента, пока я не потянулся к его ладони.
Не знаю, какого чёрта я это сделал. Было ощущение незаконченности, которое я мог исправить только таким образом. Бездарным и явно ему не понравившимся. Как я ненавидел его за это – нежелание показываться, высказывать. Будто бы кто-то его знал и кому-то было интересно, кто его держит за руку. Я ненавидел его за это.
Поэтому теперь он тащил меня по городу, вернее… он быстро шёл вперёд, а я пытался поспевать, потому что не хотел от него отставать, хотя бы на пару шагов. Мне казалось, что сейчас в одном из переулков он скроется из виду и мне будет его уже не догнать.
- Куда мы сейчас?
Вопрос эхом отозвался от стен метро, в котором мы так внезапно оказались. Эскалатор вниз – в неизведанность, и его потрёпанный силуэт.
- Домой.
Я бессильно оперся на поручень.
- К кому?
- К тебе.
Я удивлённо смотрел на его излишне спокойное лицо.
- Почему я узнаю об этом в последний момент?.. - неловкое бормотание. Теперь он тащил меня в мой собственный дом, словно тряпичную куклу, которой можно без проблем руководить, распоряжаться…
На которую, в сущности, всем наплевать.
- Я думал, ты не против. Мне так уютней. Спокойнее, - он отвернулся, будто поставив точку. Я пытался не удивляться и вообще пытался никак не реагировать на столь странное заявление.
Он ведь не реагировал.
Хотя я был чертовски счастлив, когда двери вагона закрылись за нашими спинами, а до моего дома оставалась пара станций.
***
Последние аккорды гитары окатили меня с головой, и наступившая тишина отозвалась звоном в ушах.
Саске обрабатывал их новую песню. Все уже разошлись по домам, а я напротив – только освободился.
Все их тексты были про женщин. Или, так или иначе, их подразумевали, что ещё раз доказывало упёртость Учихи.
Ведь тексты, в конце концов, писал именно он.
- Хорошая песня.
Саске кивнул, отходя от пульта и забирая у меня банку пива.
- Сигарет купил?
- Ага, щас.
- Какого… я же попросил, - он разочарованно сел на диван, с характерным звуком открывая банку.
- Просто подумай о своей дыхалке и ваших будущих выступлениях.
Учиха смерил меня гневным взглядом. Его настроение явно подпортилось из-за моего отказа.
Я сел за пульт, находя неподалёку тетрадь, исписанную убористым и еле понятным почерком Саске.
Пролистывая страницы, я вновь и вновь встречал одни и те же тексты.
Отбросив тетрадь, я включил отдельно записанный гитарный проигрыш.
Мне нравилась их музыка. Я бы даже сказал, что от некоторых аранжировок у меня захватывало дыхание. И я тем более любил голос Саске. Но я ненавидел его тексты.
Поставив полупустую банку с пивом на пол, Учиха вальяжно устроился на диване.
- Почему ты пишешь такие песни?
Я присел рядом с ним, выжидая.
Я, честно, мало себе представлял личную жизнь Учихи. Мало знал о его отношении к девушкам… не мог сказать наверняка, были те песни фальшивкой или же он действительно что-то чувствовал.
- А какие я ещё должен писать? – он грациозно приподнял бровь вверх.
- Почему у тебя нет ни одной песни про нас?
Он усмехнулся. Вновь сделал несколько глотков пива и откинулся на спинку дивана.
- А есть ли мы, чтобы писать о нас песню?
Я, полурастёрянный и полувзбешённый, всматривался в его усмехающийся взгляд. Его циничность и отрицание доводили до дрожи.
Мне было обидно от того, насколько многое он забирал у меня и сколь мало отдавал. Его эгоизм просачивался в каждое движение, в каждое слово…
- Идиот.
Я вернулся к пульту, без интереса рассматривая какие-то сваленные туда вещи. Мне хотелось уйти, точнее, убежать. Но ещё больше мне хотелось услышать извинения Саске, поэтому я оставался. И ждал.
