 Фанфик «Бабочка из парафина | Глава 3»
Шапка фанфика:
Название: Бабочка из парафина
Автор: TwoBee
Фандом: Ориджинал
Гамма: Ричард
Пейринг: Костя/Женя
Жанр: Юмор, романтика
Предупреждение: Мат
Тип: слэш
Рейтинг: R
Размер: миди
Содержание: Почти реальная история о двух парнях, лучших друзьях из Новосибирска, которых разделило поступление одного из них в технический ВУЗ в Питере
Статус: Закончен
Дисклеймеры:
Размещение: Только с разрешения автора
Текст фанфика:
Последние три дня перед отъездом должны были быть спокойными - я сдал все зачеты, и хотел не торопясь собрать вещи, поздравить всех своих друзей, которые оставались в Питере, с Новым годом, закончить свои дела и поваляться на кровати с ноутбуком или планшетом, вознаградив себя парой дней безделья. Вместо этого оказалось, что половина запланированных подарков не готова, и я носился по всему Питеру, пытаясь угадать, что именно порадует моих дражайших новосибирских друзей.
А за день до вылета...
- Конечно, я бы хотел тебя встретить. - Женя улыбнулся, не глядя в веб-камеру - он опять что-то увлеченно чиркал на планшете. - Только вот ты же прилетаешь в пять утра, еще транспорт не ходит. Ну, мы же все равно будет отмечать Новый год вместе, не парься.
- Ну... Ты бы мог переночевать у меня, а утром поедешь с моими родителями.
Женька издал весьма странный звук.
- Знаешь ли, нам уже слегка не по шесть лет. Это выглядит либо слишком по-детски, либо слишком...
- Ну?
- ... слишком пидорски. - закончил он спокойно и поднял взгляд на меня. Я прикусил губу, сжимая в руках кружку с чаем, и старательно улыбнулся.
- Окей. Так мы будем с Ваней праздновать, у вас? Кто там еще будет?
- Да вроде как его друзья и их самочки.
- Все ясно.
- Скоро вылетаешь?
- Завтра вечером. Черт, у меня тут... знаешь... Меня зовут. Пойду я, давай, увидимся. - И торопливо отключил Скайп, глубоко вздыхая.
Кажется, я упустил момент, когда вообще все, что я делаю, стало слишком уж пидорским. Даже Женька это заметил. Вот бы сказать ему прямо, кто является причиной всех моих странностей, и посмотреть на его лицо - наверное, будет забавно.
***
В день вылета я в очередной раз убедился в своих весьма ограниченных умственных способностях. Это чуть не стоило мне заветного рейса в Новосибирск, и когда я уже сидел на своем месте в авиалайнере, я размышлял, как же так вышло, что у умных родителей родился настолько бестолковый сын.
Вещи были собраны уже часам к шести вечера, я рассчитал, что в аэропорту мне следует быть к десяти. По дороге в Пулково вечно образовывались ужасные пробки, и я решил, что оптимально будет выехать в восемь - ка раз потрачу два часа на дорогу. Потом - регистрация и минут тридцать ожидания.
Мои рассчеты оказались неверными, и в аэропорту я стоял ровно в девять часов вечера, в недоумении взирая на табло, на которым сообщалось, что регистрация на рейс 4532, Пулково-Толмачево, уже открыта.
"Получается, что вылет в десять??"
Распечатка электронного билета, поспешно вытащенная из кармана, подтверждала это со стопроцентной точностью. И я понял, что, приехав в Пулково к десяти, я бы обязательно опоздал на регистрацию. Мрак.
Вокруг суетились люди, бежали куда-то с огромными чемоданами, завернутыми в пленку, болтали на разных языках разные люди, кругами носились дети, уставшие от ожидания рейса или переполненные волнением перед полетом. Я любил аэропорты за легкое ощущение сказочности, за то, что в залах ожидания собирались люди со всего света. А перед Новым годом здесь было вдвойне празднично и волшебно, и можете называть меня идиотом и романтиком.
Маленький "аэробус" изнутри был совсем крошечным - подходящий самолет для рейсов, которые выполняются практически ежедневно. Я представил себе людей, которые каждую неделю летают из Питера в Новосибирск, и передернулся - нет, все-таки небо не для меня. Я с большим довольствием ездил на поездах или на машинах, но четыре часа в самолете всегда выматывали до невозможности. Единственным возможным развлечением было разглядывание земли в иллюминатор, но в двенадцать часов ночи это, увы, неактуально. Так что я вытащил блокнот и гелевую ручку и попытался составить план на каникулы, чтобы драгоценные семь дней не прошли впустую. Увы, после строчки "встретить Новый год с Женей" я уже ни о чем не мог думать.
