Фанфик «Осколки. | Цветок, который никогда не завянет.»
Шапка фанфика:
Название: Осколки Автор: Emmy Фандом: Честно говоря - Happy Tree Friends, но поскольку здесь такового нет (а к аниме и манге его точно не отнести), то в Ориджиналы... Бета/Гамма: Нет. Персонажи/ Пейринг: Я не указываю имен, поскольку всё и так предельно понятно. Ну, если вы знакомы с каноном. Или хотя бы с фанартами... [human] Жанр: Ангст, AU, Даркфик, Драма, Эксперимент, Гет, Мистика, Философия, POV, Психология, Романтика, Повседневность, Фантастика Предупреждение:Нецензурная лексика, Смерть персонажа, OOC, Насилие Рейтинг: R Размер: миди Содержание: Склеиваю осколочки. Маленькие такие осколочки. Чем они были вначале? Чашкой ли? Зеркалом? А может быть, пыльной музыкальной шкатулкой с балериной из слоновой кости, откружившей свой последний танец, как снежинка на ветру? В каждом осколке отражается своя история... Статус: В процессе. Дисклеймеры: Все права принадлежат авторам канона.(с) Размещение: Черкните пару строк в личку, если оное вам надо. От автора:Примечания автора: Что это представляет собой? Осколки совершенно разных образов. Глазами каждого из них предлагается взглянуть... Кем они являются, угадывать вам.
Кто не знает нашумевшие флеш-мульты HTF? Однако же, поскольку я вижу тайный смысл во Всём, то подхожу даже к полнейшему мясному трэшу с совершенно иной точки зрения... Как вы уже знаете, все персонажи, которых я указываю здесь - люди (хуманизации).
Текст фанфика:
Я открываю глаза и вижу перед собой бесчисленные узоры, что каждую ночь рисует ветер синим инеем, выдувая его через тростниковую трубочку, словно пузыри. Холодно. Я привычен к бесконечным морозам, тело мое всегда оберегает грубая теплая шкура, что добыл я не более десяти лун назад, когда, казалось бы, солнце не спешило уходить поохотиться в иные леса. В том месте, где мы живем тесной группой, сколько себя помню, погода была очень изменчивой. Лето – слишком знойное и короткое, а зима – слишком жестокая и длинная. И, тем не менее, по привычке своей мы не желали уходить на поиск нового дома. Пока была свежая дичь, пока угрюмые каменные пещеры давали нам покой и защиту, пока солнце продолжало радовать нас своим редким светом, пока деревья давали нам хворост и стрелы, пока не угасало яркое пламя огня, мы будем жить здесь. И только может быть, через много-много лун и часто сменяющихся поколений, мы покинем наш дом, как завещал нам перед смертью Мудрец Чьи Глаза Видят Все. Если бы только Звездные предки позвали его чуть позже. Если бы только он успел дать мне совет… Холодно. Мои мысли медленно перемешиваются и постепенно начинают превращаться в ту же ледяную корку, постепенно покрывающую меня, словно твердый панцирь черепаху. Глаза слипаются, мне очень хочется спать, но я упрямо трясу головой и часто моргая, все еще пытаюсь выбраться, царапая рукой ледяной камень. Мне хочется взвыть от досады. Ведь моя дубина, моя драгоценная дубина из железного дерева все еще зажата в моей руке. И даже не прилагая усилий, я бы мог одним только ударом сломать еще не совсем окрепший ледник и выбраться, наконец, из этого проклятого места. Ведь, в конце-концов, та вещь, ради которой я отправился сюда, в целости и сохранности лежит за пазухой, плотно укрытая теплой шкурой. Но правая рука моя меня совсем не желает слушать, как бы я не приказывал ей пошевелиться и сделать удар. Я ее совсем уже не чувствую. И даже тяжесть оружия совсем не заметна. Поэтому, я вновь откидываюсь на спину, с целью хоть немного отдохнуть и чуть прикрываю веки. Дышать становится все тяжелее, колючий мороз все яростнее царапает грудь, делая ледяной воздух острым. Перед моими глазами проносятся давние воспоминания, вспыхивая странным ярким светом, словно молния в ливневый день. Вот я – совсем еще маленький, закутанный во что-то пушистое и мохнатое. Мою голову, еще покрытую только коротенькими золотыми кудряшками, гладит такая родная тонкая бледная рука, нежная, еще совсем не огрубевшая от бесконечной работы. Я слышу чудесный мягкий голос, поющий мне песню о благородном охотнике, который, как мне расскажут позднее, являлся моим отцом и еще до моего рождения пропал где-то далеко-далеко в горах. Но не успеваю я послушно погрузиться в сон под баюкающий голос, как вновь глаза пронзает новая вспышка. Вот мне всего около двухсот лун и я отправляюсь на свою первую одиночную охоту, после которой по давней традиции наступает время