 Фанфик «Da capo al fine | Secco»
Шапка фанфика:
Название: Da capo al fine
Автор: Lumino
Фандом: Предательство знает мое имя
Рейтинг: R
Пейринг: Хоцума/Касуми, Хоцума/Шусей
Жанр: романтика, ангст
Размер: миди
Содержание: Странный он, однако. Будто следит за мной – я натыкаюсь на него везде, где бы я ни был, и его зеленоватого оттенка глаза постоянно прожигают мне спину. Мы с ним даже не знакомы, с чего бы ему обращать на меня столько внимания?
Статус: в процессе
Дисклеймеры: не претендую
Предупреждение: ОЖП
Размещение: Только с разрешения
От автора: История происходит до событий аниме, то есть, до появления Юки.
Da capo al fine (итал.) - с начала и до конца.
Secco (итал.) - сухо.
Текст фанфика:
Тише всем. Суета, мишура и хлам.
Ищем чистых чувств ну хотя бы грамм.
Тише всем. Я в укор буду врать годам,
Что не страшно, не больно нам,
Друг без друга не больно, слышишь?
Хватит! Довольно!
Амели на мели, "Не буди"
Когда я проснулся, шторы уже были кем-то заботливо отодвинуты, и тусклый дневной свет заливал комнату. Я осторожно приподнялся, стараясь сесть и опасаясь повторения вчерашней боли, однако спина, против ожидания, не отозвалась разбуженными раскаленными углями.
На стуле меня ждала одежда: мои же штаны, выстиранные и со свежей заплатой на колене – наверное, разодрал при падении – и чья-то черная рубашка. Майку, скорее всего, после нападения дюра спасти от их когтей не удалось, и я даже боялся представить, во что же она превратилась.
Подняться оказалось легко, гораздо труднее было устоять на ногах: в ушах зазвенело, перед глазами расплывались темные круги, ноги противно дрожали. Я оперся рукой о тумбочку, дожидаясь, пока слабость схлынет.
- С пробуждением.
Раздавшийся голос заставил меня вздрогнуть и обернуться. Дверь была распахнута, и потоки ветра с радостью устремились через всю комнату, по пути обдавая меня холодом. На пороге застыл юноша, наверное, чуть младше меня, со светло-серыми, почти белыми волосами, напомнившими мне легкий пепел. Тонкие черты лица и желто-зеленые, неуловимого оттенка глаза придавали ему какую-то мечтательность.
- А ты еще кто? – настороженно поинтересовался я. Не стоит говорить, что этого парня я увидел впервые, но ощущение, что мы уже встречались, прочно засело где-то внутри.
- Цукумо. Такаширо ждет тебя внизу, я пришел проводить тебя, - спокойно ответил юноша. Он прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди, и я увидел серебряное кольцо на его пальце, где были выбиты черные иероглифы.
Памятуя о вчерашнем ночном «разговоре» и понимая, что чем больше я буду спрашивать, тем меньше пойму в результате, я повернулся к парню спиной и влез в рубашку. Она пришлась мне почти впору, только в плечах была чуть мала. Джинсы после стирки немного сели, но я все-таки их надел и оглядел комнату, надеясь увидеть свою куртку.
- Не это ищешь? – в руках Цукумо я увидел пачку сигарет. Зажигалки не было.
Я подошел к нему, на ходу заканчивая застегивать пуговицы на груди, и забрал сигареты. Страшно хотелось курить, но я сдержался и все-таки приличия ради поинтересовался:
- Здесь можно курить?
- Исудзу бы сразу тебе голову откусил, спроси ты это у него. Но поскольку его здесь нет, я сделаю вид, что ничего не видел, - кивнул парень, и я тут же уселся на широкий белый подоконник, вызывая в пальцах огонек.
К моему удивлению, он появился сразу же и точно такой, как я хотел: не целая пригоршня пламени, которая осветила бы мне путь в темном коридоре, а тонкий язычок, похожий на острие стилета.
Дым заполнил легкие, и я медленно выдохнул его, чувствуя, как медленно успокаиваюсь. Что бы ни принес этот разговор, я покину это место, и все станет, как раньше.
- Кстати, что у вас тут случилось? Шусей утром сегодня сам не свой, - в голосе Цукумо скользила задумчивость, словно он особо и не интересовался, полностью погруженный в свои мысли.
От наступившего умиротворения не осталось и следа, а на смену вновь пришло раздражение. Я повернулся к нему, глядя в волчьи желтые глаза:
- Я-то тут причем? Если верить его словам, то я вообще все время провел без сознания!..