Самолет, подрагивая, набирал высоту, а я отложил ручку и стал размышлять о том, что я успел и смог за четыре месяца в Питере.
Во-первых, конечно, знакомства - самая важная часть моей новой жизни. Кажется, никогда еще я не знакомился и не общался с людьми с такой легкостью. Те, с кем я встретился в Питере - Шикарный Вова, Игорь, весь состав нашей арт-студии, мои соседи (да-да, под конец года мы с ними окончательно нашли общий язык и жили в согласии, не мешая друг другу). Как бы я со своей болтливостью жил без знакомств и постоянных встреч? Понятия не имею.
Во-вторых, искусство. Конечно, девушки, нарисованные мной, по-прежнему не дотягивали до рисунков Жени, но грудь у них теперь была на месте, и ноги, кажется, перестали быть палками. Ну, мне так казалось. В любом случае, я стал получать от рисования гораздо больше удовольствия, чем в началье года, и несравненно больше удовольствия, чем во время обучения в художке. Я молодец.
В-третьих, личная жизнь.
Тут я тяжело вздохнул, сунул тетрадку в карман переднего сидения, где находилась инструкция по безопасности, закрыл глаза и попытался заснуть.
Потому что как бы я ни старался отвлечь свое внимание на милых и красивых девочек, как я ни любил женскую грудь и стройные ножки на каблуках... Когда я закрывал глаза, я вновь видел перед собой ярко-рыжие волосы, голубые глаза, ехидную улыбку, изящные пальцы. Человека, который был мне чуть больше, чем родственником, намного больше, чем просто другом, который уже давно стал счастью меня. Мы вместе были двумя половинами одного дебильного целого.
Женя любил какую-то девушку, о которой я и понятия не имел. А я любил Женю, не имея никакой возможности ему в этом признаться, потому что потерять его было для меня хуже, чем... Хуже всего.
Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно, честное слово.
***
За стеклом иллюминатора бесилась метель, крылья лайнера подрагивали, пассажиры обеспокоенно поглядывали на приближающиеся огоньки Новосибирска. В кабине не горел свет, и лица, подсвеченные мониторами ноутбуков и слабыми личными лампочками, выглядели весьма зловеще.
А я равнодушно смотрел в окно, устав от этой бесконечной ночи и мечтая увидеть, наконец, родителей, приехать домой, запереться в своей комнате и уснуть. черт, своя личная комната! Где никто не толчется целыми днями, не готовит еду в три часа ночи и не слушает блэк металл на полную громкость. Я никогда не был социофобом, но общага порой по-настоящему напрягает.
Шасси мягко коснулось взлетно-посадочной полосы, люди вокруг облегченно заапплодировали пилоту, раздалось дежурное : "Дамы и господа, мы прибыли в аэропорт Толмачево, температура за бортом...", и я почувствовал одновременно радость и нечеловеческую усталость. Исчезло в один момент постоянное внутреннее напряжение, не отпускавшее меня с момента отъезда в Питер, и очень сильно захотелось спать, глаза сами начали закрываться.
Родители весьма ожидаемо опоздали, потом долго стояли в аэропорту и обсуждали, как я похудел и какой я уставший. Хорошо хоть братья остались дома, а то к радостному семейному безумия добавились бы два орущих, бегающих и дерущихся компонента. Наконец, папа сообразил, что счет за парковку увеличивается в арифметической прогрессии, и мы вышли из здания Толмачево и сели в машину. Джип приятно урчал, папа с мамой за окнами мелькали очень оранжевые фонари, сугробы, деревья, огоньки машин, вывески и дорожные знаки. В голове было две мысли : "Я наконец-то дома" и "Он все-такие не приехал".
На следующий день я, с огромным удовольствием проснувшись в два часа дня, торопливо раздал родственникам подарки, оделся потеплее, и, не слушая укоризненных замечаний о том, что не видел семью полгода, поехал по направлению к самому большому и самому рыжему несчастью в моей жизни. Кажется, эта унылая дорога по самым некрасивым районам города еще никогда не была настолько долгой и безнадежной. Я старался уберечь сверток с подарком от объемных женщин с сумками, которые явно нацелились на его уничтожение, в глазах у меня было, вероятно, много-много пустоты, а в готове вертелась какая-то песенка, не слишком депрессивная и в меру бессмысленная.
