Название: Старая история. Автор: Fishy Фандом: Оридж. Персонажи: Коля (ОС), Небесный механик Жанр: Экшен Рейтинг: G Размер: мини Статус: закончен Дисклаймеры: используемый персонаж принадлежит перу А. Сапковского, за что ему огромное спасибо. Никаких коммерческих или оскорбительных целей сей опус не имеет. Некоторые реминисценции с Сашей Пушкиным и Ч.Л.Доджсоном имеют условный характер и материальной выгоды автору также не несут. Размещение: Размещать фик на других ресурсах можно только с разрешения автора. От автора: Хочу пресечь вопросы о главном персонаже. Возможное совпадение имен - случайное. История персонажа насчитывает более полутора лет, он - моя собственность, и хотя и является производной нескольких прототипов, но, тем не менее, не принимайте полностью на свой счет!!! А вот других персонажей это не касается ;)
Текст фанфика:
1
В детстве Коленьке Бенюкову небо виделось населённым различными механизмами. Были механизмы полупрозрачны и огромны. Вид имели простейший.
Один механизм напоминал бревно с петлёй. Укорачивалось и удлинялось бревно как угодно. Не было у него постоянного размера. Петля обхватывала облако, бревно вставало на дыбы, и облако покорно летело, куда бревно считало нужным. Другой механизм был похож на поперечное бульдозерное рыло, каким чистят зимой улицы от снега. Рыло свирепо гоняло по небу обрывки туч, отбившиеся облака и прочую ненужную на небе мелочь. Были и круги в решётку — как горошины просеивали они облака, было и подобие невообразимой величины метлы — выметала метла с неба длинные белые полосы — следы самолётов. А после дождя все механизмы складывались в радугу, которая из полупрозрачной быстро превращалась в разноцветную. Так встречали механизмы появившееся после дождя солнце.
Родители считали Колю странным ребёнком. Всё время спорили: в кого же он такой? Гораздо больше любили они старшую дочку Лилечку — рыженькую, быстроногую и синеглазую. В семь лет Лилечка сама подбирала на пианино простенькие мелодии, сидела на чёрном крутящемся стульчике, не горбилась, а пальчики её — такие маленькие, такие розовенькие — находили нужные клавиши, и умная головка покачивалась в такт мелодии, а ножки, тянущиеся к сверкающим медным педалям, были ровненькие, словно провели их по линейке.
Коля был на год младше Лилечки, любил сидеть у окна и смотреть в небо. «Ну что ты там видишь? — вздыхала мама. — Ладно бы салют был или птички какие-нибудь летали… В голое-то небо чего смотреть?»
Коля застенчиво улыбался.
Не нравилось Коле жить в городе. Многоэтажные дома — каменные грабли — заслоняли от него небо, а Колина мечта попасть на крышу была, увы, неосуществимой. Толстые железные двери, ведущие на чердак, держали во рту амбарные замки, сбить которые можно было только ломом.
Гораздо лучше Коля чувствовал себя летом, когда семья выезжала на дачу. Утром он надевал белую панамку, брал в руки сачок и отправлялся на речку. Над речкой небо было совершенно чистым, и Коля наблюдал небесные механизмы во всей красоте и мощи.
Лежал как-то Коля, надвинув панамку на глаза, и поглядывал из-под козырька, как незнакомый механизм — что-то среднее между хоккейной клюшкой и кочергой — перекатывал круглое облачко по небу, словно шайбу, В это время тихонько подкралась Лилечка и высыпала Коле на живот спичечный коробок муравьёв. Муравьи ошалело заползали по Коле, время от времени тонко и ядовито его покусывая. Коля вскочил, стал их стряхивать, а Лилечка упала на траву, замахала в воздухе загорелыми ножками и засмеялась весело и звонко. Текла бы речка не во Внуково, а где-нибудь в Древней Греции, жило бы на дне бородатое божество, командующее течением, услышало бы оно смех Лилечки, непременно вылезло бы на берег, затрясло мокрой бородой, утащило бы Лилечку в прозрачную воду и сделало нимфой, чтобы такой смех на грешной земле не пропадал.
— Я муравьиную дорогу на дереве нашла, — сказала Лиля. — Муравьи сами в коробок напрыгали. Они, когда вниз головой ползут, ничего не видят…
— Зачем ты их на меня высыпала? — хмуро спросил Коля, доставая из панамки последнее кусачее насекомое. — Чего тебе от меня надо?
— Какой ты, Коля, нудный и противный, — сказала недовольно Лиля. — Тебе осенью в школу идти, а ты даже читать не умеешь!
— Ну и что?! — Коля почесал распухшую от муравьиных укусов руку. — Зато я… — Он хотел сказать сестре про небесные механизмы, но почему-то раздумал.
