 Фанфик «Джун и Даниэль, обнаженные в академии волшебства | Глава 1»
Шапка фанфика:
Название: Джун и Даниэль, обнаженные в академии волшебства
Автор: Бобродей
Фандом: Ориджинал
Переводчик: нет
Бета/Гамма: нет
Персонажи/ Пейринг: Джун и Даниэль, студенты магической академии
Жанр: Фэнтази, юмор, эротика
Предупреждение: читайте ниже.
Рейтинг: R
Размер: миди
Статус:начало работы
Размещение: с разрешения автора
От автора: всё в тексте
Текст фанфика:
Предупреждение
1. Эта книжка не для детей. А ну кыш во двор, играть в больничку, и чтоб в десять ноль-ноль были у мамы!
2. Так какой, говорите, возраст согласия по законодательству страны вашего проживания? Не знаете? Так посмотрите на всякий случай, мало ли зачем пригодится (вдруг, вам тоже надо кыш во двор?), а я подожду. Что, уже нашли? Вот так совпадение, именно столько лет главным героям этой книжки! Да-да, в прошлом месяце как раз исполнилось.
3. Ключевые слова этой книжки: школа, магия, эротика, нагота, секс, эксги, гетеро, лесби, орал, петинг, митинг... ну пока хватит. В общем, если какой-либо из этих аспектов вызывает у вас неприятные рефлексы и боли пониже спины, то не читайте эту книжку и побыстрее удалите её со своего диска.
4. Сюжет построен по правилам «Вселенной NiS». Хорошо это или плохо? Когда как. Это ограничивает. Иногда заставляет. Иногда доставляет. Но я постараюсь взять лучшее, что позволяет этот жанр, и выбросить всё, что лично мне неприятно. Ну и, само собой, адаптация под фэнтези тоже вносит свои коррективы...
Предупреждение-эпиграф
Те, кто посчитают это произведение аморальным, незаконным или приводящим к необратимым расстройствам психики, будут необратимо расстроены в результате аморального и незаконного игнора со стороны автора.
Те, кто попытаются найти в нём здравый смысл или свежие идеи для реализации на практике, будут жестоко наказаны расстроенными лицами из предыдущего абзаца;
Те, кто укажут на технические, исторические или географические неточности, будут трудоустроены попаденцами в отдел вакуумной акустики воздушного флота древней Антарктической империи;
Те, кто назовут это фанфиком по некой серии книг о школе магических искусств, будут отправлены на трибунал и поцелованы дементором;
Те, кто захотят указать на оригинальную версию данного эпиграфа, будут отосланы прямиком к её, версии, автору.
Четверг. Обретение имени
Джун
День пошел необычно уже с самого начала: я проспала, а меня даже никто не хватился. За окошком пыльного чердака уже вовсю рассветало, и вот-вот должно было появиться солнце. А разбудили меня голоса во дворе. Мать пыталась у кого-то выпытать, нет ли здесь какой-нибудь ошибки. Где это «здесь» находится, было неясно, но приятный низкий голос (мне почему-то представился огромных размеров мужчина с бородой до пояса) доказывал ей, что всё обстоит именно так, как написано, и никак не иначе.
Узнавать подробности было некогда, да и не столь важно, я давно привыкла, что все новости в этом доме никогда не касались меня. Быстро натянув на себя платье, я быстро скатилась по лестнице в сени. Схватив ведра и сунув ноги в старые отцовские ботинки, я помчалась дворами на угол соседнего переулка к колодцу. Когда вернулась с водой и принялась наполнять ей умывальник, кастрюли, самовар и ёмкости для мытья посуды, вновь увидела мать. Они с отцом рассматривали что-то у неё в руках.
«Попробуй подтереть чем-нибудь резиновым. Мож, галошей?» – говорил вполголоса отец.
«Да пробовала уже!» – мать тоже старалась говорить негромко, но я поневоле слышала её свистящий шепот, – «Что я, глупая, по твоему? Причём тут галоши, дурак? Вот ластик, я у Пьетра взяла на столе. Это какие-то магические чернила, а то и арифмометром начертили. Вона, буквы какие все ровные. Не, не получится исправить»
«Тогда брось все, пускай Жучка поезжает», – отец махнул рукой и направился к двери.
