 Фанфик «За гранью | Часть 1, Глава 3»
Шапка фанфика:
Название: За гранью
Автор: Paul_d
Фандом: Грань(Fringe) эпизод 01-01
Персонажи/ Пейринг: Оливия Данэм/Джон Скотт, Питер Бишоп, Уолтер Бишоп, Астрид Фарнсфорт, Филипп Броэлс, Чарли Френсис, Нина Шарп и др.
Жанр: Драма, фантастика
Рейтинг: NC-17
Размер: Макси (роман)
Статус: завершен
Дисклеймеры: фанфик написан не с целью коммерческого использования и извлечения прибыли
Размещение: с разрешения автора
Текст фанфика:
Глава третья: Невозможное
Врачи постоянно отмалчивались. Возможно тот медицинский персонал, который входил в палату для обслуживания Оливии и вовсе не владел всей информацией, а может и владел, но все равно никто ничего не говорил, ни словечка.
– Что с агентом Скоттом?! Я хочу поговорить с лечащим врачом! Немедленно! – четко произнесла Оливия, окрепшим голосом, когда очередной раз вырвалась из дремоты одним прекрасным утром. Или вечером. Сейчас все уже перепуталось.
Темнокожая медсестра, возившаяся с капельницами, посмотрела на нее спокойно и монотонным голосом ответила:
– Врач сейчас совершает обход. Но вам нужно пока отдыхать. Он примет вас чуть позже.
– Нет. Мне уже лучше... – начала было Оливия, но тут же знакомая невесомость окутала тело цепкой усталостью и стремительно погрузила ее в сон...
...Очнувшись в следующий раз, Оливия резко подвелась на постели.
«Хватит с меня этого лечения!» – подумала она и нервно стала выдергивать прикрепленное к себе медицинское оборудование. Один из приборов противно запищал, словно возмущался от подобного кощунственного обращения.
«Джон, где ты?!» – крутилось в голове. Прикрепленные к вене катетеры Оливия решила не трогать, вместо этого она выдернула штекера из капельницы. Затем, спустившись с по-стели, осторожно стала на ноги и неспешно ступая пошла вперед, к выходу из палаты. Поначалу она немного пошатывалась, но потом шаги стали тверже и увереннее.
Оливия немного поправила свою больничную одежду, точнее сказать, накидку, смотревшуюся на ней в виде большого синего балахона, открыла легко поддавшиеся двери и пошла прямо по пустому коридору, ощущая босыми ногами холодный кафельный пол. Никто ей так и не встретился, пока из-за угла не вышла навстречу та самая медсестра и не перегородила проход. Хотя женщина была учтива и ласкова Оливии она все равно не нравилась.
– Вам еще нельзя вставать, пройдемте назад в вашу палату, – настаивала медсестра.
– Мне нужно знать, где сейчас Джон и что с ним, – старалась мягко, уверенно, но непреклонно отвечать Оливия.
– Вам все расскажут, а пока пройдемте со мной, – женщина попыталась взять ее за локоть, но Оливия стала вырываться.
– Никуда я не пойду! – упрямствовала она.
Медсестра тяжело вздохнула.
– Что там у вас?! – послышался мужской голос дальше по коридору.
Женщина обернулась и Оливия увидела худощавого мужчину в белом халате, лет под сорок пять со светлыми немного заросшими волосами и тщательно выбритым подбородком. У него были усталые глаза, на шее болтался фонендоскоп, но сам он держался довольно бодро.
– А вот и ваш доктор, – ответила обрадованная медсестра и убрала руки от Оливии.
– Спасибо, Алекс! Я разберусь, можешь идти, – сказал он женщине, подходя ближе.
– Здравствуйте, агент Данэм! Рад, что вам уже лучше! – поприветствовал Оливию доктор, затем представился сам. – Я Альберт Ньюман, ваш лечащий врач.
– Здравствуйте, доктор Ньюман, – ответила Оливия, – я хочу узнать, что с агентом Скоттом.
– Не беспокойтесь, я вам все сейчас расскажу, но сперва, нам нужно уйти из коридора и вернутся в вашу палату. Позвольте, я вас отведу.
Оливия решила не спорить и послушаться доктора. Она желала поскорее узнать ответы на свои вопросы, а потому послушно позволила ему отвести себя обратно в палату.
Доктор усадил ее на постель, немного повозился с рукой. Отсоединил катетеры. Затем осмотрел зрачки, поведя диагностическим фонариком, поинтересовался:
– Как вы себя чувствуете?! Голова не кружится?!