Сквозь треск сучьев послышался зверино-птичий вопль. Мчался на велосипеде Лёшка Вельяминов. Голова обвязана красной тряпкой, торчат из-под тряпки наподобие рожек куриные перья. А физиономия у Лёшки расписана синеватой губной помадой.
— Хей-хей! Хей! — прокричал Лёшка, врываясь в землю сандалиями, как конь копытами. — Где белая антилопа? Не пробегала?
— Лёшк… Прокати, а? — попросила тягуче Лиля.
— Хей! — Лёшка кивнул на багажник.
— Я тоже хочу индейкой быть… — сказала Лиля. — Дай одно пёрышко, а?
Лёшка рванул прямо с места. Лиля чуть не свалилась с багажника.
— Индеек в супе варят! Вместе с белыми антилопами! — крикнул им вслед Коля.
В тот день Лиля пришла с гулянья заплаканная. Лёшка Вельяминов перьев ей не дал, зато нарисовал на щеках помадой крестики-нулики, а потом сбросил с багажника, и Лиля больно ударилась коленкой о землю. Лёшка в это время гонялся за соседским шпицем Онуфрием, крикнув плачущей и потирающей коленку Лиле, что это и есть белая антилопа. Но Онуфрий оказался ещё и очень хитрой антилопой. Погоня закончилась тем, что Лёшка врезался в забор, расцарапал живот и проколол у велосипеда шину.
— А зачем ты с ним поехала? — строго спросила у Лиля мама. — Своего велосипеда нет?
— Не знаю… Есть велосипед… — грустно ответила Лиля.
— Ну и не реви! Сама виновата! — сказала мама.
Вечером, когда Коля и Лиля спали, а Лёшка Вельяминов, волнуясь, смотрел на зловеще краснеющий в небе Марс и готовился запустить за уборной ракету, начинённую пятьюстами спичечными головками, мама Коли и Лили — Ольга Павловна сидела на скамейке с Натальей Юрьевной — мамой Лёшки Вельяминова, и разговаривали они о своих детях.
— Лилька, та нахалка… — говорила Ольга Павловна. — Рыжая, хитрющая, смотрит чистыми глазами, а сама всё-всё врёт… А вот Колька какой-то заторможенный… В школу осенью идти, а он ни одной буквы не знает.
— В Лёшку моего, представьте себе, — улыбалась Наталья Юрьевна, — все девчонки в детском саду были влюблены. Смешно… Звонят, спрашивают: «Лёсу мозно?» А что в школе будет…
— Муж-то ваш где? — спросила Ольга Павловна, тревожно посмотрев на Наталью Юрьевну.
— Чёрт его знает… — беспечно ответила Наталья Юрьевна. — Шляется где-то…
Наталья Юрьевна — женщина стройная и темноволосая. Овал лица классический. Волосы до того чёрные, что иногда кажутся синими. Есть женщины, у которых, например, глаза необыкновенные, у некоторых какое-то удивительно милое выражение лица, когда они смеются, или плачут, или просто так в окно смотрят. У третьих ноги такие длинные, такие точёные, что лицо уже первостепенного значения не имеет. А вот у Натальи Юрьевны волосы были как у Афродиты на картине Боттичелли.
Ольга Павловна — блондинка. Розовая, пухленькая, как подушка без наволочки. Никакая диета, никакие варварские гимнастические упражнения не помогли ей избавиться от десяти, на её взгляд, абсолютно лишних килограммов собственного веса. Ольга Павловна с завистью смотрела на выпирающие ключицы Натальи Юрьевны.
Женщины сидели на скамейке, отмахиваясь пушистыми георгинами от наседавших комаров, которые так и вили вокруг их ушей тонкие писклявые паутинки.
— А мне ваш Коля нравится, — сказала вдруг Наталья Юрьевна, поправляя на плечах шерстяной клетчатый плед. — Он такой отрешённый… Мне кажется, он станет великим философом… Все философы были в детстве отрешёнными… Всё думали, думали…
— Каким там философом, — вздохнула Ольга Павловна. — Школу бы хоть закончил… Скоро семь лет ему, а он только до десяти считает.
Тем временем муж Ольги Павловны — Николай Николаевич (по профессии учёный-эллинист) — заканчивал перевод одной боспорской эпитафии, списанной с надгробной плиты некоего весьма достойного юноши. Единственное, что смущало Николая Николаевича в эпитафии, — это то, что юноша в могилу положен не был, погребальный костёр как средство перебраться на небо юноша тоже отверг. Этот боспорский недоросль махнул в небеса прямо с крыши дворца, и, как ему это удалось, Николай Николаевич не понимал.