«Вот еще!» – мать привычно сорвалась на крик, и тут увидела меня с почти пустым ведром, – «Бездельница, а ты что стоишь? Уже солнце давно, а ты дрыхнешь! Совсем совесть потеряла. А ну, вёдра в зубы, и за водой! Четверг сёдня, Пьетрика мыть буду!»
Уже выбегая в дверь, я все еще слышала её крик за спиной: «Поезжает пусть, говоришь? Значит мы её тут корми, воспитывай, а она ноги в зубы да из дому? Дурень ты старый, а кто работать будет? Ты, что ль, со своим радикулитом? А если корову купим, кто доить будет?», – и уже на грани слышимости, – «Вот если мельник захочет за сынка своего её взять, тогда поглядим. Да и то, даром не…»
Это было странно. Лиц, как говорят, женского полу у нас в доме, всего двое, и себя она вряд ли имела в виду. Неужто обо мне речь? Тогда… что там про мельника было? Хотя, именно этого от мачехи и стоило ожидать. Уже не знаешь что хуже, дома оставаться, или за мельниковского толстого сынка замуж идти. А вот интересно, не рано ль мне еще? Нет, на самом деле, я давно уже мечтаю оказаться подальше отсюда, и не возвращаться домой… Но стоить это, похоже, будет дорого, во всех смыслах.
С этими мыслями я принесла еще пару вёдер, и, даже не успев размять плечи после коромысла, побежала к сараю за поленьями. Сегодня четверг, чистый день, надо на всех воды нагреть. Вернулась, разулась в сенях, чуть не отбила ногу выроненным поленом, открыла заслон на печи и стала закидывать туда дровишки. Огонь мать уже развела, он жадно пожирал какие-то щепки и откуда-то взявшийся листок чистой белой бумаги. Это уже было необычно, я никогда такой штуки не видела, только рассказывали нам, что это такое. В деревенской школе больше углями по доскам писали, да мелом, а Пьетр, мой сводный брат, да еще сын мельника грифельными карандашами на пергаменте чёркали. Ну почерк у них такой, что и учительница разобрать ничего не может. А тут, вон, такое чудо, и в топку!
Закинув последнее полено, я уже совсем было собралась закрывать заслонку, но огонь неожиданно вспыхнул каким-то странным зеленоватым пламенем, а лист бумаги вылетел из печи, и, совершенно не обугленный, упал к моим босым ногам. Я набралась смелости, подняла его, перевернула другой стороной, и увидела непонятные надписи, ровными мелкими рядами испещряющие лист. Я попробовала перевернуть лист вниз головой (это выражение такое, головы у листа не было), и надписи превратились в понятные буквы. Я поразмыслила, и решила, что ничего магического тут нет, ведь в отличие от брата и сына мельника, я, хоть и сидела всегда в дальнем углу классной комнаты, читать и считать немного выучилась. Мне даже учительница давала иногда книжки, почитать дома, но я прочитать их до конца не успевала, потому что днём никогда не было времени, а ночью на чердаке ничегошеньки не было видно.
Глубоко вздохнув, я медленно прочитала первую строчку:
«Именной сертификат»
Строчка никуда не делась, хотя всё равно не было понятно, что это означает. Тогда я, уже быстрее, стала читать мелкие строчки ниже:
«Настоящим указывается, что абитуриентке Джун Мэй надлежит явиться завтра, в пятницу последней недели лета, не позднее полудня, в Королевскую Академию Волшебства, Чародейства и Ворожбы (далее по тексту КАВОЧАВО) по адресу:….»
Несколько секунд я не могла понять, о чем идет речь, но вдруг сообразила, что «Джун» – это так зовут меня, ну в смысле, меня так никогда не зовут, только в книге у учительницы моё имя так записано, а обычно меня все Жучкой называют. Так, хорошо, мне надо с кем-то куда-то явиться. Странно, а почему перед Мэй не стоит запятая? И вообще, кто она такая, эта Мэй? У нас в деревне таких точно нет. А имя красивое, не то, что у меня. И кто такие эти «абитуриентке»?
Так ничего и не придумав, я стала читать дальше…
Даниель
«…для прохождения обучения по курсу Начального магического образования на безвозмездной основе. С собой необходимо иметь:
1. Смену одежды и белья,
2. Сумку, портфель или рюкзак,
3. Принадлежности личной гигиены.
