 Фанфик «Только нелюбимые ненавидят | Глава VII»
Шапка фанфика:
Название: Только нелюбимые ненавидят
Автор: Блондунишка
Фандом: Тёмный дворецкий
Бета/Гамма: Krredis
Персонажи/ Пейринг: Клод Фаустус/Алоис Транси
Жанр: Ангст, Драма, POV
Предупреждение: OOC, Насилие, Изнасилование, Underage
Тип/Вид: слэш
Рейтинг: NC-17
Размер: миди
Содержание: XXI век, демон, гнивший в двухсотлетней тюрьме и ребенок, загибающийся в приюте. Остальное все то же: контракт, враги и чувства.
Статус: закончен
Дисклеймеры: не извлекаю
Размещение: с разрешения автора
Текст фанфика:
Глава VII - Навсегда?
— Пойми, Петя, мир состоит из умных и глупых, из сильных и слабых, из тех, кто может судьбу перевернуть, и из тех, кто по течению плывет. Вот я смог, ты смог, а Коля этот… у него мечты нет! Не заработал он этой девушки, не заслужил!!!
— Да разве можно счастье заработать?
— Да, можно! И нужно!
Всё будет хорошо
POV Алоис
После той сцены, что я увидел на поле боя Михаэля и Клода, я потерял сознание. Очнулся дома в своей постели. Мой любимый потолок взирал на меня, так же, как и всегда, приветливыми цветочками из лепнины. В комнате было светло и тихо. Шевелиться не хотелось, все тело болело. Не думал, что Михаэль так отделал меня. В тот момент, когда он меня бил, я почти ничего не ощущал, так как испытывал эмоциональное потрясение. Сейчас же я полностью прочувствовал все спектры физической боли.
— Клод, — позвал я, но никто не ответил. Неужели бросил меня? Или вдруг что-то случилось? Да нет, если бы случилось, никто бы меня сюда не привез. Через какое-то время дверь отворилась, и на пороге возник мой демон. Или падший ангел, не знаю, как правильнее.
— Очнулся? — он вошел и сел ко мне на кровать. На нем была рубашка и брюки, через ткань я видел, что у него перевязана грудь. Неужели эта сволочуга с крыльями его так сильно ранила?! — Как себя чувствуешь? — осторожно спросил он. Что-то странно Клод вглядывается в мое лицо.
— Ищешь признаки сумасшествия? — усмехаюсь я, он облегченно вздыхает.
— Я боялся, что он повредил твой разум, — серьезно заявляет Клод.
— Нельзя повредить то, чего нет, — улыбнулся я ему.
— С каких пор ты так самокритичен?
— Ну, я идиот, пришел к нему сам, — мне за это стыдно, я был слишком самонадеян. Отворачиваюсь от его лица, не могу смотреть ему в глаза.
— Эй, я знал, что ты так поступишь, но надеялся найти его раньше. Однако в соборе он появился вместе с тобой, не знаю, где он до этого был.
— Ты просчитал, что я, как идиот, пойду тебя спасать?
— А ты пошел меня спасать? — хмыкнул Клод.
— Еще чего, — я отвернулся от него, — много чести.
— Алоис, — он осторожно трогает меня за плечо, — все, что он говорил, не принимай близко к сердцу. Михаэль может свести с ума любого… мог, — исправился Клод.
— То есть ты на самом деле не ненавидишь людей? — спрашиваю я в упор.
— Ну, это сложно.
— А меня, — оборачиваюсь к нему, — ты тоже ненавидишь?
— Нет, с чего?
— Я же человек, грязное тупое животное, недостойное создание Бога, ненавидимое первым сыном.
— Поэтому я и сказал, не принимай так близко его слова. Да, это было, но за тысячелетие все изменилось, нельзя ненавидеть так долго, это просто невозможно, особенно, когда живешь среди людей.
Почему-то я ему не верю. Он может говорить все, что угодно. Но мне не хочется с ним ссориться. Надоело. Я его не видел неделю и думал, умру от тоски.
— А ты как? — киваю на грудь.
— Ничего, мы быстро регенерируем.
— Но все-таки повязка понадобилась, значит, что-то серьезное?
— Ничего, с чем бы не справился мой организм, — я сажусь в кровати и осторожно расстегиваю его рубашку.
— Что ты делаешь? — спрашивает он, но не останавливает.
— Хочу посмотреть, — расстегиваю полностью и вижу, что часть бинта пропиталась кровью. — Идиот! Тебе лежать надо, зачем ты встал?
— Алоис, все в порядке.
