 Фанфик «Я снова уйду. Этюд 4. Моя мечта | часть 2»
Шапка фанфика:
Название: Я снова уйду. Этюд 4. Моя мечта. (часть 2)
Автор: Anzz
Фэндом: Поющий принц
Персонажи/пейринг: Рэн Дзигундзи/Токия Ичиносэ и др.
Жанр: романтика, повседневность
Предупреждение: ООС
Тип/ вид: слэш
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Статус: закончен
Дисклеймеры: не претендую
Размещение: только с согласия автора
Текст фанфика:
Дзигундзи разом осушил бокал и резко отставил его в сторону. С неприятными воспоминаниями необходимо было заканчивать. Прошло уже почти полтора года. Боль от предательства продолжала разъедать его душу, а он снова учился жить с этим и не замечать. За все это время они так и не встретились. Рэн не стал себя навязывать, еще слишком больно ему было от последнего удара, а Хидзирикава почти не появлялся на светских мероприятиях, тем более на тех, где в списке пригашенных значился младший Дзигундзи.
Думать и вспоминать сегодня больше не хотелось. Рэн задумчиво покосился на отставленный бокал. Возможно, все же стоит напиться?
- Господин Дзигундзи! – обращение прерывает его размышления. – Теперь-то я могу вас поздравить с официальным получением награды!
Рэн заставляет себя надеть улыбку.
- Да, господин Ичиносэ, теперь можете, только не меня, а моих милых девочек.
- Им сейчас кажется не до поздравлений, - улыбнулся Токия, указывая глазами на позирующих перед фотокамерами.
- Да, бремя мимолетной славы…
Ичиносэ улавливает странную интонацию в голосе солнцеподобного. А вот он намерено подговорил нескольких знакомых фотографов и корреспондентов занять этих пташек, чтобы их разговору с Дзигундзи никто не помешал.
- А мне позвольте поздравить вас, - заставляет себя поддерживать вежливую беседу Рэн. – Рад, что ваша сольная музыкальная карьера удачно складывается.
Потом они довольно долго разговаривали о каких-то пустяках и перспективах музыкального рынка после подобного награждения, пока Ичиносэ вдруг не произнес:
- Я довольно часто вспоминаю нашу группу. Жаль все же, что она так мало просуществовала. Как на ваш профессиональный взгляд, были у нас шансы занять достойное место на музыкальном Олимпе?
Дзигундзи несколько помрачнел, потому что не мог снова не вспомнить о Хидзирикаве, но деловой настрой размышлений постарался быстро заглушить неприятные чувства.
- Полагаю что, да. Неплохие вокальные данные. Неплохая подборка песен. Собрание разнообразных типажей. Все это хорошие слагающие для успеха.
- Я до сих пор храню запись нашего первого концерта, - с улыбкой признался Токия. – И обычно вожу ее с собой в качестве приятного напоминания. Хотите взглянуть? Вспомнить былые времена. Приглашаю вас к себе на просмотр.
Дзигундзи и хотел, и не хотел одновременно. С одной стороны, погрузиться в те радостные времена было приятно, оценить их работу нынешним отточенным взглядом – интересно, бросить надоевший прием – забавно, провести вечер в компании бывшего соратника по учебе со все еще заманчивой перспективой напиться – соблазнительно, но с другой стороны - он увидит на экране его… Не станет ли ему от этого тяжелее?
И все же он согласился. Дальше оставаться здесь, поглощаемому неприятными чувствами, было невыносимо!
Официальная натянутость была сброшена вместе с пиджаками. Они опустились в кресла по обе стороны журнального столика. Засветившийся экран выпустил в мир их давно ушедшее. На лицах невольно появились улыбки. Они были молоды, полны творческой энергии и самых радужных надежд! Тогда казалось, что в этом мире им все по плечу, и они действительно были готовы совершать невозможное! Эта вера и оптимизм горели в глазах, чувствовались в песнях, и, несомненно, передавались и слушателям. За это их и полюбили.
Масато улыбался им с экрана, как и все, пел и танцевал, но Рэн прилагал все усилия, чтобы не задерживать на нем взгляд, пытался рассматривать только других. Под натиском постепенно увеличивающейся доли алкоголя в крови, неприятные мысли и воспоминания отступали. Тело все больше расслаблялось, благостные эмоции все явственнее вырывались наружу. Примерно к середине концерта, Дзигундзи и Токия уже вовсю смеялись над собой и другими.
