Глава 6.
Званый ужин.
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!..
Ф.И. Тютчев
Впервые испытывая приступ тошноты ранним утром, Кадди обвинила свой желудок в недобросовестной работе. До сигнала будильника оставалось еще полчаса, и Хаус спокойно продолжал негромко храпеть. Кадди мимолетно порадовалась этому обстоятельству, ибо ни к чему Хаусу в очередной раз убедиться в своей извечной правоте. Он утверждал накануне вечером, что чрезмерное увлечение устрицами не пойдет ей впрок. И точно, последние пять двустворчатых моллюсков, вне сомнения, оказались лишними. Но Хаус не может от души позлорадствовать, поскольку не видит, как Лизу выворачивает наизнанку.
Но и в последующие дни, когда устрицы уже полностью были выведены из организма, утренняя тошнота продолжала работать ее внутренним будильником. Кадди накрыло девятым валом ликования, когда тест на беременность сказал свое твердое «да». Теперь требовалось узнать возраст малыша, его состояние здоровья, прогнозы на благополучное рождение. Пряча от всех, и, прежде всего, от Грега, свои изумительно счастливые глаза, Кадди несколько дней скорее летала, чем ходила. Ног под собой она не чувствовала. Еще один Хаус жил в ней, приспосабливался к ее организму и сам подстраивал этот организм под себя. Создавал собственные жизненные ритмы, рос, развивался. Еще один Хаус…
Кто выдумал своим ограниченным умом, что человек не рожден для полёта? Еще как рожден, но не всем удается получить в дар крылья. Сильные, широкие крылья, пригодные для длительного кружения над землей. Лизе такие крылья подарил Грег, но она всё не могла решиться рассказать ему о своем счастье, поднимающем ее к небесам.
За прогнозами и консультацией она обратилась в клинику святого Франциска, и вовсе не от недоверия врачам гинекологического отделения Принстон Плейсборо. Кадди не хотела, чтобы на работе кто-нибудь раньше времени узнал о ее деликатном положении. Маловероятно, что коллеги тотчас записали бы Хауса в отцы ребенка. В целом, ее беспокоили отнюдь не сплетни. Наибольшую трудность Кадди видела в преодолении всего длительного начального периода, когда хрупкая новая жизнь в любой момент может оборваться. И лучше, если любопытные взгляды начнут донимать ее тогда, когда скрыть все равно будет уже невозможно. Если такое благословенное время наступит.
Но Хаус, знающий о ней много такого, чего никто не знает, должен стать посвященным еще в одну их общую тайну. Кадди ощущала, как все холодеет и сжимается внутри при мысли, что Хаус в очередной раз объявит ей, сколь невелика ее способность стать достойной матерью. Горькая усмешка тронула уголок ее губ, когда на мгновение она почувствовала свою готовность заключить сделку с дьяволом, только бы увидеть радость в глазах Грега в ту минуту, когда она скажет ему о малыше.
«Скажу сегодня вечером» - решила Кадди, застегивая синюю блузку с откровенным кружевным вырезом и глядя в зеркало не столько на себя, сколько на отражение в нем Хауса. Прислонившись к стене спальни, Грег с отсутствующим видом вращает черную трость с обворожительными лепестками пламени в нижней части. Сегодня, как и всегда, его очередь ехать в больницу чуть позже, чтобы не появляться там одновременно с Кадди и не давать повода к слухам и подозрениям. Усилием воли Лиза погасила яркий огонь в собственных глазах, и он тотчас спустился в сердце, где иго разума уже давно бесповоротно свергнуто.
В диагностическом отделении продолжалась начатая чуть более недели назад гонка на выживание. В подобных условиях, когда врачей очень много и каждый жаждет быть лучшим, лечить желательно не человека, а подопытную морскую свинку, способную в силу своей живучести перенести всевозможные способы лечения. И парень, тянувший незавидное существование в инвалидном кресле, казался наиболее подходящим экземпляром.
А потом завертелась кромешная свистопляска. Хаус ненадолго подверг сомнению свой постулат «Все люди идиоты, а все пациенты – дважды идиоты» и допустил возможность существования рационального зерна в толще идиотизма.
Восемь с половиной лет назад доктор Грегори Хаус уже пережил клиническую смерть, но не испытал и сотой доли тех восхитительных ощущений, о которых взахлеб рассказывал пациент, воткнувший нож в розетку. Выдающийся врач испытал острое чувство досады. Точно так же почувствовал бы себя мальчишка, впечатленный рассказами школьного приятеля о цирке, если бы оказался в неурочный день возле пустой цирковой арены. И Хаус решает повторить опыт игры со смертью.
Кроме того, пациент хвастал, что перепробовал все виды галлюциногенных наркотиков, но не испытал от них ничего, хотя бы близко схожего с ощущениями тех неповторимых 97 секунд клинической смерти. Хаус подумал, что тоже много чего перепробовал за свою жизнь. Но самые лучшие, ни с чем несравнимые ощущения он испытывает от близости с Кадди. Рядом с этими яркими мгновениями все остальное выглядит отвратительно тусклым. Но не обманут ли он своим жизненным опытом, не преувеличивает ли важность одной женщины в его жизни?
- Доктор Хаус пытался покончить с собой, - услышала Кадди, подняв телефонную трубку. Звонила одна из медсестер, о которой Кадди уже второй год не могла определить, что ей больше нравится – сплетничать или пересказывать горячие новости начальству. Вероятно, все-таки второе.
- С чего вы взяли? – недоверчиво спросила Лиза, прекрасно зная, что некоторые сумасбродные выходки Хауса могут быть неверно истолкованы теми, кто знаком с ним недостаточно долго.
- Он сунул нож в розетку, произошла остановка сердца, - доложила медсестра и с изумлением услышала резкие короткие гудки.
Кадди с трудом поднялась из-за стола. Все плыло перед глазами, одновременно с этим охватывало ощущение, что некая могущественная террористическая организация откачала из атмосферы весь кислород. Но страшнее всего была тянущая боль, опоясывающая живот и поясницу. Это было ясным признаком надвигающейся гибели новой жизни, трепещущей внутри нее. Если Хаус мертв, она уже ничем ему не поможет, но другого Хауса необходимо спасти во что бы то ни стало.
- Джордж, - выходя из своего кабинета и обращаясь к ассистенту, с трудом выговорила Кадди. – Отмените все мои сегодняшние встречи и завтрашние тоже. У меня семейные проблемы, буду на связи.
И почти бегом она прошла через приемную, оставив ассистента донельзя напуганным своим смертельно измученным видом.
