Эпилог.
… Я рожден, чтоб целый мир был зритель
Торжества иль гибели моей,
Но с тобой, мой луч-путеводитель,
Чтó хвала иль гордый смех людей!..
М.Ю. Лермонтов
Прошло полгода. Улеглись цветастые сплетни вокруг Хауса и Кадди, образовались новые центры скопления многочисленных слухов. Семейная жизнь главврача и руководителя диагностического отделения, утомившись от бездорожья, постепенно втянулась на испытанную и хорошо объезженную трассу, позволяющую быстрее и с наименьшими потерями достигать лугов понимания и согласия. Лишь время от времени некоторые особенно впечатлительные сослуживцы продолжали удивляться и просвещать несведущих: «а ее-то любовника он на 18 лет ухитрился посадить! Нет, поперек дороги этому хромому лучше не становиться!»
Но однажды утром дверь в кабинет руководителя онкологического отделения распахнулась с резким жалобным свистом и торопливой походкой в помещение вошла Кадди, чем-то удрученная и глубоко озадаченная. Она пребывала в растерянности и смятении и, несколько раз пройдя вперед-назад по кабинету Уилсона, так и не смогла успокоить взволнованные чувства.
- Да, я как раз собирался проветрить кабинет, - с дружественной иронией в голосе сказал онколог, и Кадди закрыла распахнутую настежь дверь.
- Это просто венец безумия, - сообщила Лиза, присаживаясь на диван и бросая привычный взгляд в сторону балкона и кабинета Хауса. Балкон был пуст, жалюзи на двери выдающегося врача наглухо закрыты, и Кадди сосредоточила внимание на Уилсоне.
- Вероятно, об этом нужно было подумать до того, как пойти с ним под венец, - скаламбурил Джеймс и дополнил эту фразу серьезным замечанием: - Но, насколько мне известно, последние две недели он совершенно шелковый.
- Это была рекламная пауза, взятая для подготовки к съемкам нового сезона нашего семейного реалити-шоу.
- И он прочел тебе сценарий?
- Прочел, - кивнула Кадди, - но, полагаю, что это только самое начало. И мне хотелось бы знать, не поделился ли он с тобой своей сумасбродной идеей.
- Нет, он не говорил мне ничего необычного.
- Тогда я скажу. Но, прежде всего, ты слышал что-нибудь о Люси Хантер? По-моему, она должна быть твоей пациенткой.
- В первый раз слышу это имя, - заявил Уилсон.
- Она попала к Хаусу неделю назад. Причиной обращения в клинику были частые носовые кровотечения, но, поскольку окончательным диагнозом стал мелкоклеточный рак легких в последней стадии, он должен был передать Люси тебе.
- У меня было много работы всю последнюю неделю, - объяснил Уилсон. – И я даже не знаю, чем занимается Хаус. И он не советовался со мной по поводу этого рака. Вероятно, все было настолько очевидным, что мой приговор оказался бы лишним гвоздем в крышку добросовестно заколоченного гроба. Ведь пациентка, наверное, молода?
- Ей тридцать лет, но отбрось банальные измышления, Джеймс. Я намного дольше тебя знаю Хауса, но и меня он смог удивить. Поэтому готова поспорить на любую сумму, что ты ни за что не догадаешься, какова его безумная идея.
- Дружба с Хаусом научила меня не делать ставок в заранее проигранном споре, - заметил Уилсон.
- Люси осталось жить от силы недели две, - продолжила рассказ Кадди. – У нее есть пятилетняя дочь Диана. Отец ребенка сбежал еще до ее рождения, и у нее никого нет, кроме матери. И Хаус хочет ее удочерить.
Уилсон округлил глаза и недоуменно покачал головой.
- Если его не подменили спецслужбы, он забавляется какой-то своей игрой.
- Он не играет, нет, - возразила Кадди. – И он искренне ждет моего одобрения и согласия, а я заблудилась в темной дубраве растерянности.
- Но ведь назвал же он тебе какую-то причину, почему он вдруг загорелся такой необычной идеей?
- Он сказал, - и Кадди невольно просияла самой солнечной улыбкой, - что он чувствует себя обделенным, поскольку у меня есть моя личная дочь, а у него нет. И как только он удочерит Диану, восстановится равновесие света и тени в то время как сейчас свет верховодит всем, и это обжигает его нестерпимо.
