 Фанфик «Коронация»
Шапка фанфика:
Название: Коронация
Автор: rose_of_allendale
Фандом: "Не покидай" (фильм Л. Нечаева по пьесе Г. Полонского)
Персонажи/ Пейринг: король Анри, королева Эмма, Теодор, Флора, граф Давиль, Оттилия.
Жанр: романтика (но не факт...:)) У меня вообще трудности с определением жанра, так что сорри! 
Предупреждение: нет
Рейтинг: G
Размер: мини
Содержание: маленькое продолжение фика "Никто из нас не дочитал листа..."
Статус: закончен
Размещение: с моего разрешения!
От автора: Было написано сразу после "Никто из нас не дочитал листа..." - по просьбам трудящихся, которых заинтересовала линия Теодора и то, почему он согласился на заговор.
Текст фанфика:
КОРОНАЦИЯ
… Известно Богу,
Каким путем окольным и кривым
Корону добыл я; лишь мне известно,
С какой тревогой я носил ее.
Шекспир, «Генрих IV».
Утро коронации выдалось холодным.
Вчерашний полковник, а ныне его величество Теодор I, в великолепном парадном мундире и в горностаевой мантии, вышел из собора довольно бодро. Покосился на жену, шедшую поодаль. Флора хоть и была взволнована, но улыбалась и ласково кивала подданным, собравшимся на главной городской площади поглазеть на королевскую чету. Дочка, Альбина, сидя на руках у кормилицы, звонко смеялась, показывая на что-то пальчиком. А глазенки-то у девочки так и сверкают, будто чует она, какое ей счастье привалило, думал Теодор. Вчера еще была полковничьей дочкой, а сегодня – поди ж ты, принцесса. Вот от женихов-то отбоя не будет, да каких женихов – королей да принцев. А ведь красавицей растет Альбиночка, уж теперь видать, хотя всего четвертый год пошел… Может, оно и к лучшему, что так все вышло. Ведь у дочурки теперь не жизнь будет - сахар…
Теодор обернулся, поглядел на Оттилию, женину сестру. Бледная, как поганка; в мужа своего, канцлера, обеими руками вцепилась. Не бойся, не отберут! Да и кому он нужен-то такой? В седле, чай, отродясь не сиживал! Эх… А ведь не будь его, канцлера этого, да Тильки, не видать бы полковнику короны как своих ушей.
Женился Теодор шесть лет назад – не сказать чтобы по большой любви, а так… Холостяцкая жизнь надоела, покоя захотелось, уюта домашнего… А Флора и собой недурна и нраву покладистого. Не то что сестрица ее: начиталась чепухи разной – и давай нос задирать. Тоже мне принцесса… Роду-то они знатного, спору нет, а жили бедней церковной крысы. Да не возьми Теодор Флору – с голоду бы померли. Папаша, олух царя небесного, деньги все на книжки спускал. А Тилька – вся в него, зануда, не зря, видать, с канцлером снюхалась… Только повезло им несказанно: сам король на Эмму, сестру среднюю, глаз положил.
Его величество Анри II был большой любитель охоты. А в лошадях никто лучше полковника Теодора не разбирался – так и сдружились. На охоту псовую в Кабаний Лог, что на самой границе с Пенагонией, всегда вместе выезжали, стремя в стремя. Как женился полковник, стал и жену с собой на охоту брать – не верхом, конечно, а в карете, с другими дамами. Государь частенько с Флорой беседовал, по душе ему пришлась ее простота и открытый нрав. А как на Эмму глянул – чуть ума не лишился, под венец с ней решил идти. И в самом деле, повенчались они, едва траур закончился по королеве покойной. Женат Анри II был пятнадцать лет, да вот беда – детьми Бог не благословил. А Эмма-красавица всего через год ему сына родила.