Глаза Ичиносэ жадно ловили каждое движение солнцеподобного, чтобы вернее определить тот момент, когда должно быть произнесено самое главное. Сердце неистово билось в груди. Сейчас Рэн был таким близким, таким огненно вожделенным, даже как-то по особенному искристым. Они вспоминали забавные случаи из их ученической жизни. Теперь Дзигундзи мог посмеяться даже над тем, как его едва не исключили из академии. С теплотой вспоминалась им и Харука, но ни один, ни другой не знали, как сложилась ее жизнь.
- Рэн, а на саксофоне ты еще играешь? – поинтересовался Токия, наполняя бокалы.
Дзигундзи помрачнел.
- Давно не играл, - обронил он и залпом осушил фужер.
«Последний раз – полтора года назад» - напомнил разум.
Рэн сам налил себе до краев.
- А я, когда слышу саксофон, обычно вспоминаю, как ты музицировал на крыше академии, - улыбнулся Ичи.
Дзигундзи горько усмехнулся. Душа еще ноет. Он все же напьется. Очередная порция в один глоток влита в горло.
- К этому у тебя тоже талант, - закончил свою мысль Токия.
- Теперь я развиваю в себе совсем другие умения,- насмешливо заметил Рэн, его взгляд вернулся к экрану.
Визжащая толпа поклонниц безумствует у сцены, а их идолы щедро выплескивают в зал свой юношеский задор! И там с Масато они еще вместе, на одной сцене, в одной группе, в иллюзии совместного счастья. Токия тоже скользнул глазами по изображению.
- Да, это была по-своему прекрасная мечта. Жаль, что она так и не смогла полностью воплотиться… Рэн, ты доволен своей нынешней жизнью? – вдруг спросил он. - Своей работой? Не хочется все вернуть и начать сначала?
- Бывает иногда, - протянул Дзигундзи, откидываясь на спинку кресла, - но потом я думаю, что все и так хорошо сложилось, если бы не…, - Рэн замолчал.
- Если бы не что? – ухватился за его слова Ичиносэ.
- Да так…, - Рэн пожал плечами, - юношеские мечты. Не более того. Все и так прекрасно, - вот только в его взгляде продолжало светиться нечто мрачное, и очередной бокал выплеснул все свое содержимое за раз.
- У меня тоже была мечта… вернее, есть, - произнес Токия, он встал и обошел кресло, на котором сидел Дзигундзи с другой стороны, нагнулся. – Знаешь, что это за мечта?
Солнцеподобный повернулся.
- Это ты, Рэн, - признался Ичи и прежде, чем Дзигундзи успел выразить свое удивление, уста сомкнулись в жарком лобзании.
Золотоволосый попытался отстраниться, но Токия заключил его в крепкие объятья, не давая вырваться. И тут взгляд Рэна случайно скользнул по экрану. Именно в это мгновение Хидзирикаву показывали крупным планом. Совсем еще юный, с горящими глазами, пылающим сердцем… Он поет и улыбается всему миру, но больше всех он улыбается именно ему… тогда они еще были вместе, тогда Дзигундзи еще и подумать не мог, что его так подло бросят, ничего не объяснив… И уж тем более он не предполагал, что все это повториться через столько лет! Боль опять всколыхнулась в нем. Предатель! И почему он только позволяет ему так себя использовать?! Терзания мгновенно переросли в злость, и она потребовала незамедлительного выхода! Ичи…! Он еще ласкает поцелуем его губы. Да будет так! Почему бы и нет?! Ведь он свободен!
Рывком Дзигундзи приподнимается с кресла и опрокидывает Токию прямо на пол. Тот не сопротивляется, напротив, начинает быстро расстегивать его рубашку. Поцелуй, наконец, стал взаимным. Мечта безудержно понеслась к своему воплощению. Рэн тоже расстегивает пуговицы на его одежде.
Тело трепещет в предвкушении. И вот эти столь желанные руки уже заскользили по его коже. Опустились по бокам вниз, затем снова двинулись вверх, дошли до груди. Персты затронули налившие вожделением маленькие затвердевшие возвышенности. Все просто поплыло перед глазами. Реальность ли это? Токия отрывается от этих столь сладостных уст и начинает покрывать быстрыми горячими поцелуями шею, плечи, щеки… Золотистые волосы скользят по его лицу, одаривая нежнейшими прикосновениями.