Я замолчал, ловя на себе торжествующий взгляд.
- Ага, значит, вы вчера виделись, - Цукумо мягко улыбнулся, и все мое недовольство понемногу исчезало, как растворяется туман при свете солнца. – Не думай, в этом нет ничего такого, Шусей почти всегда молчалив в последнее время, однако сегодня он пребывает в каком-то странном состоянии: будто обрел абсолютное счастье и получил скорбь всего мира.
Я почувствовал, как против воли щеки покрываются румянцем, и поспешно отвернулся к окну, не желая показывать, что слова парня чем-то меня задели. Абсолютное счастье, говорит? Да кто его знает, может, радуется, что я тут все-таки не помер. А вот со скорбью сложнее… Что там у нас вчера было?
Тонкие пальцы, какие, наверное, могли быть у пианиста, мягкие теплые губы и трепещущие в животе крылья бабочек, заставляющие нежность переплавлять сердце.
Я глубоко затянулся, выдохнул дым, а потом еще раз, заставляя терпкий привкус во рту и запах табака прогнать воспоминания о дуновении морского ветра и чужих поцелуях.
- Не нервничай, - спокойно произнес парень, а я в ответ лишь чертыхнулся – горячий пепел обжег руку. – Такаширо все тебе объяснит.
Я молча курил, не желая раньше времени думать о ком бы то ни было. Мне хотелось лечь спать, а еще лучше – напиться так, чтобы имени своего не вспомнить.
«Хоцума.»
Я застонал, закрыв лицо рукой. Он и его голос до конца жизни будут меня преследовать?..
- Пойдем.
Я поморщился, в последний раз выдохнул сизый дым и затушил сигарету в небольшой пепельнице, сделанной из цветного стекла. Сунув пачку сигарет в карман, я спрыгнул с подоконника, прихватил валявшуюся на комоде куртку и медленно прошел к двери. Цукумо повернулся ко мне спиной и покинул комнату, предлагая следовать за ним.
Мы шли по светлому коридору, и я старательно не смотрел по сторонам – каждый миллиметр обоев заставлял думать, что я уже бывал здесь не единожды. Цукумо спустился по лестнице на первый этаж и свернул направо, остановившись у тяжелой деревянной двери. Во взгляде его был вопрос, и я, мысленно приготовившись увидеть за дверью все, начиная от бара и заканчивая пещерой дракона, кивнул.
Парень постучал и, дождавшись приглашения войти, прошел внутрь. Я, не отставая, последовал за ним, плотно прикрывая дверь.
Обычный кабинет с высокими книжными шкафами у стен, пушистым ковром на полу и массивным деревянным столом, за которым сидел человек. Это был мужчина лет тридцати с длинными светлыми волосами, чей цвет я определил как «рыжий блондин». На нем были прямоугольные очки, скрывавшие за собой яркие зеленые глаза, и идеально выглаженная белая рубашка. Черта лица почему-то напомнили мне лисьи – чуть вытянутый овал лица, острый подбородок и какая-то хитрость, чудившаяся мне в приветливой улыбке.
- Добро пожаловать в Тасогарэ, Хоцума. Я Такаширо Гио.
Голос был именно таким, каким я его себе и представлял: низкий, неторопливый, спокойный, как патока в пироге, но в то же время завораживающий и с еле заметными нотками опасности.
- Надеюсь, ты уже выздоровел, - полуутвердительно произнес Такаширо, и я медленно кивнул. Повернувшись к парню, он приказал, - Оставь нас, Цукумо.
Юноша кивнул и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. В кабинете мы остались вдвоем, и Гио указал на кресло перед столом:
- Присаживайся. Разговор будет долгим.
Я молчал, хотя мне многое хотелось спросить, начиная от того, что это были за твари в парке, и заканчивая тем, какого черта дежавю преследует меня все время, что я здесь нахожусь.
- Я приношу свои извинения за то, что тебе пришлось вынести, Хоцума.
Голос Такаширо был полон сочувствия и сострадания, но почему-то мне чувствовалась фальшь, какая-то наигранность в нем.
- К сожалению, чтобы окончательно пробудить твою силу, необходимо было подвергнуть тебя испытанию.
Слова ленивыми мухами крутились у меня в голове, пока смысл медленно доходил до сознания. Испытание?
- То есть, вы хотите сказать… - голос предательски дрогнул и сорвался. Я кашлянул и продолжил, - Что дюра послали вы?