Дорога к больнице св. Франциска из-за пробок показалась ей бесконечной. Кадди ругала себя за безрассудство и одновременно хвалила за предусмотрительность. С одной стороны, маленький Хаус нуждался в срочной медицинской помощи, с другой, если спасти его уже невозможно, лучше, если в ПП никто о нем не узнает. Слабость и боль усиливались с каждым метром, медленно преодолеваемым Лексусом. Когда здание больницы показалось в нескольких десятках метров впереди, Кадди почувствовала непреодолимое желание отключиться. Грег покончил с собой, умирает меньшой Грег, ее высшее благо – последовать за ними.
Кадди очнулась в палате больницы и тотчас увидела, как проясняется нахмуренное лицо ее врача доктора Мэлви. Сьюзан Мэлви последние несколько часов провела в тревожной борьбе за жизнь Кадди. За 15 лет врачебного стажа она так и не научилась взирать на пациентов с недосягаемой высоты своего медицинского опыта. Она принимала в своих пациентах самое сердечное участие и знала, что никогда не научится спокойно сообщать дурные новости. Пусть даже плохая новость, припасенная для пациентки значительно лучше, чем мертвая пациентка. И, отогнав воспоминание об удивительно счастливых глазах Кадди на первой консультации по поводу беременности, доктор Мэлви сказала:
- Вы, по-видимому, собирались свести счеты с жизнью.
Кадди отрицательно покачала головой и внимательно прислушалась к ощущениям внутри себя. Ей не хотелось разговаривать, допытываться правды о Хаусе-младшем. Не нужно быть врачом, чтобы понять, что колыбель жизни внутри нее пуста. Она закрыла глаза и отвернулась от доктора Мэлви. Ни к чему врачу видеть ее слезы.
- Лиза, это было безумие, ехать сюда! – не оставляла попытки поговорить с Кадди Сьюзан. – Вы могли истечь кровью. Да, собственно, это практически случилось, вас полуживой достали из машины! И…
Доктор Мэлви запнулась. Криком не исправить того, что уже произошло. Нужно бы поддержать ее, но Сьюзан не находила слов.
- Если бы я приехала раньше, вы смогли бы его спасти? – тихо спросила Кадди, не поворачивая головы к врачу.
- Нет, он был обречен. Если уж ваш организм решает отторгнуть зародыш, он делает это грамотно и без колебаний. Вы лучше меня знаете, насколько хрупка ваша истинно женская суть. Так что речь шла исключительно о вашей жизни. И вашу безумную идею ехать сюда, словно у вас под боком нет других врачей, нельзя расценить иначе как попытку самоубийства.
- Который час?
- Скоро девять вечера. Я сегодня дежурю. Если буду нужна, зовите.
И доктор Мэлви вышла из палаты, исполнив молчаливую просьбу Кадди оставить ее наедине с неизбывным горем. Всего восемь недель провел внутри нее еще один Хаус, быстротечных четыре дня она знала о нем, но в ее сердце и памяти он поселился навеки. Восемь недель, никто еще не жил в ней так долго. Жаль, что за окном темно и нельзя прямо сейчас вернуться на работу. Пока наступит утро, она доведет себя до сумасшествия терзаниями и переживаниями. И это еще без раздумий о Хаусе. Мучительный стон сорвался с ее упрямо стиснутых губ. Думать о Хаусе все равно что идти на пытку и при этом неистово благословлять своих палачей.
Вскоре изнуренное сознание начало отключаться, погружаясь в сон. Уже переступив границу страны сновидений, Кадди услышала трезвон своего мобильного телефона, лежащего посередине тумбочки. Не открывая глаз, Кадди на ощупь нашла кнопку ответа на вызов.
- Солнышко, что за проблемы в твоей семье? – услышала она голос Хауса, совершенно будничный и беспечный, словно они сидели в гостиной у камина и он не побывал в гостях у смерти. Кадди чуть не уронила телефон на пол.
- Хаус, ты…
- Я в порядке, - ответил Хаус на незаданный вопрос. – Набрал тебе серых камней в загробном мире. Можно сложить из них клумбу возле твоего дома.
- Хаус, как тебе вообще в голову пришло?! – вне себя от ярости крикнула Кадди. Но, справившись с первой волной сильных эмоций, она спросила значительно мягче: - Ты настолько несчастен, Грег?
- Не выдумывай ерунды! – возмутился Хаус. – У меня был чисто научный интерес. А наука требует жертв.
- Я не могу дольше разговаривать, - сказала Кадди, чувствуя свою полную беспомощность перед безумством этой стихии, имя которой Грегори Хаус. Для него даже смерть забавная игрушка, и не более того.
- Я могу приехать, если нужно, - предложил поддержку Хаус.
«Срочно приезжай! - заметалось в тумане болевых ощущений сознание. – Я умираю без тебя!»
- Поговорим завтра, - преодолев порывы своего малодушия, ответила Кадди и нажала кнопку отбоя на телефоне.
Уже утром она выписалась из больницы, отвергнув предписания своего врача, сулившие ей еще два дня строгого постельного режима. Но два дня без работы и без Грега надолго выбьют ее из достигнутого хрупкого равновесия. Только водоворот забвения способен помочь ей не расхандриться окончательно.
Древние боги! Открыв дверцу Лексуса рядом с водительским сидением, Кадди с ужасом посмотрела на светло-бежевую кожаную обивку кресла. Водительское сиденье, равно как и резиновый коврик у его подножья были обильно перепачканы засохшей кровью. Чистую одежду ей перед выпиской принесли из багажника ее машины, и она не задумывалась, на что похож салон Лексуса после вчерашней долгой поездки. Размышляя, удастся ли теперь отмыть кровь или лучше сразу заменить обивку сидения, Кадди захлопнула дверь, не забираясь внутрь. Эту проблему не поздно решить и завтра, сейчас ей срочно нужно на работу, а добраться до ПП можно и на такси.
Вернувшись в свой госпиталь, она узнала подробности вчерашней дикой проделки Хауса. Пошла навестить его, но застала безмятежно спящим. Около минуты она провела возле дверей его палаты. Дольше нельзя, еще увидит кто-нибудь слезы на ее глазах и вместе с тем яркое сияние в этом же плачущем взоре. К тому же, слишком сильно щемило сердце, и Кадди поспешно ушла подальше от источника всех этих бурных чувств.
