Примечание автора: 9-ю главу считаю самой сложной и неудачной в своем фанфике. Прошу отнестись к ней как к недоразумению, которое будет исправлено последующими главами.
Глава 9.
Время перемен.
… Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел – катиться дальше, вниз…
С.А. Есенин
Всю виртуозность замысла Хауса, связанную с гостевым вариантом их брака, Кадди начала постигать уже после того, как схлынули празднично окрашенные всеобъемлющие чувства. У нее складывалось двойственное отношение к их с Грегом семейной жизни, являвшейся, по сути, продолжением их давнего и ни к чему не обязывающего служебного романа. С одной стороны, такое состояние реальности позволяло им постоянно находиться в плену неутоленного желания, и это обогащало жизнь сильными эмоциями и не могло вызывать отторжения.
На противоположной грани этой двойственной ситуации обреталось смутное, не вполне осознаваемое понимание неизбежности и, более того, желательности перемен, что вызывало легкую тревогу относительно прочности их с Грегом союза. Хаус не хочет перемен, ему не нужен общий с Лизой дом, ему претят ежевечерние беседы у телевизора. Кадди любила его и не стремилась переиначить на собственный лад, но ее женская сущность с каждым днем все настойчивее требовала объект ежеминутной заботы.
Она снова стала мечтать о ребенке, хотя совсем недавно ей казалось, что она никогда больше не решится на подобные мечты, слишком велик риск потери горячо желаемого существа. Да что там, вероятность зарождения в ней жизни весьма и весьма мала. Но рядом с нею время от времени спит чудотворец, и шансы маловероятного сильно преумножаются.
Кадди гнала от себя нелепые и по-детски наивные надежды, ночною порой робко проговариваемые сердцем. Невозможно, чтобы ребенок что-нибудь изменил в ее отношениях с Хаусом. Он останется прежним, и нынешний вариант семейных отношений будет полностью устраивать его как сегодня, так и всегда. И его участие в жизни их малыша может быть любым – от абсолютного самоустранения до полноценного отцовства, в зависимости от его выбора.
Отношения Хауса с Уилсоном в этот период переживали кризис. Вопреки опасениям Грега, Джеймс не винил его в смерти Эмбер, но, несмотря на это, считал за лучшее держаться подальше от друга и коварных рифов его непростой судьбы.
- Хаус, - сказала Кадди своему мужу однажды за ужином, - я понимаю, тебе скучно без Уилсона, но это еще не повод вешать мне на хвост ищейку, обожающую запах чужого грязного белья.
- Лукас моя новая игрушка, и я хочу знать, на что он годится.
- И как ты собираешься это определить? Он достает тебе сведения обо мне, а ты сравниваешь с тем, что знаешь сам?
- Во-первых, я буду удивлен, если он узнает, что мы женаты. По-моему, он не любит официальные бумаги и предпочитает сплетни. Во-вторых, я не уверен, что мои знания о тебе можно считать исчерпывающими.
- Только скажи, что ты хочешь обо мне узнать, и сразу узнаешь. Незачем для этого привлекать сыщика, который будет приставать с вопросами наподобие «когда я лишилась девственности».
- А когда? – живо заинтересовался Хаус, и его глаза азартно заблестели.
- При условии, что ты тоже скажешь.
- Идет, - кивнул Грег. – Так когда и с кем?
- В девятнадцать лет, - ослепительно улыбнулась Кадди. – С тем, кто сейчас сидит со мной за одним столом.
- Это невозможно! – возмутился Хаус. – Ты что, хочешь сказать, что я был настолько неопытен, что даже не понял, был ли я первопроходцем?
- Ты был достаточно опытным, Грег. Но ты был очень горяч и неистов, и тебе не было дела до подобной тонкости. И мне тоже. Я слишком хотела стать твоей. Но мы отвлеклись. Твоя очередь рассказывать, когда и с кем ты стал мужчиной.
- В мой пятнадцатый день рождения отец отвел меня в японский чайный дом. И мне приглянулась там юная гейша, очень красивая и обходительная.