— Ни хрена не в порядке, ты посмотри, — касаюсь бинта, окрашенного в красное. — Сейчас же ложись! Или я тебя заставлю, ты ранен.
— Ты тоже.
— Не пререкайся со мной, в доме полно слуг, они и без тебя справятся. Анна вроде не дура, так что у тебя больничный. Это приказ! — заявил я, как только увидел, что он хочет мне возразить.
— Хорошо, я лягу, — он встает.
— Куда?
— Лежать, вы сами сказали.
— Со мной.
— Что?
— Даже не надейся от меня сбежать! Переодевайся во что-нибудь домашнее и ложись.
— Господин… — неуверенно начинает он.
— Клод, контракт еще не выполнен. Сайрос на свободе, а это значит, что я твой господин, и ты должен выполнять мои приказы!
Он идет к себе в комнату за майками и бинтами. Через какое-то время возвращается со всем этим барахлом, за ним идет смущенная Анна с моим обедом. Как давно я не ел! И еще вот так, лежа в кровати. Клод чутко следит, чтобы я не нарушал график и всячески отчитывает, если я делаю что-то, что не подобает делать господину. Но сейчас халява! Этот угрюмый тип будет лежать рядом со мной, и я буду делать все, что захочу! Далее был неловкий момент с перевязкой. Понятно, что Клод сам не мог перевязать себя, Анне я бы не позволил, доктор уже уехал, оставался я. Конечно, я когда-то перевязывал себе некоторые раны, полученные в приюте, но у меня не было опыта перевязки грудины.
— Я буду Вами руководить, — заявляет мне Клод. Хоть бы не упасть в обморок от вида раны. На себе ранения я переношу сносно, но если вижу на ком-то, у меня сразу кружится голова и меня тошнит. Для Клода постараюсь, должен, или он меня на смех поднимет.
— Хорошо, снимаем? — осторожно спрашиваю я, он кивает. Я разрезаю часть бинта и начинаю разматывать его. Наконец, бинт кончается. На его груди квадрат марли, полностью пропитанный кровью. — Его снимаем?
— Да, если мы решили поменять повязку.
— Ну да, иначе ты испачкаешь одежду, это неудобно, — он улыбается и кивает. — Может, более толстый слой сделать?
— Да, пожалуй, — я складываю бинт в несколько слоев в ровный квадрат и отрезаю его.
— Снимаем? — держу кончик марлевой красной ткани.
— Да, смелее, — улыбается, зараза! Ему вообще больно? Или для него это все игра? Я за него волнуюсь, между прочим! Снимаю и вижу рваные куски кожи. Мне становится дурно, я сразу вспоминаю все то, о чем мне говорил Михаэль. Хотя в воспоминаниях не было никаких ранений, да и крови, только что из разорванного ануса. Я начинаю непроизвольно чаще дышать. Голова кружится. — Алоис, — Клод смотрит на меня в упор, — все хорошо.
— Да, что дальше? Обработать ее как-то?
— Нет, только вокруг сетку обычно делают, но врач уже сделал. Так что просто клади бинт и перевязывай.
— Хорошо, — осторожно прикладываю.
— Сильнее.
— Что? — непонимающе смотрю на него.
— Не выйдет из тебя медсестры, — спокойно говорит он.
— Тебе будет больно! — я все еще осторожно держу кусок марли, он сверху прижимает мою руку своей кистью и слегка морщится.
— Бинтовать нужно слева направо, держи бинт в правой руке. Первые 2-3 тура наложения бинта — закрепляющие. Бинтуй, чтобы каждый последующий тур перекрывал предыдущий. Повязку завязывай над здоровой частью тела.
— Все-то ты знаешь, — усмехаюсь.
— Да, — когда я заканчиваю, еще долго не могу отойти от него. Он молчит, я тоже. Эти неловкие моменты бывали и раньше, но сейчас это особенно чувствуется.
— Я люблю тебя, — он молчит. Ну скажи же хоть что-нибудь! — Это плохо?
— Нет, так бывает, — я, конечно, не ожидал от него пылких признаний, но это никуда не годится!
— Когда Сайроса посадят, контракт будет выполнен?
— Насколько я знаю, мы отомстили всем твоим обидчикам, — улыбается Клод.
— Да, так ты заберешь ее? — осторожно спрашиваю. — Нет, ты не думай, что я хочу сбежать от ответственности, просто я подумал, что…
— Что?
— Не знаю, — сдался я и сел на кровать. — Клод, помоги мне, я не могу один говорить. Ты все время молчишь. А я не понимаю тебя. Ты все время говорил мне всякие гадости, и я тебе отвечал, но потом ведь было еще что-то. Или мне, как всегда, одному показалось?