- Думаю, дело в другом, - предположил Уилсон, с восхищенной улыбкой выслушав противоречивую теорию Хауса о равновесии сил во Вселенной. – Он слишком долго был одиноким, и теперь рвется во все тяжкие, желая наверстать упущенное.
- Он отлично знает, что он не одинок, - отвергла предположение Джеймса Лиза. – У него есть я и Рейчел, и у нас с ним будет наш ребенок, - Кадди преобразилась от ликующей улыбки при упоминании последнего, пока не изменившего ее внешность, обстоятельства. – А ты по-прежнему его закадычный друг. И если уж нас четверых ему мало, чтобы не чувствовать себя одиноким, не представляю, каким образом сможет переменить его мироощущение маленькая пятилетняя девочка.
- Я могу поговорить с Хаусом, - предложил Уилсон, - вытянуть из него то, чего он не хочет сказать тебе.
- Он не скажет, Джеймс, - после минутного раздумья ответила Кадди. – Или скажет, но после твоей торжественной клятвы, что его тайна умрет вместе с тобой. И, знаешь, самое удивительное и странное в этой истории вовсе не поведение Грега. У меня есть подозрения, что она и в самом деле его дочь.
- Его дочь? – удивленно переспросил Уилсон. – Но, если бы так и было, зачем ему это скрывать? Если ей пять лет, то с ее матерью он должен был переспать шесть лет назад, а в тот период он усиленно делал вид, что у него нет никаких видов на тебя. И почти в открытую спал с проститутками. И всегда предохранялся! – тут Уилсон запнулся, подрезанный мыслью о том, что, кроме Хауса, никто не может знать это наверняка. – По крайней мере, он так говорил.
- Люси архитектор, - улыбнулась Кадди, - и у нее отличная репутация. И я была бы рада узнать, что шесть лет назад Хаус интересовался не только проститутками. Но все мои подозрения основаны исключительно на том, что девочка во многом похожа на Грега. Она голубоглазая блондинка и уже сейчас очень остра на язык. И такая же невероятная выдумщица. Я думаю, она и покорила его тем, что он впервые увидел ее не в самых тривиальных обстоятельствах. Она сидела с раскрытой книгой в кругу больных раком детей. Там также были дети намного старше ее, но и они, полностью обратившись в слух, ловили каждое слово ее увлекательной волшебной сказки. Грег сначала подумал, что она читает книгу, но потом он увидел рисунок к «Волшебнику из страны Оз», в которой нет ни одной фразы из тех, что свободно передавала Диана. Она и читать-то еще не умеет, но уже одаренная сказочница. При этом, по словам Грега, она очень тонко и реалистично воспринимает происходящее с ее матерью, но не плачет от страха и безысходности, а стремится поддержать и ободрить ее.
- Думаешь, храброе сердце передаётся только по наследству? – спросил Уилсон.
- Как и голубые глаза с проницательным, испытующим взглядом, который будто бы подбирает код доступа в душу и мгновенно определяет, кто ты и на что годишься.
- Можно сделать тест на отцовство.
- Нет, я не могу бросить в него булыжник недоверия, - призналась Кадди. – Тем более, будь он ее отцом, он не стал бы скрывать этого от меня. И поэтому камень рассыплется сразу после броска, но тяжелый осадок останется и сможет стать основой полосы отчуждения между нами.
Сделав этот вывод, Кадди встала с дивана и направилась к двери, явно приняв твердое и однозначное решение.
Несколькими часами позже, ближе к обеду, Хаус зашел в кабинет Кадди, закрыл за собою дверь, сделал один хромающий шаг в сторону мичиганского стола и демонстративно зажмурился. Лиза подняла голову от бухгалтерской отчетности и, поглядев на мужа непонимающим взглядом, попросила:
- Скажи мне, в какой стороне играет музыка, оживившая в тебе меломана, и я попрошу сделать погромче, чтобы я тоже могла ее слышать.
- Нет, Лиззи, - сделал отрицательный жест головой Хаус и пояснил: - ошеломила меня не музыка, которой нет. Ты ослепляешь меня, и я требую, чтобы твой ассистент выдавал мне солнцезащитные очки, едва я захожу в приемную.
Приглушенное постукивание каблуков по линолеуму немедленно сообщило ему об ее приближении, и неразумное сердце взволнованно замерло, пропустив один полный круг расширения-сжатия.