– Нет! – сразу же ответила Оливия.
– Не болит?! – спросил он снова.
– Нет, не болит! – уверенно заявила она и спросила. – Скажите, как агент Скотт?!
– Следите за пальцем, – предложил доктор, проигнорировав ее вопрос.
Оливия чуточку нервно выдохнула, но решила послушаться. Проследив за всеми движениями врача, она снова ответила, что никаких болей не испытывает.
– Это хорошо, – подытожил тот и убрал фонарик в карман.
Врач глубоко вздохнул и стал говорить медленно и не-спешно. Олвивия была вся во внимании и старалась впитывать каждое слово, а то и вовсе стремилась разглядеть и прочитать любые эмоциональные изменения, сменявшиеся на лице собеседника, прежде чем что-либо услышать.
– На самом деле вам очень повезло, агент Данэм, – говорил доктор Ньюман, – ваши травмы могли бы быть гораздо хуже. А вот агенту Скотту не так повезло, но, конечно, пережил сам взрыв...
Оливия вцепилась в слово «пережил» и позволила себе выдохнуть.
Врач продолжал:
– Фактически никаких серьезных механических повреждений от самого взрыва он не получил, однако пострадал от воздействия синтетических химикатов, находившихся в той подпольной лаборатории, которую вы нашли...
Дальше она не слышала, и без того было страшно пред-ставить что же случилось на самом деле, выражение на лице доктора говорила само за себя.
Оливии стало нестерпимо больно, но она взяла себя в руки и ответила сиплым голосом:
– Можно мне его увидеть.
Врач бросил взгляд на медицинскую карту, затем снова посмотрел на Оливию.
– Я боюсь... – начал он, но Оливия его строго оборвала.
– Со мной все в порядке!
Говорила она уверенно и старалась смотреть на доктора Ньюмана с непреклонной настойчивостью.
После небольшой паузы, взятой на раздумье, доктор все же согласился:
– Хорошо! Вы сможете его увидеть...
– Я хочу увидеть его сейчас! – тут же добавила она требовательно.
Доктор Ньюман лишь удивленно приподнял бровь. Какое-то время он думал, но после паузы нажал на кнопку на приборной панели, и через несколько секунд в палату вошла та самая медсестра.
– Алекс, – обратился к медсестре доктор – помогите агенту Данэм переодеться и принесите ей все необходимое для посещения изолятора.
Оливия благодарствено кивнула доктору и вслух добавила:
– Спасибо!
Тот ничего не ответил. Просто молча встал и вышел из палаты...
...Время для Оливии тянулось невыносимо медленно, особенно если добавить к тревожному ожиданию тот факт что ее сердце просто неистово рвалось к любимому. Она уже была собрана и полностью одета в защитный медицинский костюм, необходимый для посещения пациентов из изолятора. Как объяснил ей доктор Ньюман, агент Скотт был не заразен, но пока они выясняют, что с ним, его необходимо было изолировать от любого воздействия внешней среды и микробов.
Оливия стала заметно нервничать, пока дожидалась должного сопровождать ее в изолятор доктора Ньюмана. Доктор задерживался, и она уже перебрала в уме множество вариантов о случившемся с Джоном, большинство из которых, мягко говоря, упрямо норовили стать откровенно не-утешительными. И все же Оливия наделяясь на лучшее. Нервно теребила перчатками на руках и надеялась. Если честно, в данной ситуации ничего другого не оставалось. Оливия сталкивалась в жизни со множеством трудностей и разочарований, испытала много опасений и страхов, но сейчас ей было больнее всего. В груди, точнее в сердце, поселилась какая-то тупая ноющая боль, а руки уже пробивала мелкая непрекращающаяся дрожь.
«Все в порядке Олививя! – говорила она сама себе. – Все обойдется! Врачи его спасут! Возьми себя в руки!».
Она твердила себе это без конца, пока не услышала свой собственный шепот. После чего замолчала, обхватив себя за руки. Немножко прошлась взад вперед, чтобы унять противную дрожь. Ведь сели ей станет заметно хуже, доктор вряд ли пустит ее к Джону. И все-таки, вопреки внутренним установкам и логике, ожидание ее убивало, безжалостно и неумолимо лишая спокойствия и уравновешенности.
Оливия твердо сглотнула и сосредоточенным усилием воли прогнала неприятное обволакивающее ее умонастроение. Стало чуточку легче.