Всем остальным в течение нормативного срока обучения студенты Королевской Академии снабжаются за счёт казны...»
Замечательно, сборы будут недолгими. Все необходимое под рукой, собраться можно хоть за пять минут. Осталось дело за малым – согласовать всё с родителями. Хотя, малым это дело называть вряд ли стоит. Так, сначала, выполним более простую задачку…
С этими мыслями и листом бумаги я подошёл к маме.
– И как это тебе удалось провернуть, Дани? – только и спросила мать, – да так, что ни я, ни отец не в курсе?
– Приходили к нам в школу их предс… представители, давали бумаги заполнить всем желающим.
– И ты, я так понимаю, был таким желающим?
– Ну, в общем, да, – скромно сознался я.
– А предупредить нельзя было?
– Да не думал я, что что-то из этого может выйти. Я, и… магическая академия. Кто бы мог представить…
– Да уж, тут ты прав. Иди-ка с отцом поговори, он сегодня как раз дома.
– А ты…
– А я-то что. Учиться тебе в любом случае где-то надо. А это не так уж и далеко. Сможешь приезжать по выходным. Главное, отца убеди, что это лучший выбор.
Отец у нас – бизнесмен, это на заморском языке значит «занятой человек». Он и правда все время занят, видим мы его не часто. Дома бывает раз в неделю, а то и в месяц, ходит на кораблях в заморские земли, привозит всякие диковинные вещи: сумки из блестящей плёнки, чулки тягучие для мамы и сестёр, мне вот рубашку с какой-то надписью на груди. Я заморские слова знаю немного, меня отец учил иногда, но букв я их не изучал, а в школе говорили, «сначала хоть на одном языке читать-писать научитесь».
Но сегодня он дома, в перерыве между плаваниями, а я стучусь в его кабинет.
– А, это ты, заходи, – сказал он, не отвлекаясь от длинного листа пергамента, на котором что-то вычерчивал его дорогущий арифмометр, – подожди немного, я сейчас.
Отец подкрутил несколько ручек, сдвинул пару рычажков, и, кажется, остался доволен результатом.
Ну-с, молодой человек, какое у вас дело? – спросил он, дружелюбно улыбаясь. Я молча протянул ему листок бумаги.
– Так-так, волшебство, чародейство, и ворожба, значит… Чудненько. Фокусы, гадание и общение с духами. Не для того я тебя растил. Не дело это для настоящего мужчины.
– Но папа, это вовсе не…
– Цыть! – вдруг заорал отец, и грохнул кулаком по столу, затем, вдруг вновь успокоившись, продолжил, – ты мой единственный сын. Ты окончил школу, скоро я начну вводить тебя в курс дел. Будешь сначала моим помощником, а потом когда-нибудь унаследуешь все мое дело. Образование, конечно, нужно. Устроим тебя заочно в купеческую академию, все дипломы и грамоты будут в полном порядке.
Я опустил голову. Говорить ему сейчас «ну какой из меня купец, не моё это совершенно» означало нарываться на серьёзные неприятности.
– Вот и договорились, – вновь мягким голосом продолжил отец, – я всегда любил тебя за редкостное благоразумие. Сегодня я выезжаю на мануфактуру, на выходных буду дома, тогда еще поговорим. Забери эту бумажку, кинь её на кухне в мусор, нечего камин засорять.
Джун
– И чтоб духу твоего тут не было, пока на грядках всё не закончишь! – орала мать, – Ишь, чего надумала! Не тебе это письмо пришло, там по ошибке тебя вписали. Это Пьетрик должен был получить. Я отца к старосте отправила, чтоб все исправил. Пьетр, золотце, иди сюда. Дай я тебе носик вытру. Не устал на солнышке играться? Пойди в доме посиди. А ты чего стоишь, курица? Закончишь с грядками, придешь помоешься, день сегодня чистый. Там воды еще осталось немного. Всей душой ведь к тебе, дармоедке, а ты этого и не ценишь!
С этими словами она скомкала белый лист бумаги со странным посланием и бросила его в мусорное ведро. Пьетр, бугай выше меня ростом и вдвое тяжелее, довольно хрюкнул и показал мне на дверь.