- Признайся, ты это выдумал, - усомнилась в его словах Кадди.
- Почему ты так решила?
- Слишком экзотичная версия.
- Мой отец служил в тот период в Японии, а там традиционно в чайных домах обитают гейши и, при необходимости, обучают неискушенных мальчишек искусству плотской любви.
- Так что ты хочешь узнать обо мне при содействии Лукаса? – вернулась к началу разговора Кадди.
- Из чего состоят пятна моего солнышка.
- У меня нет постыдных тайн, Грег. А если бы были, я тебе сказала бы.
- И в чем тогда суть игры? Предположим, что тебе в детстве нравилось потихоньку от отца рассматривать журнал Плейбой. Узнать об этом от Лукаса – приключение, узнать от тебя – скукотища.
- А я думала, ты устал от приключений после нашей увлекательной каирской экскурсии. Даже не пожелал купить трость с египетской символикой.
- Я внезапно обнаружил, что трость без рисунка выглядит круче.
После ужина, устраиваясь на диване в гостиной, Хаус забросил в себя сразу три таблетки викодина. Повышенная доза поступала в его организм этим вечером не впервые, и Кадди сочувственно спросила:
- Так сильно болит, Грег?
- Что за глупый вопрос, конечно, болит, - раздраженно ответил Хаус.
- Я спросила, болит сильнее, чем обычно или ты увеличил двухтаблеточную дозировку, чтоб попасть на гребень штормовой волны кайфа.
- Как скверно, когда твоя жена главврач и лучше тебя разбирается в дозировках, - попытался отшутиться Хаус.
- Нужно снизить дозировку, Грег, - мягко сказала Кадди.
- Мне будет больно! – напомнил ей Хаус.
- Превышение дозы не избавляет тебя от боли, - справедливо заметила Кадди, - и ты лишь быстрее разрушаешь себя!
- Лиззи, - попросил Хаус, - давай скажем «нет» разговорам о наркотиках.
Кадди присела рядом с ним на диван, взяла его за руку и, внимательно глядя на него, высказала давно гнетущие ее соображения:
- Тебе нужна детоксикация. И не смотри на меня, словно я требую для тебя пытки каленым железом! Неужели ты не чувствуешь, что наркотики тебе не помогают? Уже не помогают. Нужно провести детоксикацию, затем перейти на ненаркотические обезболивающие. Вред печени и всему организму от них будет значительно меньше, а боль в ноге останется на том же уровне.
- Моя боль воспримет ибупрофен как своего преданного союзника, - невесело усмехнулся Хаус. – И закроем эту тему, Лиз.
Кадди тяжело вздохнула и, пообещав себе обязательно вернуться к этому разговору в будущем, придвинулась к мужу поближе. Хаус тотчас же обнял ее и еще долго целовал ее горячие ласковые губы.
*****
- А не проще ли завести кошку, Лиззи? – спросил Хаус, вытягиваясь на кровати в спальне поверх покрывала в один из следующих вечеров.
Кадди занималась уборкой в своем платяном шкафу, освобождая дополнительную полку для вещей Грега. Та полка, что уже была занята его рубашками, футболками, брюками, наводила на нее тоску, поскольку приводить в порядок его одежду было бесполезно. Хаус все равно сделает из своих вещей разноцветный тряпичный ком.
- Проще по сравнению с чем? - оборачиваясь к нему, задала уточняющий вопрос Кадди.
- Я видел в мусоре использованный отрицательный тест на беременность.
- Сам копался или поручил своему детективу собрать весь мусор? – язвительно спросила Кадди.
- Кошачьи детки мечтают о человечьих мамочках, - с непроницаемо суровым видом продолжал Хаус. – Спят и видят, как будут гадить по углам уютного дома, капризно требовать печеночного паштета, орать благим матом из-за не сложившихся сексуальных отношений с соседской кошкой или котом.
- Да, Грег, между кошкой и ребенком существует поразительное сходство, - с едкой иронией в голосе согласилась Кадди. – Но у кошки не будет твоих глаз, твоих рук, твоих губ.