Дзигундзи отстраняется, поднимается, и, оставшись на согнутых в коленях ногах, быстро снимает уже расстегнутую Ичи рубашку. Токия закусывает губу, а сердце начинает еще сильнее колотиться в груди. Обнажившееся тело кажется ему столь совершенным и манящим, что к нему просто не возможно не прикоснуться! Его хочется ласкать! Целовать! Прижиматься к нему всем существом! Бесконечно! Страстно! Жарко! Сначала несколько мгновений Ичиносэ просто скользил по нежным покровам руками, но быстро понял, что так жажду не унять, и ему требуется гораздо большее! Рэн занялся застежкой своих брюк. Токия поднялся к нему. Крепко обнял, прижавшись к обнаженному торсу. Сладостная волна содрогнула тело. Горячее дыхание блаженного выдоха обожгло ухо и шею, потом там своей шершавой влажностью прошелся язык и губы, разжигая чувственное вожделение. Немного склонив голову на бок и откинув волосы, Дзигундзи подставил под требовательные лобзания шею и плечо, а сам перешел к брюкам Ичи.
Поцелуи ненадолго задержались наверху, жажда тянула их ниже. Слегка влажные следы лобзаний остались на груди, на втором плече, пошли вниз к животу, потом снова вверх. К губам присоединился язык, он трется о кожу во время поцелуев, чтобы полнее почувствовать ее вкус и нежность. Постепенно все переместилось к груди. Лобзания сосредоточились на нежной окружности и ее трепещущем центре. Сладостные импульсы расходились по всему телу. Рэн склонился к целующему его, провел щекой по его волосам. Желание давно налило горячую упругость, но пока ему хотелось именно ласк. Удивительно, но ему давно ни с кем не было так хорошо, так тепло, как сейчас с Токией, разве только… Он тут же заглушил эту мысль. Он должен думать только о том, что происходит сейчас! Впервые за долгое время его обуревало не только вожделение, но и нежность, желание одаривать жаром своих чувств… Так значит, они все же есть, эти чувства? Значит, он все же что-то испытывает к Ичи, и это не просто зов неудовлетворенной плоти? Дзигундзи поднял на себя его лицо, чтобы заглянуть в эти серо-синие глаза. В них хмель желания с примесью счастья. Да, все это гораздо больше, что удовлетворение звериной страсти тела.
Рэн вернул поцелуи губам, переместился влево и стал освобождать жаждущую всего плоть от последнего облачения. Токия пытался помочь, насколько это было возможно, но желание билось о грани тела слишком сильно, пальцы дрожали и путались в застежках и тканевых складках. Когда же рука Дзигундзи проскользнула под последнюю преграду и накрыла пульсирующую напряженность, Ичи порывисто вздохнул, глаза сами блаженно закатились, пальцы впились в кожу. Персты поплыли по горячей упругости. Ощущения от того, что все это совершается именно его солнцеподобным, были столь восхитительны, что завибрировало все тело. Токия уткнулся головой в грудь Дзигундзи, прикусив губу и уже почти постанывая.
Взгляд Рэна вдруг опять соскользнул на экран. Шла предпоследняя песня. Хидзирикава все так же счастливо улыбался и пел, отдавая силы своей души миру… Отдавая себя всем, кроме него!
Дзигундзи резко повернулся к Ичи, блеснул газами и снова опрокинул его на пол. Теперь возобладала страсть. Резко ворвался внутрь. Пронзенное тело выгнулось и застонало. Серо-синие глаза опять блаженно закрылись. Нависания над ним, Рэн влился в танец сопряжения. Все было столь нереально прекрасно, что Токия просто терял грань действительности. Его солнцеподобный был с ним! Он был в нем! Они вместе! И это даже не исполнившаяся мечта, это чудо! Это дар небес! Глаза распахнулись, чтобы видеть эту столь долго желанную картину!
Ичи пытается прижаться к ритмично движущемуся торсу. Покрывает его жадными поцелуями. Почти царапает спину, судорожно сжимая пальцы от сладостных волновых импульсов. И смотрит на возвышающегося над ним распахнутыми во всю ширь восторженными глазами. Неужели это действительно Рэн? Неужели это все же происходит? Жаркий порыв заставляет его приподняться и поймать полураскрытые от уже тяжелого дыхания губы. Руки перемещаются и погружаются в золото волос. Уста прижимаются еще плотнее, делая лобзание жарче и требовательнее. Дзигундзи отвечает на поцелуй всего несколько секунд, а потом вырывается, чтобы полностью отдаться ударным движениям. Его взгляд невольно снова и снова уходит на экран. Он видит его. Он слышит его. Алкоголь смешивает четкость восприятия, картины, мысли, желания – все стягивается в единый клубок, перепутывается и перемежается. Из всего этого бушующего вихря четко вырисовывается только его образ и дикое, надрывное желание испепелить собственную плоть взрывом удовлетворения.