Ответом мне был его раздраженный смешок и пинание пустой банки из-под пива. Саске растянулся на диване, смотря в потолок.
- Как ты себе представляешь эту песню? Про что она будет? Как мы трахаемся? Или как зависаем на студии, чтобы потрахаться? Это последнее, о чём бы я хотел писать, Наруто.
Я с силой швырнул его тетради на пол.
- Напиши о том, что чувствуешь через призму своего нескончаемого цинизма, - кинул я, срывая с вешалки курточку и выходя из студии.
На улице стоял собачий холод. Стрелки часов наверняка уже ушли далеко за полночь, и я жалел о своей излишней вспыльчивости.
В конце концов, мне всё равно придётся возвращаться в студию, ибо последний поезд до меня уже уехал. Было чертовски обидно.
Я потоптался вокруг входа в здание, рассматривая собственные следы. Улицы пустовали, и тишину заменял беспрестанно воющий ветер. Мне становилось всё холодней, и, подождав ещё пару минут, я вновь поднялся наверх.
Саске вернулся за пульт, что-то настраивая или проверяя. Я пытался его проигнорировать и мечтал добраться до дивана, на котором покоился кажущийся спасительным плед.
- Сигареты?
- Что? – не расслышал я, оборачиваясь.
- Я думал, ты ходил за сигаретами.
У меня вновь появилось жгучее желание как можно громче хлопнуть дверью, но я лишь опустился на диван, закутываясь как можно больше в плед.
Саске сдавленно засмеялся, включая что-то из новых записей. Он тоже по-особенному проникался записанной ими музыкой.
Я чувствовал спасительное тепло, и меня клонило в сон от приглушенного света и спокойной мелодии гитары.
- Знаешь…
Его голос на пару мгновений вывел меня из состояния полусна, и я лишь внимательно вглядывался в его глаза.
- Я напишу песню про нас.
***
Музыка: 8th - Loveshit
Я всё ещё с опаской бродил по комнатам его квартиры. Казалось, что тут ни к чему нельзя прикасаться, что всё это – его.
Хотя Саске и спокойно относился к моему пребыванию здесь, ощущение странности стен не покидало меня.
Я заваривал нам чай без сахара и с неизменными конфетами, которые я постоянно видел в небольшой вазочке на девственно чистом столе.
Я, балансируя с чаем в руках, аккуратно открыл дверь его комнаты локтём. Саске лежал на кровати в огромных наушниках, из которых раздавались громкие аккорды и сильный голос солиста. Я слышал лишь обрывки, больше меня привлекал он сам – забравшийся чуть ли не с головой под одеяло и застывший в странном спокойствии.
Я аккуратно, всё ещё опасаясь каждого предмета квартиры, поставил чашки на неизменно заваленный стол и, сев на стул, принялся рассматривать его – полууставшего и, казалось, испытывающего недомогание.
Он был непривычно бледным, но губы, как всегда, не выражали ровным счёт ничего, сложившись в узкую полоску и чуть подрагивая.
Я готов был поспорить: если бы у него были силы, он бы схватил гитару и исполнил бы эту песню не хуже оригинала.
Но он был жутко уставшим. Будто бы он износился и нуждался в починке. А я ничего не мог сделать. Саске всегда казался таким обособленным, что не принял бы помощь, даже если она была ему очень сильно нужна.
Я наблюдал за ним, спящим, не желая рушить повисшее в помещение спокойствие и умиротворение, и мечтал лишь, чтобы он пришёл к балансу.
С самим собой в первую очередь.
Стены всё ещё отвергали меня. Музыка всё так же лилась из его наушников, и я не понимал, как можно спать с таким шумом в голове.
Но казалось, что для Саске эти заклеенные стены, протёртый пол и громкий звук – лучшее место на земле.
***
Музыка: Alcest - Autre Temps
Это было странное место. И я точно не помнил, как мы сюда выбрались.