Ну что ж, видимо, судьба моя такая. Жить с приёмными родителями, выйти замуж за сына мельника. Могло, наверное, быть и хуже. Я, не обуваясь, пошла на огород дёргать сорняки.
За воротами показался отец. Чуть пошатнувшись, он приоткрыл одну створку и зашёл во двор. Похоже, он уже успел слегка поддать, несмотря на раннюю пору.
– Марта, подь сюды, – позвал он мать.
– Чего тебе, – отозвалась та из хаты, – иди сам.
– Да мне это, сказать надо…
– О, горе моё. Ну чего, говори? – мать показалась в дверях.
– Выяснил я, значит, что такое «надлежит».
– И что же?
– Да то и есть. Обязательно, значит, должна явиться. Всенепр… пременно.
– Она?
– Да кто ж еще? Бумага магическая, не писцом писаная, ошибки быть не может.
– Час от часу не легче. Ну, а что будет, ежели не явится?
– Да то и будет. П…ц нам будет.
– Я не хочу п..ц, – ошарашено проговорила мать, – что, все так серьёзно?
– Совершенно! Комиссар из города приедет, да штраф наложит. Вот такой, – отец зачем-то сжал руку в кулак и показал мачехе. Большой такой кулачище, – и курей половину заберёт.
Та присела на завалинку и уставилась в небо.
– О боже, за что мне это? Что я не так тебе сделала? Жучка, а ну, быстро сюда. Не томи, шевели крупом.
Я подошла к ней.
– Так, достань ту бумажку.
Я зашла в хату и достала листок из ведра. Он с лёгкостью распрямился в руках, как будто и не был смят.
– Читай, что написано при себе иметь.
Запинаясь, я прочитала последнюю часть письма вслух.
– За казённый счёт, значит, – словно пробуя слово на вкус, сказала мать, – Это хорошо. Вот и пусть снабжают, если им взбрела в голову подобная глупость. Значит так, коза. Фиг тебе, а не смена белья, – она действительно скрутила дулю, – давай скидывай платье, не твоё оно.
– Но, ма…
– Мантикора степная тебе мать! Платье новое, я только в прошлом году покупала. Найму работницу, будет носить. Снимай!
Слёзы навернулись мне на глаза. Белья у меня отродясь не было, ни сменного, ни основного. Стало даже не столько стыдно, сколько обидно. Я подцепила пальцами подол платья и стала медленно стягивать его через голову. Платье было тесное и его не сразу удалось стащить с головы. Так и стояла несколько секунд, ничего вокруг не видя, а внизу уже чувствуя нежное дуновение ветерка, играющего редкими волосками.
Наконец удалось освободиться, и первое, что я увидела, это довольную рожу Пьетра, который без малейшего смущения разглядывал меня с ног до головы, стоя в дверном проёме. Я охнула, схватила с земли лист бумаги и прикрылась им снизу, а другой рукой попыталась прикрыть сразу обе груди, что не очень хорошо получилось. Тогда я попробовала наоборот, и быстро сменив руки, закрыла своё интересное место ладошкой, а грудь бумагой. На счастье, она оказалась как раз подходящего размера. Пьетр же, похоже, постарался не упустить ни малейшего момента во время моих передвижений.
– Вот и правильно, – брезгливо сказала мачеха, при этом бесцеремонно меня разглядывая, – так и пойдешь до города. Все нужное прикрыто и почти прилично. Забирай бумажку и вали. А больше в этом доме ничего твоего нет.
Она устало поднялась с завалинки и прошла в хату. Пьетр поспешил исчезнуть, чтобы не загораживать ей проход. Я осталась одна. Тихо плача, я опустилась на землю и спрятала лицо в коленях. Сказать, что мне было стыдно и горько, было ничего не сказать. А теперь к этому примешалось еще и чувство страха. Я представила, как прохожу голой по всей деревне, потом через поле, лес, потом по большой дороге с проезжающими повозками, и, наконец, вхожу в город… Это было просто немыслимо. Лучше уж сразу помереть. Или выйти за сына мельника…
И тут моего подрагивающего плеча вдруг коснулась чья-то рука! Я чуть не подпрыгнула на половину своего роста. Но, обернувшись, увидела всего лишь своего отца. Я и забыла, что он стоял все это время у меня за спиной.