- Почему ты не хочешь, чтобы мы всегда были вдвоем, и чтобы никого между нами? – удрученным голосом спросил Хаус.
- Я хочу быть матерью, это во мне от природы. Возможно, для тебя материнский инстинкт не более чем доисторический анахронизм, но для меня это всепоглощающая потребность, с которой невозможно справиться.
- Лиззи, прекрати над собой издеваться! – яростно потребовал Хаус. – Ты уже забыла свою боль от потери нашего ребенка?
- Однажды у меня получится родить.
- Черта с два!
- И ты предлагаешь даже попыток не делать? – возмутилась Кадди. - Пойми, Грег, отказаться от этого, пусть минимального шанса, для меня то же самое, что ампутировать руку или ногу.
- В таком случае ты ничего не знаешь об ампутации.
- Грег, для тебя ничего не изменится, - пылко продолжала убеждать его Кадди. – Мы будем встречаться независимо от того, будет ли у меня ребенок. Я не могу без тебя, но и без малыша тоже не могу.
Ее голос предательски дрогнул и, захлопнув дверцу шкафа, Лиза поспешно вышла из спальни. Хаус не должен видеть ее слез, недопустимо позволить ему стать торжествующим свидетелем того, насколько слаба и хрупка ее вера в свое счастливое материнство.
- Для меня ничего не изменится, - растерянно пробормотал Грег, провожая ее внимательным взглядом. – Она всерьез так думает?
*****
Шагнув под душ и обнаружив воду недостаточно горячей, Кадди внезапно услышала душераздирающий крик младенца, идущий откуда-то снизу. В первую минуту она приняла этот звук за слуховой обман, вызванный ее одержимым желанием обзавестись малышом. Но пока у нее есть только взрослое дитя – ее муж, увлеченный в данную минуту прямой трансляцией с Формулы-1.
Детский крик, слегка заглушаемый шумом льющейся воды, не унимался. Он кромсал сердце, вскрывал давние глубокие раны в сознании, с магическим проворством выманивал слезы из глаз. Кадди задохнулась от нестерпимой душевной боли при мысли, что она сошла с ума и в ее воображении плачет их с Грегом несуществующий ребенок.
Еще через несколько минут, когда улеглась буря эмоций, Кадди, значительно сократив длительность водных процедур, вышла из ванной и, быстро пройдя через спальню, подошла к двери. Дверь оказалась запертой на ключ. Лиза, подстегиваемая надсадным младенческим ревом, раздраженно подергала дверную ручку, не достигнув, разумеется, желаемого результата.
- Хаус! – со всей силы стукнув в дверь кулаком, крикнула Кадди. – Выпусти меня! Хаус! Сейчас же!
Хаус, где бы он ни находился, не отзывался. Со стороны гостиной по-прежнему не было слышно ничего, кроме оглушительного детского плача.
Кадди подбежала к кровати и резко выдернула радиотелефон из его зарядной подставки. Набрала номер сотового телефона Хауса.
- Нет, солнышко, - заявил Грег, не позволяя ей сказать хотя бы слово, - я не могу сегодня посидеть с ребенком. Мы с Лукасом договорились пойти на бои грузовиков. Представляешь, этот молокосос даже не слышал раньше о таком развлечении.
- Хаус, ты хоть понимаешь, насколько это жестоко?
- Жестоко? – прикинулся донельзя удивленным Хаус. – Оставить тебя на один вечер вдвоем с твоим обожаемым сынишкой?
- У нас нет ребенка, Хаус, - терпеливо, словно невменяемому, напомнила ему Кадди. - Кто там, в гостиной? Ты взял малыша напрокат у бездомных и издеваешься над ним?
- Я еду домой, - насмешливо ответил Грег. – В твоей гостиной плачет твой ноутбук с компакт-диском, на котором записан детский крик. Не представляешь, чего мне стóило отыскать такой. Странно, почему-то звукозаписи младенческой истерики не пользуются популярностью. И, похоже, надо было сделать звук немного громче.
