1.
Наши отцы были лучшими друзьями, и, когда родилась Мария – а она была младше меня на три зимы, - то нас обручили с первого же круга ее жизни.

- Боги не дали мне сына, - сказал тогда Уль Лучник, отец Марии, - но я уверен, что дети наши вырастут достойными друг друга и продолжат общий род.

- Мария как дочь нам, а Рока ты можешь считать сыном, - ответил мой отец, Элайя Бесстрашный, и они обнялись, и устроили пир по случаю обручения.

Моя будущая жена спокойно лежала в плетеной колыбельке, едва улыбаясь. Эту тихую улыбку она пронесла через всю свою жизнь...

Я рассматривал ее с любопытством: никогда еще не видел вблизи младенцев. Хотелось потрогать эти малюсенькие пальчики, погладить круглые щечки; но мать шикнула – «Кыш, постреленыш, успеешь еще!..» - и я убежал к себе. Дядька Освальд, ходивший за мной в ту пору, встретил новость без удивления, но и без радости. «Что-то будет через десять, да больше зим?..» - спросил он как будто сам у себя, пожевав слова сухими губами.

Но и через десять зим ничего не изменилось.

Наши семьи оставались все так же сильны и могущественны, и не было в городе тех, кто счел бы, что наше положение мы занимаем незаслуженно.

В мои тринадцать зим отец стал понемногу учить меня не только владеть мечом, но и вести изящные беседы, и уметь обходиться с разными людьми.

- Времена битв проходят, - говорил он, - Элайю Бесстрашного должен сменить Рокан Мудрый, и это будет справедливо.

Мария росла, как и подобает девице: училась вести хозяйство, шить и вязать, немного знала грамоту. Уже в десять зим я видел ее спокойную красоту, которая в будущем должна была обернуться в величественную стать, не хуже, чем у королевы. Черноволосая, кареглазая, Мария была бледна кожей, как свечка благородного османского воска, но никакой, даже самый отчаянный, ветер не смог бы задуть огонь этой свечи. Она была кроткой и сильной духом, самой лучшей женой для настоящего воина.

Нам повезло: мы стали очень близкими друзьями. Часто, освободившись от своих занятий, мы вместе гуляли или в ненастье сидели дома, разговаривая обо всем на свете. К Марии я пришел, когда мать покинула нас, уйдя в Царство Теней. И не было ничего лучше и покойней, чем склонить голову на ее колени, закрыть глаза и чувствовать, как она перебирает мои волосы ловкими пальцами…

- Я так рада, Рокан, что у меня есть ты, - говорила Мария тихо, - а то я слышала разные истории про то, как выдают за старых и мерзких. Но ты будешь самым прекрасным мужем на свете.

- А ты – самой прекрасной женой, - отвечал я, улыбаясь. – Я никогда не обижу тебя.

Так мы говорили, не ведая, что испытания нашей дружбы совсем близко.

2.
Прошло еще три зимы и наступила четвертая.

По первому снегу я отправился вместе с Освальдом на обход летних ловушек: надо было собрать и принести домой силки, а заодно проверить зимние приманки.

Мы обошли уже почти все укромные места, как вдруг в завывании ветра мне почудился человеческий крик.

Переглянувшись с Освальдом, мы тут же направились к последней ловушке – тщательно замаскированной яме с острыми кольями на дне. Если человек действительно туда свалился, то ничего хорошего я не ожидал увидеть…

- Эээй! Люди!.. – доносилось до нас все четче. Голос был молодой, но разобрать, принадлежит он юноше или девушке, я не мог, мешал ветер. Да и что бы девице делать в такую пору в лесу?..

Подбежав к яме, мы с Освальдом увидели на ее дне скорченную фигуру. Из-под большой меховой шапки глянули серые глаза, и меня как будто сильно толкнул в грудь, а в висках стало жарко пульсировать.

- Ты кто? – спросил я торопливо и грубовато. – Ты цел?..

- Цел, - ответил человек. Пока Освальд разматывал веревку, я разглядел нашу неожиданную добычу: это оказался незнакомый мне парень, возраста примерно одного со мной, но щуплый и вертлявый. – Руку зашиб, а так бы выбрался…

Вместе с Освальдом мы вытащили его наверх. Ладно скроенная козья доха в паре мест была пропорота кольями, и левая рука незнакомца свисала плетью. Он был ниже меня на пол-головы, почти как Мария; но держался очень уверенно, а к поясу был приторочен неплохой меч. И снова, пока я несколько мгновений держал его, что-то случилось с моим сердцем, как будто оно остановилось. Это напугало меня, и я почти оттолкнул незнакомца.

- Кто ты такой и что тут делаешь? – резко спросил я, хотя уже догадывался, откуда пришел незваный гость.

- Меня зовут Заркан, я полукровка, и живу где придется, как шар перекати-поля, - улыбнулся парень. Только тут я разглядел у него под левым глазом небольшую татуировку, знак нечистой крови. Однако великодушие рода преодолело брезгливость, и я протянул ему руку.

- Добро пожаловать в наши края, Заркан Полукровка. Мой дом — твой дом.