Все сущее раскачивается. Изображение то приближается, то удаляется. И не смотря на быструю смену картин, он все равно видит только его! Его! Его! Предателя! Предателя! Предателя! Злость смешивается со страстью. И они, соединившись в невообразимом, огненном сумбуре чувств, помчали его ввысь. Фильм завершен. Экраном овладевает темнота. Глаза закрываются. Он исторгает из себя почти возглас. Что-то обрывается, и он уже несется куда-то вниз, вглубь, в пустоту, трепеща физическими гранями плоти.
Прижавшись к вожделенному телу грудью и горячей напряженностью, как можно плотнее, Токия чувствует каждое содрогание, ощущает сильнейший поток удовольствия того, кто ему так дорог, и это заставляет и его вдохновенно помчаться к вершине. Движение внутри него постепенно замедлялось, но и этого уже было достаточно, чтобы переполненный счастьем разум позволил телу сорваться в бездну экстаза и придаться безумству блаженства. Он горел. Он сгорал. Его пожирало пламя страсти. Его испепеляло сияние его солнца. Он принадлежал только ему! Ему! Безраздельно!
Рэн заставил себя выдерживать плавность сопряжение до тех пор, пока Ичи не прошел самую упоительную стадию, потом немного сместившись, и он опустился на пол, переводя дыхание. Почти вернувшись в реальность, Токия притянул его к себе и крепко обнял.
Всю ночь ему снилось грохотание музыки, сцена, визжащие поклонницы и Масато…, но понял он это только когда проснулся. Голова гудела. Прошлый вечер всплывал в памяти с трудом… Церемония награждения, фуршет, а потом… Музыка… песни… они на экране… Масато… Масато улыбается… Масато поет…
Дзигундзи схватился за голову. Он просто сходит с ума! Им владело какое-то совершенно невероятное в своей реальности ощущения, что Хидзирикава был с ним! Безумие! Но ощущение и после пробуждения такое яркое! Он, не глядя, отводит руку назад и ведет наугад по постели, пытаясь убить в себе последние всполохи глупой надежды… Пальцы натыкаются на теплое и мягкое… живое … Оглушаемый боем собственного сердца, Рэн резко оборачивается. Он действительно не один, но это не Масато, это… Ичи?! Глухой стон разочарования и сожаления сорвался с губ. Зачем?! Зачем он…?! Зачем они…?! В голове тяжело пульсирует кровь. Пожалуй, он вчера слишком много выпил… Дзигундзи с трудом приподнимается и пытается вспомнить подробности произошедшего… Не так уж много он и выпил, чтобы дойти до такого…
Вдруг появляется шальная мысль – уйти! Даже сбежать! Пока Токия спит! Он даже встал, поддавшись этому внезапному порыву, но … ему тут же вспомнилось то ужаснейшее ощущение предательства, которое постигало его самого, когда он обнаруживал, что брошен. Он не должен так поступать. Ичи этого не заслужил. То, что сделано, сделано ими обоими по общему согласию, поэтому он просто не имеет права закрывать на это глаза, делать вид, что ничего не произошло, и тем более бросать его сейчас… Постепенно просыпаясь, разум вернул ему и воспоминания. И эти воспоминания, честно говоря, были теплы и приятны, но все же… Не нужно было этого делать… Совсем не нужно… Конечно, все можно понять. Они долго не виделись, вернее не общались, а тут случайно встретились, выпили, вспомнили время учебы в академии и их группу, а потом… Дзигундзи повернулся и посмотрел на Токию. Он в общем-то все такой же… красивое лицо… приятное тело… даже притягательное… И ведь когда-то что-то между ними… как будто что-то пыталось зародиться… Рэн отвернулся. И все равно этого мимолетного «что-то» мало для того, чтобы сейчас говорить о начале каких-то отношений. Вот сейчас Ичиносэ проснется, и что Дзигундзи ему скажет? Не принимай всерьез? Как посмотрит ему в глаза? Да, уж лучше сбежать, как это всегда делал Хидзирикава! По крайней мере, легче! Рэн тяжело вздохнул и сел. За спиной послышалось шуршание.
«Проснулся», - подсказал разум.