— Послушайте, у Вас нет причин обманываться, — ровно говорит он, я разочарованно на него смотрю. Неужели я, как всегда, один? И все мои терзания по нему, только мои терзания, его они вообще никак не трогают?
— То есть все как всегда? — он кивает. — Ты сволочь. Да, именно так, не лучше его. Я тут чуть не умер без тебя за эту неделю! Не знал, что думать, потом этот твой брат с крыльями, ты хоть представляешь, как мне было плохо?! — ору я на него.
— Алоис… — вздыхает Клод.
— Что «Алоис»? Тебе хорошо, весь такой из себя, всегда победитель, да? А то, что я о тебе беспокоюсь и сдохнуть готов от ужаса, что ты уйдешь, или, еще хуже, умрешь, тебе плевать! Нет, Михаэль был прав, я просто мазохист! По-другому и быть не может, а иначе как бы я мог полюбить такого бесчувственного чурбана, как ты! — кидаю в него подушку, он ловит и молчит. Сказать нечего или думает, о том, какой я псих? — Что ты молчишь все время?!
— Жду, когда твоя истерика пройдет.
— Жди, не дождешься, идиот! Я для тебя, значит, не хорош, интересно, чем не вышел, мордашкой, или тем, что я человек? Или может тем, что не первой свежести? Ну, уж извини, твой брат подпортил товар! — я рыдаю. Знаю, веду себя, как придурок, но мне так обидно, что я сдержаться не могу.
— Алоис, — он осторожно трогает меня. Ну неужели я хоть немного растопил эту глыбу невозмутимости, — не говори так о себе, ты же знаешь, что все это бред. Он наговорил тебе невесть чего, а ты веришь.
— Ты веришь, — громко шмыгаю носом, он ложится рядом и прижимает меня к себе. Ага, значит, все-таки есть шанс. Нет, Клод, пока ты такой бесчеловечный, я буду себя так вести.
— С чего ты взял?
— А почему ты меня не хочешь? — он гладит меня по голове, и мне впору уснуть, нежели выяснять отношения, но надо. Всегда это «надо» не вовремя…
— Кто сказал, что я тебя не хочу? — я замираю. Значит, хочет? Он, видимо, ждет моей реакции, я подозрительно смотрю ему в лицо, ища признаки лжи. Вроде их нет.
— Ну вот, у тебя глаза красные, и нос распух.
— Некрасиво? — спрашиваю я, ощупывая лицо.
— Ну, вкупе с синяком на щеке…
— Что? — вскакиваю с кровати и смотрю в зеркало. И правда, синяк по всей щеке. Вот козел, взял мне мордашку разукрасил. На шее — следы от удушья, ну, а дальше и смотреть не нужно. Я прекрасно чувствую, что там, дальше, все наверняка синее, судя по боли. — Ну и садист этот ваш Михаэль, теперь ясно, на меня без жалости посмотреть нельзя, какое тут желание, — возвращаюсь в постель.
— Дурак, — Клод снова меня обнимает. — Дело не в твоей героической физиономии, — он осторожно касается больной щеки, я морщусь. — Надо сетку йодную сделать.
— Нет, я крестики-нолики на лице не хочу иметь.
— Зато пройдет быстро.
— Ходить, как клоун, я не буду!
— Ты совсем еще ребенок, — заявляет мне он и осторожно касается своими губами моих. Это похоже на порхание бабочки, этот поцелуй несравним с предыдущим. Он такой нежный и осторожный, словно Клод боится мне причинить боль. Я его обнимаю за шею и прижимаюсь, он шипит. Наверное, из-за раны.
— Извини, — успеваю сказать перед тем, как он снова меня целует, только уже более настойчиво. Я потерялся в его нежности, не верю, что он может быть таким. Я отрываюсь от него. И смотрю во все глаза на такое любимое и родное мне лицо.
— Я думаю, нам не стоит… — вдруг говорит Клод. Ну что опять за тараканы в его голове?! — Мне больно, — чуть смущенно заявляет он, я отшатываюсь. Какой же я идиот, просто редкостный! У него рана открытая, а я на него навалился…
— Да, ты прав, у меня тоже не тело, а синяк сплошной.
— Тогда?
— Лежим и, как старички, держимся за руки.
— Ну да.
