 Фанфик «Искра. Книга I: Искра падает | Пролог, глава 1»
Шапка фанфика:
Название: Искра, книга 1
Автор: Arinwende
Фандом: Дж.Р.Р.Толкиен, а также Ниэннах, ПТСР и прочие
Персонажи/ Пейринг: Оригинальные/Нет
Жанр: драма, дарк
Предупреждение: сцены насилия! "Где любят жечь и вешать..." (с)
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: в процессе.
Дисклеймеры: права на героев и мир принадлежат Дж.Р.Р.Толкиену.
Размещение: свободное.
Текст фанфика:
Аринвенде Анарианна Эриадорская
ИСКРА
(Записи квэнт и атрабетов, сделанные Хурином Алдарионом, рыцарем Тар-Минастира, короля Нуменора, в 1709 году Второй эпохи в Пригорье, Эриадор, и переведенные на русский язык Натальей Ж., секретарем главного врача городской больницы, в 1985 году Шестой эпохи в райцентре С. Л.-ской области, СССР)
ПОВЕСТЬ ПЕРВАЯ: Падает искра
Посвящается сие творение:
Профессору Дж.Р.Р. Толкину, который бесспорно наше всё.
Наталье «Ниэннах» Васильевой и Ольге «Кагеро» Чигиринской - с которыми я очень, очень не во всем согласна, но которым все равно благодарна за вклад в развитие посттолкиновской Арды. «Искра», основанная на «Расширенной Арде», использует много «фанона», большая часть которого происходит из творений указанных авторов.
Человеку, известному только как «Комиссар» – за подаренную мне маленькую дивную квэнту, которая и легла в основу «Искры».
Лоис Макмастер Буджолд – за сержанта Ботари, персонажа, подавшего мне идею, как может быть устроена психика орка.
Берену Эгладорскому – за внимание, моральную поддержку и воодушевляющие слова.
Че Геваре, Нестору Махно, Степану Разину и всем прочим знаменитым повстанцам – за истинно амбарморовский дух.
Блайнд Гардиан, Арии, Машине Времени и другим – за песни и источник вдохновения.
а также всякому, кто узнает себя в любом из героев книги.
Вместо эпиграфа:
Все отболит, и мудрый говорит:
каждый костер когда-то отгорит.
Ветер золу развеет без следа.
Но до тех пор, пока огонь горит,
каждый его по-своему хранит,
Если беда, и если холода.
Раз ночь длинна, то жгут едва-едва,
и берегут и силы и дрова,
Зря не шумят, и не портят лес.
Но иногда найдется вдруг чудак,
этот чудак все сделает не так.
Его костер взовьется до небес.
Еще не все дорешено,
еще не все разрешено,
Еще не все погасли краски дня.
Еще не жаль огня, судьба хранит меня.
Тот был умней, кто свой огонь сберег -
Он обогреть других уже не мог,
Но без потерь дожил до теплых дней.
А ты был не прав, ты все спалил за час,
и через час большой огонь угас,
Но в этот час стало всем теплей...
"Машина Времени"
"И при чём тут Толкиен? - спросил орк,
захлопывая за собой люк танка..."
Автор неизвестен.
Пролог.
Случайная встреча.
1709 г. Второй эпохи. Где-то в Средиземье.
"Не разговаривайте с незнакомцами!"
М.Булгаков
"Наливай да пей за крушенье идей,
За ловушки судьбы и за возможность забыть,
За безумную цель и за ночную метель..."
Тэм Гринхилл
Погода в тот день выдалась отвратительная и промозглая. Мелкий, нудный осенний дождь моросил уже три дня кряду, дороги расплывались в труднопроходимую слякоть, и Хурин проклинал эту землю, как мог - еще бы, ведь в его родном Нуменоре в это время бывала прекрасная золотая осень, уже прохладная, но еще солнечная и ясная. А здесь, над глушью Сирых Земель, холодные ветры с Востока гнали по небу густую непроглядную хмарь, вязкую, как тесто, проливающуюся дождем, закрывающую и солнце, и звезды, навевающую тоску...
Лес поредел, и в просветах между деревьями показалось серое, свинцово-стальное небо. Дорога из тоненькой, неторной тропы постепенно превращалась в разъезженный, раскопыченный, распаханный завязающими тележными колесами тракт, и все чаще навстречу Хурину медленно тащились по вязкой земле крестьянские повозки. Однако на сей раз стук копыт впереди принес не телегу, а верхового сельского паренька. Стало быть, рядом жилье и кров - а воину хуже всего надоело ночевать в этих краях под открытым небом.
Парнишка приблизился. На вид ему лет пятнадцать, едет в охляп - на какой-то дерюжке вместо седла, надетой на беспородного сельского коника, одет в простую льняную рубаху и стоптанные сапоги, явно слишком большие для него, а глаза его глядят на Хурина удивленно - поди, не видал никогда рыцарей Западного края!
- Эй, добрый человек! - окликнул его Хурин на здешнем наречии. - Далеко ли отсюда до ближайшего селения?
Поселянин осадил коня и только хлопнул глазами, как будто не понял вопроса.
- Деревня твоя где?! - повторил вопрос Хурин.
- А-а... Ну, милорд, деревушка-то моя она в стороне от дороги будет - и мальчишка махнул рукой на восток. - Вам, я вижу, в другую сторону...
"Вот разиня!" - мысленно выругал себя Хурин. "Была же там где-то деревня, а я проворонил!"
- А город ближайший - разговорился мальчишка, похоже, оправившись от удивления - эт-то будет Пригорье. Вон туды, к вечеру доскачете. Конь-то, я гляжу, хороший у вас! Только с дороги не сворачивайте, и будете там!
Хурин сунул руку в кошель, нащупал серебряную монетку, подъехал к парню и протянул ему. Тот сразу же взял монету и снова заговорил:
- Найдете там трактир себе приличный, только на воротах не опростоволосьтесь! - радость от вида монетки вызвала у него приступ словоохотливости. - Там стражники стоят, со всяких чужинцев деньги любят собирать! Только закона такого нету у нас, так что не давайте им, милорд, ни черта лысого. Удачи вам!