Хаус жив, цел и невредим, и у нее нет сил винить его в смерти их малыша. Безусловно, нервное потрясение, пережитое ею в момент известия о его возможной гибели, было основной причиной, оборвавшей нежный росток новой жизни. Но не следует недооценивать ее многолетних проблем с женским здоровьем. Скрепя сердце, Кадди решила ничего не рассказывать Хаусу о случившемся. Ни ей, ни погибшему малышу ни капли не поможет, если еще и он окажется в когтях свирепой боли. Больше того, ей будет легче все это пережить, видя его искрометно оживленным, блистательно остроумным, по-мальчишески беззаботным[6-1].
*****
Всё обошлось, дополнительных проблем со здоровьем не возникло ни у Кадди, ни у Хауса. Угроза осложнений замаячила лишь в очередном раунде новой игры между Грегом и Лизой, когда Хаус пообещал подменить ее противозачаточные таблетки. Акт мести за подмененный ею викодин. И хотя позже в ее доме наедине с нею он клялся, что не опустился до такого низменного мщения, Кадди на всякий случай купила в аптеке новую упаковку таблеток. Свежие раны, никем не видимые снаружи, жалобно ныли, не допуская даже мысли о возможности еще раз забеременеть.
Направляясь на работу очередным солнечным утром, Кадди вспоминала вчерашнего пациента с зеркальным синдромом, укрепившего в Хаусе уверенность, что в ПП главный все-таки он. Истинно мальчишеская реакция Хауса вызывала всю гамму солнечных улыбок на ее губах. Ему не нужно быть главным, чтобы быть незаменимым, но Хаус не желает понимать этой простой истины.
В начале десятого утра доктор Хаус занял свое место в лекционном зале и, положив ноги на стол, задумался о следующем каверзном задании для своих подчиненных. Ему нравилась мысль послать их по всем моргам Принстона с повелением провести проверку работы патологоанатомов и найти в каждом морге не менее десяти ошибочно установленных причин смерти. Озвучить эту идею он не успел, так как зазвонил стационарный телефон. Включив громкую связь, Хаус сразу услышал чем-то обеспокоенный голос Кадди.
- Хаус, зайди ко мне, - потребовала она.
- Я только что прибыл к месту пикника, - шутливым тоном сообщил Грег. – Тут классные девочки. Производственное совещание придется отложить на завтра.
- Хаус, немедленно! – раздраженно прикрикнула Кадди и повесила трубку.
- У меня пятиминутный практикум, - сказал Хаус своей команде, снимая ноги со стола и поднимаясь с кресла. – Посвященный новым способам извращенного секса. Если вернусь живым, научу вас, - пообещал он и ушел из лекционного зала.
Форман и шестеро испытуемых переглянулись.
- Он хочет, чтобы мы устроили ему пикник на природе? – предположил Коул.
- Да вроде осень, уже не сезон, - неуверенно сказал Катнер.
- Для кого-нибудь вроде тебя уже не сезон, - заявила Стерва. – А для него сезон наверняка только начинается. Так что, выбираем место для пикника?
- А победителем, вероятно, будет тот, кто приведет самую красивую шлюху? – поделился своим соображением Тауб.
- Про пикник он сказал не вам, а Кадди, - смешал с грязью выводы коллег Форман. – Следовательно, это был его обычный дружеский стёб. Вот вернется, тогда и скажет, чего хочет от вас. И вряд ли это будет что-то приятное.
Пытаясь найти разумное объяснение резкой перемене в настроении Кадди, Хаус подошел к дверям ее кабинета. Ассистентик выглядел довольным, очевидно, гнев начальства не коснулся ни одного светлого волоска на его голове. Стало быть, проблема кроется не в дурном настроении, а в чем-то более серьезном.
- Я понимаю, что ты сама не своя от желания, - саркастически заявил Хаус, подходя к столу Кадди. – Но нельзя же кричать об этом на всю больницу.
- Это твоя шутка? – взволнованно спросила Кадди, точным жестом указывая ему на небольшую подарочную коробку квадратной формы, стоящую на краю ее стола. Коробка была жестяная, блестящего сиреневого цвета, на свету переливалась всеми цветами радуги. На три четверти она была заполнена сухим льдом, на льду лежал отрезанный палец. Средний палец левой мужской ноги, сразу определил Хаус. Рядом с сюрпризом лежала записка в форме визитной карточки. «Соблазнительно, не правда ли?» - прочитал Хаус, взяв в руку этот кусок плотного белого картона очень хорошего качества.
- Это не в моем стиле, - отрекся от обвинений Грег. – Очень уж мрачная шутка.
- Прислали через службу экспресс-доставки подарков, - сообщила Кадди. – Хотела бы я знать, кто руководствуется таким дурным вкусом при выборе сюрпризов.
- Считаешь, что это кто-то из твоих знакомых? И желаешь знать, кто, чтобы не получать от него подарки на именины?
- Я действительно не имею представления, кто мог бы так со мной пошутить.
- Как мило, - изобразил восхищение Хаус, - хотя бы раз я оказался в твоем списке единственным!
- Хаус, ты можешь хоть раз побыть серьезным?
- У тебя есть одноразовые перчатки и лупа? – спросил Хаус, отбросив шутливый тон.
Кадди порылась в верхнем ящике стола и подала ему лупу. За перчатками пришлось идти в ближайшую смотровую. Несколько минут спустя Хаус натянул одноразовые перчатки. Уселся в кресло для отдыха и, удерживая одной рукой коробку, второй расположил лупу чуть выше пострадавшего пальца.
- Отрезано от живого человека скальпелем, - прокомментировал он увиденное. - Срез очень качественный, видно профессионала. Выполнена процедура около четырех часов назад. Но есть вероятность, что и раньше, так как лед помогает сохранить свежесть.
- От живого? – потрясенно переспросила Кадди.
- На коробке видны отпечатки пальцев, - продолжал осмотр Хаус. – Возможно, только твои, возможно… - он повнимательнее вгляделся в рисунок отпечатков, сравнил их, поискал другие. – Нет, невозможно, преступник следов не оставил. Коробка самая обыкновенная, такие штампуются миллионами по всей Америке. Так что, если ты больше ничего не хочешь мне сказать, самое время обратиться в полицию.
- Ты думаешь, я замешана в этом безобразии? – возмущенно спросила Кадди.
- Солнышко, - мягко сказал Хаус, полностью переключив внимание на нее, - всякое бывает. И если этот подарок не попал к тебе по ошибке, ты вполне можешь знать больше, чем говоришь.
- Ты рассуждаешь так, как будто совсем не знаешь меня, - упрекнула его Кадди.