Наш город был промышленным, маленьким и до такой степени новым, что в нём не было и намёка на красоты архитектуры, но одновременно настолько несовременным, что казался до ужаса серым. Каждый раз, когда я выбирался гулять, у меня не проходило какое-то странное ощущение незавершённости этих улиц.
Мы с Саске обычно наворачивали круги по знакомым или же каким-то неизведанным районам, попросту не обращая внимания на то, что есть вокруг.
То, где мы оказались сейчас, было примерно в пятнадцати минутах от их студии, и я тут же отметил, что впервые вижу это место.
Оно полностью выпадало из местного ландшафта. Небольшое озеро, полузаросшее и окружённое огромными булыжниками, на которые мы забрались.
Закат только прошёл, на небе всё ещё остались полосы его оттенка, но заметно похолодало, и всё погрузилось в странное, почти забавное забвение.
Саске сегодня был непривычно разговорчив. Он взгромоздился на один из камней и кидал мелкие камни в воду, отгоняя стрекоз и ещё каких-то неповинных насекомых.
Он много чего рассказывал. Слишком много, и меня невольно охватывала тревожность. Это было странно…
Я бездарно не умел ни на чём играть. И петь не умел. И даже строчку написать для меня было непосильным заданием. Поэтому я с особым трепетом относился к Учихе, который, казалось, жил совершенно в другом мире звуков.
Но он вживлял, вшивал в меня стежок за стежком звуки из своей головы и постоянные напевы. Каждая тишина для меня была оглушительной мелодией его гитары.
Он то ли нарочно, то ли случайно затягивал меня за собой.
- Я точно помню, как в детстве мои родители всегда включали какое-то отрепьё, - он картинно поморщился, кидая очередной камешек в воду. – Я не мог этого терпеть. Там были какие-то дешёвые мотивы, и каждый раз мне казалось, что это нечто настолько навязанное и придуманное, что мне хотелось выключить. Но я был слишком маленьким, и со мной не считались. Какой ребёнок, собственно, разбирается в музыке.
Усмешка.
Я с каким-то чёртовым трепетом всматривался в его черты, ненавидя себя за это. Я опять думал, что совсем близок к нему. К его разгадке. Мне казалось, что ещё пара слов, предложений, и он станет для меня самым понятным, самым понимаемым.
Это чувство пробило на ностальгию…
Сколько раз мне уже так казалось.
- Потом к нам в гости пришёл какой-то паренёк. Ну, для меня он навсегда останется в образе какого-то мальчишки, у которого слишком громко играла музыка в наушниках, когда он только переступил порог. Для меня это было странное ощущение, будто я нашёл то, что искал, но всего на пару секунд. Я не знаю, кем он был, но та смутная мелодия, которую я услышал, когда открывал дверь... она в корне отличалась от всего, что я слышал до этого. Я настолько ярко помню ту секунду, что иногда мне кажется - именно в тот момент и заразился музыкой.
Я кивнул, будто это что-то объясняло.
Саске всегда говорил о музыке. Всю свою жизнь через призму звуков, а всё остальное – в неточности. Но я никак не мог понять, то ли это действительно такая жизненная необходимость, то ли попытка что-то скрыть…
Я никогда не мог полностью понять его слова.
- Ты никогда не рассказывал о девушках.
Он грациозно изогнул бровь и даже не поспешил кинуть очередной камень, просто всматривался в меня.
- Мне интересно.
Он сдавленно засмеялся и вытащил сигареты. После пары затяжек, наконец, продолжил:
- Какая разница? Две, три, десять. Я не считал. Это как-то… мимо меня проходило. Могу сказать, что одна из них посоветовала мне много хорошей музыки. Интересно?
Я промолчал, рассматривая помутневшее небо. Сейчас я был уверен, что он играется. Пользуется музыкальной зависимостью как предлогом, чтобы ничего не говорить.