Хурин спустил поводья, и лошадь, всхрапнув, тронулась рысью, оставив позади крестьянского мальчишку. Из-за треклятых туч не видно, где сейчас солнце, но до заката, как Хурину известно, не больше пяти часов. Долгие годы странствий научили его чувствовать время без солнца и луны. В лицо ударил порыв ветра, и на всадника обрушились новые холодные капли. Пробормотав краткое проклятие, он натянул на голову капюшон плаща и пришпорил как следует коня. В голове его - только одна мысль: скорее бы до города...
Он успел вымокнуть до нитки, когда впереди наконец-то показался кривой частокол с воротами. Ворота заперты, а стражников не видать. Хурин подъехал к воротам, спешился и несколько раз пнул их.
Из похожего на сарай строеньица, притулившегося к воротам изнутри, раздались шаги и скрип, чьи-то ноги прошлепали по грязи, и из-за ворот раздался недовольный бас:
- Кого там Враг принес, мать твою растак...
- Открыть именем Короля Тар-Минастира! И не сметь так обращаться к благородному воину! - вспылил Хурин.
Засов стукнул и ворота растворились, открыв взгляду улочку одноэтажных и двухэтажных деревянных домишек, не мощеную и пахнущую гнилью и нечистотами, и двух невысоких, но крепких мужиков с короткими копьями. Стражники, догадался Хурин. На не обезображенном крепким умом лице ближайшего - выражение: что, мол, за хрен там разорался?
- Ты, что ли, тут шибко благородный? - пробасил все тот же стражник. - Подождет твой Тар-Чегототам, авось не облезет. Кто такой, откуда-куда-зачем?
- Хурин Алдарион, рыцарь нуменорского короля, еду в Линдон из Эрегиона, куда был послан королем с поручением, которое тебя, засельщина, не касается! - с этими словами Хурин вскочил на коня и поскакал по улице.
- Эй, стой, бла-ародный! А платить кто будет за тебя, Враг что ли? - возмущенно заорали стражники.
- Ступай, Единый подаст тебе милостыню! - огрызнулся Хурин и пришпорил коня. Плохо вооруженные стражники не стали преследовать всадника в кольчуге и при мече и ограничились потоками площадной брани, неприличной воину.
Проехав по улице, он понял, что источником скверного запаха являются открытые сточные канавы, прорытые вдоль дороги с каждой стороны, по которым плывут помои, нечистоты и прочие городские отходы. Тут на втором этаже одного из домов распахнулись ставни, и прямо на мостовую плеснуло содержимое ночной вазы, стекая под дождем в бурлящую, пенящуюся канаву. Хурина из поганой вазы не задело, но настроение у него испортилось окончательно. Вот ведь деревня! И что б им под землей, как в Нуменоре, канавы не прорыть?... А конь понес его дальше по улице, которая постепенно стала похожей на мостовую, но оставалась узкой, вот среди домов начинают попадаться лавки ремесленников под резными вывесками без надписей - каравай над пекарской, ножницы над портняжной, молот над кузнечной - а вот хорошего трактира нигде не видать. Наконец, выехав на площадь, в центре которой стояло какое-то покрытое мхом, засиженное голубями, нещаженное временем изваяние, он встретил первого прохожего - невысокого толстяка, в руках несшего две огромные тыквы.
Хурин осадил коня, спрыгнул на землю и окликнул:
- Привет тебе, добрый человек! Я ищу, где в этом городе хороший трактир и постоялый двор с конюшней!
Мужик усмехнулся и протянул Хурину тыквы - подержи, мол. Хурин взял их, ожидая, что горожанин покажет ему рукой, и тот действительно начал размахивать руками, указывая:
-Значит так, твое благородие. Идешь по улице, сворачиваешь за угол, проходишь пять переулков и приходишь на фригольдерский базар. Покупаешь на базаре гуся и ему крутишь голову, а мне не надо! Здесь же прямо трактир, перед тобой - на углу Приовражной улицы, напротив памятника! Заведение старого Свербигуза - это тебе не забегаловка какая-нибудь, оно нашему городу ровесник и вместе с ним семьдесят семь веков простоит - это еще сам основатель нашего города говаривал, ну которому памятник... - в словах его промелькнула провинциальная гордость. - Да и берут там недорого, словом не пожалеешь!
С этими словами пригорянин снова взял под мышки тыквы и побрел дальше по улице под дождем. Хурин подвел коня за уздцы к двери под резной деревянной вывеской, освещенной масляным фонарем, его пальцы ощутили холод и тяжесть железного кольца, служившего двери рукояткой, и раздался троекратный стук. На стук послышались шаги, и из двери вышел молодой человек лет восемнадцати, русоволосый, одетый в серый фартук поверх рубахи.
- Благородному господину надобна комната? - спросил он, слегка поклонившись.
"Не то, что хамоватые стражники" - довольно подумал Хурин. Это место начинало ему нравиться.
- Сначала отведи моего жеребца на конюшню, а уж комнату я и сам себе подберу - ответил он, вошел, и застоявшийся, теплый, отдающий каминным дымом дух трактира прянул в лицо.
Его глазам открылось невысокое помещение, освещенное кое-где масляными фонарями, висящими над деревянными столами, зал перегорожен стойкой, за которой маячат бочонки с пивом и пыльные винные бутылки, слева же вверх поднимается лестница, ведущая, по всей видимости, к комнатам. За стойкой стоит невысокий, как весь здешний народ, полноватый бородач, уже седеющий, но еще крепкий. "Наверняка отец встретившего меня паренька" - подумал Хурин, заметив несомненное сходство в чертах трактирщика и давешнего юноши. За столами сидит здешний люд - почти все мужчины, кто-то старше, кто-то младше, они тянут пиво, разговаривают, а кое-кто просто отдыхает.
Взгляд Хурина вдруг задержался на одном из небольших, крайних столиков. За ним Хурин увидел молодую девушку, не похожую на пригорянку - да и вообще не похожую ни на кого, виденного Хурином. Необычно высокая, с короткими - почти под мальчика - черными волосами, она одета во все черное, только на шее висит серебряная цепочка. Рядом со столиком, прислоненная к стене, какая-то необычной формы лютня - естественно, тоже черная. Плащ девицы мокр от дождя, она ничего не пьет и не ест - просто сидит и отдыхает, глядя на огонь в камине.
Хурин пожал плечами - он слишком устал, чтобы удивляться. Поэтому он подошел к стойке и поприветствовал хозяина.
- Хо-хо! - весело откликнулся тот. - Что у нас за новости? Гости! Да, похоже, не откуда-то там, а из самого Нуменора! Ну, милости просим, милорд, в наш скромный трактир. Выпить, закусить? Или, может быть, переночевать?