* * *
Выписали нас двоих еще не скоро. У Клода никак не хотела заживать его бяка — я ее так нежно назвал. Эта зараза гноилась долго. Ну, у меня было проще, синяки пожелтели и исчезли. Но на это тоже нужно было время. Кстати, Клод мазал меня йодом и бодягой. Последнее — редкостная гадость, поэтому я согласился ходить все-таки в желтую клетку, чем вонять этой гадостью. Спали мы вместе, но на большее я не рассчитывал. У Клода от его бяки поднималась температура, и какое уже тут сексуальное возбуждение, я был готов плакать, когда видел его таким. Приближался час икс. Пока мы валялись и лечились, нанятый Клодом следователь исследовал все представленные улики против Сайроса. Часть из них была фальшивой, за неимением настоящих. Но кто сказал, что я буду играть честно? Нашли мы в приюте мальчика, имеющего сексуальный опыт, да и подкинули его с обвинениями в сексуальных домогательствах и изнасиловании. Сайрос как раз, когда был на плаву, занимался благотворительностью, выделяя деньги приюту, откуда, собственно, был наш парень. Бывал там Симон часто, и вот якобы в эти приезды мальчик и страдал, расплачиваясь со щедрым дарителем своей попкой. Да, жаль, что Сайрос не сядет за издевательство и убийство Луки, нет улик. Но мне это не важно, главное, что он расплатится за все свои прегрешения. Так что к моменту нашей выписки проходил первый суд над Симоном Сайросом, на котором мы побывали. Заседание было открытым, поэтому присутствовать могли все желающие. Больше судов не было, Симона Сайроса посадили. За этим последовали скандалы и расследования в самом приюте. Весь Лондон бурлил только этими новостями, в статьях также писали о расследованиях в других детских домах и выявлении в них жестокого отношения к детям. Это меня очень радовало, потому что я не хотел, чтобы кто-то прошел через то, что пришлось пройти мне. Конечно, всегда останутся те, кто готов заплатить и готов продать ребенка. Но, по крайней мере, часть из них будет спасена, как я и хотел. После того, как стало известно, что Сайроса посадят, Клод спросил, желаю ли я еще чего-нибудь. Пожалуй, было такое. Мне нужно проститься с кое-кем. Я хотел побывать на могиле матери и Луки. К сожалению, мы не знаем, где могила последнего, его похоронили под неизвестным номером на кладбище для неимущих, на деньги государства. Это было горько. Лука не был оборвышем, как я, у него были нормальные родители и дом, он не должен был быть похоронен, как собака. Но, к сожалению, государство так не считало. Все, что я знал — название кладбища. За период, когда был убит Лука, умерло еще пятнадцать человек. Все неизвестные и без денег. С ними не церемонились; оставалось догадываться, под какой кочкой без опознавательных знаков лежит мой Лука. Последнего лишили, так сказать. Маму похоронили на кладбище Нанхэд, туда отправились вдвоем с Клодом. Ничего особенного я там не увидел, просто надгробие, имя и дата смерти — вот и все, что осталось от человека. Я долго стоял и смотрел на потертый камень, всматривался в буквы. Чего я ждал? Не знаю, а чего ждут люди, когда смотрят на что-то ужасное? А это и правда было таковым. Я совсем не помню своей матери, даже лица. Это меня расстраивает, ведь она меня любила. Я чувствую себя предателем.
POV Клод
Он ведет себя странно. Я боялся, что после Михаэля он помешается. Архангел умел ломать, да так, что жертвы потом никогда не могли вести нормальный образ жизни. Мы стоим около могилы его матери уже час, он так и не шелохнулся.
— Прости, — он садится на колени и осторожно касается таблички, — это я виноват, что тебя не стало. Мне жаль, что ты умерла, лучше бы умер я, так было бы честнее. Ты боролась, я знаю. А я нет, я слабый, хуже тебя. Как ты вообще могла меня любить, не представляю. За что? Мое лицо — напоминание о твоих страданиях и боли. Как это можно любить, как можно вообще любить такого, как я?! — кричит он, — Ты не должна была любить! Лучше бы ненавидела! — снова назревает истерика. В последнее время он часто плачет, не знаю, как это прекратить. Скучаю по тем временам, когда он доставал меня дурацкими жизнелюбивыми шутками.
— Алоис… — трогаю его. Он даже не замечает, сидит и плачет. Плакса он у меня.
— Прости, — шмыгает носом.
— Алоис, вставай, на земле холодно. Слышишь? — тереблю его плечо, — хватит.
— Я виноват, — он трясет головой и смотрит своими заплаканными глазами.
— Ты ни в чем не виноват, — стираю слезы, — ты ничего не сделал, понимаешь?
— Если бы не я, она бы могла уйти от него.
— Она могла уйти до твоего рождения, — возражаю я.