Улыбаясь самой обаятельной улыбкой, Кадди подошла к Хаусу вплотную и осторожно положила обе ладони на область его глаз.
- Такие очки подойдут? – весело спросила она.
Не говоря ни слова, не открывая глаз и не отвергая ее рук, Хаус вслепую нашел ее губы и, неторопливо углубляясь, ласково и самозабвенно поцеловал. Он устроил левую руку у нее на талии, начинающей терять свою изящную стройность, и эта мелочь была пока очевидной только для него, знающего наизусть все ее изгибы. Лиза, ни на миг не отрываясь от его губ, положила правую руку поверх его руки и ненавязчиво потянула за собой, неспешно отступая вглубь кабинета.
Через восемь ретирадных шагов Кадди наткнулась тыловой частью на письменный стол, переместила обе руки на плечи Хауса и, опираясь на него, примостилась на краю стола. Приминая бумаги, Грег положил трость на стол и обнял жену горячим обручем накрепко сцепленных рук. В следующую минуту, по-прежнему не открывая глаз, он провел тропинку поцелуев от ее губ к кокетливому вырезу бордовой блузки, отодвигая губами тонкое нежное кружево и щекоча кожу на левой груди слегка участившимся дыханием.
В полной тишине, нарушаемой лишь ее тихим стоном, он слышал растревоженный стук ее сердца и ощущал губами его бурную пульсацию, подхватываемую всей кровеносной системой. А чуть ниже сердца – там, где он касался Лизы сгибом правой руки – теплилась отдельная жизнь, еще не проявляющая беспокойства.
Хаус ненадолго замер, прижимая губы к впадинке между сводящими с ума близняшками. Кадди обхватила его голову обеими ладонями, поглаживая шею и затылок, взъерошивая полуседые волосы. Неизменно, несмотря на долгие вечера и ночи, проведенные вместе, он оставался для нее хранителем самых заветных желаний, с которыми нельзя совладать и невозможно пресытиться. И, снова чувствуя его губы на своих губах, она переполнялась уверенностью, что и она для него – сокровищница желаний, плоть и кровь наиболее сильных чувств.
Словно вступив с ними в сговор, не звонил телефон, не приходили посетители, не прибегали спросить руководящего совета коллеги, не происходило катастроф районного значения. Они целовались до изнеможения, бесконечно утверждая друг в друге свое неоспоримое единовластие. И, завершая поцелуй медленным разъединением губ, они еще долго были заняты поиском во взаимных взглядах тех особых эмоций, которые не могут быть выражены словами.
- Это же ловушка, - сказал Хаус о новаторских солнцезащитных очках Кадди. – Хитрый и коварный капкан, затягивающий неопытного покорителя космоса внутрь раскаленной звезды.
- Когда не удается преодоление, остается только приспособиться, - с широкой обольстительной улыбкой ответила Лиза.
- Нет! Я протестую! – притворился рассерженным Хаус. – Я не намерен выживать в нечеловеческих условиях! Требую самой пристрастной защиты моего здоровья!
- Ты же в космосе, Грег, - напомнила Кадди, - и здесь нет законов, отстаивающих безопасность и здоровье человека. Весь риск – твой, но и вся слава первооткрывателя – тоже твоя.
Они снова пылко поцеловались, после чего Лиза спросила:
- Какой цвет постельного любит твоя дочь, Грег?
- Цвет? – изумленно переспросил он, обескураженный неожиданной сменой темы.
- Да, - с сияющим видом кивнула Кадди, - цвет. Возможно, для тебя это прозвучит откровением, но дети от рождения наделены способностью различать цвета. И когда они спят так, как нравится, им снятся увлекательные полноцветные сны.
- Наша история сегодня достигла максимума солнечной активности, - ласково проговорил Хаус, размыкая кольцо своих рук на ее талии, снимая ее правую руку со своего затылка и поднося к губам. Неторопливо, растягивая удовольствие, он перевернул ее руку ладонью вверх и покрыл поцелуями кожу от кончиков пальцев до запястья, не заслоненного рукавом блузки.
- Нам еще о многом нужно подумать, Грег, - на несколько мгновений соприкасаясь с ним губами, сказала Лиза. – Но я согласна удочерить Диану. Я всегда хотела, чтобы у меня была большая семья и детей самое меньшее трое, и я уже не понимаю своих вечерне-утренних сомнений.