- Все вместе - тихо сказал Хурин. - Я голоден как три волка и устал с дороги.
Трактирщик всплеснул руками.
- Ох, какая беда! Ну, мы сейчас эт-то живенько спроворим! Бараний бок с гречкой, кувшин вина да комната на ночь - за всё про всё пять серебряных монет! Возьмите, ваша будет третья - он протянул Хурину ключ с резным деревянным брелоком, изображавшим счетную руну "3". - Толман! Где-то ты там запропастился, леший тебя разбери, негодяй?!...
- Я здесь, отец! - в зал через черный ход вошел тот самый парень, что встретил Хурина у дверей.
- Принеси господину бараний бок с гречкой, да подогрей в печи! Ну, а я вам сейчас налью винца, и ведь будете потом рассказывать у себя в Нуменоре, какой славный трактир у старого Алмира Свербигуза! - негромко уже говорил кабатчик, наливая вино из кувшина. - Садитесь за любой столик, Том вам все принесет.
Вскоре Хурин уже сидел у камина и уплетал баранину, запивая кисловатым вином. Мясо оказалось отличным, и воин, насытившись, расслабился, вполуха прислушиваясь к беседе весельчаков за соседним столом, к которым, освободившись, присоединился и хозяйский сын.
... - Нет, Хоб, как хочешь, а мне надоело слушать твое бренчание, не сочти за обиду... Вот пущай Том сыграет - он у нас могёт, он у нас любит!.. Кабы не отцовское кружало, так пошел бы в менестрели, а, правда, Том? - высокий молодой человек с кружкой пива усмехнулся.
Тот, кого назвали Хобом, нехотя протянул Тому потертую лютню, на которой не хватало струны. Тот взял, помялся, присел на скамейку.
- Н - ну... Что играть даже, не знаю... - он в волнении забарабанил пальцами по корпусу лютни.
- Нет, Том, не быть тебе менестрелем - проворчал Хоб. - Больно ты стеснительный, вот что. Настоящий-то завсегда знает, чем людям добрым угодить...
- Да сыграй ты старую, нашу любимую! Ну ту, про день завтрашний! - вмешался приятель Хоба, тот, что начал разговор. - А мы, где надо, и подпоем!
- Ладно - вздохнул Том - будь по-вашему, мужики, - он набрал воздуха и провел рукой по струнам, струны отозвались первым согласием, и Том негромким, приятным голосом запел:
Ты знаешь теперь,
Что я - менестрель
Пройдут времена
Закрою глаза
И в мире далеком увижу тебя
И тогда спою песню о вечерней заре
Песню барда...
Тут припев подхватили еще несколько голосов:
День завтрашний нас умчит прочь
В далекую ночь
И имена наши время сотрет
Но песни запомнит народ.
День завтрашний все унесет
Страх нового дня и жизни уйдет
Когда кто-то песню споет...
Хурину песня понравилась, хотя он не то чтобы внимательно ее выслушал - красное вино оказалось неожиданно крепким. Разлившись по телу, оно принесло приятное тепло, хотя голова уже немножко шла кругом. А Том тем временем уже заканчивал балладу:
Но песня закончилась, время идти.
Никто и не спросит, как звали того
Кто спел вам песню...
И опять зазвучал нестройный хор:
День завтрашний нас умчит прочь
В далекую ночь
И имена наши время сотрет
Но песни запомнит народ.
День завтрашний весть принесет
И ты - не один
И темень и лед мы с тобой победим,
И песни запомнит народi...
Ватага весельчаков отозвалась дружным хлопаньем и одобрительными возгласами.
- Слышь, Хоб, а тебе не надоело каждый вечер слышать одно и то же? - спросил Том, отдавая лютню.
- Да надоело конечно, приятель! Только где же их взять-то, новые? Не заходит к нам давно никто! Вот тот господин - он явно не менестрель, смотри сам, какой у него меч! А хотя... - его взгляд задержался на девице в черном. - Вон, она, кажись, то, что надо. Глянь на её лютню, никогда такой не видел!
... Хурин и прежде вполуха слушал разговор за соседним столиком, но теперь, похоже, крепкое вино окончательно пробрало его. "Проклятие, он его что, в леднике вымораживал?" - медленно, пытаясь собраться воедино, подумал он, подъедая жирную баранину и надеясь, что она поможет ему прийти в себя. Хотелось спать, но негоже ведь рыцарю отправляться спать в таком виде и страдать потом от похмелья! Нет, надо прийти в себя. Бараний бок закончился, и Хурин заказал еще, и наконец обильная, ядреная закуска слегка прояснила его голову, после чего он откинулся на спинку скамьи, прибитой к полу.
...Песня гостьи оказалась малопонятной, такой же странной, как и она сама, но слушателям понравилась. Они замолчали, очевидно под впечатлением, и воцарилась довольно странная для трактира тишина.
- Эй, трактирщик, дай мне мой счет! - наконец крикнул Хоб, по-видимому, чтобы хоть что-нибудь сказать.
- Оставь его себе - пробурчал его сосед. - Денег-то все равно уже нет, если Том не угощает. Ну, Хоб, как тебе новенькое?
- Нну... Не то чтобы плохо... но непривычно, это да - нетвердый голос Хоба явно дал знать, что он затрудняется не только в суждениях, но и в речи. - А вот звать-то тебя как, девушка? А то и правда никто и не спросит, нехорошо получится...
- Зовите меня Морвен. - ответила она. - Я приехала издалека, из краев к северу от Мглистых гор...
...Хурин вроде бы пришел в себя, но сонливость все не желала уходить, и он уже без особого интереса выслушал песню и завязавшийся разговор. К северу от Мглистых гор он ни разу не заезжал, но слухи о тех краях ходили нехорошие - будто бы живут там одни звери, а если и найдешь людей, так они похуже зверей будут. Правда болтали о том люди, которые особо-то никуда не путешествовали, а эльфы Эрегиона вообще ничего не говорили о тех землях - хотя явно что-то знали. Да и не до того было - в Эрегионе шла война, и Хурин, посланный королем Минастиром на переговоры с правителем Эрегиона, думал тогда в основном об этом, а не о каких-то захолустьях. Хотя он что-то смутно припоминает, что слыхал что-то про таких вот странников в черном - и орком будет, если что хорошее слыхал, но тогда ему и это казалось неважной, пустой болтовней...
