Глава 14. Часть 3
Желая избежать столпотворения и давки, военные выводили школьников из классов небольшими группами по 10-15 человек, но Хаусу все равно казалось, что он движется против потока и пытается преодолеть стихийное скольжение сели с вершин заоблачно-высоких гор. Он заходил в постепенно пустеющие классы, везде его встречала немая тишина. Уже вскоре он начал уставать от однообразной картины помещений, меблированных по единому стандарту, лишь изредка оживляемых пейзажами, выведенными детской рукой, либо цветущими растениями, не страдающими от отсутствия ухода.
В этот самый момент, когда на него стала наваливаться усталость, усиленная стрессом и бурными внутренними переживаниями за судьбу всего, что ему дорого, Хаус, выходя из очередного пустого класса, увидел в конце коридора крупного, широкоплечного человека. От этого рыжеватого богатыря с ясными серыми глазами веяло надежностью, спокойствием и добродушием. Внимание Хауса он привлек в ту минуту, когда к нему подбежал светло-рыжий, обильно осыпанный конопушками мальчик лет шести, который звонко, так, что его детский голосок беспрепятственно разносился по всему коридору, сказал:
- Я нигде не нашел ее, пап.
И эти слова были не столько докладом отцу о каком-то порученном деле, сколько жалобой смертельно уставшего малыша, не желающего ничего другого, кроме возвращения домой, к маме.
- Надо найти ее, Эндрю, - ласковым, просительным тоном ответил молодой мужчина, бережно проводя широкой ладонью по голове своего мальчика.
- Я уже везде искал, где мы с ребятами любим прятаться. Ее нет, - малыш в полном отчаянии покачал головой, низко опуская подбородок и с трудом удерживая слезы.
- Она – это Рейчел? – спросил Хаус, подходя к отцу и сыну.
- А вас почему это интересует? – настороженно поинтересовался богатырь, окидывая незнакомца сверху вниз изучающим взглядом.
- Я – доктор Грегори Хаус, отец вот этой девочки, - Хаус вытащил из внутреннего кармана пиджака фотографию Рейчел и показал недоверчивому человеку. – Вы ее ищите?
- Не знал, что у нее есть отец, - еще более недоверчивым тоном ответил мужчина.
- А я не знаю, что меня удерживает от того, чтобы вызвать полицию и отдать вас им как подозреваемого в похищении моей дочери, - начиная закипать от подогревающего кровь гнева, заявил Грег. – Так вы ее ищите?
- Да, сэр, - ответил мальчик, воспользовавшись минутным замешательством отца.
- Это ты играл с ней в прятки? – слабо улыбнувшись ребенку, задал вопрос Хаус.
- Играл, сэр, - без запинки подтвердил Эндрю. - И она так ловко спряталась, что я не могу ее найти.
- Почему вы говорите, что Рейчел похитили? – вмешался в разговор отец мальчика. – Это совсем не так.
- А как? – полюбопытствовал Хаус.
- У моей жены, - принялся рассказывать молодой человек, - есть двоюродный брат Лукас, я давно его хорошо знаю. Около года назад он сказал мне, что влюбился, а позже уже и вовсе ни от кого не скрывал, что встречается с приглянувшейся женщиной. А у той есть маленькая дочка, вот эта малютка Рейчел с вашей фотографии. Прежде я не замечал в Лукасе особого расположения к детям. У меня самого трое и они ему не чужие, но он очень холоден с ними. Но любовь, несомненно, многое меняет, и в последние полгода мы с женой часто слышали от Лукаса, что он нянчится с дочерью своей женщины.
«Это моя женщина! – хотелось во весь голос крикнуть Хаусу. – И давай как-нибудь покороче о главном!». Но он лишь стиснул зубы и промолчал, не желая терять шанс выяснить обстоятельства похищения Рейчел. Чутье подсказывало ему, что он ступил на горящий след, и у него могут появиться доказательства вины Лукаса. И Грег, напустив на себя предельно спокойный, терпеливый и уважительный вид, превратился в самого внимательного слушателя своего собеседника. Тем более, если не считать именования Лизы женщиной Лукаса, человек не сказал ни слова вранья. Лиза действительно слепо доверяла дочку своему любовнику, и Лукас много времени провел в роли заботливой няньки.