И что теперь? Дзигундзи напрягся, пытаясь подобрать какие-то более-менее подходящие слова. Но прежде чем он успел высказать свое отношение к произошедшему, теплые руки скользнули по бокам и обняли его за талию, горячее тело прижалось к спине, а проникновенный голос прошептан на ухо:
- Доброе утро, моя мечта.
Действо завершили нежные поцелуи. Дзигундзи почувствовал себя еще более неудобно, чем когда только обнаружил, что провел эту ночь не один.
- Доброе утро, - несколько растерянно отозвался он.
Ичи прижался к нему еще сильнее.
- Смешно сказать, но я боялся, что проснусь, а тебя нет, - признался Токия, и продолжил рассыпать лобзания по его шее и плечам.
- Подожди. – Рэн разнял объятья и отстранился. – Не надо больше.
- Что-то не так? – Ичиносэ наклонился вперед, чтобы лучше увидеть лицо своего солнцеподобного, в его голосе уже проскальзывало непонимание и тревога.
- Прости, но не надо… больше не надо…
Дзигундзи встал и принялся собирать с пола свою одежду, он все еще не мог себя заставить посмотреть ему в глаза и признаться, что произошедшее, на самом деле, только ошибка…
- Сожалеешь о случившемся? – догадался Токия. – Почему? Мне показалось…
- Я не сожалею. Все было прекрасно, но… это все. Просто на этом - все. Прости.
Ичиносэ усмехнулся.
- Ясно. Ты не рассчитывал на продолжение. Просто воспользовался моментом.
- Нет, я не пользовался…- он пытается быстро одеться, что бы поскорее завершить эту пытку неловкостью и уйти, - все это вышло случайно… Прости. Я … я не хотел…
Ичи подошел к нему и пристально посмотрел в глаза.
- Рэн, у тебя кто-то есть?
Дзигундзи отвел взгляд и сделал вид, что занят застегиванием сорочки.
- Я женат, - как бы между делом проронил он.
- Я знаю, но я не об этом. У тебя сейчас кто-нибудь есть?
Дзигундзи поднял на него свои бездонные синие омуты, но промолчал. Токия и так понял этот ответ.
- Позволь мне быть с тобой, Рэн? – трепетно прошептал Ичиносэ, и подтвердил свою просьбу страстным поцелуем.
Дзигундзи почему-то ответил на это лобзание. Он даже сам не понял почему. Это произошло помимо его воли… просто эти уста оказались вдруг такими сладостными, а, передаваемые в поцелуе, чувства такими притягательными… Токия заключил его на несколько мгновений в свои объятья, а потом принялся расстегивать то, что Дзигундзи к этому моменту удалось застегнуть. Оба сердца требовательно забились, разнося жар вожделения по телам…
- Нет. – Рэн разомкнул поцелуй, вырвался из объятий, отстранил потянувшиеся к нему руки. – Больше не надо.
- Я тебе неприятен? – продолжает допытываться Ичи.
- Нет, дело не в этом… - Дзигундзи поспешно восстанавливает защитный тканевый покров, - просто не надо. И … мне нужно идти. Мои птички меня уже, наверное, потеряли, а мы сегодня уезжаем…
- Сегодня? – встрепенулся Токия. – Почему так быстро? Ведь награждение было только вчера?
- Но ты же сам знаешь, что вся эта церемония – только формальность, – застегнув рубашку, Дзигундзи перешел к брюкам. - У нас через два дня начинается большое турне. Необходимо провести гастроли, пока мы еще у всех на слуху… Но ты же сам все понимаешь… Дел с этим … ни конца, ни края … Прости.
Поборов свою обычную сдержанность, Ичиносэ кинулся к нему и крепко обнял.
- Пусть ты сейчас уйдешь, Рэн, но не уходи навсегда, - несколько отчаянно прошептал он. - Останься в моей жизни. Позволь мне быть с тобой.
- Я не могу ничего тебе обещать, - честно признался Дзигундзи, мягко пытаясь отстраниться, - мне даже ответить на это нечего…
- Тогда не отвечай сейчас, - горячо произнес Ичи. – Сколько у вас займут гастроли?
- Недели четыре, я полагаю, но…
- Позвони мне, когда освободишься, когда вернешься. Когда бы это ни было – позвони.
Токия сорвался с места, кинулся к своей, все еще лежащей на полу, одежде. Порывшись, что-то нашел, тут же вернулся и протянул Дзигундзи визитку.
- Это мой личный номер, не через агентство, - жарко сообщил он. – Позвони мне, и я примчусь, где-бы я ни был, что бы я не делал. Обещаю! – и он снова завладел сладостными устами.