Морвен тем временем уже спела собравшейся компании еще одну песню. Как и первая, эта была печальной, хотя и в ней пригоряне мало что поняли, но веселье сменилось задумчивостью и интересом.
- А ты объясни нам - попросил её любопытный Том - о чем твои песни? О каких-то древних временах и дальних землях, это мы уже поняли. А поподробнее, можно? Кто, например, такой этот твой "Учитель", о котором ты спела? И когда это все было?
Морвен помедлила.
- Вы... знаете его под другим именем. И было это около семнадцати веков назад...
Глаза Тома округлились.
- Семнадцать... веко-о-ов?!... Враг меня разбери, это же уйма лет!
При слове "Враг" лицо Морвен болезненно дрогнуло.
- Пожалуйста - попросила она - не употребляйте этого ругательства. Ради меня...
- Ну ладно... - пожал плечами Том - и вздрогнул от удара, послышавшегося от соседнего столика, и последовавшего громкого рева. Подвыпивший воин, отдыхавший за ним, вдруг стукнул кулаком по столу и резко встал...
...Ну конечно! Память Хурина наконец прояснилась - и облик Морвен, и пророненные ею слова, и ответ на беззлобное ругательство Тома, и слухи, доходившие до ушей нуменорца наконец соединились в единую цепь, и настроение его, еще недавно благодушное, резко покачнулось в противоположную сторону, как это часто бывает у пьяных людей. "Так вот кто она такая! Проклятие, мне же рассказывали об этих недобитых Морготовых последышах откуда-то с севера, до сих пор распространяющих ложь как заразу, а я, пьяный дурак, не понимал ничего, что творится у меня под носом! И что же, я буду сидеть тут и слушать, как она обманывает наивных пригорян байками о добром Враге?"
- НЕТ!!! - во весь неслабый голос крикнул Хурин, со всей силы ударив кулаком по столу, так что посуда загремела. Он резко вскочил и через миг уже оказался у соседнего столика.
- О-ой, похоже милорду не пошла впрок песенка... - протянул Хоб и встал было, собираясь уходить.
- Да при чем тут песенка! - все так же громко вскричал разъяренный Хурин. - Знаете чем она вас потчевала, деревенщина?!! Знаете кто такой этот треклятый "Учитель", про которого хозяйский сын спрашивал?!! Да тот самый, которым вы ругаетесь, которым вас мамки в детстве пугали! Да-да! Великий Враг! Моргот! - он выплюнул это слово, как будто действительно выругался. - Ого, смотрите, как её перекосило, знает кошка, чье мясо съела! - в руках его уже была черная лютня Морвен, и он, размахнувшись, хотел её ударить - но она увернулась, и инструмент с печальным звоном и хрустом разбился о крепкую скамью. - Не ожидала, поди, в этой глуши встретить воина Света! Ну так получай! - он швырнул в неё разбитый гриф лютни... но хмель сыграл с ним злую шутку, и он упал на стену у камина.
- Эй, эй! - закричал трактирщик, подбегая к нарушителю спокойствия. - Здесь не дерутся! Идите на улицу и там выясняйте отношения! - он вытащил из-за одного из столов рукоятку от плотницкого топора и решительно направился к Хурину, но тот ничуть не поубавил пьяного пыла.
- Брось палку, мужлан! - прорычал он, пытаясь встать и одновременно потянув из ножен меч. Взгляды всех посетителей уже обратились к буяну.
- Тише! - раздался чей-то голос, негромкий, мягкий, но почему-то отчетливо слышный в зашумевшем трактире. Шум действительно прекратился, и в дальнем, неосвещенном углу зала появилась чья-то фигура. Хурин, хотевший было накричать заодно и на вмешавшегося, запнулся: он готов чем угодно поклясться, что как бы ни был неосвещен и темен тот угол, он четко видел, что прежде там никого не было. Морвен тоже остановилась, уже не пятясь и не смотря на разбуянившегося воина со смесью испуга и враждебности. Удивленно переглянулись и Том, Хоб и прочие, собравшиеся в трактире.
Говоривший бесшумно приблизился, и Хурин смог как следует его рассмотреть. Ростом немного пониже Хурина, одет в выцветший от времени простой серый плащ с поднятым капюшоном и шерстяной полукафтан, прищуренные темные глаза его, поблескивающие под капюшоном в неярком свете ламп, смотрят внимательно и строго. На поясе - длинный тонкий меч искусной работы.
- А это еще кто? - уже негромко пробурчал Хурин.
- Ныне меня называют Амбармор - произнес тот, подойдя к Хурину и подавая руку, дабы помочь подняться - но прежде звали меня и по иному, кто как. А вы кто и почему ссоритесь? Этот человек, которому вы грозили мечом, абсолютно прав, и притом он все-таки хозяин этого трактира, а не вы, и какова бы ни была причина вашего спора, вы не имеете права грозить ему оружием.
Хурин принял протянутую руку и попытался встать, попутно удивляясь сквозь хмель, что у не отличавшегося крепким телосложением незнакомца хватает сил, чтобы поднять не самого слабого воина, не снявшего кольчуги. Он посмотрел ему в глаза, поднявшись на ноги, и только тут запоздало сообразил, что помогший ему не совсем человек.
- Ты... эльф, что ли? - проговорил Хурин, нетвердо стоя на ногах и опираясь на стену трактира. Нет, незнакомец не похож ни на эльфов Эрегиона, ни на народ Линдона, с которыми нуменорцу приходилось встречаться, ни тем более на лесных эльфов - тем не менее его принадлежность к Старшему народу теперь уже сомнений не вызывает, хотя заметна не с первого взгляда.
«Нет, все-таки нолдо» – подумал Хурин.
«Синда?» – подумала Морвен.
- Ай, ай, а ты никак заметил! - он улыбнулся, хотя под тенью капюшона улыбка еле заметна. - Твою наблюдательность нельзя не отметить. Ну так все-таки, из-за чего вы ссорились? Удовлетворите мое любопытство, быть может, я сумею вас рассудить.
Морвен уставилась на него, почти как будто увидела привидение.
- Этот шумный пьяница... - выдавила она - ...Он прервал нашу беседу, обозвал Учителя "Черным Врагом", разбил мою лютню и пытался меня ударить!...
Хурин смерил её злым взглядом.