- А сегодня утром, - продолжал рассказ родственник детектива Дагласа, вплотную приближаясь к сути всего разговора, - Лукас позвонил мне и попросил часа три-четыре посидеть с Рейчел. Сказал, что пообещал Лизе на весь день подменить няню, которая взяла выходной. Но только что ему позвонил очень богатый, капризный и важный клиент, для которого нужно срочно провернуть какое-то дело, и вскоре после обеда Лукасу будет сильно не до девочки. Лизу он не может подвести, но и отказать богатому клиенту, подпитывающему хлебом и маслом, ясное небо, тоже нельзя. Моя жена на днях уехала с нашими младшими детьми погостить к своей матери, и мы с Эндрю остались вдвоем. Я – учитель первоклашек этой школы, и хотя такому маленькому ребенку, как Рейчел, нечем заниматься даже в первом классе, я все же согласился взять ее к себе на несколько часов. Согласился с большим расчетом на Эндрю, - рассказчик с нежностью кивнул на сынишку, - он умеет занять чем-нибудь младших. А от Рейчел всего-то и нужно было, чтобы она более-менее спокойно посидела на двух уроках, а потом мы отправились бы домой, а еще позже, но не позднее восьми вечера, Лукас пообещал забрать ее у нас.
- И он просто привез ее вам? – задал наводящий вопрос Хаус. – И ничего необычного не было в его поведении?
- Примерно за час до этого он приехал один и попросил у меня мой театральный костюм короля-льва. У нас в школе есть театральный кружок, и я иногда играю роль этого мультяшного персонажа. Очень редко, на самом деле, потому что у нас много талантливых детей, и нужно развивать их дарования, а не взирать на их полное отсутствие у взрослого, - богатырь сокрушенно покачал головой при этих словах. – Но все же иногда я играю, если дети сообща говорят, что в очередном спектакле о львином семействе король-лев должен быть огромным и сильным. И вот Лукас приехал за этим костюмом, заявив, что хочет немного развлечь подопечную, тем более мультик про короля-льва у нее самый любимый. Он переоделся при мне в театральной гримерке, и, хотя мой костюм как минимум на два размера больше, чем нужно ему, он и вида не подал, что ему чем-нибудь неудобно. Час спустя, по прежнему в костюме, он вернулся с Рейчел, молча отдал ее мне и ушел в гримерку. У меня в это время начинался урок, и я поспешно удалился в свой класс вместе с девочкой. Один урок она отсидела совершенно спокойно, была всем довольна и что-то увлеченно рисовала в альбоме Эндрю. Потом была перемена, пожаловали журналисты. Рейчел и мой сын случайно попали в кадр, а уже через минуту малышка убежала прятаться, телевизионщики пошли снимать класс дошкольной подготовки, и вскоре начался весь этот кошмар. По школьному радио нам всем передали распоряжение очистить коридоры, разойтись по классам и тихо сидеть на своих местах. И я бы очень не хотел еще раз пережить эти часы, даже в относительной безопасности, рядом с сыном, в отдалении от эпицентра событий. Но как пережила эти часы Рейчел и где она, мне неизвестно. Мы с сыном не пойдем домой, пока не найдем ее и не отвезем ее матери. Лукас-то мне говорил, что заберет девочку на час раньше, чем ее мать вернется с работы, так что Лиза и знать не будет об ее небольшом приключении.
Последние слова он произнес с некоторым сомнением в голосе, позволяя хрупким и неуверенным модуляциям одержать верх над безмятежным родственным доверием.
- Конечно! – саркастически согласился Хаус, несколько раз перебросив рукоятку трости из одной руки в другую. – Лизе незачем знать о том, что Лукас позаимствовал в ее чулане давно забытый прабабушкин сундук! И, кстати, у чулана сегодня нет выходного!
- Он отобрал Рейчел у няни? – нахмурившись и сдвинув светлые брови вплотную возле переносицы, учитель перевел метафору Хауса на общедоступный английский. – Он потому и вырядился в костюм короля-льва, чтоб его нельзя было опознать?
- Вы способный ученик, быстро усваиваете материал, - похвалил Хаус.
- Но есть одна мелочь, которую вы не учитываете. Лукас не способен на такое. Если мы об одном и том же человеке говорим.