Их опять подхватил блаженный поток. Тела желали повторения! Тела желали слияния! Руки снова попытались снять то, что было слишком поспешно надето. Рэн с трудом вырывался из этого опять начавшего затягивать их водоворота страстей.
- Не надо, - прошептал он, отстраняя льнущего к нему, но отодвигаясь, ласково провел ладонями по его плечам и рукам, потом резко одернул запястья, бросил: – До встречи! – и быстро ушел.
Самолет начинает снижаться. Наконец эта утомительная поездка закончилась! Безумно хочется добраться домой… душ… трапеза… постель… Но, нет. Опять нет. Дзигундзи отпустит своих девочек, они хорошо поработали и заслужили отдых, а ему нужно зайти в офис, потом две важные встречи, в течение дня появится что-нибудь еще и так, как всегда, допоздна. Сегодня хотя бы нет никаких концертов и, возможно, ему удастся провести сегодня дома тихий семейный вечер. Рэн улыбнулся. Семейный вечер! Да, он и компьютер. Больше в весьма недурной, но пустой квартире его никто не ждет… Он сам так захотел. Он сам так решил и устроил. Общества ему хватало и на работе.
Мысленно составляя график первоначальных дел на сегодня, Дзигундзи вспомнил, что должен был сделать кому-то звонок, когда прилетит. Перебрал в памяти все возможные варианты. Он точно знает, кому должен сделать четыре звонка, но это как будто не все… как будто есть еще что-то важное… И тут он снова вспоминает об Ичиносэ. Мысли о нем преследовали Рэна все гастроли. Он не ожидал, что их отношения могут перейти в такую плоскость. Очень уж внезапно все это накатило. Дзигундзи отбивался от этих размышлений о возможном будущем изо всех сил, но они затихали лишь на время. Едва волна самых первостепенных забот отступала, как память тут же напоминала ему о Токие. Вспоминалось время их обучения в академии. В общем-то, Ичиносэ ему нравился. Серьезный, замкнутый, несколько мрачный, с каким-то особенным, загадочным, глубоким взглядом. Привлекательный. Что-то между ним и Масато даже было общего, какой-то основной стержень характера… Мысли о Хидзирикаве он уничтожал сразу и безжалостно, а чтобы не дать им вернуться, хватался за что угодно, даже за размышления о Токие. И работать вместе с ним над песнями Рэну было приятно… хорошо поставленный голос, притягательная манера исполнения и серьезное отношение к делу, чего не хватало самому Дзигундзи. Поняв это еще в самом начале, золотоволосый решил, что для группы Ичи просто необходим, поэтому он сам уговаривал его поддержать эту идею, хотя она даже ему казалась тогда маловероятной.
История с вымышленными близнецами, Рэна очень удивила и даже… обидела. Пусть он ничего не сказал другим, но почему не признался даже ему, а ведь Дзигундзи казалось, что между ними установились какие-то особые отношения… более дружеские, чем с остальными. Для него вся эта ситуация оказалась почти личным оскорблением, именно поэтому он позволил себе в тот момент высказать от имени остальных все недовольство столь неблаговидным поступком… Он негодовал…. но что-то совсем странное уловил он тогда в обращенных к нему серо-синих глазах. Они словно пытались что-то сказать ему… Ичи был искренен в своем желании остаться с ними или… остаться с ним? В любом случае, группа без него слишком много теряла. Он был им нужен. Он должен был быть прощен.
После того, как все уладилось, и напряжение спало, они с Токией снова сблизились. На этот момент как раз пришлось очередное охлаждение их и без того сложных отношений с Масато, и Дзигундзи отдалился от него, заняв освободившееся место другим. С Ичи оказалось интересно общаться, особенно когда он снимал маску своей замкнутости и нелюдимости. И чем больше времени они проводили вместе, тем легче и чаще он это делал. Таким открытым и жаждущим, каким он был с Рэном, он больше не был ни с кем. Время от времени они вместе прогуливались, что-то обсуждали на берегу реки, занимались музыкой на крыше, где Дзигундзи любил поиграть на саксофоне в свое удовольствие, а не для услады стайки поклонниц. На такие маленькие концерты для души приглашался только Ичиносэ, и Рэн видел, тому это действительно нравится, а Дзигундзи было приятно играть только для него…
Рэн улыбнулся. Вспомнилось, как за одним из таких персональных исполнений их застал Масато. Его боль и ревность столь очевидно отразились тогда на лице, что Дзигундзи больше не посмел сомневаться во взаимности их чувств.