Пронзительный звонок за дверью, лай собаки, веселый шум, голос тети Лены: "Кто-нибудь откроет, наконец, или нет?". Я улыбался, чувствуя себя умалишенным, вслушиваясь в эту какофонию звуков. Как будто никуда и не уезжал - просто очередная зима, и я как всегда стою у двери Женьки, переступая замерзшими ногами и ожидая, пока мне откроют эту чертову дверь.
А он совсем не изменился. Кажется, еще больше похудел, отросшие волосы у корней были слегка светлее, глаза стали голубее, взгляд... Взгляд остался прежним. И пахло от него точно так же.
- Ууууу.... Броооо. - мы стояли и обнимались в прихожей, и я чувствовал, что продолжительность объятий перевалила за "Чувак-Я-Не-Видел-Тебя-Сто-Лет", и пора было отпустить Женьку и спросить что-то дежурное - "Ну, как оно? Не скучали без меня?". Но я не мог этого сделать - может, у меня руки отнялись, или что-то вроде того? Да, ощущения были именно такими.
- Оо, Костя приехал, прячьте еду! - тета Лена с прямо-таки дьявольской элегантностью разрядила обстановку. - Проходи, чего в прихожей стоишь?
- С наступающим вас всех. - я сунул куртку в шкаф и бочком протиснулся за Женей в его комнату.
Здесь тоже ничего не изменилось - чистота, аккуратность, его шикарные рисунки над столом, дверь на светлый балкон, который как раз заливало оранжевым светом садящееся солнце. Я залез с ногами на диван, Женька сел рядом, и воцарилось молчание.
Только не подумайте, что оно было тяжелым и давящим, и мы пытались придумать, что сказать. Ничего и не нужно было говорить - по крайней мере, не сейчас. Мы снова были вместе, и между нами было не три тысячи километров, а полметра, и я смотрел, как солнце золотит легкие волосы, а он улыбался - задумчиво и мягко. И я понял, что если не скажу сейчас все, что мне не давало жить спокойно, то никогда уже этого не скажу.
- Ну так вот, Евгений.
- Да-да?
- Мне нужно вам сказать нечто важное.
- Ну-ну?
- Евгений, я люблю вас.
- Я тебя тоже, бро. Блин, как же я скучал...
- Евгений, я предельно серьезен.
Он взглянул на меня пристально и чуть-чуть насмешливо, в прозрачных глазах пряталось сильное недоверие и готовность в любой момент выдать циничное замечание. И я это прекрасно видел.
- Что же привело вас к такому выводу, Константин?
- Я не знаю. - Я помолчал минуту, обдымывая ответ. - Просто вот так вот получается. Я скучаю по тебе. Мне плохо без тебя. Я еще до отлета.. Хм... Знаешь, накануне, когда ты спал...
- Я не спал.
- Ну так вот. Знаешь, все вместе - фильмы, рисунки, лето вместе с тобой, наши мечты. - Я еще немного помолчал. - Твои волосы, и пальцы, и то, как ты улыбаешься, а еще - Рождество и твоя собака. Все это навело меня на такую мысль.
На этот раз тишина была долгой, но даже она не тяготила, хотя у меня в животе было холодно и бегали туда-сюда мурашки. Это все бессонные ночи и ужасно голубые глаза, которые сейчас смотрели так растерянно. Это все они, да.
- И что я должен на это сказать?
- Скажи хоть что-нибудь.
- Хоть что-нибудь. Да, знаю, не смешно. Ладно, черт... Знаешь, я никогда не думал о тебе с этой точки зрения.
- Никогда-никогда? - уточнил я, в очередной раз ощущая свою окончательную испорченность.
- Вроде того. Почти никогда-никогда. Восемьдесят процентов. - Ответил Женя, и я немного приободрился. - А что, ты то есть... Ну, лучшего друга ты во мне больше не видишь?
- Ты что, с дуба рухнул???
- Ну, в таком случае... - Он отчаянно тряхнул волосами. Как будто пламя взметнулось и расстаяло в воздухе - А как я должен был догадаться? Никогда не понимал, что творится в твоей дурной голове, честное слово. Откуда мне знать?