- Решаясь на крайние меры, человек порой становится неузнаваемым, - заметил Грег.
- Но что могло довести его до такого отчаянного, крайнего состояния? – не оставлял попыток оправдать Лукаса его родственник.
- Я не знаю наверняка, - признался Хаус. – Но, вероятнее всего, он слишком долго, изо дня в день очень остро чувствовал, что Лиза его не любит. И это его попытка отыграться, ударив ногой в кованом сапоге по самому тонкому и уязвимому в ней.
- Забыл сказать, - отдав около полминуты молчаливой задумчивости, сообщил учитель, - меня зовут Леонардо Берсенен. Вы можете рассчитывать на меня. Мы с Эндрю пока только автостоянку не осматривали.
- Мы никогда не прячемся на парковке, пап, - вмешался в разговор взрослых мальчик.
- Я не раз говорил тебе, Эндрю, - приятельским тоном, без малейшей примеси назидательности, напомнил отец сыну, - что умен не тот, кто повторяет за умным, а тот, у кого есть собственные умные мысли.
- К тому же, Рейчел едва ли знает, где в этом термитнике принято прятаться, - весело усмехнулся Хаус.
Еще через минуту Леонардо, Эндрю и Грег разошлись, обменявшись номерами телефонов. Отец с сыном собирались еще раз обойти все три этажа школы; Хаус направился к лифту, который отвез его на нулевой этаж – подземную автомобильную стоянку.
Не избалованная ярким освещением и не страдающая от излишков площади парковка была почти пустой в этот час. Все автовладельцы при первой же возможности похватали под уздцы своих металлических коней и покинули арену чрезвычайных событий на предельно допустимой скорости. Напольное покрытие, стилизованное под темно-серый мрамор и издающее под воздействием трости характерный каменный звук, еще хранило едва заметные отпечатки колес, но следы эти были остывшими.
Из нескольких оставшихся машин внимание Хауса сразу привлек небольшой бордовый микроавтобус с желто-зеленым логотипом Принстонского телевидения на боку и бампере. Дверь в салон автомобиля по чьей-то рассеянности осталась наполовину открытой и теперь словно приглашала каждого желающего взглянуть на повседневную походно-рабочую обстановку создателей оригинальных телесюжетов.
Забравшись в микроавтобус и окинув беглым взглядом преобладающий здесь творческий беспорядок, Хаус поначалу не обнаружил ничего интересного. Но, пройдя три шага вперед по салону, возле задних сидений, он увидел стоящую на полу большую плетеную корзину без ручки, на две трети выстланную сушеной травой. Этот неожиданный предмет меблировки, свитый из накрепко пригнанных друг к другу светлых ивовых прутьев, представлял собою нечто среднее между корзиной и колыбелью. От душистой смеси лаванды, пассифлоры, валерианы, а также мелких веточек и шишек можжевельника, веяло умиротворением и покоем, и поверх этой необычной постели распласталась Рейчел.
Она спала сладким и беззаботным младенческим сном, не нарушенным ни оглушительной стрельбой, ни громкими разговорами, ни визгом стартующих с места машин. И, глядя на свою спящую дочь, лишь примявшую бледно-розовое платье да ярко-синий свитер с огненно-рыжим котенком на нижнем кармашке и кошачьими следами на верхнем, Хаус просиял от широкой торжествующей улыбки. Ему стало легко и привольно, как было бы взрослому гордому беркуту, выпущенному из тесной клетки и получившему возможность взмыть в высокую синеву бесконечного неба.
Им были забыты все травмирующие потрясения и тревоги этого вечера на те недолгие минуты, что он смотрел на Рейчел, присев на одно из задних сидений микроавтобуса. Он с трудом осмеливался верить в такой удивительный конец и в то, что даже брызги дьявольского булькающего варева не попали на его девочку, не оставили на память о себе ни одного ядовито-красного ожога.
Нужно было разбудить ее и возвращаться к Лизе, но сменяли друг друга минуты, а Грег всё не мог себя заставить, продолжал любоваться безыскусною картиной спящего и ровно дышащего младенца, не ведающего о происходящем вокруг.