Я чувствовал его взгляд и усмешку, зависшую в воздухе. После пары затяжек он поднялся и бросил куда-то в бесконечность окурок, а потом, будто собираясь то ли с мыслями, то ли с воспоминаниями, сел обратно на булыжник, закидывая руки назад.
- Девушки были. Я многих из них до сих пор помню, но они не имеют никакого значения в настоящем. Была только одна… мы с ней не то что встречались.
Он чертыхнулся, доставая очередную сигарету.
- Я, наверное, любил её. Она написала мне пару текстов. В подарок.
Я притаился, мне хотелось не дышать, я понимал, что вот-вот, с разницей в секунду, я услышу чего-нибудь… чисто его.
- Она написала «На расстоянии», - он глубоко затянулся и замолчал. У меня по телу пробежала дрожь то ли от его слов, то ли от пришедшего сумрака.
Это было странное ощущение. Узнавая о нём правду, я боялся её. Боялся услышать и понять что-то…
Может, неведенье лучше?..
- Пустой поезд мчится по рельсам,
Исчезая в ночи
От голубого к чёрному, - он напевал. Ту песню, которая была и вовсе не его, но огромной его частью. Я тысячу раз слышал эти строки, но никогда они не вызывали во мне тот страх, панику, замешательство и практически полное сумасшествие, как вызывали сейчас.
Осознание, что слышать его правду действительно трудно, сжирало меня.
Но ещё больше меня задевал сам факт, что я не смогу оставить настолько глубокий след в его жизни.
Даже если сильно попытаюсь.
- Прощайся с будущим,
Оно уже не вернётся.
Он молчал, я слушал тишину впервые за последнее время. Мне казалось, что он был просто из другой вселенной.
Из другой грёбанной и далёкой вселенной.
И расстояние в полметра между булыжниками, на которых мы сидели, казалось огромной пропастью между его мыслями и моим незнанием.
***
Jet Plane - (Once Your Reach) The End Of The World
Странным ощущением, практически сюрреалистичностью в моей голове с самого утра, нет… с ночи били слова «На расстоянии».
Я однажды был на репетиции, когда Саске особенно ярко её исполнял. Будто из него рвались эти слова, и казалось, что если он вот прямо в эту секунду не выкрикнет их – умрёт. Растворится или рассыплется, но точно не будет полноценным.
Я никогда не замечал этого трепета. Вернее… мне казалось, что он ко всем песням трепетен. Но всё постигается в сравнении…
Теперь я понимал, что он любил «На расстоянии» настолько чувственно как и ту девушку.
После того вечера… я боялся вслушиваться в тексты его песен. Мне казалось, что теперь в них всё – про неё.
И ни строчки про нас.
Понимаете, каково это?..
Сегодня был серый, странный, грязный и пропитанный предчувствиями день.
Мне казалось, что я рассыпаюсь где-то изнутри, хоть и проснулся почти у него на плече.
Забавно, да?
Я знал, что эта странная связь не уйдёт дальше его комнаты и моей и их студии.
Не уйдёт дальше замкнутого пространства.
Я проснулся на его диване, когда он уже упаковывал последние вещи.
Он переезжал на пару месяцев в другой город с группой, чтобы собраться. Чтобы выпустить альбом и «покорить мир», и ещё что-то там…
Но я понимал, что уезжает он в первую очередь от меня, потому что тут же запретил за собой ехать.
Он сказал, что не стоит, и ещё что-то…
Глупые слова. Я читал в отражении его глаз всю боязнь этой связи, и мне было достаточно.
Я думал о нём последние трое суток и ни на секунду не выпускал его профиль из вида. Надо бы попрощаться, но у меня язык не поворачивался это сказать…
Осознание. Оно всегда болезненнее всего, что только можно представить.
Я так жалел, что хотел раствориться в нём. Сейчас я бы предпочёл все эти какие-то смутные надежды, чем его идущий впереди на вокзал силуэт.