- Эта прислужница темных сил отравляла своей ложью необразованных горожан, не знавших, с чем столкнулись! Разве она не заслуживает того?!
- Образумься! - все так же мягко, но настойчиво произнес Амбармор. - Во-первых, она беззащитная, безоружная женщина, и рыцарю позорно так себя с ней вести, даже во хмелю. Во-вторых, чего вы спорите? Можно подумать, каждый из вас видел своими глазами того, о ком говорит.
- А что тут видеть?... - проворчал Хурин. - Я и во сне не хотел бы увидеть чудище в три человеческих роста, закованное в железо! Да ты, можно подумать, видел его!
- Молодой человек - уже слегка раздраженно ответил эльф - я, в отличие от вас обоих, его видел. Заверяю вас, он не имел ничего общего с твоим описанием, хотя и с девушкой я бы не согласился - во многих чертах. Давайте присядем за тот столик - он указал рукой в тот угол, откуда появился - и поговорим как приличные... ммм... как приличные люди.
***
Хурин уже полчаса просидел за дальним столиком, пытаясь прийти в себя. Трактирщик принес ему какой-то дряни на травах, которая, по его словам, снимала хмель, но лучше почему-то не стало. Рядом - Морвен, явно побаивавшаяся нуменорца. Амбармор же спокойно смотрит на них, словно что-то обдумывая.
Наконец он нарушил молчание.
- Да, мой дорогой, не рассчитал ты своих сил. Вино-то в этом трактире всегда было крепким, но это еще не повод, чтобы ронять достоинство воина. Звать-то тебя как, если не тайна?
- Хурин - ответил тот. - Хурин Алдарион, посланник короля Тар-Минастира. Вот, ехал из Эрегиона в Гавани, чтобы отправиться оттуда на родину, да подзадержался. Твое имя мне уже известно...
Загадочный собеседник откинул капюшон, и взгляду присутствующих открылось усталое, худое, но все же по-эльфийски правильное лицо, подстриженные под горшок иссиня-черные с едва заметной проседью волосы и прищуренные сиреневато-фиолетовые глаза. Хурин подивился, что еще недавно, при свете нескольких фонарей в главном зале его глаза казались темно-серыми, а сейчас, при дрожащем свете свечи в полутемном уголке трактира, они выглядят сиреневыми. Странновато и то, что выглядит Амбармор человеческих лет на тридцать-тридцать пять, в то время, как остальные эльфы, встреченные Хурином прежде, выглядели неизменно молодо. Хурин знал и раньше, что так старить эльфа могут только пережитые долгие годы страданий, и подумал - что же пришлось пережить его новому знакомому?
«Нет, не нолдо. Линдонец?»
А тот повернулся в сторону соседки и спросил её:
- Позволь узнать и твое имя. Хотелось бы знать всех, с кем меня свела судьба в этот вечер.
Она ответила не сразу, внимательно глядя на эльфа.
- Здесь меня называют Морвен. Из земель Семи Городов к северу от Мглистых гор... Ты... Ты говоришь... что вправду видел Учителя? Но как это может быть? Я всегда думала, что ваш народ был ему врагами и воевал против него...
- И да, и нет - ответил Амбармор, вздохнув. - Мне приходилось сражаться и под его знаменами, и под знаменами его врагов. Но куда страшнее войн был тяжелый выбор - кто же прав, куда и за кем идти. Ведь никто не называл себя "Врагом" прямо и открыто, такое только в сказках бывает, чтобы Злой Властелин так и называл себя Злым Властелином. И поначалу отличить добро от зла было нелегкой задачей, только потом раскрылись все карты.
- Но ты же эльф! - возразил Хурин. - Какой у тебя мог быть выбор? Не было никогда эльфов, что служили Врагу!
- Увы, были, хотя немногие об этом знают. Кого-то из них просто нелегкая судьба занесла по ту сторону рубежей, а Мелькор склонил на свою сторону - кто-кто, а он это умел... А кто-то был одним из последних осколков его народа, уничтоженного еще до прихода эльфов на Запад.
- Так что - это правду она тут говорила, о якобы эльфах тьмы? - удивленно воскликнул Хурин. - А тебя-то самого каким ветром занесло к Морготу?
- Молодой человек... Я в своей долгой жизни еще ни разу не встречал никого, кто говорил бы только правду, хотя очень хотел бы встретить. Конечно, люди не могут достоверно помнить, как все было, спустя столько лет. Победители пишут историю сами... а побежденные ее переписывают заново, и только очевидец может вспомнить все как было - и то редкий очевидец может быть беспристрастным. Что же до моей истории, то она затянется на всю ночь, даже если рассказывать с пятого на десятое. Но она, возможно, рассудит и ваш спор.
- Я никуда не тороплюсь - уже тихо ответил нуменорец. - Нечасто встретишь того, кто способен рассказать о событиях такой давности из первых рук.
- Расскажи! - впервые поддержала его Морвен. - Я ни разу не встречала никого, кто мог бы вспомнить историю Мелькора и Твердыни Севера, виденную своими глазами.
- И не встретите. Историю, которую расскажу вам я, не расскажет вам никто другой, поэтому слушайте внимательно. И, пожалуйста, поймите: я не проповедник, я не хочу склонить вас на свою сторону или навязать свои взгляды - я просто расскажу вам обо всем, что знаю и помню. Вы можете мне верить, а можете не верить, и делайте какие хотите выводы - мое дело рассказать. Никому еще не рассказывал я о своей жизни... - с этими словами он налил себе вина и продолжил. - Когда-то я был совсем иным, меня и звали-то еще по-другому. Истар Морвион - вот как меня звали тогда, в Валиноре, который не принял меня таким, какой я есть. Но хоть в тех временах и лежит начало всей моей жизни, я упомяну о них только вскользь...
Часть 1.
Глава 1.
586 г. Первой Эпохи, осень. Где-то на дальнем севере владений Мелькора.
Снегопад прекратился, но низкое серо-стальное небо и не думало светлеть. Белый покров снега припорошил голые, безжизненные черные горы, закрывавшие дорогу на юг, битый лед северного моря и низенькие улочки поселения, притулившегося на негостеприимном берегу. Все-таки люди сюда пришли - в ночную землю вечных льдов, в бессмертное царство холода...