Ведь ничего героического юнец не совершил. Более того, в эпитафии откровенно говорилось, что рос он отроком глупым и ленивым, а отец, знатный горожанин-скототорговец, крепко по этому поводу горевал. С утра до вечера сын его околачивался на крыше дворца. Почему он стал богом, каким образом удалось ему породниться с небесами, Николай Николаевич не знал. Зато какой простор намечался для научных догадок! Какая тема для статьи! Николай Николаевич радостно потирал руки.
В этот самый момент за уборной вдруг раздался взрыв, огненная ракета-лягушка запрыгала по асфальтовой дорожке и забилась в конвульсиях под яблоней, насмерть перепугав Ольгу Павловну и Наталью Юрьевну. Немного погодя около яблони появился Лёшка. Он хромал, а лицо его было перепачкано сажей.
2
Первого сентября Коля пошёл в школу, держа в одной руке скрипучий новенький портфель, набитый новенькими учебниками, в другой — букет тигровых гладиолусов, привезённых накануне с дачи. Целую ночь гладиолусы, сохраняя свежесть, яркими рыбками плавали в ванне. Рядом с Колей шла второклассница Лиля, чуть приотстав — мама и папа, весёлые и довольные, — сегодня у них была уважительная причина опоздать на работу, а ещё чуть-чуть сзади Наталья Юрьевна и Лёшка, на которого Лиля постоянно оглядывалась и корчила рожи. Она не забыла, как он сбросил её с багажника. Лёшка на Лилю не смотрел. Он воинственно размахивал портфелем и дёргал себя за длинные пряди. Волосы у Лёшки были мамины — тёмные, вьющиеся и необыкновенно густые.
— Как вы думаете, не обстригут в школе? — испуганно спросила Наталья Юрьевна.
— Конечно, нет, — благодушно ответил Николай Николаевич. Он вдруг вздумал попрыгать по нарисованным на асфальте классикам. Смешно это выглядело.
— Господи, ты-то откуда знаешь? Прыгун… — недовольно покосилась на Николая Николаевича Наталья Юрьевна.
— Не обстригут, — сказала Ольга Павловна, удивляясь, почему это Наталья Юрьевна вдруг на «ты» с её мужем и откуда у неё такое к нему пренебрежение?
Коля шёл по улице, и небесные механизмы приветственно кивали ему. Они сегодня не работали: небо было чистым.
Последнее время Коля был занят приготовлениями к школе, он даже забыл про своих огромных полупрозрачных друзей на небе, и они как-то не напоминали о себе. Хорошие друзья никогда не мешают друг другу…
Учительница Коле понравилась. Была она похожа на Наталью Юрьевну — такая же худенькая и мечтательная. Однажды Коля поднялся на второй этаж дачи за сачком (мама уехала в город) и увидел там Наталью Юрьевну, которая проворно спряталась под одеяло. Коля взял сачок и стал спускаться обратно. Но вдруг возник перед ним папа, Был он почему-то обмотан маминым халатом в цветочек.
— Коля! — закричал папа. — У Натальи Юрьевны болит голова! Она к нам пришла за таблетками. Понял?
— Ага… — серьёзно ответил Коля. — Когда у меня голова болит, мама всегда говорит: «Иди спать!»
Папа как-то странно посмотрел на Колю и ничего не ответил.
— Бенюков! — учительница встала из-за стола и подошла к нему. — Ты чего краснеешь?
— Я? — Коля покраснел ещё больше. — Я… Так просто…
— Так просто не краснеют, Бенюков… — улыбнулась учительница.
Коля вздрогнул. Никогда раньше он не слышал, как звенит школьный звонок, и не видел, какое облегчение он иногда приносит.
…На уроках Коля не слушал, что говорит учительница. После того случая ему было стыдно на неё смотреть. Коля смотрел то в окно, то на портрет Макаренко, то на свою соседку — девочку по имени Евстолия. Подруги звали её Олей и Толей, а Лёшка Вельяминов придумал ей кличку Столовая. Евстолия была выше Коли на голову и тоже любила смотреть во время урока в окно.
— Видишь? — однажды осторожно спросил у неё Коля.
— Слышу, — ответила Евстолия.
— Что слышишь?
— Самолёт скоро прилетит.
— Самолёт? — растерялся Коля. — Откуда же самолёт?
— Издалека… Моторы устали…
И действительно, через несколько минут показался длинношеий Ил-62, и всё на небе пришло в движение.
С тех пор Коля начал относиться к Евстолии с уважением.
3
Учился Коля ровно — на тройки. «Ах вы серые мои волчата» — так называла троечников учительница. Составляли они примерно половину класса.
Предводительствовал в классе Лёшка Вельяминов. Девочки его любили, мальчики боялись. Был Лёшка наглым и отчаянным. Каждый день уносил в дневнике длинное замечание. Но учился хорошо. Особенно преуспевал в математике.
К Коле Лёшка относился снисходительно.
В четвёртом классе в сочинении на тему «Кем я хочу быть?» Коля неожиданно расхрабрился и написал, что хочет быть Небесным механиком.