Вскоре обозначился и сам доктор, который тут же извинился за задержку. Он уже был одет и готов к посещению изолятора. Доктор Ньюман заботливо поправил повязку на лице Оливии и вежливо пригласил проследовать за ним.
Они прошли в изоляционный блок. Миновали пост с обеззараживанием наружного пространства, несколько клеенчатых заграждений с синеватым освещением бактерицидных облучателей. И, наконец, прошли внутрь изоляционной палаты. Оливия была вся во внимании, но пока они подходили к месту, где находился работающий медицинский персонал, ей еще ничего не удалось разглядеть.
– Мы так и не смогли определить состав, который пора-зил агента Скотта, – послышался впереди голос доктора Ньюмана, – ЦКЗ прислал специалистов, но... агент Данэм, я никогда ничего подобного не видел.
Последние слова доктора были вполне искренни и преисполнены недюжинного удивления. Что, на самом деле, по-настоящему пугало.
Медицинский персонал у стола расступился и Оливия увидело то, о чем не могла даже подумать, все то время пока сидя в коридоре и, дожидаясь аудиенции, перебирала всевозможные варианты о случившемся с агентом Скоттом. Реальность оказалась невозможна. Просто невозможна! Настолько невозможна, что отшибала мозги, лишала дара речи и необходимости дышать, напрочь выбивая воздух из легких.
Все что могла делать Оливия – это лишь молча созерцать то увиденное ею невозможное, что имело место в самой настоящей паршивой реальности. То самое невозможное, в которое не поверишь, пока не увидишь. Но даже когда и увидишь, все равно не поверишь...
Оливия в очередной раз потеряла мысль, когда пыталась различить Джона на том обезображенном неизвестной химией теле, которое лежало на больничном столе.
Да, это был Джон. Оливия определенно различала его черты. Однако его кожа стала блестящей и прозрачной, хотя в некоторых местах еще не полностью отдала свой цвет. Однако все тело любимого было покрыто черными, красными и белыми пятнами, которые очень сложно описать словами. Походило это на нечто среднее между процессом гниения и последствиями обширного ожога. Все ткани оказались укрыты прозрачно-белесой пленкой кожи, словно собиравшейся сейчас раствориться. Все, что осталось от Джона и что можно было хоть как-то узнать – это его силуэт, его черты... И, тем не менее, его вид оставался невыносимо печальным...
– Мы ввели агента Скотта в контролируемую кому, – принялся объяснять доктор Ньюман, стараясь заполнить немую мучительную пустоту, порождаемую ужасающей действительностью, – понизили его температуру тела, чтобы за-медлить процесс...
Оливия его не слышала. Впрочем, некоторые озвученные детали общего медицинского характера, вряд ли могли бы сейчас ей чем-либо помочь, особенно из уст того врача, который совершенно не имеет представления о том, с чем столкнулся. А что тут говорить, если и специалисты из ЦКЗ, ученые, врачи, доктора... только разводили руками. А она определенно хотела бы узнать, что где-то, пусть даже пока еще невообразимо далеко, но помощь есть и выход существует. Реальный выход. Однако вместо этого ее лишь заверяли в обратном, столь безжалостным образом руша и без того шаткую нелепую надежду.
Боль резко подкралась к самому сокровенному и Оливия почувствовала как по щеке покатилась слезинка. Она, было, дернулась, дабы смахнуть ее рукой, но вспомнила, что находится сейчас в очках и защитной повязке.
Ньюман бегло взглянув на нее, убрал взгляд. Он, по-видимому, прекрасно все понимал. И тот ее неуемный интерес к благополучию Джона, и то самоотверженное стремление к нему на фоне незамаскированных глубоких чувств. Конечно, можно списать подобное на привязанность к напарнику, и порой сослуживцев, прошедших через многие ужасы или испытания на работе, связывают между собой довольно крепкие дружеские узы. Но доктор видел, что здесь имело место значительно большее. И Оливия не стремилась прятать свои чувства, они помимо ее воли полезли наружу. А в следующее мгновение, будто схватив ледяной хваткой за плечи, накатило безразличие ко всему и жуткая постепенно возрастающая скорбь.
Она не могла оторвать взгляда от Джона, не могла. Бессилие окутывало все больше и больше. Немое тупое бессилие. И снова щеки защекотали слезинки.
– Сожалею, агент Данэм! – произнес врач. И его слова быстро растворились в какофонии всего этого необъятного ужаса...