Церемонии, означающей мое окончательное становление, как настоящего мужчины и как Охотника. Пройдет еще несколько лун и моя мать умирает в лапах медведя. Его же я после непременно отыщу, и шкура его будет согревать меня еще много-много лун, напоминая о ней, пока вконец не износится. Воспоминания проносятся быстро, словно сухая трава в ручейке и постепенно меркнут, как звезды поутру. Старые уступают место новым, где я, настоящий уже предстаю хоть и все еще молодым, но уже сильным воином и бывалым охотником. Доказательства того – внушительные звериные зубы и костяные когти, что я ношу, не снимая на своей шее и запястьях. Отчего же я, теперешний, вдруг оказываюсь здесь? Отчего же я так оплошал и не сумел предвидеть это? Почему же теперь, я лежу, совершенно беспомощный и придавленный упавшими на меня обломками ледника и все мои навыки, полученные в давней жестокой борьбе с самой природой, вдруг оказываются совершенно ненужными и бесполезными? Я тяжело вздыхаю и тщетно пытаюсь пошевелить хотя бы пальцем. Но я уже совсем ничего не чувствую, кроме тяжелого льда, свинцом сковавшего все мое тело и жуткого, леденящего душу холода. Тогда я послушно закрываю глаза и слушаю проносящиеся мимо мысли и размытые образы. Это все она. Я вновь вздыхаю, чувствуя, как в груди что-то больно закололо и очень отчетливо вижу перед собой ее черты. Я помню каждую мелочь, каждую деталь, каждую улыбку, каждое слово, каждое движение. Лицо ее предстает передо мной настолько отчетливо, что кажется, словно она находится здесь, вместе со мной. Но я очень хорошо понимаю и то, что это лишь слабая иллюзия, видящаяся мне в последней агонии. Она была очень красивой. Настолько красивой, что с ней не сравнилась бы даже самая младшая дочь нашего вождя. Глаза ее были цвета вересковой пустоши, волосы ее никогда не были растрепанными и темными, как у большинства, напротив, они всегда блистали чистотой и порядком, зачесанные костяной расческой и причудливо заплетенные. Она была очень странной. Странность ее отталкивала окружающих ее людей, но только не меня. Как-то раз, я спросил ее, чего она желает больше всего на свете и ради чего она согласилась бы навеки принадлежать мне. Ее ответ меня очень удивил. В отличие от всех остальных девушек нашего племени она не желала ни красивых ракушек, ни лучших мехов, ни самого вкусного мяса. Она очень хотела, что бы кто-нибудь подарил ей белые цветы. Не такие, что растут в летнюю пору в лесу, а настоящие. Такие цветы растут только там, где не живет никто, даже самый распоследний шакал. Кажется, их называют подснежными? По крайней мере, я слышал об этом очень давно по рассказам своей матери. Именно поэтому я отправился в Дальние Горные пещеры, ведь только там могли расти эти цветы. Едва я только сказал об этом ей, как ее лицо озарила такая радость, что я уже без всяких сомнений, взяв только одну дубину, отправился в путь немедленно. Прошло четыре рассвета, прежде чем я нашел их. Я облазил все пещеры, едва не натолкнулся на Саблезубого и, наконец, заметил один единственный цветок, притаившийся за сизым камнем. Я немедленно сорвал его и запрятал за шкуру, как можно ближе к сердцу. Торжество охватило меня, и я уже видел, как с триумфом вернусь домой, по пути непременно поймаю самого крупного буйвола и мы устроим праздник. А после этого мы с ней непременно будем жить одной семьей в роскошной пещере, которую я уже очень давно присмотрел. Но только в моем воображении уже появились ласкающие взгляд картины, в которых мы уже прожили вместе всю жизнь, как словно гром среди ясного неба раздался ужасающий грохот. Все последующее, что я помню, это сильный удар, выжить после которого помогла мне моя верная дубина, что я машинально протянул перед собой, словно щит. А потом холод. Только холод и ничего больше. Мысли постепенно заканчивались. Темнота окутывала меня, погружая все дальше и дальше в пустоту. Я не противился этому. Ведь только темнота наконец избавит меня от холода, подарив долгожданную свободу. Единственное о чем я сожалел, это то, что Она меня так и не дождется. Пройдет еще немало лун, прежде чем Она, наконец, поймет, что я не вернусь. И даже тогда, боюсь, Она все равно будет ждать. Не предаст. Я был уверен в этом. В конце-концов, я очень хорошо ее знал. Я вздохнул в последний раз и наконец, закрыл глаза, чувствуя, как мягко прижимается ко мне белоснежный, словно снег, цветок. Цветок, который никогда не завянет.
|