У поселения не было названия - во всяком случае, такого названия, какие бывают у настоящих, живых, свободных городов и сёл. На наречии немногочисленных жителей окрестных берегов оно звалось Нибельхель, а во всех ведомостях Короны Севера оно значилось как "каторжное поселение Дальних горii". Никто из тех, кого сюда забросила жестокая судьба, не мог назвать это место своим домом, и это вполне понятно: не могут люди жить в таких краях. Все сто с чем-то человек, населявшие Нибельхель, были либо ссыльными преступниками, осужденными на вечное поселение здесь безжалостным судом Твердыни, либо солдатами-стражниками, которых тоже не за доблесть послали сюда служить. На этой каменистой земле не росли даже лишайники, сюда почти не забредали звери и не залетали птицы, и дети в этом городе тоже не рождались. Каторжное поселение существовало только ради двух целей: добывать золото из северных приисков, куда не отправится ни один рудокоп по своей воле, и обрекать на медленное умирание всякого, кто не принял власть Твердыни и Властелина Мелькора.
Покосившиеся домишки, криво сложенные из грубо обтесанной пустой горной породы, выстроились в рядок вдоль каменистого обрыва. Где из труб, а где прямо из узких окошек вился жиденький дымок - люди жили, вернее, выживали, вопреки всему. А вдоль улочки, тянувшейся от шахты к морю, брели двое. Вооруженные - стало быть, стражники, при копьях, коротких мечах, медных колотушках и черных нарамниках с трехзубой серой короной поверх теплых, добротных овчинных тулупов.
- Эй, ты! - окликнул один из них встречного. - Чего это ты шляешься по улице, а ну-ка быстро в хибару!
Тот, что шел им навстречу, поднял голову. Худой, закутанный в драный шерстяной плащ, он тем не менее не дрожал от мороза, и взгляд стражника встретился с пристальным взглядом сиреневато-фиолетовых глаз. Не человеческих глаз.
Эльф. Стражники не отличали народы эльфов друг от друга, но историю этого они вроде припоминали - рассказал кто-то. Звать его вроде бы Амбармор, и обретается он в Нибельхеле давным-давно, даже самые стойкие старожилы из человеческого народа не могли вспомнить дня, когда он сюда попал. Оно и неудивительно - ведь дольше двадцати-тридцати лет тут редко какой человек живет, а многие и раньше гибнут - от холода, от чахотки, от стражничьих побоев, а иногда попадаются полные недоумки: сбежать пытаются. Находят их потом и на кораблях, что приходят и уходят за короткое, двухнедельное лето, пока море не сковано льдом. Находят где-нибудь в трюме, и прямо на месте копьем и закалывают. А вот не надо бежать из-под стражи Короны Севера! А другие пытаются уйти сушей. Этих почти всех съедают белые волки: здесь, в городе, их нет, а вот за воротами, у перевала, этого зверья хватает. Обленились, разучились охотиться - последние лет сто им каторжник что лакомство. А кем они вдруг побрезгуют - тот замерзнет по дороге...
А ему, Амбармору, что ж не быть долголенку? Чахотка к нему не липнет, холода не боится, вынослив как лошадь, даром что сложением не вышел, и не стареет, сволочь, как и все прочие эти эльфы. И не дурак, нет. Бежать не пытается, честно отрабатывает на рудниках. Попробуй тут не отработай, ведь и паек, и уголь для отопления иначе как за золотую породу из рудников здесь никому не дают. С ним живет вроде бы девка - тоже ихняя, из эльфов - и здоровенный бугай-орчина. Странная компания, вроде бы все говорят, что эльфы и орки не переносят друг друга...
- Чего это я не могу выйти из хижины, господин начальник? - тихо, спокойно, с достоинством поинтересовался Амбармор. - Погода хорошая, не так уж и морозит сегодня. Приятная осень в этом году.
- Издевается, гад! - пробурчал другой стражник. - Где ж хорошая, здесь холодно, как в сердце Трехглавой горы за тысячу лет до того, как Владыка там огонь развел! - солдат сплюнул на снег.
- Да нет, в том году перед закатом было холоднее - отозвался эльф.
- А нас это не волнует! - перебил его первый. - Если я сказал "убирайся", значит вон с глаз долой!
- Как скажете, господин начальник - вздохнул Амбармор и неслышно зашагал прочь.
- Эй, Бьорг, а ведь хижина этого ушастого совсем в другом направлении! - произнес первый солдат минуту спустя. Он оглянулся и сплюнул: - Тьфу! Ведь только что был тут!
А Амбармор уже брел к морю - точнее, к битому, ломаному льду, ограждавшему берег от злых ветров. Дальше на север начинались льды, которые эльфы называли Хэлкараксэ, льды, память которых была омрачена горьким предательством. Без малого шесть веков назад здесь шли из-за моря рати Финголфина, будущего короля Нолдор - высоких эльфов, которого обманул его брат Феанор, когда сжег корабли, на которых должно было переправиться через море Финголфиново войско. В памяти Амбармора вновь ожили языки пламени, пожирающие белые корабли- он был там те шестьсот лет назад. Был с воинством предателей. А потом предал и их...
* * *
- Смотри, Лауральдо, что это?
Корабли, которые должны были, по словам Маэдроса, отправиться назад, в Араман, полыхали ярким огнем, чадили дымом, который ветер с моря гнал прямо на войско. Гудение и треск пламени, которое поднималось, как казалось, до небес, были слышны даже здесь. Белые корабли были подожжены с берега, паруса полыхали и выбрасывали снопы искр, падали в воду горящие мачты и дымились лебединые шеи - носы кораблей. Истар стоял, завороженный зловеще красивым зрелищем, смотря как черное ночное небо рассекают языки огня, и отблески пламени озаряли его лицо.
- Феанор поджег корабли... - прошептал Лауральдо.
- Я почему-то с самого начала думал, что он не отправит их назад - ответил Истар. - Но я не думал, что он сделает это так... - он задумался, подбирая подходящее слово - ... так напоказ!
* * *
«Это и есть моя плата за то, что я не был там, в Хэлкараксэ, подумал он. Я не захотел пройти через битые льды, а теперь обречен среди них жить... Кто знает, пойди я с войском Нолофинве, я бы наверное, не попал в Аст Ахэ. Никогда бы не узнал о том, что я – эллеро по крови. Пал бы в честном бою за своего короля. Но с другой стороны, кто бы тогда встал во главе Искры? Да и появилась бы она вообще?»