Праздновала рождение принца Патрика вся Абидония. А вскоре и у Флоры с полковником дочка родилась. И жить бы Теодору да поживать, жене и малютке радоваться, ан нет. Затосковал полковник. Скучно в дворцовых покоях. А тут еще жена с капризами своими: у Эммы платье новое, из голубого шелка под цвет глаз да с рюшечками, а я второй год в обносках хожу, стыдно людям на глаза показаться, будто и не сестра королевская, а так, приживалка какая-нибудь… Брал бы с Анри пример: тот для молодой жены ничего не жалеет, а ты мне и ленты не подаришь… Да уж, легко сказать, бери пример! У Анри казна королевская под рукой: хочешь, платья шелковые жене дари, хочешь, жемчуга, хочешь, шубу соболью. А полковнику деньги откуда взять? Отродясь богатеем не был. А тут еще…
Что и говорить, бес попутал. Приметил Теодор в отцовском поместье крестьяночку. Семнадцати лет девка, глаза синие, щечки-яблочки, коса золотая до пояса… Не устоял. Думал: не согрешишь, не покаешься, эта хоть платьев шелковых не требует, купил ей за медный грош сережечки – радости столько, словно алмаз подарил… Думал полковник, все шито-крыто будет. Только в один прекрасный день приходит к нему его крестьяночка (откуда смелость-то взялась, прежде тише воды ниже травы была) и говорит напрямик: так мол и так, вы меня опозорили, а свидетельство греха чем покрывать будете? Не дадите денег – все вашей жене скажу, к королю пойду правды искать… Испугался полковник. Жениного гнева, пожалуй, больше, чем королевского. А за душой-то у него ни гроша тогда не было, все наследство отцовское да Флорино по крохам собранное приданое на лошадей спустил… И взять негде. В долг просить – не дадут, и так всем должен… А девица не будь дура – все торопит, позором грозит.
Но тут как нарочно помер губернатор одного из островов, а нового король не назначил пока. А остров богатый, залучить бы его – и от девицы откупишься, и долги отдашь, да еще на безбедную старость с лихвой останется. И так уж у полковника от мечты этой слюнки потекли, что поспешил он к королю – просить, пока не опередили. Анри покраснел как рак. Да чтобы я, кричит, да такую важную должность – лошаднику?! А ну ступай отсюда! В конюшню! Пока не рассердил меня!..
Загрустил полковник. Видно, деваться некуда, придется лошадок своих продавать. Все лучше, чем Флорины попреки. С неделю ходил Теодор как в воду опущенный. Зайдет, бывало, на конюшню, потреплет рысака любимого, Сапфира, по холке, в морду поцелует – прощается. А конь-то больно хорош, расстаться с ним жалко – все равно что по живому резать.
Вдруг однажды утром собирает король Анри семейный совет. Сам злой как черт, волосы дыбом, глаза сверкают. Не допущу, кричит, позора! А что за позор-то? Граф Давиль, начальник тайной канцелярии, младшую сестру королевы, Оттилию, сватать приходил. Вот болван-то! Что ему, вожжа под хвост попала, знает ведь, что Тильку пенагонскому принцу обещали, так куда он со свиным рылом в калашный ряд? Эх… Да, впрочем, мне бы его заботы!.. А Анри так рассвирепел, что даже Эмма испугалась. А тут еще сестрица масла в огонь подлила: не хочу, говорит, за принца пенагонского, хочу за графа Давиля. Ну дурища! Покричал король, погрозил монастырем, вскочил в седло да поскакал охотиться. А полковнику уж не до охоты: вот-вот лошадок своих лишится. Жена все над Тилькой причитает: «Да что ты, сестрица, да разве ты любишь его, да ты на себя взгляни – красавица молоденькая, а он…» Тьфу! Уж шла бы за кого хочет, с глаз бы ее подальше, змею подколодную.