- В данном случае это не аргумент. При расследовании уголовного дела нельзя руководствоваться личными отношениями. Вызывай полицию, пусть они делают свою работу.
- Порой они слишком медленно поворачиваются, Грег, - заметила Лиза. – А человек еще жив, и ему нужна помощь.
- По-твоему, если не спасти какого-нибудь несчастного, день будет прожит зря?
- Тебе не удастся меня убедить, что тебе ничуть неинтересно.
- Совсем чуть-чуть, - сказал Хаус. – Было бы интереснее, если бы ты оказалась в этом замешанной, и нужно было провести расследование втайне от полиции.
- Ну извини, - ответила Кадди, подошла к столу и сняла телефонную трубку.
- Подожди, не звони, - остановил ее Хаус. – Я еще не посмотрел оберточную бумагу от подарка. И не исследовал записку.
Кадди подала ему оберточную бумагу из корзины для мусора, ничего интересного на ней не обнаружилось. Она лишь служила подтверждением того, что подарок не попал к Кадди по случайному совпадению. Адрес больницы и имя главврача были пропечатаны весьма уверенно. Хаус поднес к носу визитку.
- Пахнет аптекой, - сказал он. – Очень специфическая смесь запахов, но чистый медицинский спирт сильно приглушает остальные, - поделившись этим выводом, Хаус снова принялся насмешничать: - Может быть, наш аптекарь прислал тебе этот подарочек? Чем ты ему досадила? Лишила премии, отказалась с ним поужинать?
- Он меня никуда не приглашал, - едва заметно улыбнувшись, ответила Кадди.
Хаус потребовал фотоаппарат, поставил жестяную коробку на журнальный столик и сфотографировал подарок с нескольких ракурсов. Оберточная бумага и странная записка также удостоились пары щелчков фотоаппарата. Полиция сразу заберет все улики, и у него уже не будет возможности ни самому еще раз взглянуть на них, ни команде показать.
- Кстати, не знаешь, зачем Уилсон взял сегодня выходной? – спросил Хаус.
- Хаус, я еще не дошла до того, чтобы требовать от сотрудника 20 причин взять законный отгул.
- И лучше бы в письменной форме.
- Не нужно причин, чтобы устать от работы.
- Уилсон устал от работы? – Хаус посмотрел на Кадди так, словно она только что материализовалась из ниоткуда. – Он любит свою работу больше чем себя самого. А от такой любви не устают.
- Хорошо, он взял выходной, чтобы обзавестись новым секретом, которого он тебе никогда не доверит, - объяснила Кадди. - Может быть, ты все-таки вспомнишь о том, что у тебя есть дело?
- Пришлют фарш из чьих-нибудь бренных останков, не стесняйся, зови, - вновь вспомнил о насмешках Хаус, направляясь к двери кабинета. Но, уже протянув руку к дверной ручке, он оглянулся и добавил серьезно: - И постарайся больше не оставлять отпечатков на сомнительных вещицах.
И он окончательно ушел. Кадди позвонила в полицию, мысленно устанавливая крест на спокойном рабочем дне. Полицейские наверняка начнут там, где они с Хаусом только что временно закончили: станут подозревать и допрашивать всех служащих больницы.
*****
По дороге к своему кабинету Хаус позвонил Форману и велел привести всю команду в офис диагностического отделения. Очевидно, подчиненные подумали, что малейшее промедление грозит им увольнением, так как они уже сидели за общим столом, когда Хаус пришел в кабинет. Насупленным взглядом он обвел всех присутствующих и сказал:
- Стерва, Ворчун, Большая любовь, Тринадцать, Тауб, сейчас же идите в клинику и будьте там, пока я не позову обратно. Если там нужны врачи, будьте врачами. Хватает врачей, будьте медсестрами. Нет нужды в медсестрах, работайте санитарами. Шагом марш!
- А почему именно нас разжаловали в рядовые? – обиженно спросила Эмбер. – Мы пойдем заниматься сопливыми носами, а у Катнера будет особое задание? Вы уже решили нанять его?
- Стерва, чтоб ты знала, сопливые носы тоже нуждаются в лечении! – прикрикнул Хаус. – Особенно если насморк хронический и запущенный! А теперь идите, если у вас все еще есть желание получить работу!
Брэннан, Тауб, Коул и Хэдли и без этого понукания уже стояли возле двери, Коул держал дверь на четверть приоткрытой. Эмбер присоединилась к ним, и через минуту они уже были в лифте.
Хаус прошел в свой кабинет, подключил фотоаппарат к компьютеру. Загрузил крупноплановое изображение оригинального сувенира и спросил Формана с Катнером, стоящих у него за спиной:
- Итак, дифференциальный диагноз для отрезанного пальца.
- Обморожение, - брякнул Катнер.
- Сейчас не зима и мы живем не в России, - отверг неудачное предположение Лоуренса Хаус. – Или это ты к тому, что он лежит на льду? М-да, младенцы никогда не перестанут путать причину и следствие.
- Если палец отрезан, диагноз ему уже точно не нужен, - заметил Форман.
- Похоже, это чья-то шутка, - сказал Катнер, обратив внимание на подарочную упаковку.
- Шутку я уже исключил из списка, - ответил Хаус. – Давайте, думайте, зачем кому-то отрезать от чьей-то ноги палец. Новый писк моды в пластической хирургии? Человек с четырьмя пальцами на левой ноге выглядит в стократ сексуальнее всех остальных? Надо бы спросить Тауба о свежих веяниях в его обожаемой профессии.
- Тогда зачем вы выставили Тауба за дверь? И еще четверых заодно с ним? – спросил Форман. – Они помогают вам разыгрывать меня и Катнера?
- Вы с Катнером не центр планеты! – возразил Хаус. - Всё серьезно! Посмотри внимательнее, палец отрезан от живого человека!
- Если от живого, то это дело полиции, - продолжал спорить Форман.
- Кадди хочет перепрофилировать клинику в детективное агентство, - объяснил Хаус самым серьезным тоном. – А то смертность низкая; кто виноват в смерти пациента, всегда известно. Скучно живем. Так что наша задача сегодня - доказать свою профпригодность, чтобы не остаться без работы. Поскольку детективные расследования не женское занятие, я отправил в клинику Стерву и Тринадцать. А Тауба, Коула и Ворчуна послал вместе с ними, чтобы они не подумали, что дело исключительно в дискриминации по половому признаку.