— Да, наверное. Просто это не честно, — снова заглядывает мне в глаза, будто ждет ответа, как маленький ребенок.
— Алоис, вставай, не сиди на земле, — он поднимается не без моей помощи.
— Я… я ужасен, я не должен был родиться.
— Что за глупости опять. Все, больше мы сюда не придем, это плохо влияет на твою психику, пошли, — он упирается, но я все-таки разворачиваю его и веду к машине.
— Больше? — тупо спрашивает он.
— Да, даже не надейся снова сюда попасть, садись, — открываю перед ним дверь машины. Он садится, следом сажусь я и обнимаю его. — Ник, отвези нас домой, — говорю шоферу.
— Клод, это все, — снова это потерянное выражение лица, он дрожит, как осиновый лист.
— Что все?
— Нам незачем ехать, все закончилось, ты должен забрать… — затыкаю его поцелуем. Все-таки он идиот малолетний. Хотя меня, наверное, понять сложно. Я не люблю ничего объяснять. Мне кажется, мои поступки должны говорить больше слов, Алоис же привык все выяснять словами. И, видимо, из последнего разговора мы сделали разные выводы.
— Прекрати думать, тебе вредно, — усмехаюсь, он потрясенно смотрит на меня.
— То есть, ты все-таки чувствуешь что-то? — он нервно теребит свой рукав. Очень милая привычка — если Алоис нервничает, он начинает из салфеток складывать оригами, ну, а если таковых нет, то мусолит в руках манжеты. Накрываю его хрупкие кисти рукой.
— Успокойся, все будет хорошо. Я обещаю, — он неуверенно улыбается и утыкается мне в грудь, глубоко вдыхая. Через какое-то время я вижу, что он уже спит.
* * *
«Привет, Сома! Рад, что у тебя все хорошо, и что волнения в твоей стране закончились без жертв. Кстати, передавай привет Агни! У нас все хорошо. Кажется, в Италии и не может быть по-другому. Я рад, что в свое время Клод заставил меня учить итальянский. Здесь очень приятный климат, теплый и солнечный, располагающий к хорошему самочувствию. Лондон был мрачноват для меня. Да и после всего, что произошло, оставаться там я не мог. Мы купили особняк с видом на море. Он чуть меньше, чем лондонский, но в нем есть несколько гостевых комнат, так что ждем вас с Агни в гости! И твои отговорки по поводу революционных движений в твоей обожаемой Индии не катят! Я уверен, тебе здесь понравится. Нам с Клодом очень хорошо здесь, не скучно, потому что я не даю скучать))) Вчера чуть не утонул в бассейне. Забыл сказать, у нас есть бассейн! Очень удобно, море близко, но иногда хочется искупаться без лишних глаз. Да и если очень жаркий день, можно спокойно в нем просидеть до вечера. Ну, так вот, я не умею плавать, а где мне было учиться?! Я море-то первый раз увидел, когда мы сюда приехали. Сначала Клод меня учил, но потом ему надоело, и он мне купил детский круг! Ты представляешь, мне — детский круг, да еще розового цвета! Короче, плескался я, а потом надоело. Он же размером маленький, я в нем еле помещался, поэтому решил надеть на ноги и учиться плавать на спинке, так как пятая точка моя неустанно тянет меня ко дну. Ну, теоретически, я молодец. А вот на практике ушел с головой под воду, запутался одной ногой в круге и так бы и остался я плавать, если бы Клод меня не вытащил. Ругался долго и зло. Потом сказал, что возобновит обучение, иначе я и в ванне умудрюсь утопиться. А еще к нам заезжал Фантомхайв, подписали бумаги на продажу фабрики. Он был очень удивлен моим предложением и даже подумывал о том, что я хочу его надуть. Я думаю, у него паранойя))) Но я продал, потому что не хочу больше волноваться за фабрику. А мне, как говорит Клод, ВРЕДНО! Я вообще много узнал здесь того, что мне вредно. Практически все))) Даже не подозревал. А еще это чудовище хочет отправить меня к психологу, говорит, что в приюте из меня сделали психа и меня надо лечить. Ну, я конечно никуда не собираюсь, я побаиваюсь этих извращенцев!
Ну, собственно, и все, приезжай к нам обязательно! А то у меня игра простаивает. Пробовал заставить Клода играть, но он ни в какую, говорит, ему не к лицу заниматься такими вещами.
Твой друг Алоис Транси.»
— Дописал? — сзади обнимают крепкие руки.
— Мг, пойдем гулять? Заодно пообедаем.
— Куда хочешь?
— Ну, тут недалеко открылась пиццерия…
Конец.
|