Хаус внезапно отстранился от Кадди, сияя обаятельной и загадочной улыбкой. Он забрал со стола свою трость, и, опираясь на нее, отошел к дивану. Придавливая его кожаную обивку весом своего тела, Грег сообщил:
- Теперь я жажду крови.
- Не замечала за тобой наклонностей вампира, - улыбнулась Кадди.
- И они ни при чем, - согласился с ее замечанием Хаус. – Потому что кровососущий организм не заменит современной лаборатории, способной провести анализ ДНК. Мне нужна кровь биологического отца моей дочери, - пояснил он свой замысел, - которую я мог бы передать на анализ как свою с моими документами. И я пока не знаю, как провернуть это таким образом, чтобы самец кукушки ничего не заподозрил и остался в блаженном беспамятстве относительно судьбы своего ребенка, но я что-нибудь придумаю.
Кадди ошеломленно поглядела на Хауса и покачала головой, не переставая поражаться и восхищаться способностью Грега жить и действовать кувырком.
- Я знаю, что ты все равно поступишь по-своему, - слегка оправившись от крайнего изумления, сказала Лиза. – Но, на мой взгляд, было бы значительно проще обратиться в органы соцопеки и удочерить ее так же, как я удочерила Рейчел. Зачем тебе становиться биологическим отцом Дианы?
- В ее документах в графе «отец» чернеет прочерк. Нужно это исправить.
- Ну конечно, а я-то запамятовала, что подделка документов – твое излюбленное хобби.
- Зато не будет никакой бюрократической возни. И после смерти Люси я смогу просто забрать свою дочь, не подвергая нас всех изучению под микроскопом.
Кадди удрученно вздохнула, одновременно смиряясь с неизбежным и неодолимым упрямством Хауса, направленного в точности на цель.
- Мы могли бы уже сейчас забирать ее по вечерам, - предложила Лиза, - чтобы она ночевала у нас, а не в кресле в палате матери, где ей жестко, неуютно и приходится съеживаться. А по утрам будем приводить ее в больницу.
- Спасибо за заботу, солнышко.
- Ей нужно привыкать к нам, и ей будет легче, если все это произойдет не сразу, а постепенно.
И Кадди с Хаусом обменялись ласковыми улыбками, дополняющими достигнутое в разговоре взаимопонимание. Их роднили такие минуты, когда каждый отчетливо чувствовал другого своей несокрушимой опорой и чуткою, всесторонней поддержкой. Это была особая форма близости очень глубокого, интимного уровня, не ограниченная контурами страстных объятий и соединенных в жадном поцелуе губ.
В конце рабочего дня Хаус переступил порог кабинета Уилсона и был встречен суровой репликой друга:
- Если ты пришел просить меня доказать Кадди твою острую потребность в новой забавной игрушке, лучше и не начинай.
- До чего же тут тесно от твоих чрезмерных переживаний за нас, - саркастически высказался Хаус и прошел в кабинет, размахивая тростью и словно разбрасывая ею мелких призрачных чудовищ из армии какого-нибудь сказочного злодея. – Она уже согласилась, - на губах Грега мелькнула торжествующая улыбка, - и ты еще раз стал дядей Джимми.
- Я всегда знал, что безумие заразно, - сделал вывод Уилсон, озадаченно помотав головой.
- Да и как она могла не согласиться, - добавил Хаус, присаживаясь на стул напротив Джеймса, - она же моя безотказница.
- Должно быть, ты открыл ей свои истинные намерения, - не оставлял попыток дорыться до правды Уилсон.
- Да, я сказал ей, что мне очень интересно с Дианой и необходимо, чтобы она рассказывала мне сказки перед сном.
- И как я упустил из виду, что ты и Диана – ровесники, - насмешливо заметил Уилсон. – Тебе тоже пять лет, как и ей. Но, Хаус, ты же понимаешь, что ребенок – не биоробот, и тебе не удастся вернуть ее разработчику, если тебя что-нибудь в ней не устроит.
- Полагаешь, она – экспериментальное биологическое оружие, созданное для укрепления браков? – выдвинул шутливую версию Хаус. – Надо же, какая засада, а я как раз собирался дать деру от семьи вместе с молоденькой продавщицей из магазина дизайнерского нижнего белья.
- А самое интересное, что же ты будешь делать, когда Диана вырастет, а ты так и останешься пятилетним мальчишкой.