Затем, откинув ненадолго шутки, Хаус рассказал то, что уже знал сам. Он колебался, стóит ли говорить, что необычный презент прислали лично Кадди. Подозревать ее в скрытности имеет право только он, и ни к чему предоставлять подчиненным пищу для скверных мыслей. Но, поскольку полиция, вероятнее всего, уже обшаривает каждый сантиметр главврачебного кабинета, о любопытной утренней посылке скоро будет знать вся больница.
- Возможно, это сделал недавно выпущенный на волю пациент психушки, - предложил теорию Катнер.
- Не следует упускать из виду тот факт, что коробку прислали Кадди, - сказал Форман. – Нужно проверить весь круг ее знакомых.
- Психиатры ошибаются чаще, чем другие врачи, у них есть такая роскошь, их ошибки легко утаить, - одобрил идею Катнера Хаус. – Но у нас нет возможности провести проверку всех психиатрических лечебниц города. Поэтому лучше начать с очевидного.
- Но что самое интересное, - поделился еще одним соображением Катнер, - парень, если это парень, явно хочет, чтобы его нашли.
- Из чего же это следует? – поинтересовался Хаус.
- Этот псих, - пояснил Катнер, - независимо от того, признавался ли он когда-нибудь невменяемым, выставляет свою манию напоказ, что вообще-то маньякам не свойственно. Они очень трепетно относятся к результатам своего, с позволения сказать, труда. Ни один из них ни за что никому не отдаст добытый трофей. Поди, добыть его было непросто.
- Возможно, - поддержал Катнера Форман. – Но возможно также, что он испытывает некоторые чувства к доктору Кадди.
- Точно, - согласился Катнер. – Нормальный человек пришлет цветы, маньяк – такой вот натюрморт.
- Кроме того, - заметил Хаус, - если бы он хотел, чтобы его нашли, мог бы оставить хотя бы один отпечаток пальца на коробке. И копы уже требовали бы от него проявить к ним уважение и открыть им дверь.
- Но это только в том случае, если бы по счастливому совпадению у копов нашелся бы такой отпечаток в базе данных, - напомнил Форман.
- Вы сказали, что от визитки пахло аптекой, - проговорил Катнер. – Возможно, это тоже зацепка.
- Нет, эта деталь ничего не дает, - уверенно ответил Хаус. – По крайней мере, к преступнику нас не выведет, это точно. При желании аптеку в своем доме может создать всякий обыватель. У нас не хватит ни времени, ни сил обшарить каждый подозрительный закуток. Нужно начать с очевидного. Полиция, без сомнения, тоже начнет с этого. Но наши выводы могут не совпасть с их выводами и мы можем оказаться ближе к преступнику.
- Очевидное – это знакомые доктора Кадди? – спросил Катнер.
- Очевидно всегда то, что находится перед нашими глазами, - Хаус кивнул на экран монитора, где по-прежнему можно было видеть фотографию сиреневой жестяной коробки. – Нужно отправиться в офис экспресс-доставки подарков и узнать все, что можно узнать о присланном сюрпризе. Кто его принес в их офис, когда принес, во сколько обошлась пересылка. Не устраивал ли клиент какого-нибудь скандала, во славу нашей удачи. Короче, абсолютно все, включая то, что ел на завтрак приемщик посылки.
Лоуренс кивнул в знак согласия и понимания и покинул кабинет Хауса.
- Форман, - распорядился Хаус, едва Катнер скрылся из виду, - нужно узнать, нет ли нашего паршивца садиста среди недавно отпущенных на свободу заключенных. Попутно на основе полицейских донесений следует составить список всех без вести пропавших за последнюю неделю. Возможно, лучше бы за месяц, - задумчиво добавил он. – Хотя едва ли этот псих стал бы держать свою жертву в заложниках настолько долго.
- Вы хотите, чтобы я перерыл весь полицейский архив? – ужаснулся Форман.
- Не хочешь делать сам, попробуй подкупить Триттера. Но мне нужны эти данные, и чем короче период промедления, тем лучше.
Хаус взял со стола пузырек с викодином и забросил в себя таблетку. Форман стоял на прежнем месте возле окна погруженным в глубокую задумчивость.
- В чем проблема? – спросил его Хаус. – Ты же хотел сюда вернуться. Так чем теперь недоволен?
- Центральный полицейский офис слишком хорошо охраняется, и мне туда не пробраться, - сказал Форман. – Уволить меня не в вашей власти, так что я пойду в клинику, буду лечить уши, глотки, а также насморки половых органов.
- Форман, мысли творчески, - посоветовал Хаус, вставая с кресла, - и для тебя не будет ничего невозможного.
Вторую часть фразы Хаус сказал уже на ходу, направляясь к двери кабинета. Форман около минуты озадаченно глядел ему вслед, потом сел на его место и усилил штурм собственного мозга.
Хаус шел к Кадди, ему требовалось срочно провернуть один хитрый замысел. В кабинете главврача полицейских уже не было, рабочий день вернулся в свое обыденное русло.
- А где копы? – полюбопытствовал Хаус, подходя к столу Кадди.
- Они не стали злоупотреблять моим терпением, - сообщила Кадди. – Оказались очень приятными людьми, не подвергали сомнению ни одного моего слова.
- Надо же, какие славные лицемеры, - прикинулся шокированным Хаус. – Обещай, что не поедешь сегодня домой без меня.
- Почему?
- Мне нужно увидеть твое лицо, когда ты обнаружишь возле своего дома слежку.
- У меня сложилось впечатление, что они уже знают, кто это сделал, - возразила Кадди.
- Да они блефуют! – не поверил Хаус. – А у меня на самом деле есть подозреваемый.
- И кто же? – спросила Кадди.
- Нет, не скажу, нельзя обвинять на основе косвенных улик. Я потому и пришел, мне нужно проследить за поганцем. Но для этого нужна твоя машина. Мой мотоцикл слишком приметен и не годится для моих целей.
Кадди кивнула, соглашаясь. Встала из-за стола, подошла к вешалке возле двери, достала из сумки ключи от Лексуса и отдала Хаусу. Хаус забрал ключи и ушел так быстро, что Кадди на мгновение заподозрила обман. Но решила не торопиться с выводами[6-2].
*****
У Хауса не было подозреваемого, его одолевала навязчивая идея узнать, зачем Уилсону понадобился выходной посреди рабочей недели. Кадди, несомненно, была права: лучший друг Грега решил обзавестись очередным темным пятном биографии. Без ведома и благословения Хауса. Пустить на самотек такое дело Грегу представлялось невозможным, и он решил проследить за Уилсоном.