Разбирая на следующем уроке литературы сочинения, учительница объявила, что шесть девочек хотят быть известным артистками, четыре — учительницами, две — чемпионками мира по фигурному катанию и одна — «изучителем языка пингвинов и летучих мышей» (Евстолия). Пять мальчиков хотят быть лётчиками-космонавтами, трое — капитанами дальнего плавания, двое — водолазами, ещё двое — пожарниками, один — билетёром в кино и один — Небесным механиком.
— А теперь, — встревоженно сказала учительница, — мы попросим нашего уважаемого Бенюкова поподробнее объяснить, что же за профессию он себе избрал… Вставай, Коля!
Коля поднялся с места.
— Небесный механик, — заикаясь, начал он, — это тот, кто помогает механизмам следить за чистотой и порядком на небе. Сейчас на небе тоже происходит научно-техническая революция, всё делают механизмы… Но для того, чтобы содержать их в порядке, нужны механики… Вот я и хочу стать механиком…
— Так… — сказала учительница. Это «так» полетело медленно вдоль стены, задело по носу Макаренко на портрете, спружинило о противоположную стену и вернулось обратно к учительнице. — Так… Учёные… М… Вообще-то планируют использовать атмосферу как среду для массового передвижения людей. Но только после победы над силой земного притяжения… — голос учительницы повеселел: — Возможно, что у каждого из нас будет своя собственная машина для полётов над землёй… Представьте себе нечто вроде стеклянной ампулы с простым управлением… Естественно, что без ремонта машинам, будет не обойтись. Вот Коля и будет возглавлять ремонтную станцию… Так, Коля?
Коля в ужасе представил себе, как учительница и весь класс порхают по небу в дурацких стеклянных ампулах с простым управлением, а он уныло топчется около какой-то ремонтной станции с огромным гаечным ключом в руках.
— Но…
— Садись, Бенюков! — строго сказала учительница.
Коля сел и посмотрел в окно. Впервые в жизни он не увидел ни одного механизма. Они, наверное, испугались, что пожелание учительницы осуществится немедленно, и спрятались. Небо завалено облаками как сугробами, но краям висит серая бахрома туч, солнце задыхается. В это время Коле в затылок попала скрученная в виде римской цифры V бумажная пуля. С точностью Робин Гуда стрелял Лёшка Вельяминов.
— Я тебе покажу небесные механизмы чинить! — прошипел Лёшка, обильно смачивая слюной для крепости вторую пулю.
Так начались Колины мучения. Сразу же после уроков, когда он сидел в раздевалке и зашнуровывал ботинки, на него набросили пальто и стали колотить портфелями.
— А ну-ка разойдись, мужики, сейчас я Небесному механику по балде! — раздался громче всех ставший ненавистным голос Лёшки Вельяминова.
Было это не больно, но очень обидно. Коля вырвался из-под пальто, расправил плечи и закричал:
— Дерусь со всеми по очереди, только один на один!
— Ишь развоевался, Небесный! — презрительно сказал Лёшка и тряхнул головой (он так и ходил с длинными волосами). — Буду я с тобой драться! Дерутся с врагами, а не с дураками!
Так к Колиной кличке Небесный механик прилипла вторая — дурак. Иногда из них делали противный винегрет — Небесный дурак или Дурацкий механик.
— Вот навязались на мою голову! — грозил Коля кулаком механизмам в небе. — Из-за вас ведь дразнят!
Те покаянно шевелились, и Колю обдавал приятный ветерок.
— Разве я виноват, что вижу их? — спрашивал Коля у Евстолии.
Жили они по соседству и из школы частенько возвращались вместе, несмотря на Лёшкины злые насмешки.
— А я разве виновата, что всё слышу? — спрашивала Евстолия. — Меня Лёшка стетоскопом обозвал….
Евстолия к этому времени начала замедлять свой стремительный рост, а Коля только-только входил во вкус. Каждую ночь ему снилось, что два карлика растягивают его — один за пятки, другой за уши.
— Всё-всё слышишь? — не верил Коля.
— Всё слышу… Когда контрольные пишем, я Вовку Смирнова прошу, чтобы он себе под нос все действия проговаривал.
— Вовка же на последней парте сидит, а мы на второй… Как же ты слышишь?
— А когда я с мамой и папой на юг ездила, то слышала, как летучие мыши пищат и стрекоз хватают…
Коля задумался. Некоторое время они шли молча. Небо было удивительно грязным. Просто противно смотреть. Правда, пришла осень, а осень для механизмов — самое тяжёлое время года. Многие от сырости разваливаются.
— Я слышу, как у тебя сердце бьётся, — сказала Евстолия. — Ты сейчас чего-нибудь придумываешь…
— Толька! — вдруг осенило Колю. — Ты должна стать разведчицей!