У этой сияющей новизной колыбели, столь крепко убаюкавшей Рейчел, уже была своя, с примесью некоторого обаяния история. Хаусу она станет известной неделею позже, а пока эта вещица в его сияющих глазах выглядела лишь занимательной деталью волшебного полотна художника-реалиста. И рождала в нем ассоциации с птичьим гнездом, которое мог построить тот самый легендарный аист, обожающий одаривать людей потомством.
На самом же деле в первой половине дня тележурналисты снимали сюжет о нескольких городских знахарях, для которых исцеление больных травами – не дремучий пережиток прошлых веков, а самодостаточная полнота обыденной, ежечасной жизни. И невозможно было отрицать сопутствующих этому традиционному лечению немалых, хотя и переменчивых успехов.
С одним из знахарей ведущая телепередачи поделилась личною заботой: ее годовалый сын последние два месяца очень плохо спал, часто просыпался по ночам и постоянно капризничал. Обошли всевозможных врачей, никаких отклонений в здоровье ребенка обнаружено не было. Но малыш как спал кратковременными урывками, так и продолжал соблюдать эту вредную привычку, закатывая с каждым днем все более продолжительные истерики. И знахарь посоветовал колыбель, наполненную сбором ароматных трав, обладающих сонным и успокоительным действием.
К настоящей минуте из всей съемочной группы живым и невредимым остался только оператор, и он сейчас сидел в коридоре одной из городских больниц, дожидаясь сведений о своей коллеге, хозяйке оригинальной колыбели. Из всех расстрелянных заложников только она избежала общего для остальных врачебного приговора «мертв», но и ей к утру следующего дня довелось расстаться с жизнью, не приходя в сознание.
О ней и ее осиротевших муже и сыне неделю спустя выйдет в эфир местного телевидения трагическая зарисовка с включением в сюжетный видеоряд колыбели из ивовых прутьев. Хаус наткнется на этот знакомый предмет, переключая телевизионные каналы. И вскоре беспокойный малыш станет ценным приобретением в его коллекции благополучно решенных загадок и устраненных аномалий человеческого организма.
Но всё это произойдет позже, а пока Рейчел вдруг проснулась, потерла кулачками заспанные глаза и посмотрела на Хауса любопытным и в то же время настороженным взглядом. А как только Грег наклонился над колыбелью, намереваясь взять дочку на руки, любопытство из ее серо-зеленого взора мгновенно исчезло, а настороженный взгляд сменился испуганным. Рейчел села на травяной подстилке, резво попятилась назад и уже через секунду уперлась спиной в узкий овальный обруч колыбели.
Хаус тотчас же убрал руки, встал возле своеобразной постели на колени и, не сводя с девочки внимательного взгляда, взволнованно сказал:
- Я твой папа, птенчик, - он на мгновение поднял глаза вверх и глубоко вздохнул. - Но ты, должно быть, еще даже не знаешь, что это такое. Так вот, папа – это тот, кто всегда рядом с мамой. Но это опять не обо мне. И мне невероятно повезло, что ты еще очень мала и не можешь задать неудобных вопросов, где я болтался целый год и три месяца и как же я допустил, чтобы чужой дядя спал с твоей мамой. И все же именно я твой папа и уже никогда и никому я не отдам тебя и твою маму.
Грег не ждал, что Рейчел что-нибудь поймет из его немного сумбурной и несколько торопливой речи. Он говорил спокойным и ровным тоном, старательно придерживаясь ласковых, бархатных интонаций, которые единственные были способны передать его искренние чувства и добрые намерения по отношению к ней. И тогда, даже не понимая слов, она сможет довериться ему. И Рейчел, едва он замолчал, пленительно улыбнулась, протягивая к нему руки.
- Папа, - четко и уверенно сказала она чистым и напевным голоском, словно бы только и ждала подходящего мгновения, чтобы выдать свое самое первое слово.
- Ух ты, - изумился Хаус, поднимая ее на руки и сразу же усаживая на левую руку, свободную от трости. Он вынул из ее волос ломкий стебелек лаванды и легонько отбросил его обратно в корзинку. – Потомственная скрытница. Но нет, твоим сообщником в хранении этой тайны я не стану, - он улыбнулся обаятельной хитрой улыбкой заслуженного заговорщика. – Я завтра же обо всем скажу твоей маме. А пока можешь побыть еще немножко ее немым зайчишкой.