- К тому времени наш с Лизой малыш станет моим сверстником, - с неуемным озорством подмигнул другу Грег. – А когда и он подрастет, сделаю ей еще одного ребенка.
- Хаус, - засмеялся Уилсон, в аффектации громко хлопнув рукой по столу, - но она же не сможет быть вечно молодой.
- Те ученые, кто утверждает, что солнце тоже подвержено старению, попросту создают дешевую шумиху вокруг своего имени, - возразил Хаус.
- Если Диана твоя дочь, - отсмеявшись, попробовал зайти с другого края Джеймс, - то…
- Это исключено, - перебил его Грег, дополнив слова энергичным отрицательным жестом. Озорное выражение понемногу исчезло с его лица, он помрачнел, встал со стула и, тяжело переступая, подошел к окну.
На улице начинало темнеть, ветер лениво шевелил листья пожелтевшей липы, и они, словно опьяненные, отплясывали у самого окна беспорядочный и непредсказуемый танец. В нескольких десятках метров от этого дерева, в тени больничного здания, считая, что их никто не видит, увлеченно целовались Чейз и Тринадцать. Хаус давно подозревал их в неравнодушии друг к другу, но сейчас, обнаружив доказательство, он лишь грустно вздохнул, поскольку быть вечно правым стало наскучивать даже ему.
- У Лизы всегда были только выкидыши, - приглушенным, подавленным голосом сказал Хаус Уилсону, и Джеймс внутренне содрогнулся: столько горя и безысходности было в этих словах. – В том числе и от меня. За неимением большего, она все время гордилась, что наш с ней предыдущий ребенок от зачатия до гибели прожил восемь недель, дольше всех. Тогда мне было намного легче, ведь мы не жили вместе, и все самое тяжелое и убийственное она пережила без меня. Но если все это случится еще раз, я не представляю, как мы оба перенесем это. Это же дикая боль, Уилсон, которую не заесть наркотиками и не запить бурбоном. Я не могу говорить об этом с ней, слишком травматично и тягостно. И, глядя на нее, я никогда не смогу понять, почему она должна так мучиться только из-за того, что спала со мной.
- Не нагружай себя слишком, Хаус, - посоветовал Уилсон. – Лиза всегда хотела собственного ребенка и можно лишь догадываться, сколь сильно она хочет детей от тебя. Она сейчас – воплощенное счастье, от нее глаз нельзя оторвать. И, поверь, она не хуже тебя умеет взвешивать риски и давать им трезвую оценку.
- Я исследовал ее вдоль и поперек, - продолжил откровенную беседу Хаус. – И не нашел ни одной причины, способной спровоцировать выкидыш. Наука словно бы снисходительно потрепала меня по упрямой холке и объявила, что я пытаюсь устроить высокогорный камнепад на глубоководном океанском дне, тогда как такое невозможно ни при каких условиях, сколько-нибудь приближенных к земным. И, раз медицина спасовала, пришел черед испытать ненаучные методы. И один из них основывается на веровании, что нужно взять себе чужого ребенка, и тогда наконец-то появится свой.
- Но у вас же есть Рейчел, - напомнил Уилсон. – Разве ее недостаточно, чтобы способ сработал, если он вообще работает?
- Я был категорически против удочерения Рейчел, так что да, ее не хватит и на то, чтобы наш с Лизой малыш прожил у нее под сердцем хотя бы четыре месяца.
- Это очень зыбкая теория, - поделился своим впечатлением Уилсон.
- Ты прав, - согласился Хаус, - а, кроме того, ты меня знаешь, и я никогда во все это не верил. Но сейчас даже отсвет надежды способен наобещать мне много больше моих ожиданий.
Чейз и Тринадцать к этому моменту исчезли из поля зрения Грега, ветер притих, и листья на липе лишь изредка неуверенно вздрагивали. Хаус отошел от окна и направился к двери, сказав уже у порога:
- А Диана и в самом деле во многом похожа на меня, и я хочу быть ей настоящим отцом – тем человеком, которого у нее никогда не было.
*****
Два месяца спустя, солнечным декабрьским днем Хаус, Диана и Рейчел вернулись к обеду с прогулки, и Диана, торопливо сняв с себя верхнюю одежду и уличную обувь, вбежала на кухню с радостным криком:
- Мама, мама, мы с Рей спасли ворону! Папа сказал, что он назначает нас Бэтменом и Робином для всех угодивших в беду пернатых!