– Дочка, – кажется, он впервые так меня назвал, – пойдем, провожу.
Делать было нечего. Ничего не видя, я поднялась, и кое-как прикрываясь, подошла к воротам своего бывшего двора. Отец молча следовал за мной. Я приоткрыла створку ворот, и огляделась вокруг. На улице никого не было. Все, видимо, на покосе, а детвора резвится на речке (еще одна вещь, которая никогда не была мне позволена). Вздохнув, я бочком протиснулась в щелку и прижалась там спиной к забору, не в силах идти дальше. Отец вышел за мной и стал что-то доставать из-за пазухи.
– Вот надень, – он протянул мне ворох какой-то цветной материи, оказавшейся знакомо выглядящим платьем, – это Катьи, плотницкой дочки. Она всё равно из него выросла, здоровая бабища…
Пытаясь натянуть платье, я заметила, что отец внимательно разглядывает меня. Но вдруг он отвёл взгляд, и сказал:
– А ты у нас красивая. Не была б Марта такой заразой… – и не очень громко выругался. На глазах у меня вновь выступили слёзы. Отец мне тоже не родной, но всегда относился ко мне гораздо лучше мачехи. Нет, совсем не так, как к Пьетру, но все же…
– И вот это тоже, – сказал он, скидывая с ног ботинки, в которых я утром бегала за водой. Не понятно, когда он успел их надеть, – дорога длинная, пригодятся. И вот еще, – отец вынул из кармана краюху черного хлеба и кусок сыра.
– Спасибо, папа, – сумела выговорить я, голос получился довольно плаксивым.
– Не за что. Как на дорогу выйти, знаешь. Там напросись к кому-нибудь на телегу, чтоб довезли до города. Да смотри внимательнее, если не понравятся, не садись. А там уже спросишь куда идти.
– Пап, а вот ты был у старосты…
– Да куда там, – отец махнул рукой, – у плотника был, Фауля, разговаривали, – машинально он щелкнул пальцем себе по шее.
– А откуда ты узнал про комиссара, он правда приехал бы?
– Авось и приехал бы. А может, и нет никакого комиссара, почём я знаю. Вроде были когда-то. А тебе-то что?
– Да хотела узнать, кто такая Мэй, она ведь должна со мной идти?
– Дурочка, это твоих родителей так звали. Ты так и записана в церковной книге, Джун Мэй. Фамилиё такое.
– Ничего себе. А что с ними случилось все-таки? Вы мне никогда не…
Отец приложил палец к губам:
– Тсс! Меньше знаешь – лучше спишь. Погибли они давно, ещё до твоего рождения.
– Это как? – что-то тут явно не сходилось с моим, пусть и небольшим, жизненным опытом.
– Всё! Иди, давай! А то Марта счас вылезет посмотреть что тут делается. Учись там прилежно. Когда выучишься на волшебницу, приезжай, фокус какой нам покажешь… если живы будем, – отец сплюнул в траву у покосившегося забора и прошёл во двор, прикрыв за собой ворота.
Даниэль
– Далеко собрался, чародей? – ехидно поинтересовался голос, принадлежащий моей пронырливой старшей сестре, – десять часов ночи, детям спать давно пора.
– Ты, кажется, кое-то пропустила, сестричка, – я постарался не уступить ей по количеству «доброты» в интонациях, что, если честно, было почти безнадёжным делом.
– И что же, если не секрет? Надеюсь, не очень важное?
– Всего-то день моего рождения. Я теперь могу идти куда хочу, и зачем хочу, и никто не может мне указывать.
– Ой-ой-ой, подумать только! А наш мальчонок стал мужичком, и аж подрос дюйма на два. Нет, на два вряд ли, я всё еще выше тебя. Может, где-то в другом месте? Дай-ка я тебя немного пощупаю, может, что новое найду, – она со зловещей улыбкой стала приближаться ко мне.
– Попробуй только! – предостерёг я как можно более грозно, но почувствовал, как щеки предательски краснеют. Терпеть не могу, когда сёстры делают подобные намёки. Особенно Дария, она, похоже, совсем стыда не имеет, может болтать любые гадости. При родителях, впрочем, ведут себя как паиньки, и каждый раз умудряются подставить меня. Им хорошо, их пятеро, а я один против всех.