- Ты можешь задавать вопросы. - Я чувствовал, как медленно проваливаюсь в очень глубокую пропасть. Наверное, буду проваливаться в нее бесконечно, пока что-то в окружающем мире не изменится. Слез с дивана на ковер и кивнул Женьке, чтобы он тоже слезал - на полу удобнее сидеть и обсуждать важные вопросы.
- Прямо сейчас?
- Конечно.
- Хорошо. - Он сосредоточенно кивнул. - Тогда, можно я тебя поцелую?
- Эээ. Определенно. Да. Разумеется. Если только любимая тобой девушка не против.
Он беспечно махнул рукой, придвигаясь ближе.
- Да я вовсе и не любил ее. Так, показалось. - Если бы объявили конкурс на лучший сценарий фильма в жанре "сюрреализм", мы с Женькой бы победили, даже без особого труда.
Его губы были холодными - я не сомневался в этом ни на секунду. Холодными и осторожными, а сам он - напряженным, как стрела. Кончики рыжих волосы щекотали мое лицо, по позвоночнику будто пустили ток, и мне стало тяжело двигаться. Я смог лишь подтянуть его поближе к себе и провести по щеке тыльной стороной ладони, глядя, прищурившись, на плотно закрытые веки.
- Ты не умеешь целоваться.
- Круто, мужик, ты победил. У меня тяжело с практикой. - Он чуть покраснел, что было удивительным делом, и нервно облизывал губы. - А дверь-то открыта, между прочим.
- Ндааа. Жаль, Ваня не зашел, или твоя мама - было бы весело. - В голове мельтешило такое количество мыслей, что я не успевал от них отбиваться и уворачиваться, а Женя был слишком близко.
- У меня такое чувство, будто мы сделали нечто ужасное, посде чего не сможем быть друзьями. - Сказал он, нервно усмехнувшись.
- Значит, тебе понравилось. - Я не спрашивал, а констатировал факт.
- Пожалуй.
- Значит, пошли чай пить?
Он легко подскочил с ковра и улыбнулся, и в голубых глазах я увидел отражения миллионов секунд без него, которые порой делали мои дни невыносимыми. Сейчас они исчезали, становясь страшной сказкой на ночь. А за моей спиной догорал типичный такой сибирский закат.
- Пошли. Мне столько нужно тебе рассказать!
Наверное, ради приличия и уважения к законам жанра следует сказать, что наши отношения непоправимо изменились, что теперь мы уже не могли общаться так свободно, как раньше, что между нами пролегла непреодолимая пропасть, бла-бла-бла. Но ничего этого не произошло. Только воздух между нами наполняла общая тайна, мы перемигивались, хмыкали невпопад, смотрели друг на друга, а потом неожиданно для окружающих начинали смеяться. Но это было обычным делом - с тех пор, как нам было по десять лет, и на отдыхе в сосновом бору мы втайне от взрослых пытались вырастить плантацию мха.
Было так странно быть на расстоянии вытянутой руки от Женьки, смотреть ему в глаза, смеяться над его очаровательными нелепостями, восхищаться его рисунками. Новогодняя ночь обещала быть крайне запоминающейся, но сначала мы поехали ко мне - родители настаивали на моем присутствии дома именно в эту ночь. С тридцатого на тридцать первое декабря - мы традиционно дарили подарки, а младшие братья свято верили, что к нам Дед Мороз приходит на день раньше, как к заядлым путешественникам, никогда не отмечавшим Новый год дома.
В моей комнате мы сидели в блаженной тишине, заперев дверь, и смотрели "Скотт Пилигрим против всех". Этот восхитительно нелогичный и экспрессивный фильм радовал нас буквально всем, особенно - отсутствием адекватности и присутствием большого количества комиксоподобных эффектов. А, меня еще радовал тот факт, что в комнате было прохладно из-за незаклеенных окон, и я практически ненавязчиво обнимал Женю за плечи. Гораздо эффективней было бы просто одолжить ему свитер или укутать одеялом, но... Короче, тут все понятно
- Уоллес шикарен.
- Угу, и сестра Скотта тоже.
- Это точно. У тебя руки холодные, хватит меня лапать за поясницу. Бррр.
- Ну так согрей меня.
Женя повернулся ко мне с нечитаемым выражением лица, ухмыльнулся, глядя так цинично, иронично и знакомо, что на меня нахлынула новая волна неконтролируемой нежности.