...Оливия еще долго не могла прийти в себя и настроиться на нужный лад. Но взять себя в руки было просто необходимо. Она не могла сидеть на месте. Подобное бездействие она всегда приравнивала к преступлению. Лучше застрелиться, чем просто сидеть и бессильно смотреть на стены палаты.
Мысли о Джоне оставались по-прежнему сокрушительными. Оливия не могла перестать думать о том, в каком со-стоянии она его увидела... И все-таки, это было очень жестоко. Очень жестоко! Почему с ней жизнь обходилась именно так...? Почему именно с ней?! ...Было еще много вопросов, адресуемых слабым шепотом в бездушную монотонную пустоту, всегда однообразно отвечавшую своей неизменной без-различной тишиной. И она ненавидела эту проклятую тишину...
«Все, хватит! – опять сказала себе Оливия. – Хватит!».
Но никакие слова и никакие внутренние приказы не были способны кардинальным образом изменить ситуацию внутри души. Душа страдала, она скорбела и мучилась, и не находила себе места. Чего уж тут предпринимать...
Вопреки всем рекомендациям докторов Оливия решила выписаться из госпиталя. Правда, перед этим пришлось внимательно и весьма участливо выслушать некоторые рекомендации по приему прописанных ей медикаментов. Оливия определенно спешила поскорее покинуть больницу, она не могла больше находиться в палате, вся ее внутренняя суть отчаянно рвалась и стремилась к тому, чтобы найти хоть какие-то возможные выходы из той невозможной ситуации, в которой оказался Джон. Найти хоть какие-то ответы, пусть и не до конца понятные, но, тем не менее, ответы...
Доктор Ньюман не стал спорить с ее решением, за что Оливия была ему безмерно признательна. Подготовив все рекомендации по дальнейшему лечению и выписку, он отдал бумаги ей на руки с пожеланиями скорейшего и полного выздоровления.
Быстро собравшись и одевшись, Оливия поправила у зеркала лейкопластырь на лбу и, подхватив бумаги, выбежала на заснеженное крыльцо госпиталя. Вызванное по телефону такси уже ожидало у обочины. Она прыгнула на заднее сиденье и бросила таксисту:
– Едем в федеральное управление.
Таксист коротко глянул в зеркальце заднего вида и, встретившись с ней мимолетным взглядом, тут же завел двигатель. Автомобиль оторвался от бордюра и, выехав с крыльца, плавно набрал скорость.
Дорога казалась ужасно длинной, хотя таковой в буквальном смысле слова, разумеется, не являлась. На сознание давило раздражающее нетерпение, вот и все. Улицы, люди, магазины, бутики, остановки, автобусы... – мир не подозревал, крутясь в своей бесконечной суете о том ужасе, который случился с Джоном. С ее Джоном. С ее любимым.
За окном все оставалось каким-то другим, для нее другим, а для всех остальных прежним. Жизнь Бостона продолжала идти своим чередом. Только она теперь была уже выбита из этой некогда привычной жизни столь страшным немилосердным размашистым пинком жестокой судьбы.
Оливия отвернулась от окна и закрыла глаза. Думать ни о чем не хотелось. Думать – это было теперь очень больно...
Выйдя у здания ФБР, Оливия на ходу достала удостоверение и быстро проскочила через проходную, после чего прямиком помчалась в свой кабинет. Попутно она позвонила Чарли, и тот коротко доложил ей о сложившемся положении дел в проводимом ими межведомственном расследовании. Дела, если честно, были плохи. Ничего, собственно, не было. Никаких зацепок. Кое-какие варианты он еще проверял и по-обещал сразу же доложить ей, если найдет чего стоящего и интересного.
Затем Чарли попытался поинтересоваться ее самочувствием, но Оливия отмахнулась короткой фразой, что все в по-рядке. Ну, а в каком печальном состоянии находился Джон, Чарли знал уже и без нее.
Отключив вызов, Оливия открыла двери и вошла в свой кабинет. Она собиралась работать, работать и работать, весь оставшийся день и всю ночь, работать столько сколько по-требуется. Она не знала, что непременно предстоит ей сделать и с чем конкретно придется столкнуться, но знала точно, что сдаваться, вовсе не намерена. Особенно сейчас, пока жизнь Джона висела на волоске, ей следовало успеть найти выход, найти срочно и не позволить, чтобы ситуация так и осталась безвыходной или фатальной...