- Немедленно вернись и выпусти меня! – потребовала Кадди.
- Это исключено, солнышко, я не могу отменить договоренность с Лукасом, - продолжал глумиться Хаус.
Кадди взбешенно нажала на кнопку отбоя вызова и забросила телефон в угол спальни. Она ненадолго зажала уши руками, но крик, пусть и приглушенный, все равно с легкостью пробивался сквозь эту ненадежную естественную преграду. Сидеть на кровати и ждать возвращения Хауса как особой милости с его стороны, было невозможно.
Немного подумав, Лиза переоделась в спортивный костюм и подошла к окну спальни. Резко потянула раму вверх, и на нее повеяло прохладой позднего летнего вечера. Она высунулась из окна, оценивая возможность выбраться на улицу. Дотянуться до пожарной лестницы оказалось вполне реально, и через несколько минут Кадди уже стояла возле запертой входной двери своего дома.
На улице крик виртуального младенца был слышен еще лучше, чем из спальни. Под цветочным горшком ключа не было, гараж и дверь черного входа тоже обнаружились предусмотрительно запертыми. Разбить любое из стекол первого этажа с тем, чтобы открыть окно, было жалко, и, злясь на Хауса, Кадди по пожарной лестнице возвратилась в спальню.
Как она и думала, ее портфеля здесь не было, ни цента в спальне она не хранила. Подняв с пола радиотелефон и убедившись в его неповрежденной работоспособности, Лиза вызвала такси. Добраться до квартиры Хауса можно и без денег, а там она потребует со своей половинки и на оплату поездки, и на чай терпеливому водителю, и на компенсацию морального ущерба. Только бы он был дома, только бы его выдумка про Лукаса не оказалась частью правды.
Хаус открыл дверь своей квартиры и пленительно улыбнулся Лизе.
- И как у тебя хватило черствости бросить нашего сына одного? – спросил он. – Готова признать, что меня ты любишь сильнее?
- Мне нужны мои ключи от дома и деньги на такси, - строго сказала Кадди.
- Как романтично, - изобразил восхищение Хаус, - взглянула на любимого и спешишь назад к исходящему на слезы и сопли ребенку.
- Хаус, достаточно на сегодня! – прикрикнула Кадди.
- О да, - саркастически согласился Хаус, - сегодня мы можем прекратить все это в любой момент. Но когда у тебя появится настоящий ребенок, он будет орать столько, сколько ему вздумается.
- Своего малыша, - возразила Кадди, - я взяла бы на руки, прижала бы к сердцу, спела бы ему песенку. Накормила бы, если он голоден. А если б ты подверг нас изоляции друг от друга, я не хочу и думать, чтó сделала бы с тобой.
Хаус, осознавая дальнейший спор бесполезным, молча протянул ей ключи от дома и гаража, а также деньги на такси. Он задумчиво смотрел вслед своей супруге, прикидывая в уме новые, более эффективные методы убеждения относительно резких перемен, которые произойдут в их жизни с появлением ребенка. Шум удаляющегося такси уже затих в конце Бейкер-стрит, когда Хаус, словно очнувшись, понял, что по-прежнему стоит на пороге квартиры. Он глубоко вздохнул и захлопнул дверь.
Подъезжая к своему дому, Кадди увидела сначала полицейскую машину, поигрывающую цветными огнями мигалки, а затем и самого блюстителя правопорядка, стучащего в дверь рукояткой длинного фонаря. В двух шагах от полицейского стояла пожилая соседка в наспех накинутом байковом халате поверх пижамы. Кадди заплатила водителю такси за поездку и ожидание и торопливо вышла из машины.
- Добрый вечер, сэр, - сказала Кадди полицейскому, протягивая ему руку. – Я Лиза Кадди, хозяйка дома.
- Доктор! – воскликнула соседка, глядя на Лизу с сердитою укоризной. – Что у вас происходит? Ребятенок кричит так, словно его режут по живому! А я считала, у вас нет детей. Но раз есть, и вы над ним измываетесь, я вызвала полицию.