Рейчел, не переставая улыбаться и пристально разглядывать Грега, крепко обняла его обеими руками за шею. Хаус, испытывая странные, незнакомые и не вполне сформировавшиеся нежные чувства, легко преодолел две ступеньки на выходе из микроавтобуса. Больная нога ничем о себе не напоминала, настолько всеобъемлющим было осознание себя победителем, проезжающим по улицам покоренного города в золотой, парадно украшенной колеснице[14-5].
*****
Из Портленда Лукас вернулся предыдущим вечером и прямо из аэропорта, не заезжая домой переодеться и побриться, помчался в ПП, рассчитывая увидеться с Кадди. В семидневной разлуке он сильно соскучился по ней, и каждая минута, отдаляющая встречу, казалась ему многокилометровой цепью тысячелетий. Накануне он принял важное решение, и впервые чувствовал себя по-настоящему достойным свершения задуманного им.
Операция в Портленде, тщательно спланированная и блестяще завершенная им одним раньше намеченного срока, открывала для него новые перспективы и заметно расширяла издавна застывшие в неподвижности горизонты. Лукасу удалось выследить и передать полиции очень опытного, наглого и неуловимого афериста, облапошившего не один десяток крупных финансовых воротил. Несколькими неделями ранее поимка этого преступника была признана задачей первостепенной важности и вопросом государственной безопасности.
Аферист затаился, мягко уткнулся в песчаное дно неведомой уютной бухты и еще долго не выплывал бы на поверхность, не придумай детектив Даглас способа перехитрить его. При этом Лукаса манила не столько четверть миллионная награда, сколько возможность приобрести широкую известность, заставить громкую славу бежать впереди себя. И теперь, в ее слепящем ореоле, он полагал себя самой выгодной и выигрышной партией для Кадди.
Упиваясь небывалой уверенностью в собственном магнетизме, Лукас купил золотое обручальное кольцо с миниатюрным сердечком из бриллиантов в одном из лучших ювелирных магазинов Портленда. С мечтательною улыбкой он обдумывал фразу, которую скажет Лизе: «разводись с Хаусом и выходи за меня». И вся эта трехмерная головоломка их изнурительных отношений, еще позавчера не имевшая решения, мгновенно распадется, как только Кадди скажет «да».
Лукас подъехал к ПП в тот момент, когда Кадди поспешно выезжала с парковки, подгоняемая слишком быстро остывающим гневом на Хауса. Черный Форд Фокус, за рулем которого сидел Лукас, остался ею незамеченным, и детектив решил проследить за ней, следуя на максимально возможном уважительном расстоянии. В те минуты он еще не строил дурных предположений и подумал, что Кадди едет домой. И его появление возле ее дома почти одновременно с нею будет для нее волнующим сюрпризом.
Но уже минут через десять прожигания бензина на довольно высокой скорости Лукас понял, что Кадди направляется вовсе не домой и нужно будет отблагодарить свое везение, если в том же районе, что и Хаус, живет какая-нибудь давняя приятельница Лизы. Сердце сжигало ему кровь злыми и ревнивыми предчувствиями, правая рука сама собою тянулась к карману куртки, где лежало кольцо, достойное только того, чтобы украсить им сточную канаву. И лишь рассудочные соображения, требующие неопровержимых доказательств измены, сумели ненадолго обуздать его яростно-порывистые чувства. Ведь, всем простонародным насмешкам наперекор, никто не может увидеть в зеркало свои ветвистые рога.
Нашкодничав двумя неделями ранее в квартире Хауса и Уилсона, Лукас не только подселил к ним опоссума и совершил диверсию в отношении системы пожаротушения, но и, самое главное, разместил во всех комнатах нескольких жучков. Он называл этот простейший разведывательный механизм «быть в курсе» и рассчитывал время от времени узнавать ближние и дальние планы своих недругов. И сейчас, чтобы начать прослушивание интересующего разговора, ему достаточно было открыть ежедневник, лежащий на почетном месте в бардачке машины.
И не прошло и получаса, как бесцветная, непроглядная пелена заволокла ему глаза, а глубоко внутри он ощутил себя раздавленным и уничтоженным, втоптанным в тот самый асфальт, с которым Хаус в шутку сравнивал постель Уилсона. Одновременно с этим он разлетался по ветру невесомым зернистым пеплом, прогорая дотла в пожаре чужой любви.