Остаток дня растворился незаметно, и в здании федерального управления сейчас стало явственно тише. Оно и не удивительно, время уже перевалило за понятие «поздно», рабочий день давно закончился, а ситуация не требовала присутствия большинства специалистов. Однако Оливия продолжала сидеть перед монитором компьютера в своем кабинете. Много часов она уже провозилась, проверяя бумаги и различные отчеты, составленные ведомством по ходу расследования. Результаты были не утешительны. Точнее результатов по-прежнему не имелось, никаких. Чарли тоже не перезванивал.
Оливия устало потерла лоб, поправила очки на переносице и зажмурила утомленные глаза. Она что-то упускала, но что. Там у складов она не видела убегавшего человека, сам склад был взорван, все улики либо где-то терялись, либо оказывались совершенно недостаточными, скудными и несостоятельными. На секунду ей захотелось закричать то безысходности, однако она сдержалась. Пустой темный кабинет был равнодушен ко всем ее внутренним душевным терзаниям. Время уходило, терялось, таяло... Оливия встряхнула головой, приводя себя в чувства и пытаясь собрать всю свою пошатнувшуюся психику в кулак. Не помешало бы сделать перерыв на кофе и немного взбодриться, но Оливия не хотела сейчас тратить на все это времени.
Она убрала некоторые бумаги в сторону и пододвинула клавиатуру к себе поближе, затем совершила вход в систему данных ФБР под своим именем и паролем. Ввела в поисковую строку первое, что пришло на ум, а именно слово «инфекция». Поисковик быстро выдал множество имеющихся ссылок на различные статьи и расследования, которые находились в базе данных. Список был удручающе огромен. Оливия принялась бегло просматривать заголовки, но после лишь устало выдохнула.
Следовала быть более конкретной, и она это прекрасно понимала, но не хотела останавливаться ни на минуту, вдруг что-нибудь да попадется. Все читала и читала. Правда иногда, самым разумным действием оказывается способность вовремя остановить собственную неуемную прыть и все еще раз и хорошенько обдумать. Оливия попыталась так и сделать.
Следующая слово, которое она попробовала найти в поисковике федеральной базы данных – это «кожные повреждения». Просмотрела некоторые найденные статьи, затем принялась искать дальше, отталкиваясь от прочитанного. «Разложение», «уплотнение тканей», «просветление клеток»...
Неожиданно поисковик предложил статью под названием «Доклад о растворившейся плоти». Оливия внимательно и затаив дыхание принялась бегло прочитывать информацию. В основном в статье имелись сложные формулировки и малопонятные научные данные, порой совершенно незнакомые ей термины и определения. Слева от статьи размещалось фото мужчины, подписанное «доктор Уолтер Бишоп».
Чуть позже она нашла еще одну статью этого же доктора. На этот раз, Оливия вчитывалась внимательно и, несмотря на то, что научные термины так и остались для нее в большинстве своем непонятными, Оливия готова была биться об заклад, что нашла именно то, что нужно. Это бесспорно был след! Ниточка! Никак иначе!
Прочитав все, что могло бы заинтересовать ее, Оливия осталась довольной. Кое-что все-таки вырисовывалось, определенно. Она решила еще раз задать для поисковика комбинацию «Растворение + плоть». Поисковик федеральных данных снова выдал ссылки, где встречать фото и имя доктора Бишопа.
А вот теперь уже следовало изучить всю эту информацию, в частности о самом докторе Бишопе, более тщательно. Буквально на секунду Оливии показалось, что ее сейчас лишний раз подгоняет безумное нетерпение и отчаянная безысходность, которые не отпускали упрямое сознание, не желавшее мириться с неудачами и неизвестностями. Да и усталое воображение могло вырисовывать самые радужные замы-словатые перспективы. Но в данном умопомрачительном случае из разряда и невозможных, и, одновременно, ужасных, все могло обстоять совершенно иначе, не так, как всегда, не так, как обычно. На карту была поставлена жизнь агента Джона Скотта, ее Джона, того кто сказал ей, что любит, и кого любила она. А значит, ничего не могло быть лишним, даже паранойя.
Нет, она не имела права вот так просто взять и отпустить свои предположения, равно как и потерять что-либо ценное. Не имела права! Даже самый малый, притянутый за уши, призрачный шанс следовало держать как можно крепче, ухватиться за него изо всех сил и уже ни при каких условиях не отпускать.
«Забавно, – думала она, подготавливая нужные ей файлы к печати, – проклятье, какое-то не иначе! Ведь, только-только в твоей жизни появились сильные настоящие чувства, как что-то плохое, неведомое, нереальное пыталось все это у тебя отнять, притом самым ужасным образом, какой и придумать-то сложно...». Нет, она точно не сдастся.