- Вы правильно поступили, миссис Робинсон, - одобрила соседскую бдительность Лиза. – Но дело в том, что я стала мишенью злого розыгрыша.
С этими словами Кадди открыла дверь дома и, пропуская вперед соседку и полицейского, рассказала обо всем случившемся, назвав автора весьма креативной шутки своим близким другом. А ноутбук, стоящий на журнальном столике и подключенные к нему большие колонки, кричащие младенческим голосом во всю техническую дурь, были неоспоримым свидетельством в пользу каждого слова Лизы.
Один щелчок мышкой мгновенно прекратил эту изнурительную пытку слуха и нервной системы.
*****
Через два дня после вышеописанного происшествия Кадди проснулась ранним утром в своей постели. С закрытыми глазами она переместилась на кровати таким образом, чтобы покрепче прижаться к Хаусу. Но его половину постели она обнаружила опустевшей. Лиза огорченно вздохнула, открыла глаза и перевернулась на левый бок. И тотчас же увидела Хауса, стоящего возле распахнутой двери шкафа. Лицо его выражало чувства наблюдателя вселенской катастрофы.
- Ты погладила все мои рубашки! – раздосадовано воскликнул Грег, заметив, что Лиза не спит и, по своей давней утренней привычке, любуется им.
- Я больше не могла видеть их мятыми, - ласково улыбнулась Кадди.
- Нет, столь явный женский след в моей одежде недопустим, - Хаус вытащил из шкафа тщательно отутюженные рубашки и, стоя с охапкой одежды в обнимку, задумался, как быть дальше.
- Этот след едва заметен, - возразила Кадди.
- Куда там, он знает, как пишется твое имя!
- Даже если и так, надпись неразборчива.
- Уилсон прочтет без труда, - вывел заключение Хаус, приняв насмерть испуганный вид.
Но уже в следующее мгновение его лицо просияло от неожиданно блеснувшей идеи. Он подошел к кровати и бросил ворох рубашек на одеяло.
- Вставай и помоги мне, - потребовал он от Кадди.
- Что ты задумал?
Хаус сдернул с нее одеяло и закинул его в кресло. Взял одну из рубашек и постелил ее в ширину поверх простыни на своей половине постели.
- Скомкаем их нашей страстью, Лиззи.
Кадди переливчато расхохоталась. Хаус то и дело находил способ привнести разнообразие в их сексуальную жизнь.
Увлекая Лизу за собой на импровизированную многоцветную простынь, Грег пылко целовал ее в губы, одновременно стягивая с нее ночную сорочку. Лиза стремительно освобождала его от пижамы, обрывая поцелуй в губы и принимаясь целовать жаждущее ее ласки сильное мускулистое тело. И снова, как происходило всякий раз при их соприкосновении, они переставали существовать отдельно друг от друга, границы личностных «я» стирались до гармоничного «мы».
Помятыми рубашками, в особенности белой, Хаус остался доволен.
Уилсон проводил в ПП первый день после длительного отсутствия, а Хаус уже подозревал его во всевозможных пороках, порождаемых скрытностью. Его друг должен быть для него идентичным старому фильму с наперед известными событиями, и Хаус невольно начинал раздражаться, если видел новые кадры, нелепые вкрапления в гениально созданную картину.
«Уилсон обтяпывает грязные делишки, а у меня даже нет версии, с чем бы они могли быть сцеплены порочными связями» - думал Хаус, следуя за Джеймсом по вечерней улице Принстона на уважительном расстоянии. Грегу стало не по себе, когда он увидел, что Уилсон заходит в магазин детских товаров. Но, отмахнувшись от дурного предчувствия, Хаус решил проследить за другом до конца.
И это было его сокрушительное поражение. Потрясенный и уничтоженный, он стоял перед счастливой Лизой. Отрицательные тесты на беременность сделали свое дело, она отчаялась, решила взять чужого ребенка и, очевидно, этот замысел окрылил ее.