Ему хотелось захлопнуть ежедневник, отключив, таким образом, прослушку; либо зажать уши и ничего не слышать, либо выскочить с проворством ошпаренного кота из своей же машины. Но он оцепенел и, воле своей вопреки, продолжал неподвижно сидеть и слушать прерывистое дыхание своей любимой, звучащее в унисон с каждым вдохом и выдохом его ненавистного и непобедимого соперника. Их любовный шепот, соединенный с неровным дыханием в неразрывное гармоничное единство, заполнял его слух и в буквальном смысле сводил с ума. В том шепоте преобладали возбуждающие непристойности, но были и признания в любви – нежные и страстные, жаркие и жизнеутверждающие.
Лиза, ни разу, даже в самые интимные минуты, не сказавшая Лукасу «люблю», говорила это слово Грегу так запросто и естественно, словно без этого ее признания он не сможет дышать. На глаза детектива, растворив все преграды самообладания, навернулись слезы, и еще долго он мог созерцать лишь размытые очертания предметов и не находил в себе сил сосредоточиться на какой-нибудь воодушевляющей мысли. Вдобавок к этому, он не понимал, отчего так темно перед глазами – от быстро темнеющих сумерек или от затмения разума и чувств.
И когда Хаус и Кадди вышли из подъезда и долго не могли оторваться друг от друга возле Ленд Ровера, Лукас все еще видел нечетко и затемненно, что не помешало ему обнаружить в неоспоримой ясности, что для этих двоих, когда они вместе, окружающего мира не существует. А уж такая пылинка, как он и вовсе оказывается настолько незначительной величиной, что ею можно без последствий пренебречь.
Но если бы ему удалось дорасти хотя бы до размеров мелкого камушка, ждущего своего звездного часа на одном из городских тротуаров, он смог бы устроить так, чтобы Хаус очень серьезно споткнулся и больше не выглядел бы небожителем в глазах Кадди.
Идея окончательно оформилась только утром, после того, как Лукас беспробудно проспал часов двенадцать кряду. Похищение Рейчел он полагал простейшим способом выявить, кто из них, он или Хаус, самый лучший частный детектив. Ведь тот, кто раньше найдет Рейчел, тот и будет возведен Лизой в ранг героя, и, если все пойдет по плану, Лукас сможет навсегда покорить ее.
План был прост: ближе к восьми вечера, когда Кадди приходит с работы домой, Лукас собирался позвонить ей, сообщить о своем будто бы недавнем возвращении из Портленда и спросить, как ее дела. Так он официально узнал бы о похищении Рейчел, тогда и началось бы состязание между ним и Хаусом. И, пока Хаус моделировал бы бесконечное множество версий о местонахождении Рейчел, Лукас вернул бы девочку Лизе менее чем через час после своего телефонного звонка. Вся ее радость и признательность достались бы в этом случае ему. Бесспорно, Хаус оказался бы в неравном и невыигрышном положении, но таковы реалии любого спорта: побеждает не только сильнейший, но и хитрейший.
Но слишком много посторонних случайностей вторглось на турнирное ристалище, абонированное Лукасом исключительно для себя и Хауса, и всё перемешалось в сумасбродный и бесконтрольный балаган.
Сидя в машине в нескольких сотнях метров от военного оцепления, Лукас скрежетал зубами, рискуя стереть их до самых корней. Стрельба из автомата отсюда была едва слышной, но у детектива болезненно и тревожно сжалось сердце от страха за Рейчел. Погубить ее, сделать легкой мишенью для озверевших преступников, в его планы ни в коем случае не входило. Передавая ее Леонардо, он полагал, что прячет редчайшее сокровище в надежный банковский сейф. Но все обернулось иначе.
Немного позже, когда военные начали снимать оцепление, Лукас на самой медленной скорости Форда подполз поближе к зданию школы. Он передвигался по Речной улице со стороны, противоположной той, где Хаус оставил свой Ниссан. И, не имея возможности увидеть ни самого противника, ни его машины, он не мог быть уверенным, что Хаус в эту минуту значительно ближе к Рейчел, нежели он. В то же время он мог довольно отчетливо видеть всех, кого военные выводили из школы. Среди них не было ни Рейчел, ни Леонардо, ни Эндрю, и это растравляло в нем тягостное беспокойство.