Старик Освальд только укоризненно покачал головой, а с лица Заркана стерлась улыбка.

- Не боишься испачкать руки о незаконнорожденного?..

- Я больше боюсь испачкать руки в предательстве, отказав в помощи тому, кто в ней нуждается, - отрезал я. И всю дорогу обратно мы не произнесли более ни слова.

Дома появление гостя вызвало небольшой переполох, однако никто ни словом не упрекнул меня в том, что я ввел в наш круг полукровного. А Заркан проявил учтивость, более свойственную королю, нежели простому бродяге.

- Ваш сын поступил достойно отца, и я премного благодарен Элайе Бесстрашному, - сказал он с поклоном. - Отныне мой меч — ваш меч, и все, что умею и могу, рад буду предложить вашему дому.

- Располагайся, где удобно, путник. А когда надумаешь уходить, помни, что тебе всегда будут здесь рады. - Ох, знал бы отец, насколько пророческими окажутся его слова! - Освальд, займись обустройством гостя.

Заркан и здесь показал учтивость: он занял небольшую комнатку между покоями господ и слуг, понимая свое положение.

К вечерней трапезе Полукровка вышел уже совсем другим. Все-таки Низшей крови в нем было не так уж и много, и в своем простом наряде он держался гордо и величаво. У него оказались роскошные густые каштановые волосы, чуть вьющиеся, которые парень забрал в высокий хвост по обычаю кочевников. Я не мог насмотреться на него, ощущая странный жар в теле, и невольно сравнивая его... с моей Марией. Что могло быть общего между ними?! Ровным счетом ничего. Но тем не менее, я изучал его, как женщину, и задумался о том, чем могли бы пахнуть его волосы?..

Мария вошла в зал неслышно, как всегда. В небесно-голубом платье, украшенном перламутром и жемчугом, она смотрелась роскошнее королевы. Но в ее лице не было надменности, свойственной дамам из королевской свиты; наоборот — карие глаза смотрели открыто и прямо.

- Приветствую тебя, путник, - обратилась она к Заркану.

И я понял, что случилось непоправимое, ужасное несчастье.

Наши с ней сердца более не принадлежали друг другу.
Их украл этот странный Полукровка, голос которого был слаще горного меда, а волосы — мягче руна породистой овцы.

Я не помнил, о чем они беседовали на том ужине. Вино шумело в ушах, но я держался приветливо, ничем не показывая свою боль. Лишь в темноте своей опочивальни, когда Освальд принимал одежду, я дал волю своим чувствам.

- Ты видел? Ты видел это, Освальд?! - кричал я шепотом. - Он рассказывал ей небылицы про свои подвиги, а она слушала и верила! Он держал ее за руку, и она не отнимала своей ладони! Мария, о, Мария, зачем ты так жестоко поступаешь со мной?!

- Дело не в Марии, - заметил старик, по обыкновению зажевывая слова. - дело в этом полукровке, мой господин. Вы полюбили. Такое случается.

- Но он мужчина!

- И такое тоже случается, - пожал плечами Освальд, - особенно там, откуда он явился, и это не считается грехом...

- Но Мария...

- Мария - девушка строгих правил. Я думаю, она найдет способ оставить Заркана на положенном ему месте...

Слова Освальда немного успокоили меня, и я, свалившись на постель, забылся тяжелым, тревожным сном.

Я проснулся поздно. Бледное зимнее солнце уже уныло висело над полем. Голова страшно болела от вчерашнего хмеля. Кое-как сполоснувшись из кувшина, я сам оделся и пошел искать Марию.

Я нашел ее в саду: она вместе с прислугой белила стволы яблонь на зиму.

- Доброго дня, Рокан, - улыбнулась мне нареченная ласковой улыбкой. - Жаль, что ты все проспал. Наш гость покинул дом на рассвете, вы не успели попрощаться.

- Заркан уехал?! - воскликнул я, чувствуя одновременно горечь и облегчение.

- Да, уехал. Отец дал ему хорошую лошадь, и сейчас, верно, он уже далеко... - Мария отложила мочалку, пропитанную известкой, и внимательно посмотрела на меня.

- Мария...

- Не говори ничего, Рокан. Между нами все предопределено с самого начала, грешно разрушать то хорошее, что есть...

В который раз я подивился мудрости своей невесты и крепко обнял ее.

3.
Заркан вернулся в середине зимы, глубокой вьюжной ночью.

Слуги едва стащили его с коня — он был ранен и почти умирал от потери крови и холода. Мария, конечно, тут же вызвалась ухаживать за ним, и не нашлось бы сиделки лучше и заботливей. Несколько дней мы не знали, останется ли Полукровка жить или Духи приберут его в Царство Теней; наконец, на убывающую Луну, ему стало легче. Мария не отходила от него. Они подолгу беседовали, но она не пересказывала его историй, уклончиво отвечая, что не имеет права выдавать чужие тайны.