Такаширо помотал головой, и пряди длинных волос разлетелись по его плечам. Я заметил длинный тонкий шрам на его левой щеке, и почему-то при виде него накатила глухая безнадежная тоска. А еще боль, ярость и разочарование, острое, жгучее, словно с этой отметиной было связано что-то настолько страшное, отчего мое сердце колотилось, как бешеное.
- Нет, дюра просто следили за собой. Страж Звелт, не осознавший еще своей силы, к тому же один, без напарника – лакомая добыча. Шусей получил приказ не вмешиваться, потому что ты должен был справиться сам, чтобы Божественный глас полностью открылся.
Божественный глас – так вот, как называлась эта сила, которая дотла сожгла дюра той ночью. Я обхватил руками голову, потирая виски: черт, все, что говорил Такаширо, было мне знакомо, я точно слышал это раньше. Я был в этом особняке, видел и Шусея, и Гио, и Цукумо, но вот, хоть убей – не помнил этого.
- Хоцума, ты должен вспомнить все, что было с тобой раньше, - Такаширо нахмурился, сложив руки домиком. – Почему-то в этом возрождении твоя душа не желает открывать тебе все воспоминания о прошлых жизнях.
Я уже даже не удивлялся. Возрождения, прошлые жизни, таинственная сила и ощущение, что все это со мной уже происходило – это слишком походило на сказку, чтобы быть правдой. Чем больше я слышал, тем сильнее во мне крепло и росло желание покинуть это место, уйти отсюда, пока не поздно, пока что-то новое в душе не расцветет, заставляя остаться здесь навсегда.
- Расскажите мне, - собственный голос показался вороньим карканьем. – Расскажите мне о Стражах Звелт и дюра.
Гио вздохнул, поднялся с кресла и отошел к окну, глядя куда-то вдаль. Почему-то я был уверен, что он не видит сейчас парка вокруг особняка – перед его глазами расстилались иные картины, иные миры, нежели были доступны мне.
- Дюра – демоны, которые хотят разрушить этот мир. Клан Гио и его Стражи обязаны хранить его и противостоять дюра. Они сражаются парами, и каждая пара должна читать мысли друг друга, предугадывать следующее движение, понимать с одного только взгляда. Только тогда они достигнут пика своей силы.
Он вновь подошел к столу и открыл ящик, что-то доставая оттуда:
- Кстати, это твое. Твой знак Стража.
На ладони Такаширо лежало тяжелое серебряное кольцо, ровный и гладкий широкий ободок, где черными иероглифами было вырезано мое имя.
Я коснулся его, и по пальцам словно пробежал электрический заряд, а на душе потеплело. Я надел кольцо на средний палец, и оно оказалось мне точно по размеру, словно на заказ делали.
- Эта война бесконечна, и Стражи постепенно расходуют свою жизненную энергию. Наступает время, и они умирают, но их души все еще живы. Каждый раз мне приходится воскрешать их, потому что война продолжается, а наши силы на исходе. Те, кто погибают в бою, никогда не возвращаются.
В этот момент Такаширо не лгал, и я чувствовал это. Глаза мужчины были закрыты, пальцы сжимали края стола, побелев от напряжения, губы сжаты в полоску. Ему действительно было жаль всех тех, кто положил свои жизни в этой бесконечной битве.
- Хорошо, допустим, что это правда, - я махнул рукой, хотя больше всего хотелось поинтересоваться, все ли в порядке с головой у человека напротив меня. – Но почему я должен вам верить?
Гио поднял голову и усмехнулся. В зеленых глазах плясали демонические огоньки.
- Ты никому ничего не должен, Хоцума. Но разве тебя не посещала мысль, что все это с тобой уже было? Разве ты, завидев Цукумо, не подумал, что вы уже встречались? В конце концов, почему тогда ты, курильщик, прикуриваешь от пальцев?
С каждым словом Такаширо мне все сильнее хотелось убраться отсюда, потому что он был тысячу раз прав. Он не озвучил еще одну причину – вчерашнюю ночь, и я был ему благодарен, потому что этого аргумента я бы не перенес.
- Присоединись к нам, Хоцума, и со временем ты все вспомнишь.
Голос был мягким, манящим, и я почти готов был лететь на его звуки, как бабочка на свет пламени. Я открыл рот, чтобы согласиться, но легкая боль отрезвила меня. Я посмотрел на руки: затухая, там мерцал крошечный огонек, который в переломный момент не дал мне согласиться. До чертиков хотелось курить, хотя я покинул комнату не больше двадцати минут назад.
- Стражи нуждаются в тебе.
Нуждаются во мне. В чем?
В моей душе.