А потом, когда разъехались и врачи, и военные, и даже случайные любопытствующие, на школьном крыльце показался Хаус с Рейчел на руках. Он сильно прихрамывал, но и хромота эта выглядела в глазах Лукаса поступью властелина Вселенной. Грег и Рейчел улыбались друг другу сияющими ласковыми улыбками, и Лукаса целиком затянула вертящаяся гигантская воронка безумной ревности. Эта неблагодарная девчонка, в ярости подумал он, хотя бы раз улыбнулась бы ему вот так лучисто, в награду за его повседневную возню с ней. И что же, черт возьми, такого особенного в этом безобразном калеке, что и женщины, и дети млеют от восторга, едва увидев его небритую физиономию?
Детектив Даглас резко развернулся и, переводя скорость Форда на максимально возможную, быстро уехал с места событий, на весь этот вечер превратившегося в горячую точку Принстона. Он торопился, словно важнейший в его жизни самолет вот-вот улетит без него, а четкие, будто бы загодя обдуманные мысли, столь же стремительно перетряхивали вверх дном весь его разум.
«Ты считаешь сейчас, что ты победил, - задыхаясь от злости и ненависти, размышлял Лукас о Хаусе, - и уже рисуешь в своем воображении необыкновенную улыбку Лизы, которою она встретит тебя. Ты чувствуешь себя героем и собираешься навек прибрать к рукам тот исключительный приз, что в уме твоем с рождения принадлежит тебе по праву. Но этого никогда уже не случится. Никому из нас не достанется она. Венец и пурпур триумвира тебе заменит ее бездыханное тело! А взамен многократного чествования и праздничного обладания ею тебе достанется следование во главе длинной похоронной процессии. И я наконец-то смогу тебя увидеть униженным и раздавленным, отравленным горечью поражения. Таким, каков сейчас я. Согласись, Хаус, мы оба любим ее одинаково, и мы должны оказаться в абсолютно равном положении».
Подъехав к дому Лизы и ни на миг не пренебрегая спешкой, Лукас подбежал к входной двери и нетерпеливо позвонил. Каждая лишняя секунда ожидания способна была стереть его замысел в порошок, и оттого он глубоко внутри бесился, выпуская наружу лишь скорбный и потерянный вид.
Дверь ему открыл Уилсон и, с подозрением поглядев на отливающий мутной желтизной «фонарь» под правым глазом Лукаса, неохотно пропустил его в прихожую. Кадди, словно приросшая к дивану, взглянула на него с нескрываемым разочарованием, поскольку не его она желала увидеть, да и момент для выяснения отношений с отставным любовником был редкостно неподходящим.
- Лиза, я только что узнал, - с филигранно подделанным сочувствием и невольным искренним волнением, сказал Лукас, проходя половину гостиной и останавливаясь в двух шагах от хозяйки дома. – И я подумал, что будет лучше, если я сам тебе сообщу, потому что я всегда понимал, сколько он для тебя значил.
- Избавь меня от предисловий, - потребовала Кадди.
- Хаус погиб, Лиза.
И теперь, сказав эти убийственные слова, Лукас приобрел знание того, как агонизирует и умирает последняя и единственная надежда. Кадди вздрогнула сначала, словно от сбивающего с ног удара, потом замерла в каменной неподвижности, а еще через мгновение потускнели до полного безразличия серые глаза, будто бы ветер задул все свечи разом в огромном кафедральном соборе.
- Где и как это произошло? – спросил Уилсон, на которого эта новость также произвела ошеломляющее и губительное воздействие. Он с искренним состраданием посмотрел на Кадди и, не выдержав и нескольких секунд наблюдения этого безысходного горя, перевел растерянный взгляд на Лукаса.
- Школу, где находилась Рейчел, захватили террористы, - объяснил детектив. – И, ты же знаешь, Лиза, какой он бесстрашный, удалой, беспечный и неугомонный! Какая у него шальная и буйная голова! Он всегда лезет туда, где самое пекло! А один из психов открыл беспорядочный огонь и Хаус не мучился даже. Как и Рейчел.