- А что случилось с птицей? – заинтересованно спросила Кадди, отходя от плиты и с улыбкой глядя в голубые глаза девочки – почти такие же, как у Грега, только ярче и отливающие синевой. Раскрасневшаяся с мороза, с ямочками на щеках, льняными кудрявыми волосами до плеч, ладно сложенная и подвижная, словно балерина, в своем ярко-синем длинном платье она была похожа на принцессу из горячо любимых ею сказок.
- У нее сломано крыло, - сообщила Диана, взяв Лизу за руку и потянув за собой в гостиную. – И она могла замерзнуть и погибнуть в парке.
Беременность Кадди к этому времени перешагнула середину отмеренного природой срока, стала хорошо заметной, и они с Хаусом уже знали, что будет мальчик, но, согласно глубоко укоренившейся привычке, скрывали этот нюанс от всех окружающих, включая Уилсона. Последнему, впрочем, сейчас было сильно не до них – он готовился к повторной свадьбе с первой своей женой, оповестив об этом не только друзей, но и всех, кого знал хотя бы отдаленно.
Хаус, Кадди и обе их дочери все еще жили в квартире, переданной им Уилсоном сразу после чрезвычайного происшествия с Рейчел. И лишь в последние дни, все больше убеждаясь в неизменном благополучном развитии своего третьего ребенка, они стали задумываться о смене жилья, где было бы просторнее и нашлась бы отдельная комната для маленького мальчишки, который подрастет, едва они успеют достойным образом отпраздновать его рождение.
В гостиной, возле входной двери, Хаус, опустившись перед Рейчел на правое колено, помогал ей раздеться. Рядом с ним, прижимаясь темно-зеленым днищем к черно-белому полу, стояла большая клетка, в которой беспомощно улеглась черно-серая ворона, вытянув в сторону левое, обездвиженное крыло. Клетка была совершенно новой, купленной по дороге домой, явно с расчетом на многократное использование. Ведь, с точки зрения Дианы и Рейчел, ни одно живое существо не должно испытывать боли и страданий в том мире, где живут они и любящие их родители.
- Крыло перебито камнем, - объяснил Хаус, поднимаясь с колена и устраивая куртку Рейчел на вешалке.
- И ты решил переквалифицироваться в доброго птичьего доктора? – с ласковой иронией в голосе спросила Кадди.
- Нет, я буду главврачом реабилитационного центра, - с напускным суровым видом возразил Хаус. – И да, мне придется уволиться из больницы, поскольку у меня новая ответственная работа.
Он перенес клетку на журнальный столик и отошел к высокому двустворчатому шкафу, рассчитывая найти в нем перевязочный материал. Кадди, неотрывно любуясь им, пересекла гостиную и остановилась на пороге. Ей более всего нравилось смотреть словно бы со стороны на совместные занятия Грега и дочерей.
Рейчел и Диана горящими глазами смотрели на спасенную птицу и как на божество – на своего отца, ловко и умело выправившего перелом и наложившего тугую повязку. Потом Диана принесла птице воды и хлеба с кухни, стала кормить с рук, не вызывая в пернатой пациентке закономерных, казалось бы, страха и настороженности.
- Но почему же ты не улетела как можно выше, чтобы камень не смог тебя догнать? – спросила Диана молчаливую безответную ворону, проводя узкой ладонью по черным перьям на здоровом крыле.
- Она совсем недавно оперилась, слишком неопытна и доверчива, - справедливо заметила Кадди, невольно поддаваясь возникшим в ней грустным ассоциациям, ненадолго погасившим яркий блеск в ее серых глазах, устремленных на Хауса.
Когда-то давно, в Мичигане ее любовь к Грегу только-только отрастила крылья, и первый же отважный полет завершился падением с небес на землю, крылья были перебиты, а чуть позже и подрезаны. На полную реабилитацию Лизе потребовалось двадцать с лишним лет, и лишь теперь она испытывала не проходящее чувство расправленного окрыления, ощущала свою любовь птицей и небом, слитыми воедино. И этому привольному, неудержимому, не знающему усталости и барьеров полету нет и не будет конца.
30 ноября 2009 – 8 сентября 2010 года.
Предыдущая часть: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8158
Глава 1: http://fanfics.info/load/fanfiki_po_serialam/house_m_d/dvojnaja_zhizn/133-1-0-8128