Миновал полдень, когда Хаус остановился неподалеку от дома, где Уилсон снимал квартиру. Машина Джеймса стояла в нескольких шагах от подъезда. Примерно через полчаса из дома вышел Уилсон и пошел к машине. Настроение его было будничным, строгий костюм повседневным. Джеймс неторопливо сел в Volvo S80, медленно двинулся вперед. Хауса всегда раздражала крайне осторожная манера друга водить авто, но Уилсон, даже если бы подозревал о слежке, все равно не стал бы развлекать Грега бешеными гонками на предельной скорости.
Прогулка с проводником-черепахой, как окрестил эту поездку Хаус, завершилась возле небольшого кафе. Уилсон, по-прежнему не замечая знакомого Лексуса, выбрался из Вольво и, нацепив лучшую из дежурных улыбок, зашагал к дверям. Сквозь огромные витринные стекла кафе Хаус видел, как Джеймс подошел к столику, занятому его первой бывшей женой. Бывшая миссис Уилсон была чем-то сильно расстроена и оживилась лишь на секунду, когда напротив нее присел Джеймс. Далее Хаус стал свидетелем почти идиллического семейного обеда. В идиллию не вписывалась только вселенская грусть бывшей миссис Уилсон.
Безотрывно наблюдать эту унылую картину было скучно, и Хаус оглядел светло-бежевый салон Лексуса, одобряя безупречный вкус Кадди, выбравшей наиболее приятный оттенок внутреннего убранства. При мысли о Кадди его сердце обдало жарким ветром, и он снова перевел взгляд на мирно беседующих бывших супругов Уилсон. Внимательные глаза Хауса заметили в салоне машины странность, и двое из кафе вновь оказались предоставлены сами себе. Хаус еще раз осмотрел салон, пересел на переднее пассажирское сиденье.
Внутри него все замерло на мгновение, как это бывает в преддверии некоего важного открытия. Кожаная обивка водительского кресла выглядела несколько новее и светлее, нежели на остальных сидениях. Без сомнения, кожу на водительском месте недавно заменили, как и резиновый коврик у его подножия. Хаус отодвинул новый коврик тростью. Там, где боковина салона соединялась с полом, он заметил мелкое бледное пятнышко старательно замытой крови. Резиновый коврик загораживал его своим боком, и без детального осмотра его никто никогда не увидел бы.
Смутные, очень нехорошие подозрения закопошились в уме Хауса. «Повсюду секреты, - подумал он. – У кого-то банальные, как у Джеймса; у кого-то кровавые, как у Лизы». Чья это кровь, имеет ли это пятно отношение к сегодняшнему происшествию? Вопросы оставались без ответа, Хаусу даже не хотелось выдвигать версий. Ясно только одно – Кадди что-то скрывает, и он обязан завладеть ее секретом.
После обеда разведенные супруги вышли из кафе вместе, сели в Вольво Уилсона и поехали значительно быстрее прежнего черепашьего шага. По-видимому, спутницу Джеймса медленная езда раздражала так же, как и Хауса. Минут через пять Уилсон притормозил возле гостиницы, проводил бывшую до дверей, они обнялись, обменялись улыбками. Вернувшись к машине, Уилсон изумленно оглядел Хауса, прислонившегося к дверям его автомобиля.
- Хаус, - с трудом выговорил Уилсон, - ты же должен быть на работе.
- Время обедать, - напомнил Хаус, - а ты подлым образом решил оставить меня голодным.
- И как я не подумал! – саркастически воскликнул Уилсон. – Мой друг может заболеть от огорчения, если не съест половину моего обеда!
- Что хотела от тебя твоя бывшая? Увеличения алиментов? Завела себе еще одного попугая, и ей не хватает на полезный птичий корм?
- Она вчера похоронила мать, ей нужна поддержка, - ответил Уилсон.
- А ты проверял документы и место захоронения, чтобы убедиться, что твоя бывшая теща действительно дала дуба? – поинтересовался Хаус.
- Хаус, - рассердился Уилсон, - твой цинизм отвратителен и неуместен.
- А ты не думал, что будешь делать, если номер первый захочет стать номером четвертым?
- Мы не собираемся возобновлять отношения, Хаус, - категоричным тоном заявил Уилсон.
- Ну да, все бывшие супруги так говорят. Но, обсуждая кулинарные таланты покойной мамочки, обнаруживают, сколь многое их все еще связывает. И все начинается сначала.
- У нее просто сейчас никого нет! – возразил Джеймс. - Не с кем поделиться горем!
- У нее есть брат и второй бывший муж! Но, разумеется, самая лучшая жилетка для слез надета поверх твоей груди.
- Ладно, Хаус, ты узнал, что хотел, возвращайся на работу.
В эту минуту Уилсон посмотрел в сторону, его взгляд упал на серебристый Лексус, находящийся метрах в сорока от Volvo. Джеймс ошеломленно помотал головой.
- Ты… - растерянно спросил он Хауса, - ты… угнал машину Кадди?
- Одолжил покататься, - ироничным тоном ответил Хаус. – Все равно она сидит целый день в четырех стенах своего кабинета, ну и зачем ей машина? Вот увидишь, она даже не заметит, что я брал ее Лексус.
- Ты неисправим, Хаус, - подвел итог разговору Уилсон и обошел капот своей Вольво. Открыл дверь рядом с водительским сидением, залез в машину. Хаус шагнул от противоположных дверей автомобиля на тротуар и несколько секунд с довольным видом глядел вслед неторопливо удаляющемуся Уилсону. Но, едва Уилсон преодолел метров триста, торжество на лице Хауса сменилось глубокой задумчивостью.
Хаус медленно пошел к Лексусу, в этот момент зазвонил его мобильный телефон. Катнер звонил сообщить, что в офисе экспресс-доставки подарков усиленно открещиваются от своей причастности к чьей-то плоской и мрачной шутке. Сиреневую коробку в офис никто не приносил, услугу по доставке не оплачивал. Руководитель отдела доставки нашел печальным, что подобная мерзость оказалась завернутой в примечательную фирменную бумагу их службы, но эту бумагу мог взять кто угодно как из сотрудников, так и из посетителей. Приставить охранника к каждому листу бумаги совершенно невозможно, иронизировал мелкий управленец.
Теперь Катнер собирался разыскать посыльного, притащившего подарок к дверям кабинета главврача и передавшего его через ассистента доктора Кадди. Благо, Джордж запомнил имя посыльного, и в офисе экспресс-доставки не отрицали, что у них есть такой сотрудник. Хаус одобрил инициативу Катнера, хотя и сомневался в том, что из этого выйдет нечто полезное.