В тот же день, к вечеру, заявляется к полковнику сам жених непрошенный, Давиль этот. Знаю, говорит, о ваших денежных затруднениях (и откуда знает-то, черт его дери, не иначе как из своей тайной канцелярии) и готов вам помочь, если вы поможете мне. Король, говорит, отказал вам в губернаторстве и придется вам, дорогой полковник, пожинать плоды своей легкомысленности (и об этом, бес, пронюхал!). Но можно этого избежать. Короля вы не заставите отдать вам губернаторство, он упрям, а вот королева помягче и сестрице своей ни в чем не откажет, коли Флора за мужа попросит. «Да разве ж король Эмму послушает?» - изумился полковник. Нет, говорит Давиль, не послушает, а вот если бы решение зависело не от короля, а от Эммы… Да как же это, ведь страной-то Анри правит, а жена только сына нянчит… Вот тут-то, говорит Давиль, и собака зарыта. Кабы принц Патрик на троне оказался, матушка стала бы вместо него править. Принцу только четыре года минуло, до совершеннолетия далеко, вот Эмма и стала бы все решения принимать: вас бы, полковник, губернатором назначила, меня – канцлером Абидонии, и все бы мы от этого выиграли. Да как же это, Анри-то вроде не стар еще (ну что такое сорок лет для мужчины?) Сердце шалит, что правда то правда, но помирать вроде не собирается. То-то и оно, говорит Давиль, не собирается, но разве только от болезни да от старости люди умирают? Случаются и неожиданности всякие. Вот, скажем, выезжает король завтра утром на охоту в Кабаний Лог, налетают на него разбойники… Местечко-то пустынное, опасное, много говорят о тамошней «лесной вольнице».
У Теодора сердце в груди запрыгало. «Да как же это можно?» - говорит. А сам про себя думает: а ведь правда, всем бы нам легче стало. Анри – человек властный, вспыльчивый, чуть что не по нем – тюрьмой или ссылкой грозит. И хоть угрозы свои выполняет редко, все равно не по себе: а вдруг как узнает о позоре Флорином, захочет свояка примерно наказать, чтоб другим не повадно было? Да еще шут этот, Жан-Жак, высмеет. И того уж довольно, что понаделал кукол на всех придворных, даже свояка королевского не пощадил. А Анри будто того и надо: взахлеб над «полковником Хряком» хохочет! Вот уж король так король… А когда на троне малец несмышленый да молодая мать при нем регентшей – тут уж близкие родственники по праву власть берут… А Давиль с него хитрых глаз не сводит, будто мысли его читает. «Я вижу, вы согласны, полковник, - говорит, - вот и прекрасно». И как-то оно так вышло, что вроде и не соглашался Теодор, а в следующую минуту уже спускался в темницу. Выбрал двух дюжих молодцов, которых за разбой повесить должны были, пообещал им жизнь и золото – те и согласились. Терять-то им все равно было нечего.
На следующее утро двор выехал на охоту. И все вроде шло как по маслу: удалились король с королевой в свой шатер – тут откуда ни возьмись разбойники… Только когда свита выстрелы услыхала и в шатер кинулась, не одно тело нашли, а два. Умерла Эмма. Жаль, конечно, добрая была, славная, мужа крепко любила, ну да видно судьба ее такая. Земля ей пухом. Теодор вздохнул только над королевой да в сторонку отошел. А Давиль, тот аж побелел весь, едва Эмму мертвую увидел. Уж ему-то, казалось бы, что за дело, в фавориты, что ли, метил к регентше? Да куда ему! Ни кожи ни рожи! Добро бы хоть мундир кавалерийский носил, тогда бы, может, еще ничего, а так… Сморчок сморчком, и чего Тилька тогда брякнула, что замуж за него пойдет, не иначе как назло королю да сестрам.