Самая старшая, Дениза, уже оканчивала институт благородных искусств, и собиралась в скором времени нас покинуть, в смысле, выйти замуж. На счёт Дарии мне, похоже, везло куда меньше. Скорее бы уже отец подыскал ей кого-нибудь, желательно в заморских странах. А об остальных и говорить нечего, так как они ещё младше меня, и наше противостояние обречено продлиться еще долго. Правда, Джулия, которая всего на год моложе, совсем не так несносна, как прочие, мы с ней обычно ладим.
Впрочем, всё это несущественно, если мне удастся то, что я задумал.
– А что в сумке прячешь? Неужто трусов запасных столько набрал? – продолжала меня доставать Дария.
– Не твоё дело! Я ж вообще молчу, с кем ты тут собиралась целоваться…
– Эй, тебе-то откуда такие вещи знать?!
– Да уж знаю, представь себе. Музыкант тут один любит ошиваться.
– Помолчи-ка, – она начала злиться взаправду, что уже было наполовину победой.
– А зачем? Я ж составляю тебе компанию, а то кавалер твой нашёл сегодня более интересное занятие.
– Не нарывайся, – Дария нависла надо мной, хотя и была выше от силы на дюйм.
– Жаль, отец не знает, он, наверное, любит музыкантов. Но это легко проверить, – вряд ли я претворил бы в жизнь эту угрозу, терпеть не могу быть ябедой, но возможность отплатить Дарии её же методом стоит маленького шантажа.
– А сам-то! Куда намылился с вещами? Спорим, что отцу это тоже будет очень интересно?
– Его все рано до послезавтра дома не будет, так что я успею.
– Ты серьёзно решил это, ну, с академией магической? – лицо сестры вдруг посерьезнело, она сама стала как-то ниже ростом. Надо же, уже все про всё знают, даже раньше, чем я начал действовать. Вот что значит семья.
– Да. Запретить он мне уже не может. Самое большее, перестанет считать наследником. Ну и что, всё равно у меня душа к купеческому делу не лежит.
– Да бог с ним, с отцом, а о матери ты подумал? – я, наверное, ошибался, но в глазах Дарии явственно читались печаль и горечь, – а о нас? Мы же все будем скучать!
– Не успеете, я буду приезжать на каникулы.
– А это зимой будет, да? – сестра вдруг стала прикидывать что-то в уме. После небольшой паузы она решительно сказала, – в общем так. Мать в курсе? Ну, понятно, что не совсем, но это я беру на себя. Поговорю, успокою, на что еще нужны сёстры? Отца мы первое время тоже займём чем-нибудь, так что ему не до тебя будет… Деньги на дорогу есть? Ну и славно, а то бы я всё равно не дала, мне нужнее. А твою комнату я забираю себе, оттуда вид хороший, да и не престало мне с мелюзгой в одной комнате жить. А то скоро начнём с Джулией цапаться, а это будет как-то не гламурно. Можешь не благодарить, комната всё равно тебе ни к чему, вещи аккуратно снесём в кладовку, даже ничего не присвоим. Кроме карт с голыми дамами, это я у себя припрячу.
– Дария! – я, похоже, снова покраснел.
– Да, Дани! Вот видишь, я же говорила, что мы с тобой поладим! Надеюсь, ты ещё не передумал?
– Нет, – постаравшись собрать побольше твёрдости в голосе, ответил я.
– Вот и прекрасно. Обожаю решительных мужчин! Дай хоть поцелуемся на дорожку! – сестра прижала меня к себе, и неожиданно чмокнула прямо в губы, и, пока я не отошёл от свалившихся впечатлений, напутствовала: – Смотри мне, чтоб этот не последний был! Давай, братец, покажи там всем ведьмочкам, кто такие Лавлейсы. Да, и зря всё-таки ты себя щупать не разрешаешь, это куда более приятное занятие, чем ты можешь предположить…
Что я могу сказать? Дария знает, как придать дополнительное ускорение своему и так уже убегающему в ночь брату, и заставить окончательно отбросить все сомнения в правильности принятого впервые в жизни самостоятельного решения.
|