- Ты можешь озвучивать что-нибудь, кроме ужасных киношных штампов соблазнения? О боже, Кость, девушки и правда на это покупаются? Ты что, выбираешь только полных идиоток??
- Ну, я могу быть оригинальным. Как тебе сценарий "Один мальчик спит, второй мальчик - извращенец"?
- Я не настолько крепко сплю.
- Тебе прямо не угодить.
А чуть позже, в темноте, под одним одеялом было куда проще - ловить его за руки, прижимать к кровати, заставлять быть потише. Гладить выступающие ребра, слыша его сдавленный смех, вести пальцами по плоскому животу, касаться губами острого подбородка и скул и целовать, пока хватит дыхания. Я не видел его лица и глаз, все было спонтанно и наощупь, а кожа Женьки, кажется, слегка светилась в темноте.
- Ты что, серьезно все это??
- А ты только понял, да?
- Я не о том.
- И я.
- О чем мы вообще?
- Иди к черту. Заткнись. Заткнись совсем.
Он вдруг стал таким горячим, что я испугался, а в следующее мгновение он молча попытался вырваться, но я был сильнее. Наверное, я чувствовал своб правоту, потому что Женя не произнес ни слова. И он замер, ощутимо напрягаясь в моих руках, как струна, и я целовал его в приоткрытые тонкие губы, зная, что я, скорее всего - вобще первый, кто настолько приблизился к Жене. И это было ну просто чертовски здорово.
- Оххх, черт... Черт!
- Тихо, тихо... У меня где-то валялись тут влажные салфетки.
- Костя, блять... Ты не хочешь сказать ничего?
- Гм. Надеюсь, на простыне пятна будет не заметно.
- Ты дебил конченый. Иди сюда.
- Жень, ты не должен... Фак, у тебя руки холодные!
- А так?
- Ммм... Только... не прекращай, ладно? Будь другом.
Сдавленные смешки, потом - мои короткие вздохи. Он смотрел на меня совершенно несерьезно, чуть ли не усмехался, наблюдая из-под челки за реакцией. А у меня реакция была, да еще какая - на его холодные руки, бледные губы, насмешливые глаза, и на то, что он делал в этот самый момент. Мой лучший друг. Своими гребаными изящными пальцами, еще уверенно так, сука, будто всю жизнь только и занимался тем, что... оххх.
Молчание - так бывает, когда неделю дуют ветры, истерично срывая с деревьев жухлые обледенелые листья, и напряжение в воздухе, а потом раз - и снег. И тишина.
- Гм.
- Угу.
- Что мы наделали?
- Я не понял, тебе объяснить физиологию процесса?
- Пошли в душ?
- О, это так мило, дорогой, я и не знаю, что сказать... пошли.
- Если нас услышат родители, то ты будешь награжден орденом главного мудака посмертно. Пошли, только ооочень тихо. И одень что-нибудь.
А потом - совсем неуместный сдавленный хохот, и мягкие Женькины волосы, и он, уткнувшийся лицом мне в плечо, тихо и весело смеющийся.
- С наступающим?
- Вроде того.
***
Когда тридцать первого мы, поздравив моих с наступающим, приехали к Женьке домой, там уже толпилась куча Ваниных друзей обоих полов: Девушка с необъятной грудью, девушка с унылой улыбкой, наглый до невозможности белобрысый парень (кажется, Сергей), который сразу же приклеился к Жене с непонятными и настораживающими вопросами, еще одна девушка, парень с фотоаппаратом, парень с бородой... Все они куда-то шли, готовили, смеялись, играли в карты, мучили гитару, и я почувствовал себя хикки, впервые за несколько месяцев вышедшим на улицу. Кажется, Женьке тоже было не по себе.
Мы заперлись в его комнате, мгновенно устав от обилия новых лиц вокруг, и сидели молча. Кажется, ни у меня, и у Жени не было желания участвовать во всеобщем веселье. Я подумал, как было бы здорово, если бы все эти люди исчезли, и мы остались в квартире одни - в эту ледяную ночь, с салютами и снегом за окном, будто в собственном мире.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел вышеупомянутый Сергей - с бокалом вина, блестящими глазками и слегка заплетающимся языком. Он моментально подсел к Женьке и начал нести малопонятную чушь о том, что Евгений - его идеал, что он умный и красивый, и ему так мало лет (тут я конкретно напрягся, только педофилов нам не хватало), и что если бы только Женя позволил...