- Оба, - еле слышно выговорила Кадди, почти физически ощущая на плечах непомерную тяжесть такого простого короткого слова.
Она встала с дивана и собиралась пройти мимо Лукаса и Уилсона к лестнице, но Лукас схватил ее за руку и с горячей настойчивостью сказал:
- Я знаю, что тебе тяжело, но это же еще не конец всему, Лиза. Я очень тебя люблю и могу жениться на тебе, жить с тобой, у нас могут быть дети и всё, чего ты только пожелаешь!
Кадди истерически рассмеялась.
- Дети? У нас? С тобой??? Их нет, Лу! Грега и Рейчел нет! А раз они мертвы, как ты смеешь предлагать мне эту жалкую имитацию жизни!
Она взбешенно выдернула ладонь из его крепкой хватки и продолжила путь к лестнице, но Уилсон остановил ее, мягко взяв за запястье.
- Лиза, Хаус просил меня не оставлять тебя одну.
- Я уже одна, Уилсон! И чем раньше вы с Лу это поймете, тем легче будет для всех! Ни один из вас не заменит мне Грега, даже если сумеет полностью скопировать его манеру говорить, думать и действовать! И мне не нужны дети после Рейчел, потому что запасного сердца у меня нет!
Свирепая молния, сверкнувшая в ее взгляде как сопровождение последних слов, вынудила потрясенного Уилсона выпустить ее запястье. Ни одной женщины не приходилось ему видеть в подобном взвинченном и разъяренном состоянии, и в эту минуту он не испытывал ни малейшего сожаления о недостаточной полноте своего опыта. Кадди отвернулась от него, быстро взбежала по лестнице вверх, прошла в спальню и резко захлопнула за собою дверь.
Лукас, талантливо удерживая на лице серьезное трагическое выражение, скрылся на кухне и минуты через полторы вышел оттуда с целой, еще не отведанной, бутылкой бурбона и двумя стаканами. Это была алкогольная заначка Хауса, сделанная на случай, если возникнет нестерпимое желание напиться. И бутылка, спрятанная в подарочной коробке от хрустальной вазы и отодвинутая в самый дальний угол темного пространства под раковиной, до самого его расставания с Кадди так и оставалась невостребованной.
Лукас нашел ее в ходе ревизии, проведенной на кухне в те дни, когда он объявил Лизе об освобождении от обязанностей кухарки. И теперь, наливая темно-янтарную жидкость себе и Уилсону, Лукас совершенно по-детски радовался внутри себя предусмотрительности Хауса, позволившей ему в наилучшие времена запастись любимым напитком для поминовения своей любимой женщины.
- Да будет земля ему пухом, - поднимая стакан, наполненный бурбоном наполовину, сказал Лукас Уилсону. – У него было неповторимо храброе сердце.
Джеймс тоже поднял свой стакан, и мужчины одновременно залпом выпили свои порции, испытав жгучее наслаждение насыщенным сладковатым вкусом благородного напитка, оставляющего устойчивое терпкое послевкусие.
- Я не могу поверить в то, что его нет, - признался Уилсон, присматриваясь к резким движениям правой руки Лукаса, которой стало передаваться чрезмерное напряжение нервной системы. – И если бы мы сейчас пили за очередную годовщину без него, я, наверное, не верил бы и тогда.
- Он был яркою кометой для всех, кто его знал, - задумчиво проговорил Лукас, несколькими глотками расправляясь со второй порцией бурбона. – Никто из тех, чью судьбу он преобразил своим опасным и в то же время завораживающим мерцающим сиянием, уже не будет прежним. Говорят, что в незапамятные столетия неизвестная комета врезалась в Землю, распространила какие-то простейшие бактерии и поселила на нашей планете жизнь. Так и Хаус оказывал влияние на всех, с кем сталкивался. Он приводил в движение неведомые обыкновенным смертным жизнеутверждающие элементы, был созидателем и разрушителем, но ничего не оставлял неизменным. И сегодня, когда его уже нет, мне вся планета кажется осиротевшей.
- Ты прав в одном – вместе с ним ушло слишком многое, - согласился Уилсон, поднося к губам третью порцию бурбона, только что обеспеченную Лукасом. - И эта утрата невосполнима[14-6].
Предыдущая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8156
Следующая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8158