Домики закончились, и впереди замаячил камень с высеченными старинными письменами. Камень был поставлен как раз в те годы, когда здесь погиб в первом бою сын Финголфина, Аракано. На том месте, где сейчас стоит Нибельхель, тогда была первая орочья застава, самая дальняя на север, и именно тут и состоялась первая стычка нолдор Финголфина с войском Черного властелина. Под камнем и были похоронены убитые. Недаром поселение "Могилой" называют. Ещё тогда в эту каменистую землю легли первые мертвые. А сколько здесь погибло с тех пор, как сюда стали ссылать каторжников... Если бы погибших не сжигали в печах, невесело подумал Амбармор, их костями была бы вымощена вся улица.
А солнце, которое за последние дни почти не поднималось над горизонтом, садилось, освещая последними лучами берега и шаткие строеньица за его спиной. Это был почти сотый закат, который эльф встречал в этом безрадостном месте. Немного, как может показаться; но не забывайте, что закаты, как и рассветы, бывают на замороженном Севере всего раз в годiii. Амбармор смотрел на запад с тоской, провожая солнце: вот и подошел к концу ещё один долгий, многодневный день. А ведь когда-то - там, за морем, куда уходит теперь солнце, тоже проходили последние дни того беззаботного и светлого вечного дня...
* * *
4240 год эпохи Древ. Форменос, Валинор.
Феанор стоял за рабочим столом, у окна высокой башни Форменоса, погруженный в тяжелые раздумья. Вот уже долгие годы, с самого дня создания Сильмариллей, он не знал покоя - даже здесь, в этом замке, своём, безопасном, но ставшем ему тюрьмой. Лишь слегка он отвлекался от гнетущих мыслей, погружаясь в работу, но даже тут уже не мог так творить, как раньше. Он думал о Сильмариллях, о своем непокое в Благословенном Краю, о пережитом в Тирионе унижении, за которым последовало изгнание сюда, о Мелькоре, который - тут Феанор не сомневался - повсюду, даже здесь, имел глаза и уши - но не о своих трудах, которые выходили лишь жалким подобием былых. Вот и теперь, работая который год над кристаллом, который позволял бы видеть дальние страны и отдаленные времена наяву и сообщаться мыслями даже тем, кто не был обучен искусству "мысленной речи" - осанвэ, он все не достигал намеченной цели. Нет, удавалось создать множество пробных камней - но они были ущербны. В первых из них не было видно ничего кроме белого тумана; другие показывали иллюзии и видения несуществующего; но ни один еще не дал того, чего мастер хотел - и в досаде Феанор надолго бросал эту работу и спускался в подземные кузницы, где втайне ковалось его оружие. Оружие, которое, как он надеялся, поможет проложить путь к свободе...
Он взглянул в окно, выходившее на восток, и тяжело вздохнул. Проклятие, ни дня покоя. Ни на кого нельзя положиться. Сыновья все в Тирионе - их-то никто не осуждал на тоску в этих стенах, и что-то нечасто стали они наезжать сюда. Стражам замка нет веры - никогда нельзя знать, хранят ли твой покой или держат тебя под замком, грань так незаметна... А от мысли, что кто-то из них, возможно, свелся с Мелькоровыми соглядатаями, вообще такое зло берет... И этот его новый подмастерье - Истар, бродяга, пришедший сюда учиться рукотворным ремеслам десяток лет назад - из первых под подозрением.
В коридоре послышались негромкие шаги, и в комнату, не стучась, вошел тот самый злополучный подмастерье. Постороннему взгляду все эльфы сперва показались бы молодыми, но с этим впечатление не обманчиво - ему и вправду не минуло и трех сотен лет, и невысокий рост – больше чем на голову ниже Феанора – только усиливал это впечатление. Одет он в простую светло-серую рубаху, подпоясанную куском веревки, и такой же веревкой перехвачены на лбу черные в сине-лиловый отлив волосы чуть ниже плеч. Вид у него взволнованный, а в руках что-то темное. И что ему понадобилось на этот раз?
Он пришел сюда по эльфийским меркам недавно, всего двенадцать лет назад, и сразу показал немалый дар во всех ремеслах, и сам Феанор не мог тогда не признать, что со временем этот эльф вполне мог бы сравниться с ним самим - если дать те же время и возможности. Они вообще оказались похожи многим - в том числе и нравом, который у обоих отнюдь не располагал к счастливому сотрудничеству, и все чаще одни гордость и упрямство лоб в лоб сталкивались с другими. Но Феанор все-таки был здесь хозяином, поэтому все чаще гонял ученика по черной работе, разрешив только в перерывах между ней заниматься в мастерских.
- В чем дело, Истар? - буркнул Феанор, не поворачиваясь. - Опять что ли котел не отмывается? Или сломал что-нибудь в мастерской?
- Нет, мастер, не в этом дело. Просто помните, вы пытались сделать это... ну, камень, который бы показывал отдаленное? - голос у него сейчас действительно был взволнованный и сбивчивый. - Так вот, я тут посмотрел одну из ваших проб и кажется, понял, в чем загвоздка. Вот посмотрите, по-моему, это работает. Поверните его, чтобы огонек смотрел вверх и на север.
Феанор наконец обернулся. В протянутой руке Истара - и вправду черный шар, как будто сделанный из вулканического стекла. Эка невидаль, подумал Феанор. Он-то сделал уже не один десяток таких, только проку чуть. Он взял тяжеленький, увесистый шарик, заметив, что в глубине мерцает красный огонек. Ну, и это мы уже проходили... Он внимательно посмотрел на огонек, как бы пытаясь его разглядеть, и камень ответил: огонек стал разгораться, расти и светлеть, постепенно становясь из красного белым. Неужели действует - или и этот камень ничего не покажет? Конечно же, не покажет, подумал Феанор, ведь что такого мог сделать этот недоучка, что не мог сделать он? Ничего! Но что это? Белое свечение заполнило собой весь кристалл, и в нем, как в окне, появились какие-то образы. Земля с огромной высоты, куда выше облаков... Темнота, лишь звезды мерцают над дальними восточными землями. Какие-то леса, леса, горы, широкие реки... Проклятие! Камень действительно позволил увидеть то, от чего отделяют Великое Море и многие, несчетные дни пути! Феанор усилием воли направил взгляд на запад - и увидел с высоты птичьего полёта белые стены, башни и лестницы Тириона, прекрасные леса и луга Валинора, залитые светом... А вот и его замок - Форменос, вот и окно комнаты, где он сейчас стоит, вот и...