Женя, видимо, к этому типу давно привык, поэтому довольно вяло отвечал на приставания, иногда иронично хмыкал, недовольно отворачивался - видимо, от типа несло перегаром. А мне по вполне понятным причинам хотелось ударить этого уебка, чтобы он даже не смел протягивать свою лапу к МОЕМУ Жене.
- Слушай, как там тебя... - Я помнил, конечно, что его звали Сергеем. - У нас тут серьезный разговор, может, ты пойдешь к остальным?
- Эй, мальчик, я не с тобой разговариваю, а с Женечкой. - И тип мерзко так улыбнулся, приподняв бровь. - Может, это ты выйдешь, не будешь нам мешать?
- С какой это стати он выйдет? - Женя, кажется, тоже разозлился.
- С какой стати я выйду? - Я понимал, что драться с пьяным - это недостойно, но этому придурку хотелось от души врезать. Вместо этого я отвернулся и глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. - Жень, пошли, где-нибудь еще посидим.
В этот момент в комнату зашли двое девушек - унылая и с грудью, - и мы спокойно ушли в спальню. Здесь было темно, в окно с интересом заглядывали уличные фонари, было слышно, как за стеной играли на гитаре. Женька сел на кровать и потянул меня за руку.
- Блин, мне не нравится этот Сергей, что он к тебе прилип?
- Да дебила кусок. - Он вздохнул, - Вечно он какие-то странные намеки делает, задолбал. Но он вроде как Ванин друг.
- Да мне как-то похуй, чей он друг. - Я провел ладонью по его щеке. - Жень, это же начало нового года, представляешь? Целого огромного года.
- Ага, и скоро ты уедешь, на целые огромные полгода. - Он помрачнел, ложась на кровати, и я рядом с ним, положив голову ему на грудь и вслушиваясь в удары сердца. - Ты какого улетаешь?
- Восьмого, рано утром.
- Фигово.
- Это точно.
Честно говоря, тогда я был готов отказаться от всего - Питера, знакомств, ИТМО, свободы - чтобы только иметь возможость вот так вот лежать рядом с ним, и чтобы никакая тварь нас не беспокоила. Почему-то я знал, теперь точно знал, что для меня - только он, и больше никто.
- Жень.
- м?
- Жеееня. - Я сел, задумчиво глядя в окно. - Я люблю тебя. То есть, не так, как в Титанике, или там в "Санта-Барбаре", и не так, как поют во всех этих песнях. Понимаешь? Нет, наверное. Просто все живут в одном мире, а мы с тобой - в другом.
- Я очень хорошо понимаю. - Это, наверное, было вовсе не признанием, но я воспринял фразу именно так, и в груди стало теплее. - Кость, а ты понимаешь, что у нас в любом случае нет будущего? Я имею в виду, общего будущего. Мы же не в Голландии живем. Если уж на то пошло, между нами - три тысячи километров.
- Я слишком хорошо понимаю. - И нет сил улыбаться, да и зачем? Плохо все понимать. Лучше буть ребенком и верить в чудо.
- Пойдем?
- Пойдем.
После темноты электрический свет особенно сильно резанул по глазам.
В тот вечер много всего произошло - я все-таки дал Сергею в морду, когда тот был уже достаточно трезвым, под бой курантов у нас не открылась бутылка шампанского, мы пошли на салют, а потом долго гуляли по темным улицам, под легким праздничным снегом, мы забрали к себе пару Женькиных друзей, выпили с ними пару бутылок вина, пели под гитару и уснули в пять часов утра - на экране ноутбука шел фильм "Меняющие реальность", а я обнимал Женю и крепко прижимал его к себе, хотя давно уже был трезвым. Мне, наверное, просто было все равно.
Но сейчас это все неважно. Сейчас, когда я стою перед "Боингом 737", и новосибирский ветер хлещет меня на прощание по щекам за то, что я все-таки улетаю обратно, в город вечной осени, оставляя свой любимый город и любимого человека. Жизнь - не сказка, ее не переделаешь по своему желанию, изящно обходя острые углы и делая конец счастливым. Меня утешает лишь то, что мы все равно живем в одном мире, куда остальным вход закрыт, где скалы в тени - фиолетовые, чистый снег - голубой и ярко-синий, а три тысячи километров - всего лишь взмах под крылом самолета.
|