«Нужно было ей сказать, - промелькнуло в надломленном сознании Хауса, - что сейчас не время, что выкидыш был слишком недавно. Ей было бы больно и тяжело, но я уже не тащил бы этот груз в одиночку. Нет, я все же был прав, нельзя ей о том сказать. Но и так, как она поступает, так тоже нельзя. А теперь уже поздно. Перемены необратимы».
Кадди стояла в двух шагах от него, но между ними находилась белая детская кроватка, в один миг ставшая для Хауса символом абсолютной недосягаемости той женщины, кого он звал своею жизнью. Он спрятал глаза за темными очками и быстро, насколько позволяла изувеченная нога, ушел из магазина.
«Всё кончено, этого он никогда не поймет и не простит» - думала Кадди, переступая порог своего дома, полностью погруженного во тьму. Сердце болело и разрывалось на части. Подъем по лестнице, ведущей в спальню, никогда еще не давался ей так тяжело.
Едва она вошла в спальню, из темноты к ней шагнул Хаус, грубо схватил ее за оба запястья, притянул к себе и принудительно поцеловал. Он слегка прикусил ее нижнюю губу, на несколько мгновений уступая мимолетному гневному стремлению причинить боль. Ее попытки вырваться лишь сильнее распаляли его грубость и злость.
- Хаус, мне больно! – ухитрившись, наконец, вырваться из его рук, пожаловалась Кадди.
- Это лишь краешек моего болевого шока, - ответил Хаус. – И давно ты задумала подобрать отброс с генетической помойки?
Кадди протянула руку к выключателю, вспыхнул свет, и на мгновение они оба зажмурились из-за резкого перепада интенсивности освещения. Потом Лиза увидела потускневшие глаза своего избранника, измученное страданием лицо, устало опущенные плечи.
- Грег, пойми, это ничего не меняет в моих чувствах к тебе, - Кадди попыталась взять его за руку, но он отступил на шаг. Сильно прихрамывая, подошел к креслу и устроился в нем, вытянув правую ногу поверх наклоненной трости.
- С тобой невозможно говорить о детях, - продолжала объяснять Лиза, - и я не говорила.
- Но когда-то я же все равно узнал бы, - раздраженно заметил Хаус. – Или ты надеялась, что я растаю от избытка эмоций, когда увижу у тебя на руках ребенка? Сочту его частью тебя, и всё само собой наладится?
Это и были потаенные чаяния ее сердца, облеченные в резкие, но очень верные слова. Он бросил их ей в лицо, словно мокрый песок, оставшийся от разрушенного морской волной зáмка. Кадди взволнованно прошлась по комнате, набираясь сил для дальнейшего разговора.
- Грег, ты – самый важный человек в моей жизни, но от желания быть матерью я не могу отказаться даже ради тебя.
- То есть тебе легче отказаться от меня, вышвырнуть меня за шкирку в грязь и сырость? Думаешь, кукушонок, сделанный по пьяни, сумеет любить тебя больше, чем я?
- Грег, встречаться два-три раза в неделю мы сможем всегда.
- Ну да, урывками и впопыхах, и думать ты будешь только о своем лягушонке, хнычущем и зовущем маму. Нет, Лиззи, я не намерен делить твою любовь с чужим генетическим мусором!
- Ты хочешь развестись? – предположила Кадди.
И она тотчас пожалела о последних словах. Хаус сильнее прежнего переменился в лице и с минуту в полном изумлении смотрел на нее.
- Ни за что, - сердито покачал он головой, подтверждая словесное отрицание. – Только если ты будешь очень настаивать, да и тогда…
Хаус отвел от нее полный безысходности взгляд, подавленно уставился на волнистый рисунок ярко-желтой шторы.
- Дело не только в моем материнском инстинкте, Грег, - неожиданно призналась Кадди, подходя к нему и усаживаясь на пол у его ног. - Я не могу видеть, как ты убиваешь себя. То медленно, то быстро, но всегда удивительно точными, будто наперед просчитанными действиями. И я не могу быть рядом с тобой, видеть это и понимать, что я ничего не могу сделать, чтобы помешать тебе заниматься самоуничтожением. Ты не хочешь даже снижать дозировку, не говоря уже о детоксикации.