Он заставлял меня слушать и чувствовать, поэтому в голове под его голос рождались мелодии, которые навсегда там и останутся.
Может, я мог бы их напеть или настучать пальцами по столу… он бы уловил и перенёс на ноты, на гитарные струны и, возможно, мы бы действительно написали нашу песню…
Но его боязнь этих отношений, сама моя неопределённость и вообще всё это связывало его и душило. Поэтому он бежал.
А я набирался сил, чтобы по-человечески попрощаться.
Будет забавно, если я разрыдаюсь на перроне из-за какой-то короткой поездки моего какого-то друга.
Хотя для всех прочих это уже как небылица и сказка, главное – Саске сам мне никогда не простит эту мою пересказанность.
Перенасыщенность.
Сейчас я вглядывался в серость нашего города, помогал ему с сумками и абсолютно не был уверен, что он вообще сюда вернётся.
Голос в голове говорил о невозвратимом будущем. А я будто бы кивал.
Все планы, мечты, надежды… всё прахом и в мусорку. Как ненужное и неважное и почти забытое.
Я всегда понимал глупость этой надежды, но, в конце концов, это было более осуществимо там – в студии или в квартирах.
А не за сотни километров без обратного билета.
Я чертовски ненавидел его и себя и не знал, кого надо ненавидеть больше.
Мы молчали. Он уже и так слишком многое сказал за эти неполные, почти заканчивающиеся то ли трое, то ли четверо суток…
Я терялся во времени.
На перроне уже стояла вся их группа. Какие-то шутки и улыбки, я пытался вливаться в компанию и понимал, что как минимум мне придётся дальше дышать после его отъезда, так что пора бы восстанавливаться.
Я боялся его взгляда и собственных отражений. Вообще, я сейчас всего боялся. Казалось, чувства были то ли обострены, то ли до такой степени растеряны, что теперь и каждое прикосновение кажется небанальностью.
Поезд уже практически отправлялся. А я не знал, какого хрена они торчали на улице. Кого ждали, если провожал только я?
Со всеми попрощавшись, я вымучивал из себя улыбку. Странное ощущение - пытаться быть обычным собой в такой необычности.
- Я позвоню тебе, когда приеду, - он оглянулся, посмотрев на уже зашедших в вагон. Чуть хлопнул по плечу, казалось, растягивал этот момент.
- Когда приедешь куда?..
Я смутно понимал вообще всю реальность. Меня больше заботило, как бы не испортить всё в последний момент.
- Сюда. Я хочу сосредоточиться на работе… там. Ты можешь позвонить, если что-то случится.
Почти снисхождение.
Я его пытался не ненавидеть, но было очень трудно.
- В общем, до скорого, - он крепко обнял меня за плечи, выдумывая что-то и, наверное, пытаясь не вкладывать чувств… я не знаю, о чём он думал. Но это было ужасно – вот так прощаться.
Я понимал, что это глупо. Но я хотел его целовать, хоть и понимал, что этот ублюдок, помешанный на мнении общества, никогда не будет целовать меня на людях, тем более на вокзале, и я вообще сомневался, что он когда-нибудь будет меня так просто целовать…
Но сейчас мне не хватало именно этого. Может, как точка, может, как запятая. Да хоть что, только не эта странная пустота…
И наплевать, сколько там было суток – двое, трое, четверо - и всё в постели. Наплевать.
Я улыбнулся. Ну не прощаться же обидами, правда?..
- Я понимаю. Позвонишь, как появится желание.
Он быстрее пошёл к практически отправляющемуся поезду. Я всматривался в его удаляющийся силуэт. Странное ощущение.
Видеть его спину.
Я чувствовал незаконченность и недосказанность. Такую тугую и болезненную. Что же мы забыли?..
- Прощайся с будущим. Оно уже не вернётся, - прошептал я удаляющемуся поезду, бездарно пародируя его наверняка пропетую в мыслях фразу.
|