4
Время шло. Коля, как, впрочем, и всё вокруг, менялся. Теперь это был не прежний туповатый увалень, а похожий на журавля подросток с нескладными большими руками и россыпью прыщей на подбородке. Коля начал одеваться с покушениями на моду. Раздобыл где-то джинсы, которые оказались безнадёжно коротки, и куртку с двенадцатью карманами. На куртке вскоре была обнаружена подозрительная метка «Сделано в Макао». Лиля стала звать Колю обезьяной из Макао. Длинные волосы, которые Коля себе отрастил, были редкими и светлыми. Сквозь них, словно два сырых антрекота, торчали вечно красные Колины уши.
— Коля! — строго говорила ему мама (она ещё чуточку пополнела и напоминала теперь милый ренуаровский рисунок, где фигура у женщины вроде бы имеет чёткие очертания и в то же время куда-то неудержимо плывёт). — Коля! Почему ты сидишь дома? Неужели у тебя нет никаких интересов? Я не говорю, что ты должен целыми днями болтаться с гитарой по подъездам, как этот бездельник Вельяминов, но должны же у тебя быть какие-то интересы? Можно записаться в кружок юных техников, в секцию плавания, куда угодно… Нельзя же целыми днями сидеть дома и смотреть в окно! Ну что ты там видишь?
— Механизмы! — с вызовом ответил Коля.
— Хватит паясничать! — разозлилась Ольга Павловна. — Марш на кухню картошку чистить!
Лилечка — любимица мамы и папы, «золотце пианинное», как иногда называл её Коля, тем временем превратилась в быстроногую синеглазую девушку, в греческую скульптурку, одетую в узенькие брючки и коротенькую приталенную кофточку. Подстригла Лилечку по последней парижской моде француженка, которая как-то приходила к ним домой обсудить с Николаем Николаевичем некоторые аспекты проблемы рабства в эллинистических полисах первого века нашей эры.
Первый раз в жизни Лилечка ходила на школьный вечер и танцевала там с каким-то десятиклассником. Это событие горячо обсуждалось за ужином, и только Коля зевал — он хотел спать, и плевать ему было на танцора-десятиклассника.
Иногда приходила к ним Наталья Юрьевна. На «ты» она называла Ольгу Павловну, но никак не Николая Николаевича, который успел защитить докторскую диссертацию и теперь собирался улететь в Афины на конгресс учёных и переводчиков.
— В Греции всё есть! — весело утверждал он, когда Ольга Павловна напоминала, что надо привезти ей и Лиле.
Наталья Юрьевна вела себя в гостях удивительно незаметно. Выглядела она по-прежнему прекрасно: волосы так и остались афродитовскими, а сеть морщинок под глазами придавала ей утомлённый, тихо-прелестный вид, словно была Наталья Юрьевна ангелом, которому приходилось иногда, выполняя поручения, спускаться к сатане в ад, в то время как другие ангелы беззаботно играли на арфах.
— Ох, Наташка! Совсем ты не толстеешь! — с завистью говорила Ольга Павловна. — А я как бочка! — она гулко хлопала себя по бёдрам. — Ребёнка, что ли, ещё одного родить?
Наталья Юрьевна что-то шептала ей на ухо, и обе они начинали смеяться.
Николай Николаевич ласково смотрел на них из кухни и всё время спрашивал:
— Ну почему я не паша? Мог бы иметь двух жён.
— Молчи! Тебе и одной-то много! — весело кричала ему Ольга Павловна, и все снова засмеялись.
Потом звонили, узнавали, какой сегодня фильм, и втроём уходили в кино. Коля и Лиля оставались дома одни.
— Хочешь выпить, Небесный? — спросила однажды Лиля. Ходила она по комнате в узеньких брючках и в ярко-красной рубашке.
— Мне всё равно, — ответил Коля и отошёл к окну. Ночью работа на небе замирала. Все механизмы переползали на один край и стояли, тихие, до утра. Ночью на небе ничего интересного не происходило.
Лиля принесла из кухни два длинных стакана с чем-то розоватым.
— Водка и вишнёвый ликёр, — пояснила она, вручая Коле стакан. — И виноградный сок… У Ленки Славиной папа дипломат, она говорит, что за границей все сейчас такой коктейль пьют… — Лиля села в кресло, закинула ногу на ногу, потянулась к сигаретам на журнальном столике.
Коля сначала понюхал, а потом залпом выпил содержимое. Живот обожгло, словно он проглотил уголёк из костра, а дыхание перехватило.
— Ого! — удивилась Лиля. — Я не знала, что ты такой пьяница. Она отобрала у Коли пустой стакан. — И потом, кто же коктейль залпом пьёт? Эх, Небесный, Небесный… — Лиля посмотрела в окно. На крыше противоположного дома светилась зелёная неоновая реклама «Ешьте рыбу, она полезна!» и была изображена рыба, пускающая пузыри. Вид у рыбы был такой, словно это не её, а она сама собиралась кого-нибудь съесть. — Скучно… — сказала Лиля. — Может, позвоним кому-нибудь?