Я заходил к Заркану всего лишь пару раз: в ту пору мой отец был в отъезде, и я вел на правах наследника все дела по дому. В том числе, писал письма соседям с приглашением на нашу свадьбу — мы хотели пожениться, как только взойдут первоцветы. К тому же, была еще одна причина, в которой мне трудно было сознаться самому себе. Я хотел вытравить Полукровку из своего сердца, как вытравляют плохую гравировку с оружия, - но получалось так, что с каждым днем он все сильнее въедался в меня. И Мария...

Она изменилась, моя прекрасная, моя возлюбленная Мария... Душа в себе глухую ревность к ним обоим, я мерял шагами свою небольшую комнатку, борясь с желанием подслушать их разговоры. И однажды я не выдержал.
Проклиная себя за трусость, за недостойный честного воина поступок, тайком от всех, я проник в соседнюю комнату и внимательнейшим образом стал прислушиваться.

Мария вошла неслышно — о ее приходе возвестил только слабый скрип двери.

- Заркан, вы спите?..

Он ответил что-то неразборчиво. Затем послышался звон металлической посуды, звук льющейся воды.

- Позвольте, я поменяю повязку.

Последовали еще неясные шорохи. Я живо представил, как легкие, но умелые руки моей невесты касаются тела Полукровки. Видят Боги, я не знал, чего желал сильнее: оказаться на его месте... или на ее.

- Я злоупотребляю вашей добротой, Мария, - голос Заркана звучал тихо, - и гостеприимством этого дома. Как только я смогу сесть в седло, то уеду тотчас же, более того — обещаю никогда не тревожить вас собою.

Наступила такая тишина, что казалось, слышно, как высоко в небе парит ястреб.

- Вы поздно опомнились, Заркан, - грустно произнесла Мария. - И вы знаете, что я всегда буду беспокоиться за вас. Это единственное, что мне остается. Мы не можем предать Рокана.

- Он спас мне жизнь, и последнее, что бы я сделал — это предал его, - ответил Заркан без тени лжи.

Я сжал кулаки, чтобы не закричать.

Почему никто из нас не может быть счастлив? Почему все, что нас ждет, - это горечь разлуки и бесконечные страдания о любимом?..

«Поступай так, как велит тебе горячее сердце, но пусть разум твой остается холоден», - всегда говорил мне отец, но сейчас его не было рядом.

Сердце обливалось кровью, зная, что третьему здесь нет места.

Но лишь разум мог решить, кому именно.

4.
Молчать больше не было никаких сил, и в тот же вечер я отправился в покои Марии. Она поняла все по моему лицу, едва я вошел.

- Мы знаем друг друга с младенчества, Рокан, - сказала она, - и клянусь всеми известными мне Богами, нет и не будет у меня друга ближе тебя. Но я хочу спросить, Рокан, знаешь ли ты, что такое любовь?.. Билось ли когда-нибудь твое сердце подстреленной птицей только при одном взгляде на другого человека?.. Желал ли ты обладать и душой его, и телом, так же страстно, как плененный зверь страстно желает свободы?..

Прекрасные карие глаза смотрели на меня, полные слез, и я молчал. Что бы ни произошло, она не должна узнать. Никогда.

- Ты друг мне, Рокан. Но я не люблю тебя. Если ты не отпустишь — я стану верной, хорошей женой, я помню клятву. Только прошу тебя: отпусти.

- Ты опередила меня, - улыбнулся я, чувствуя в груди страшную боль, - я как раз шел к тебе с этими словами... я отпускаю тебя, Мария... будьте счастливы.

Мария слабо вскрикнула и заключила меня в объятия. Слезы неудержимо полились из ее глаз, и она горячо зашептала мне на ухо:

- Рокан, Мудрый, справедливый Рокан! Ты еще найдешь своей счастье!

- Все может быть, - отвечал я через силу. - Но теперь вам лучше как можно скорее уехать. Вряд ли наши родичи обрадуются этим вестям...Помогать вам я не стану, но и мешать не буду, и никто не узнает от меня ничего.

Они уехали через два дня ночью. Пока их спохватились утром, Мария и Заркан были уже далеко. У отца оставалась записка Марии, но он никому не показывал ее.

Дома творился такой бедлам, будто Боги спьяну плясали чечетку. Уль Лучник рвал и метал, порываясь немедленно отправиться в погоню; однако мой отец удержал его. Оба заперлись в погребе и не выходили оттуда весь день.

О чем говорили наши отцы, я не знаю. Известно лишь, что Элайя Бесстрашный убедил Уля Лучника не преследовать сбежавшую с Полукровкой дочь. Более того, спустя несколько Лун мы получили приглашения на празднование первой зимы первенца Заркана и Марии — маленького Рокана Кудрявого.

От нашего дома поехал только отец. Вернувшись через много ночей, он позвал меня к себе.

- Друзья шлют тебе большой привет и ждут в гости, - сказал он, передавая мне небольшой сверток. Развернув его, я увидел ту самую меховую шапку, что была на Заркане в день нашего знакомства.

Я сжал в руках прохладный мех, чувствуя, как он скрипит в пальцах, и прижал шапку к лицу. Запах османского сандала ударил в нос. Так вот, значит, чем пахли его волосы...

Рука отца легла мне на плечо.

- Счастье друзей порой обходится недешево, Рокан Мудрый.
- Я не жалею.