И...
Нет, сорвалось! Как только перед ним вот-вот должен был предстать он сам, смотрящий в камень, изображение вновь залилось светом, сперва белым, потом красным, дрогнуло и сжалось в крохотный огонек. Он снова видел только свою руку, сжимающую черный, холодный камень.
Проклятье. Трижды проклятье. Камень работал, но сделал его не он, величайший искусник всего Благословенного Края, а какой-то неведомый никому приблуда. Дошел, докатился, порастерял былое мастерство - а узнает народ, так и славу быстро подрастеряет... Нет. Не узнает. Не узнает!!! Феанор застыл, и как будто услышал какой-то внутренний голос:
"Какое же это былое мастерство? Ты ведь никогда не был так велик, как о тебе говорят, и добрая половина твоих творений - не твоя. Камень ты сейчас хочешь отнять у ученика, оружейную сталь подсказал тебе Мелькор, письменность ты создал не сам, и даже..."
"Ничего не "даже"! - мысленно крикнул Феанор, будто мог усмирить горькую правду. - Их касаться не смей! Они мои, я их создал, и никто другой!"
"Не обманывайся, не пытайся забыть правду. И они, и письмена, названные твоим именем - все это было задумано прежде...."
"Нет! Это ложь! Обман Мелькора..... нет, Моринготто! Не было никакого "прежде", и не было никаких..." - он мысленно осекся, не решаясь докончить. Выдало ли что-нибудь этот потаенный спор с самим собой? Истар по-прежнему стоял рядом, и Феанор, обернувшись, сказал:
- Твой камень, Истар, ничем не отличается от тех, что были созданы мной. Ничего, кроме белого тумана, я в нем не увидел - и с этими словами положил шар на полку рабочего стола, продолжая. - А ты почему, кстати, не доставил в кузницу стали и угля?
- Вы не говорили мне - негромко, но спокойно и твердо ответил тот.
- Так ступай немедленно! - с этими словами Феанор, шагнув вперед, смерил Истара гневным взглядом - но тот не отвел глаз. На несколько мгновений их взгляды встретились, как два скрестившихся клинка - но Истар все-таки первым опустил свой. Не сказав в ответ ни слова, он развернулся и вышел.
"Пусть лучше я уязвлю его гордость, чем он - мою. - думал Феанор, глядя ему вслед. - Конечно же он уйдет, не снесет такого. Может быть, он и расскажет кому - да только кто ему поверит? Только Мелькор и поверит. Вот и пусть убирается к Мелькору! А я теперь смогу понять, как работает этот камень, и создам такие же, только больше и лучше..." С этими мыслями он отвернулся к окну, и только на миг мелькнула в его голове другая мысль - отчего же так погано у него на душе?
* * *
Прекрасный день... Свежий ветер развевает придорожную траву, шелестит ближняя роща, а в небе сияет золотой и серебряный цвет Древ. В час их смешения на дорогу от Форменоса вышел путник. Идет он быстрым шагом, заплечный мешок его не тяжел, и волосы его, в ярком свете кажущиеся уже не совсем черными, а скорее темно-темно-фиолетовыми, развеваются на ветру - но куда как тяжелее думать о том, что же ждет его дальше.
Не впервой было ему быть без дома, ведь от матери он ушел совсем еще юным. Отца же своего не видел ни разу - только помнил, что рассказывала ему мать. Айривен из дома Махтана Урундила не знала, кто такой был тот, кто стал отцом её сына, и никто не знал этого. Он называл себя Морвэ, и вроде бы был из нолдор, но никогда за краткое время, что они прожили вместе, не рассказывал о своём прошлом. И удивительным для неё было то, что благая земля Валинора не дарила ему покоя, и он казался чужим, каким-то не таким, среди эльдар, обретших здесь новую родину. И вот, за месяц до рождения Истара, он сел на корабль и поплыл через Великое море, пообещав любимой вскоре вернуться и забрать с собой - но не вернулся. Только через месяц пришли из Гаваней моряки-тэлери и сказали, что невиданная буря разразилась в тот день на море, и только недавно нашли на берегу остов разбитого корабля. С тех пор никто и никогда не слышал ничего об эльфе по имени Морвэ. Убитая горем, мать растила Истара одна, и само имя дала ему она, а его отцовским именем осталось "Морвион" - просто "сын Морвэ"... Понятно, что Истар предпочитал называться материнским именем, данным волей провидения, а не куцым отцовским, которое никто даже не успел дать. А непокой, что погубил Морвэ, передался и его сыну, и он стал странствовать. За без малого три сотни лет он обошел весь Аман, побывал на Тол-Эрессеа, но везде видел одно и то же - благословенные, счастливые, но однообразные в своём счастье земли, которые все равно казались тюрьмой. Потом он пришел к Феанору, и, казалось бы, должен был встретить понимание - но ушел и оттуда...
Истар взглянул на восток - и какое-то странное чувство пробудилось в душе: не то страх и волнение, как перед грядущей великой бурей, не то радость свободы, не то печаль утраты того, что было ему близко... Пробудилось и погасло. Он сошел с дороги и лег в высокой траве, глядя на небо.
* * *
Вторая эпоха. Пригорье.
Эльф прервал свой рассказ.
- Да, я тогда еще многого не знал... И никто не знал. Все думали, что эта беззаботная жизнь в хранимой от всех бед земле продлится еще вечность... Никто не предполагал, что в одночасье мир сойдет с ума, мрак накроет землю света, а братские когда-то народы поднимут друг на друга меч - невесело заключил он.
- Так это не Феанор создал Палантиры? - Хурин выглядел потрясенным. - А чем ты можешь доказать это?
- Ты не понял - ответил Амбармор. - Палантиры-то создал как раз Феанор, другое дело, что образцом ему послужило вот это - и он достал из своей сумки небольшой, чуть больше Хуринова кулака, черный поблескивающий шар, в середине которого еле заметно мерцал огонёк. - Потом-то он вернулся ко мне, и принес немало пользы. Но до этого еще надо дойти... А рассказывать еще долго, боюсь, что за ночь не успею.
- Ничего. Если честно, сложновато поверить... но я чувствую, не обманываешь. Подай, пожалуйста, мне этот кувшин с вином... - попросил воин.
- Нет уж. Хватит с тебя на сегодня, побузил и будет. А я продолжу...
|