Но тут случилось совсем уж неожиданное: четырехлетний принц Патрик опасно занемог и потерял дар речи. Доктора твердили, что он навсегда останется немым. «Вот что, полковник, - сказал Давиль, - о том чтобы короновать мальчика, теперь не может быть и речи. Абидонии нужна твердая рука. Поэтому королем станете вы. – И, в ответ на изумленный взгляд Теодора: - поскольку со смертью Анри династия пресеклась, а ваша супруга Флора доводилась ему троюродной сестрой, вы займете трон на законных основаниях. Об этом я позабочусь. Но у меня одно условие…» «Да-да, канцлером станете, помню…» «Это условие мы с вами уже оговорили, полковник, - глазом не моргнув отвечал Давиль. – И возвращаться к нему я считаю излишним. Тем более что прежний канцлер сегодня покинул нас навсегда… Итак, мое условие: вы отдадите мне руку вашей свояченицы.» «Тильки-то? – облегченно выдохнул полковник, ожидавший более неприятного «условия». – Да забирай! Тоже мне сокровище!»
Патрика тайно отвезли в летний замок на озерах, а двору было объявлено, что он умер от лихорадки. Весь город погрузился в глубокий траур. Флора день и ночь ревела. Тилька, эта немочь бледная, в горячке слегла. А как пришла в себя, канцлер в нее коршуном впился – все боялся, как бы за другого не просватали. А за кого ее сватать-то теперь? Королю пенагонскому ждать надоело, женил сына на принцессе из Мухляндии. А других женихов не видать что-то было. Шептались ведь при дворе, что не просто так занемогла сестра королевы. Тильке, той вроде ничего, только нос задирает, как будто и не слышит. А канцлер весь зеленел от ярости. Оно, конечно, понятно, кому ж по душе, когда про его невесту такое болтают. Да сам виноват, на что ему эта язва понадобилась? Ну, хороша, спору нет (Теодор бы и сам не прочь ее в уголку прижать, да девка норовиста, тотчас побежит сестре жаловаться, а может, и жениху)… Так разве ж он не понимает, что ходить ему всю жизнь с развесистым украшением на голове? Ну да раз сам на рожон лезет, не отговаривать же его. Не мальчик…
Флора предстоящий брак явно не одобрила, но спорить не стала. Очень уж она об Эмме и Патрике горевала, не до Тильки ей было. А сама невеста тихая да бледная ходила. Теодор с женой ни разу не слышали, чтобы она о женихе своем что сказала – хорошее ли, дурное, только все просила, чтоб обвенчали поскорей. Уж что за радость ей была за мерзавца такого идти, полковник никогда понять не мог. Ну да чужая душа потемки. Видать, правду тогда о ней говорили… И хоть траур не кончился, назначили свадьбу. Не устраивали, конечно, ни бала, ни пира. Даже подвенечного платья у Оттилии не было, венчалась в простом, темно-коричневом, как ее Флора ни уговаривала. Странная она была невеста. Едва после болезни на ноги поднялась, под глазами синячины, худющая, как смерть, - в чем душа-то держится. На канцлера своего уставилась, глаз не сводила, будто уж такое сокровище ей досталось. Да и он вроде как тоже: то руку ей пожмет осторожно так, то улыбнется чуть заметно, то взглянет ласково. И кто бы мог подумать, что он так глядеть умеет – словно и не было Кабаньего Лога да двух окровавленных тел в шатре… А как поцеловал ее после венчания – зарделась что твоя роза, и куда только спесь девалась. Уж что там такое между ними было, черт их разберет! Получил Давиль свою Тильку, канцлером стал – и слава Богу, и довольно с него. А через месяц Теодора короновали.
И вот идет он из собора к своей карете, исподтишка на «родственничков» поглядывает. Канцлер плечи расправил, голову задрал – будто его самого только что на царство помазали. Оттилия его крепко под руку держит, в черный мех кутается, дрожит – не то с перепугу, не то от болезни не отошла еще. А на мужа нет-нет да и взглянет – и такие глаза у нее, словно весь мир на одном Давиле замкнулся. «Вот Флора-то на меня, кажись, никогда так не глядела, даже в тот день, как я сватать ее приезжал, - вздохнул Теодор. – А впрочем, все равно теперь. Теперь у всех у нас новая жизнь начнется…»
Утро коронации выдалось холодным.
|