Даже когда отношения с Хидзирикавой, наконец, запылали в полную силу страсти, Рэн попытался не потерять проникновенность их взаимоотношений с Токией. Ему удавалось поддерживать их особое звучание, пока он не решил со всеми порвать и уйти из группы. Тогда отношения полностью прекратились. Дороги разошлись. А встретились они снова через несколько лет, на каком-то приеме. Обменялись несколькими малозначительными репликами, по улыбались друг другу и… все. Разошлись до новой случайной встречи. Примерно так все происходило и в последующих случаях. И совершенно неожиданно в последний раз… Ичи признался ему… Это действительно можно было расценить, как признание… Признался, что чувства все же были и зародились в его сердце давно… вероятно, еще в академии.
Дзигундзи не мог не задавать себе вопрос о том, что же он чувствует к Токие? Что-то определенно чувствует, иначе бы просто ничего не было. Но вот что это за чувства? Нечто теплое, несомненно, приятное, есть даже существенная доля вожделения… Если бы речь шла не об Ичиносэ, он бы меньше раздумывал и, вероятнее всего, окунулся бы в эти новые взаимоотношения, поддерживая их необременительность и несерьезность, но ему совсем не хотелось поступать так с Токией. В силу его чувств он верил, не хотелось делать Ичи больно, но и принять их Рэн тоже не может. Даже не смотря на все произошедшее, не смотря на всю огненную боль предательства, все еще разъедающую его душу, не смотря на почти полное отсутствие надежды на то, что когда-нибудь Масато сможет признать и принять их взаимные чувства, его сердце все равно не свободно. Обманывать и разжигать в Ичиносэ бесполезные надежды тоже не хотелось. Дзигундзи решил, что не будет звонить, хотя визитка лежала в его портмоне. И даже лучше просто порвать ее, чтобы у него не возникло искушения нарушить принятое решение.
Посадка прошла успешно. Процедура регистрации, получение багажа, объяснение девочкам планов на ближайшие часы, и прочие необходимые мероприятия совершенно поглотили его мысли. В зале прилета их встречала щелкающая фотоаппаратами толпа журналистов. Как всегда солнечно улыбаясь, Рэн ответил на несколько вопросов, а потом перепоручил все своему помощнику и милым пташкам. Он слишком устал за эту поездку, и даже не столько от самих организационных вопросов гастролей, сколько от своих внутренних терзаний. Хотелось поскорее хоть какого-то покоя. Дзигундзи ушел в общий зал аэропорта, намереваясь выйти через главный вход и поймать там такси, чтобы больше не задерживаться.
Ичиносэ вбежал в как всегда многолюдное главное здание аэропорта и совершенно бесполезно заметался из стороны в сторону. Он слишком поздно узнал, что «Колибри» возвращаются из турне именно сегодня. Бросил все! Кинулся в аэропорт! В спешке даже забыл спросить о точном времени прибытия и номере рейса…! От сумасшедшего волнения сердце готово было вырваться из груди, а голова шла кругом! Он должен успеть перехватить свою мечту здесь, иначе уже завтра они снова разъедутся в разные концы мира. Он слишком долго ждал этого возвращения, чтобы откладывать эту драгоценную встречу! Да, и, честно говоря, он опасался, что те чувства, которые так неожиданно вырвались в ту их единственную ночь, затухнут, так и не успев разгореться в полную силу. Пока еще воспоминания свежи, он должен напомнить Рэну о себе и получить ответ на самый, казалось, важный вопрос в его жизни!
Он непременно должен найти здесь Дзигундзи! Людей слишком много. Все куда-то идут. Все куда-то спешат. А здесь и сейчас решается его судьба! Необходимо было что-то немедленно предпринять! Так просто в этой толпе ему Рэна не найти! Тогда… он ни в коем случае не должен его упустить! Тогда… необходимо сделать так, что бы солнцеподобный сам нашел его!
Улыбнувшись этой озорной мысли, забывая обо всех своих обычных сдержанности и разумности, Ичиносэ запрыгнул на стол регистрации и запел, жадно вглядываясь в заколыхавшуюся у его ног толпу. Сильный, красивый голос, пробиваясь сквозь какофонию общего нестройного шума, полетел по зале. Посетители оборачивались, удивленно подходили к месту спонтанного выступления, кто-то узнавал в исполнителе звезду музыкального сообщества. Работницы аэропорта, сидевшие за столом, вдруг превратившимся в сцену, сначала попытались возмутиться и вызвать охрану, но потом засмотрелись и заслушались. Токия вкладывал в песню всю возможную страсть, все свое мастерство, где-то даже отчаянье, и призыв: «Услышь! Найди!» Так он исполнял ее – самую главную песню в своей жизни, песню, зовущую мечту вернуться к нему!