Раз посыльный настоящий, маловероятно, что он действует заодно с преступником. Неизвестный поганец очень неглуп, чтобы брать в сообщники того, кто будет одним из первых в списке допрошенных. Посыльный не более чем обезьянка, которая открывает боковую дверь машины, развозящей подарки. Обезьянка видит коробку с адресом, обезьянка делает общественно полезную работу. Преступник мог подсунуть коробку в машину. Возможно, что и не сам, через сообщника, но круг подозреваемых в пособничестве очерчивается весьма широким.
Единственный след, ведущий к преступнику, оборвался, не сдержав своих призрачных обещаний. Хаус скрежетал зубами от злости, осознавая необходимость ждать дальнейших действий неизвестного психопата. Намного интереснее действовать на опережение, но настоящий момент не благоприятствовал этому. Хорошо бы Форман поскорее сообразил, на что намекал Хаус, когда говорил, что достать данные полицейской отчетности вполне реально.
В конце этого бестолкового рабочего дня Хаус поехал к дому Кадди. Теперь под ним был его мотоцикл, он ни от кого особенно не таился, но и не напрашивался на постороннее внимание. Он остановился метрах в пятидесяти от дома Кадди и внимательно посмотрел вперед. Так и есть, полиция установила слежку, и два молодых полицейских даже не пытаются скрыть факт своего присутствия. Полицейская машина стоит напротив дома, на противоположной стороне улицы, невольно попадая в поле зрения всех любопытных.
Хаус развернулся и поехал в обратном направлении. Его ждет еще одна ночь в холодной постели, поскольку, само собой, им с Кадди ни к чему, чтобы копы написали в своем донесении: «В 18:00 в дом объекта наблюдения вошел доктор Грегори Хаус и оставался там до утра». Копы подозревают Кадди и нельзя, чтобы они начали подозревать еще и Хауса, и невозможно стало бы и шага ступить без их назойливой опеки.
Поздним вечером Хаус отправился в больницу. Хранителем Лизиной тайны мог быть как рабочий кабинет, так и любая комната в доме. Хаус решил начать с кабинета, так как в данный момент попасть туда было несравнимо проще. Открыв дверь кабинета своим ключом, он опустил жалюзи на прозрачные двери и включил свет.
Самое вероятное, думал Грег, что это ее кровь, и было ее много, раз пришлось полностью сменить кожу водительского кресла. Замена эта сделана не вчера, кожа уже успела притереться на сгибах. Раз было сильное кровотечение, должны быть и медицинские документы, свидетельствующие о том, откуда кровь взялась и что, собственно, произошло. Хаус напрочь отвергал мысль, что Кадди может быть замешана в этом безумии с нарезанием кого-то на отдельные части тела. Это же Кадди, хороший врач, отзывчивый и великодушный человек. У нее есть мелкие недостатки, но все они находятся в строгих рамках общечеловеческого.
И, переворачивая ее кабинет вверх дном, Хаус только убеждался в верности своих суждений. Среди горы финансовой и медицинской отчетности, книг и мелких дорогих ее сердцу сувениров Грег не находил ровно ничего подозрительного. Только в нижнем ящике ее стола, даже не запертом на ключ, он увидел темно-синюю папку, завладевшую его вниманием. Ему пришлось отбросить множество других папок, прежде чем на дне он обнаружил ее. На папке было написано «Gregory House», в ней содержалась точная копия его истории болезни. Анамнез, хирургические отчеты об операции по извлечению пуль, а также о двух операциях на правом бедре.
Грег наскоро пролистнул эти бумаги. Они не представляли интереса, поскольку в свое время он внимательно прочитал всё написанное его лечащим врачом доктором Кадди, хирургами и некоторыми другими специалистами. Он собирался закрыть папку, когда из нее выпал и изящно спланировал на пол лист, не прикрепленный к общему массиву документов. Хаус поднял этот лист, вверху листа привлекал внимание логотип клиники имени св. Франциска. Чуть ниже стояло то самое число, когда он, охваченный жаждой познания, сунул нож в розетку.
Хаус начал читать копию выписки, и вскоре каждая следующая строка стала сливаться с соседней. «Восьмая неделя беременности… сильное кровотечение… - выхватывал Грег отдельные куски текста, - неизбежный выкидыш… перелито 5 единиц первой положительной…» С трудом дочитав травмирующие фразы, Хаус сложил лист вчетверо и запихнул его в верхний карман кожаной куртки. Папку со своим именем бросил назад в ящик, прикрыл ее сверху несколькими другими папками.
Все спуталось в его сознании, несколько минут он сидел в кресле Кадди и невидящими глазами смотрел на устроенный им полный кавардак. Зачем она скрыла от него свою беременность и потерю ребенка? Видит в нем настолько чужого человека? Восемь недель, сколько же времени она знала о новой жизни внутри себя, как долго молчала? А он, как мог он ничего не заметить, терзался Хаус, вспоминая те дни и не обнаруживая в них ничего, что дало бы ему повод для подозрений. Разве что она выглядела счастливее, чем обычно, но она прекрасно себя чувствовала, и он не наблюдал в ней никаких отклонений от ее повседневных привычек.
«Она была счастлива, - думал Хаус, - и я, как последний эгоист и идиот решил, что это полностью моя заслуга как прекрасного любовника. Но эта заслуга была моей только наполовину. А она исследовала седьмое небо счастья из-за нашего ребенка. Но почему? – простой вопрос разбудил новый вихрь боли. – Зачем было скрывать? Она собиралась дать мне пинка, раз уже получила от меня лучшее, что я способен дать? Лучшее в ее понимании, само собой».
Одолеваемый всеми этими мрачными предположениями, Хаус испытал острое желание напиться до потери рассудка. Приняв пару таблеток викодина, Грег покинул кресло Кадди и ушел из кабинета с твердым намерением устроить завтра же утром оглушительный скандал. И пусть слушают все, кому интересно.
В девять утра, едва он вошел в двери приемного покоя, он увидел Уилсона, пересекающего приемную главврача. «Пошел ябедничать, - раздраженно оценил ситуацию Хаус. – Вечно Уилсон опрокидывает мои планы по выяснению отношений с Кадди». И Хаус, скрепя сердце, решил отложить ссору с Лизой до более подходящего момента.
Когда Уилсон вошел в кабинет своего руководителя и друга, он ошеломленно завертел головой по сторонам, чтобы убедиться, что это действительно кабинет Кадди. Но посреди невообразимого бардака за своим столом сидела Лиза и переводила дыхание после трудного телефонного разговора с полицейским детективом. Кадди улыбнулась Уилсону и жестом предложила ему сесть в кресло около стола.