- Ты знала, что я наркоман, когда выходила за меня, - снова принимаясь неотрывно смотреть на Кадди, напомнил Хаус.
- Ты свел меня с ума, только поэтому я вышла за тебя. Кроме того, я надеялась, что брак хотя бы немного изменит твое отношение к себе самому, и ты станешь больше беречь себя. Но после свадьбы ты с еще большим неистовством норовишь навредить себе.
- Да брось! Я жив и умирать не собираюсь. Пока, во всяком случае. Но даже если предположить, что все настолько плохо, и лет через пять я навсегда засну под кладбищенским камнем, тогда тем более, зачем тебе ребенок? Дождись, когда я умру, тогда и заводи хоть десяток, хоть личный детский приют организуй.
- Ты совсем обезумел! Если ты умрешь у меня на руках, а я при этом ничем не смогу тебе помочь, придет мой черед расстаться с жизнью. Не будет ребенка, меня ничто не удержит.
- Таков я, Лиззи, - невозмутимо сказал Хаус. – Жизнь со мной – это обитание в кратере вулкана, опасное и непредсказуемое. И да, в отдалении вулкан выглядит намного привлекательнее.
Грег ласково поменял местами две пряди на голове Лизы и слегка спутал остальные. Их взгляды встретились, руки инстинктивно потянулись друг к другу. Через полминуты они стояли рядом и, соединив объятия, глубоко и увлеченно целовались.
Немного позже, когда Хаус уже заснул, Кадди, не испытывая ни малейшей потребности в сонном отдыхе, встала с постели, подошла к выключателю. Собиралась погасить свет, но, оглянувшись на спящего Хауса, передумала. Свет явно не мешал его путешествию в мир сновидений, ей же непроглядная темнота будет серьезной помехой в наблюдении за ним.
Лиза села в кресло, стоящее возле окна. Подтянула ноги к подбородку и, обхватив их руками, устремила взгляд на Грега. Ее глазам он представал божественно прекрасным, и, угнетаемая витающим в воздухе грозовым запахом разлуки, она стремилась отпечатать его красочный облик на своем сердце.
Так она просидела полночи, затем легла рядом с ним и, согреваясь его обволакивающим теплом, провалилась в тревожный, беспросветно серый сон.
Когда удочерение Джой не состоялось, Хаус бесстрастно выслушал совет Уилсона пойти поговорить с Кадди и чем-нибудь приободрить ее. В Греге промелькнула искорка ликования от того, что его душа скрыта в потемках как от Уилсона, так и от всех остальных. Иначе все увидели бы в небывалой ясности его собственное неудержимое желание быть рядом с Лизой.
Днем он испытал легкое раздражение, узнав, что Кадди собирается назвать приемного ребенка Джой. А сейчас, поздним вечером, поворачивая мотоцикл к дому Лизы, Хаус считал, что именно в этом кроется главная причина не сложившегося удочерения. «Я – ее радость, а она – моя, - думал Грег, - и никаким третьим радостям лучше не вставать между нами».
Но ей он не открыл своих мыслей, слишком уж неподходящий был момент для такого. Он попытался представить, что сказал бы ей тот неравнодушный друг, каким он был прежде, чем они стали любовниками. И вышло только хуже: они поругались почти вдрызг и, наверное, некоторое время не общались бы совсем, если бы не его неожиданное и честное «я не знаю».
Они смотрели друг другу в глаза, единовременный порыв вновь соединил их губы и объятия. Самозабвенный поцелуй ненадолго вывел их из нависшей над ними тени расставания. Общее дыхание своей едва ощутимой властью продолжало удерживать их рядом даже тогда, когда губы отделились друг от друга. Но уже через восемь секунд булькающая трясина беспросветно спокойной ночи пролегла между ними.
Предыдущая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8141
Следующая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8143