В теплых касаниях пальцев, легких поцелуях, когда еще не начавшееся твое движение предугадывают, отвечая, и цветные осколки миров пляшут перед глазами, потому что чувства разделены на двоих, и с закрытыми глазами можно, не боясь ошибиться, бить, потому что тот, кто стоит плечом к плечу, не обманет и не предаст, и слова его будут точны...
Или все-таки моей силе?
В страшной разрушающей силе Божественного гласа, который выжжет все дотла, не только дюра, но и обычных людей, и огню нет разницы, кого обращать в серый пепел, своих или чужих, и это поистине страшно, знать, что от одного твоего слова зависят сотни жизней, это страшно – бояться ошибиться, выбрать не того, знать, что очищающий огонь беспощаден, и бушующую стихию не так просто остановить...
В моих чувствах.
В переплетении эмоций, ярких, насыщенных, как солнечные лучи, в тысячу раз усилившие свой цвет, в тепле неведомого чувства, заставляющего душу трепетать и плавиться от нежности и боли, желая уберечь, защитить, принять удар на себя, отвести опасность и спасти, чтобы не видеть окровавленного тела, распростертого на жесткой земле, по которому хлещут струи дождя, и красная вода медленно сбегает вниз...
- Ты нужен ему.
Нужен. Зачем?
Потому что по ночам только дыхание того, другого, заставляет тебя жить, и нельзя представить себя без теплых рук, сжимающих твои пальцы, горячего тела рядом и желтых глаз, полных безумной волчьей тоски – и ты, и он знаете, что любая ночь может наутро обернуться сумраком боли и проигранной битвой, овеянная милостивым крылом смерти, готовой навсегда убить душу и не дать ей вернуться назад.
Нужен. Нужен. В голове словно маятник качался, повторяя одно и тоже, и я тяжело дышал, не в силах разобраться в себе. Надо найти что-то важное, такое, без чего я не могу.
Мама.
Разум уцепился за эту мысль, и постепенно к ней присоединялись другие. Касуми. Школа. Жизнь. Жизнь привычная и нужная, такая обыденная и спокойная, не расчерченная огненными вспышками в ночи и поцелуями, от которых хотелось прижаться поближе и застонать.
- Нет.
Слово упало в тишину кабинета, словно тяжелый металлический шар, и мне послышался слабый звон, почти такой, с каким разбивались дюра. Наверное, так разлетается на осколки чья-то душа.
Такаширо медленно склонил голову, но ничего не сказал. Я думал, что он станет отговаривать меня, призывать подумать и остаться, но он хранил молчание, и лишь в глубине зеленых глаз мне почудилось сожаление. Он встал и отвернулся к окну, а я попробовал снять кольцо Стража и ободрал себе палец до крови, но слезать оно не желало.
- Оставь его себе на память, - глухо посоветовал Гио, и я подчинился, перестав терзать свою руку. – Что же, прощай, Хоцума Рендзе-Гио.
Я даже не удивился тому, что он приписал меня к клану Гио, и поднялся с кресла. Такаширо стоял спиной ко мне, и я негромко попрощался:
- Было приятно познакомиться.
Дверь негромко хлопнула, и в коридоре мне встретился Цукумо. Он ничего не сказал, лишь пожал мне руку и чуть улыбнулся.
- У ворот стоит машина, тебя отвезут к дому. С твоей матерью все улажено, можешь не переживать.
Я кивнул, меньше всего почему-то думая о том, что там врали моей маме и как объяснят, что меня довезли на машине. Медленно прошел по огромному холлу, прикоснулся к перилам большой лестницы, глянул на ярко полыхавший в камине очаг, чуть потянулся к нему силой, и огонь взметнулся выше, словно ласковый щенок, которого погладили по голове.
За дверями особняка было зябко и пасмурно, тусклое солнце не могло пробиться сквозь плотный слой серых облаков. Я вытащил из пачки сигарету и закурил, не заботясь о девушке, которая что-то кричала мне, подзывая к припаркованной машине. Нет уж, сам как-нибудь выйду.
Я стоял и медленно курил, почти чувствуя, как хреново на душе – слишком все запутано и непонятно. Тоскливый взгляд обжег мне спину, как если бы нас не разделяло тонкое оконное стекло и он стоял бы сейчас передо мной. Я обернулся, глядя в болотные желто-зеленые волчьи глаза и с минуту молча смотрел на Шусея. Фильтр обжег мне пальцы, и я вздрогнул, отворачиваясь и делая первый шаг прочь отсюда.
Передо мной расстилался парк, где шумели зелеными листьями высоченные деревья, а я только и мог, что думать о болотных огоньках глаз умирающего зверя.
|