- Что тут происходит? – спросил Джеймс. – Ночью побывали грабители?
- Меня подозревают в маниакальном пристрастии к членовредительству, - объяснила Кадди, и удивление в глазах Джеймса смешалось с недоумением. – У меня на хвосте полиция, следят за моим домом, за мной и бог знает за кем еще. Провели обыск в моем кабинете и еще смеют врать, что не делали этого, а слежка – это не слежка, а беспокойство о моей безопасности!
Кадди возмущенно хлопнула ладонью по столу и вкратце рассказала Уилсону о вчерашних событиях. Потом поинтересовалась, о чем Уилсон хотел с ней поговорить. Джеймс рассказал о слежке Хауса за ним и его первой бывшей. Кадди тяжело вздохнула, поняв, для чего Хаус брал вчера ее Лексус (при этом об «угоне» Лексуса Уилсон не сказал ни слова). Рассчитывать на него неосмотрительно и глупо, пора бы ей, наконец, понять это и не придавать значения его обманным маневрам.
- Я чувствую себя экспонатом личной коллекции муравьев Грегори Хауса, - пожаловался Уилсон. - Словно он поместил меня под стекло и забавляется наблюдениями.
- Радуйся, что он не пришпилил тебя булавкой, будто редкую экзотическую бабочку, - ответила Кадди. – У него есть для этого все возможности.
- И правда, - саркастически согласился Уилсон, - как благородно с его стороны оставить мне хотя бы видимость свободы! Но, клянусь тебе, я так больше не могу! Должно же в моей жизни быть хоть что-то, пусть незначительное, о чем не знал бы всеведающий Грегори Хаус!
- Джеймс, - примирительно сказала Кадди, - ты же понимаешь, что так он проявляет свою заботу о тебе. Опасается, что за его спиной ты чем-нибудь себе навредишь.
- Лучше бы он проявил уважение к моему личному пространству! – злился Уилсон.
- Хаус считает личное пространство друзей своей собственностью, - с грустью напомнила Кадди. – И ревностно его оберегает.
- Ладно, пойду работать, - вздохнул онколог, вставая с кресла. – Спасибо, что выслушала.
И, стараясь не наступить на какую-нибудь папку или, хуже того, важный документ, Уилсон ушел из кабинета. Кадди тоскливым взором в очередной раз обвела царящую вокруг нее разруху. Не меньше половины рабочего дня уйдет на восстановление порядка. И всё из-за абсурдных, абсолютно безосновательных подозрений идиотов из полиции, которым больше нечем заняться, кроме как погромом ее кабинета.
Утро в диагностическом отделении началось с повторной ссылки пятерых участников реалити-шоу в клинику. На этот раз возражать не осмелилась даже Стерва, настолько Хаус был похож на разъяренного бога-олимпийца. Это сходство слегка уменьшилось, когда Форман, не скрывая гордости, доложил об успешно взломанном центральном сервере полицейского управления Принстона. Хаус, разумеется, не подал вида, что доволен Форманом, понявшим его практически с полуслова. Но первая хорошая новость за минувшие два дня была ощутимым шагом вперед.
Все полицейские донесения за прошедший месяц Форман предоставил на флэшке, и вместе с Хаусом и Катнером он вскоре по самую макушку увяз в зловонном болоте бесчеловечных деяний. Час, другой, третий, искомое сокровище цепко удерживалось трясиной. Преступлений ежедневно совершается предостаточно, но в основном это либо бытовая поножовщина, либо тривиальная перестрелка. Ни одного мерзавца с воображением не обнаруживалось ни среди недавно отличившихся, ни среди недавно благословленных на новую жизнь с чистой совестью.
Приближался полдень, когда Хаус увидел очередной подарок на столе Кадди. Коробка на это раз была овальной формы, раз в пять больше предыдущей, завернута в яркую оберточную бумагу, перехвачена тонкой красной бумажной лентой. Пышный бордовый бант возвышался на вершине упаковки. Кадди молча подала Хаусу одноразовые перчатки. Хаус посмотрел на нее, пытаясь просканировать насквозь. Кадди поежилась от этого колючего испытующего взгляда.
- А почему сама не открыла? – полюбопытствовал Хаус, натягивая перчатки и сдирая оберточную бумагу. – Руки дрожат?
Кадди с трудом подавила желание немедленно вытолкать Грега из своего кабинета и продолжить расследование самостоятельно, раз уж в этом мире полагаться можно только на себя. Она позволила себе обольщаться на счет Хауса из-за их личных отношений. Но он все та же высококвалифицированная сволочь, знающая толк лишь в том, как довести окружающих до белого каления.
- А с чего им дрожать? Я же всю жизнь мечтала заполучить маньяка в поклонники, - с легкой иронией в голосе ответила Кадди.
Хаус тем временем снял с коробки крышку, и глазам Грега и Лизы предстало человеческое сердце, еще недавно гонявшее кровь по артериям. В записке маньяк интересовался мнением Кадди: «Красиво, вы согласны?».
- Вынуто из живого человека, - заявил Хаус. – Надеюсь, парень был под наркозом.
- Вот что бывает, когда расследование движется по заведомо ложной дороге, - возмущенно проговорила Кадди. – Полиция преследует меня, ты шпионишь за Уилсоном! А психопат тем временем преспокойно оттачивает свое мастерство!
- Всё, что я мог вчера делать – это думать, - отразил ее выпад Хаус. – А размышлять я могу где угодно, мне для этого не обязательно приклеивать себя к креслу в своем кабинете!
- Ты мне наврал, у тебя не было подозреваемого!
- А еще у меня нет передовых технологий будущего, позволяющих видеть сквозь стены, залезать в чужие мысли, предугадывать преступные намерения!
И Хаус ушел из главврачебного кабинета, а Кадди протянула руку к телефонной трубке, чтобы позвонить в полицию. Она с содроганием смотрела на мертвое сердце, лежащее поверх одинаковых полупрозрачных кубиков льда. Ей представлялось предельно ясным новое послание ее тайного воздыхателя: ее собственное сердце ожидает та же участь. И неизвестный псих считает, что это будет красивая смерть.
Но, хотя все внутри Кадди сжималось от страха, самым неприятным чувством было ощущение, что ее предали. В тяжелую минуту она осталась один на один со своей растерянностью и тревогой. Хаус проведет остаток дня в обществе геймбоя и телевизора. Полиция будет увлеченно изучать тупиковые ответвления лабиринта[6-3].
Предыдущая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8132
Следующая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8137