— Вельяминову… — подсказал Коля.
— Только включи музыку погромче, я буду говорить! — горячо подхватила Лиля. — Я скажу, что я… Я… Как будто я у кого-то в гостях! Только не мешай, а, Небесный?
— Это ни к чему… — ехидно ответил Коля. — Ты ему совершенно не нравишься…
— Дурак! — покраснела Лиля. — Просто делать нечего…
— Ты с пелёнок за ним бегаешь, я помню… — зевал Коля, стараясь стоять ровно.
— Ты, Небесный, живёшь здесь как марсианин! — разозлилась Лиля. — Глупости всякие помнишь, а что дома делается — не замечаешь…
— Чего это я не замечаю? — удивился Коля. Собственно, домашние дела его не волновали. Коля не знал, какие могут быть ещё дела, кроме того, чтобы ходить в магазин за картошкой, раз в неделю выколачивать ковёр специальной выбивалкой, перемалывать через мясорубку мясо и вынимать по утрам из почтового ящика газеты.
— Папа изменяет маме… С Натальей Юрьевной… — шептала Лиля. — А когда ты, я и мама уезжали к бабушке…
В Колиной голове всё куда-то поплыло.
— Эй, Небесный! Ты что, заснул? — Лиля больно стукнула Колю по голове. — А ну-ка марш в свою постель!
Ночью Коля неожиданно проснулся. За стеной разговаривали мама и папа.
— Понимаешь, — говорил папа. — Главная мысль моего доклада в том, что в начале нашей эры вопросы канонизации в Боспорском царстве начинают трактоваться принципиально по-новому. Если раньше богами становились исключительно героические личности, скажем, Геракл, а позже обожествлялись римские императоры, но это было, так сказать, номинальное обожествление, то в первом десятилетии второго века нашей эры богом становится совершенно обыкновенный человек — юноша пятнадцати лет, о котором толком даже не сказано, как он попал на небо, иначе говоря, как умер.
— Коля, а может быть, он совсем и не умер? — спросила мама.
— Как это?
— Ну… Просто попал на небо.
— Спи… — вздохнул папа, и наступила тишина.
5
Утром следующего дня — последнего дня школьных занятий — Коля с удовольствием отметил, что небо на редкость чистое, солнце светит необыкновенно ярко, а все небесные механизмы опустились гораздо ниже и, казалось, висят чуть ли не над самыми крышами. «Наверное, у них смотр…» — решил Коля.
У всех, кто в этот день пришёл в школу, настроение было праздничное. Коля сидел рядом с Евстолией и щурился от яркого солнца.
— Не забывайте, дорогие мои, — говорила учительница, — восьмой класс, в котором вам предстоит учиться в будущем году, — решающий… Многим придётся сделать выбор: продолжать ли учиться в школе или пойти в профессионально-технические училища…
Лёшка Вельяминов поднял руку.
— Вместе с Бенюком я пойду в ПТУ небесных механиков! — серьёзно сказал он. — Небо должно быть чистым…
Все посмотрели сначала на Лёшку, потом на небо (оно было ослепительно чистым), потом перевели взгляд на Колю и захохотали.
— И я хочу на небо! И я! И я! — стали все кричать, словно происходила запись желающих.
— А я вот ангелом хочу быть! — вдруг заорал Вельяминов и победоносно уставился на Колю. — А Бенюк пусть за мной чистит!
— Вот до чего договорились! — вздохнула учительница и посмотрела на часы. — До звонка двадцать минут, — сказала она. — Но я отпускаю вас раньше! Счастливых вам каникул, ребята! Купайтесь, загорайте, играйте, но не забывайте и про учебники! И про внеклассное чтение тоже! До свидания! — учительница вышла.
Тут же у дверей образовалась свалка, которую мастерски устроил Лёшка Вельяминов.
— А ну-ка постой, Евстолия Бубликовна! — орал он, всех распихивая. Евстолия чудом успела проскользнуть в коридор и благодаря этой своей стремительности избавилась от озорных Лёшкиных рук.
Коля подождал, пока свалка закончилась, и спокойно вышел в коридор. У окна стояла его сестра Лиля и плакала.
— Ты что? Каникулы ведь… — сказал Коля.
— Гад! Велья-ми-нов! — проплакала по слогам Лиля. — Позвал в кино… Я его тут ждала… А он меня по заду портфелем стукнул и дурой обозвал… На виду у всего вашего класса…
Что-то надо было делать. Коля угрюмо уставился в небо, словно желал выслушать, что скажут механизмы. Но они ничего не сказали. Только полупрозрачная гигантская петля раскачивалась в небе, как перевёрнутый вопросительный знак.