Дзигундзи возможно и не обратил бы никакого внимания на доносящееся откуда-то пение. Натренированный слух сразу отметил профессионализм исполнения, а поэтому, скорее всего, это включили чью-то запись для развлечения ожидающих. Привлекла к себе внимание только мелодия. Ведь это была именно та композиция, с которой их группа дебютировала девять лет назад! Кто мог сейчас найти и включить такую старую запись даже без музыкального сопровождения? Глаза невольно заскользили в ту сторону, откуда доносилась песня. Все больше людей следовало в том же направлении, кто взглядом, а кто и шел увидеть все лично.
- Это он! Это он! Точно тебе говорю! – захлебывались от счастья две девчушки, спеша мимо Рэна в ту же сторону.
Золотоволосого непреодолимо потянуло туда же. Он еще не разбирал слов…, но он и так их знал. Слишком важную роль эта песня сыграла в его жизни. Эти слова невозможно было забыть, как впрочем, и музыку. Губы сами зашептали знакомые строчки. И в тоже время что-то еще слышалось в этом неожиданном исполнении… жар подлинных чувств… надрыв и мольба... Рэн не смог не поддаться искушению и направился туда, куда спешило большинство.
Токия видел устремленные на него со всех сторон горящие глаза, обращенные к нему удивленные и довольные лица слушателей, даже трех представителей охраны аэропорта, которые о чем-то переговаривались по рации с кем-то невидимым. Вот только все это было ему совершенно безразлично, его взор лихорадочно искал совсем другое, он искал того единственного, к кому в действительности было обращено это пламенное послание.
Белоснежный костюм, черная рубашка, солнцезащитные очки, золотые волосы над всем этим и лучезарная улыбка! Он…?! Неужели…? Он! Сердце колотится столь неистово, что зашумевшая в ушах кровь даже лишила его возможности слышать собственный голос. Импровизированная сцена как будто попыталась уплыть из под ног. Светило, как всегда неторопливо двигалось к нему. Не доходя нескольких метров до границы плотно обступившей исполнителя толпы, Дзигундзи остановился, снял очки, поймал взгляд Токии, и еще шире улыбаясь, развел руками, словно спрашивая: «Что все это значит?»
Допев последние строчки куплета, Ичи спрыгнул на пол, и рванул через толпу к своей мечте. Хоть и разочарованные неожиданным окончанием выступления, зрители благодарно зааплодировали, но расступались неохотно. Смущенно улыбаясь и извиняясь, Токия был вынужден пробивать себе дорогу. Вырвавшись из окружения и, ни на секунду не останавливаясь, Ичиносэ устремился прямо к Дзигундзи, а, достигнув, заключил его в жаркие объятья.
- Ичи, - зашипел Рэн. – Что ты делаешь? На нас же все смотрят!
- Мне все равно! – радостно заявил Токия. – Главное, что я нашел тебя! Что ты здесь!
- Но мне не все равно. У меня имидж порядочного семьянина, - гневным шепотом заявил Дзигундзи, пытаясь спрятать лицо от любопытных взглядов. – Довольно. Отпусти.
- Встреча друзей! – нарочито громко воскликнул Токия. – Ничего особенного.
На самом же деле он просто не мог разжать руки. Ему казалось, что его вновь обретенная мечта выпорхнет из его объятий и улетит, едва он ослабит хватку.
- Что ты здесь делаешь? – Рэн понял, что для того, чтобы не привлекать излишнего внимания ему придется изображать дружеское общение. – Как ты здесь оказался и что за шоу ты тут устроил?
Ичи просто сиял и не мог оторвать от него глаз. Рэн все же здесь! Рэн все же с ним!
- Пришел, чтобы встретить тебя. Боялся, что ты сегодня не позвонишь, а я завтра буду в отъезде, и не смогу примчаться по твоему звонку, как обещал, - сбивчиво объяснял Токия. – И наша встреча опять бы затянулась… А я едва дождался этой!
«Да, я бы не позвонил, - мрачно подумал Дзигундзи, а потом поднял глаза на Ичи, тот светился самым искренним счастьем. – Неужели судьба…?»
|