— Иди за мной! — сурово приказал сестре Коля.
— Куда? — спросила Лиля. Перестав плакать, она необыкновенно похорошела.
— За мной! — повторил Коля.
Они пошли вниз по лестнице.
Вельяминов перенёс свалку в вестибюль. Человек десять катались, собирая пыль, по каменному полу. Лёшка расхаживал, как Наполеон под Аустерлицем.
Коля неожиданно и ловко схватил его за голову и ударил лбом о свою коленку.
— Что, гад? — закричал он, вцепившись в длинные Лёшкины волосы и тряся его, как осеннюю яблоню.
— Дурак! Небесный! Спятил! — вырывался Лёшка. — Мужики! Отцепите Небесного! Ну чего тебе от меня надо?
Но «мужики» продолжали схватку на полу, не замечая отчаянного Лёшкиного положения.
— Ты зачем Лильку стукнул? — орал бешено Коля, стараясь перегнуть Лёшку пополам.
— Да не стукал я её! Врёт она! — Лёшка изловчился и ударил Колю головой в солнечное сплетение. Коля потерял дыхание, вытаращил глаза и сел на холодный пол.
— На ещё, Небесный! На закуску! — дал ему по шее Лёшка и выскочил из вестибюля. — Мужики! — раздался с улицы его голос. — Кто со мной пиво пить?
Коля поднялся. Боль в животе прошла. Он дышал ровно.
— Я не знала, что ты так здорово дерёшься! — с восхищением сказала Лиля.
— Зачем ты лезешь к Вельяминову? — хмуро спросил Коля. — Чего тебе от него надо?
— Не знаю… — ответила Лиля, и глаза её наполнились слезами.
— Ладно… Не плачь… — вздохнул Коля. Первый день каникул был испорчен.
— Знаешь, — взяла его под руку Лиля. — Это ведь я его сама стукнула портфелем… Он бежал мимо, а на меня даже не посмотрел… И в кино он меня не звал… И дурой не обзывал…
— Значит, я просто так дрался? — уныло спросил Коля.
— Ты замечательно дрался! — сказала Лиля. — Я расскажу маме, как ты защищал сестру… По-львиному… Я ведь только сейчас поняла, как это замечательно — иметь брата-защитника…
Дома их ждал сюрприз. Мама носилась по комнатам растрёпанная и заплаканная.
— Коля! Лиля! — закричала она. — Ваш папа… Негодяй!
Из комнаты, где находился папа, доносилась музыка — играла любимая его пластинка «Русские военные песни и марши».
— Нет, вы только посмотрите! — Ольга Павловна кивнула на дверь. — После всего этого он ещё маршики слушает! — в дверь полетела книга «Мифы и легенды Древней Греции».
— Трум-пум-пум! — басовито ответил военный трубач.
— Что случилось, мама? — спросила Лиля.
— А! — махнула рукой Ольга Павловна. — Пусть вам отец объяснит… Если только его ещё можно так называть! — На глазах у неё появились крупные, с фасоль величиной, слёзы. — Скотина! — застучала она в дверь. — Выйди, посмотри в глаза детям! И сегодня же убирайся к этой… Господи, а я её ещё считала своей подругой… Сколько лет ты с ней путался, мерзавец! — Ольга Павловна убежала в ванную. Оттуда донеслись громкие рыдания.
— Детей бы хоть постеснялась! — сказал из комнаты. Николай Николаевич.
— Она всё узнала! — шепнула Коле Лиля.
Щёлкнула задвижка. Показалось виноватое лицо Николая Николаевича. Одна щека у него была значительно краснее другой.
— Коля! Лиля! Где она? — шёпотом спросил он.
— В ванной… — тоже шёпотом ответила Лиля.
— Не слушайте, что она там болтает… Обыкновенная истерика… В любой семье родители ссорятся, только ваша мама делает из чепухи шекспировскую, трагедию… Коля! Сходи скажи маме, что я хочу с ней поговорить…
Коля пошёл в ванную. Мама сидела на краешке и смотрела на высыхающие на батарее папины носки.
— Мама, — сказал Коля. — Папа хочет с тобой поговорить…
— Скажи ему, чтобы убирался! — ответила мама.
Коля вернулся в комнату. Лиля и папа стояли на балконе. Лиля внимательно слушала, что говорит ей папа, а тот сверкал красной щекой и отчаянно жестикулировал.
И вдруг Коля увидел, как петля — та самая — огромная, полупрозрачная, спустилась низко-низко и оказалась над самым балконом…
Коля вышел на балкон. Лиля и папа внимания на петлю не обращали. Словно не было петли.
— Мама сказала, чтобы ты убирался, папа… — добросовестно передал Коля пожелание Ольги Павловны.
— Что, что? — не понял Николай Николаевич.
— Чтобы ты убирался, — повторил Коля.
— Убирался? — растерялся Николай Николаевич. — А вы… Вы… разве хотите, чтобы я убирался? — тихо спросил он.
Коля почувствовал, как где-то в глубине глаз рождается слеза. Он быстро отвернулся. Слеза уже дрожала на ресницах, готовая спрыгнуть на щеку.
— Эй! — вдруг легла Коле на плечо чья-то лёгкая рука. В полупрозрачной лодке стоял голубоглазый мальчик в зелёном хитоне и в сандалиях. Одной рукой он держался за мачту.
— Привет! — сказал он.
— Привет! — Коля совсем не удивился.
Мальчик улыбнулся.
— Я давно за тобой наблюдаю, — сказал он. — Я пришёл, чтобы забрать тебя…
— Забрать? Куда?
— Попробуй, какая крепкая мачта, — сказал мальчик.
Коля потрогал мачту своей рукой. Она была гибкая и плотная.
— Ты хотел стать Небесным механиком, — сказал мальчик. — Мне одному так скучно на небе… Две тысячи лет… Знаешь, как мне скучно… Я давно ждал тебя… Механизмы всё понимают, только молчат… И ломаются редко-редко… Мы с тобой сделаем новую спиральную радугу….
— Чтобы она как штопор входила в землю? — спросил Коля. — Я уже об этом думал…
— Конечно, ты об этом думал, — кивнул мальчик. — Ты же Небесный механик… Когда я ушёл на небо… — лицо у мальчика стало грустным, — я не думал, что так долго буду один… Я так ждал тебя всё время!
Коля оглянулся на папу и Лилю. Лиля уткнулась папе в пиджак, а папа умоляюще смотрел на маму. Губы его шевелились.
— А как же… — Коле вдруг стало трудно дышать. — Как же они: Лиля, мама, папа? Я… Я не смогу без них…
Лицо у мальчика в хитоне стало строгим.
— Ты им не нужен! — сказал он. — Они над тобой только издеваются, дразнят! — Он подтянул лодку поближе к балкону. — Прыгай! Иначе ты не Небесный механик!
Коля задрожал. Он увидел, как за спиной у мальчика выстраиваются многочисленные механизмы.
— Это в честь тебя! — прошептал мальчик в хитоне.
Полупрозрачная лодка, казалось, выросла до самого горизонта. Горизонт переливался, словно был радугой.
— Сегодня на небе праздник… — улыбнулся мальчик в хитоне. — Все ждут тебя…
— Но я же не смогу жить без них! — закричал Коля, оглядываясь на маму, папу и Лилю. Мама трясла папу за пиджак. Казалось, красные пуговицы вот-вот посыплются как спелые вишни.
— Почему? — спросил мальчик. — На небе так хорошо…
— Я знаю… — прошептал Коля. — Но я не могу…
— Значит, я опять буду один? — Мальчик тронул рукой лодку.
— Подожди! — закричал Коля. — Иди к нам! Ты будешь жить у нас! Мы с тобой будем ходить в одну школу!
— Прощай… — грустно сказал мальчик. Он медленно поплыл на своей лодке по небу, постепенно растворяясь в нём, словно синька в воде.
Коля стоял на балконе и рыдал.
— Ты что, Небесный? — подошла к нему Лиля. — Они уже почти помирились…
— Я больше не Небесный! — ответил Коля сестре. Он плакал и смотрел, как очищается небо, как исчезает полупрозрачная лодка, бревно с петлёй, поперечное бульдозерное рыло, подобие невообразимой величины метлы, — всё исчезает…
— Коля! — услышал он вдруг мамин голос. — Хватит в небо смотреть! Ну что ты там видишь?
— Ничего! — ответил Коля. — Теперь ничего!
И вернулся в комнату.
Никто, кроме меня не заметил, что здесь кроссовер и с "Курочкой Рябой"? "...мышка прибежала, хвостиком махнула, яичко разбилось". Вполне в духе Сапковского. Единственное, что озадачило - непонятные слова: "ёкай", "юрей". Японские ругательства, что ли?
Какая сумасшедшая сказка... Но мне понравилось безумно! А уж лисичка какая прелесть - прямо так и видела ее, легкую, яркую, быструю... Аббревиатура КОТ меня потрясла и покорила раз и навсегда. Спокойно читать "Лукоморье" теперь не смогу...)))) В общем - изумительно.
Вот что ты со мной делаешь? Еле вынырнула из твоей реальности)) Так все красочно и образно описано, прям как фильм посмотрела) Кроссовер получился отличный! Как будто отдельная сказка такая. Конечно я не поняла некоторых фраз, японских, но они блекли на фоне всего рассказа. Браво, Тин! Спасибо!