«Джон» – прошептала Оливия. И прогнав тормозившее ее наваждение, принялась собирать имевшуюся в федеральной базе данных информацию о докторе Бишопе. Информации оказалось много, и не вся она была радостной, но не для нее, для нее это был уже вариант.
Усталость постепенно возрастала, но Оливия предпочитала подобного рода дискомфорты не замечать вовсе. Она поднялась с места, к которому, казалось, уже приросла, и вы-пила стакан воды, запив таблетку, выписанную доктором. Сразу бросила взгляд на часы. Время сейчас следовало четко контролировать. Преодолев желание немного отдохнуть, она продолжила подводить итоги собранных ею данных, разбирала наваленные бумаги, сделанные записи быстрым и корявым нестарательным почерком в записной книжке. Бросила взгляд на экран, на котором все еще висела открытая ею ссылка с непрочитанными еще данными. Оливия потирая пекущие глаза, принялась пробегать ими по абзацам. Сердце билось все чаще, она понимала, что вполне возможно эта тема могла являться хорошей зацепкой даже по меркам придирчивого и скептически настроенного начальства.
Закончив с конструктивным подбором и распределением материала, она по новой, торопливо распечатала данные на принтере. Кое-что пришлось выкинуть, дабы информация оставалась конкретной и лаконичной. Похоже, с таким отче-том уже можно было идти к Броэлсу.
«Броэлс!» – вдруг подумала она и сразу вспомнила, как непросто все это будет. Но она должна сделать все возможное, чтобы добиться своего, даже с Броэлсом, будь он не ладен!
Оливия поневоле начинала заметно нервничать. Она понимала, что главное сейчас – это получить необходимые разрешения от начальства и все. Остальное не важно! Пока неважно.
Руки устали и немного подрагивали, порой, не попадая по нужным клавишам. Оливия встряхнула руками, размяла запястья кисти и пальцы, немного поводила шеей из стороны в сторону, глубоко вздохнула, убрала упавшую прядь волос со лба. Она уже заканчивала набирать текст еще одной выборки данных.
«Хорошо бы разок пробежаться взглядом и перечитать составленные бумаги!» – пронеслось в мыслях, но она не могла терять на все это времени.
«Броэлс должен быть на месте, – думала Оливия, – у него в кабинете свет горел! Похоже, тоже планировал бодрствовать и работать до победного».
Принтер выдал последнюю распечатку отправленных ему данных, и Оливия подхватив листок, сложила подготовленные бумаги в папку, проверила все ли на месте и выбежала из кабинета.
Впрочем, все, что было подготовлено она изучила и знала наизусть, все данные и цифры до единой. Теперь оставалось самое сложное, материалы необходимо правильно и как можно убедительнее преподнести Броэлсу.
Оливия пробежала по пустому коридору, минуя множество запертых офисов, и сломя голову помчалась по лестнице к кабинету старшего специального агента. На ходу она вдруг вспомнила, что вовсе не озаботилась о собственной внешности. Остановилась у серебристой панели, где можно было пусть и значительно размыто, увидеть собственное отражение.
На лбу ярко бросался в глаза лейкопластырь, наклеенный в больнице. Она распустила волосы и снова стянула их в хвост резинкой. Сняла очки, убрала их в карман, протерла глаза, надеясь, что в них сейчас вместо усталости имеется приличная доля азарта. Поправила кофточку, сползшую с плеча. Затем она, не мешкая, побежала к кабинету Броэлса. Чуть было не столкнувшись и не сбив с ног уборщика, вытиравшего полы.
Двери в кабинет старшего специального агента были открыты, но самого Броэлса там не оказалось. Оливия побежала в общий зал.
«Точно, он здесь!» – радостно констатировала она, хотя удушливого волнения такая внезапная радость вовсе не отменяла.
Броэлс просматривался в конце помещения, точнее секции столов. Он сидел перед компьютерами и, опустив голову, изучал какие-то бумаги, разложенные на столе.
Оливия остановилась перед входом в общий зал и принялась выравнивать дыхание и учащенное сердцебиение. Она сделала несколько больших вдохов, еще раз поправила волосы, нервно сглотнула и уверено вошла в зал.
Пройти все помещение было делом секундным, но сейчас почему-то казалось, что ряды со столами бесконечно длинные.
Подходя ближе к Броэлсу она, все же, замедлилась и остановилась. Он сидел к ней спиной и, казалось, даже не замечал присутствия постороннего.
Оливия еще раз глубоко вздохнула и сказала:
– Это я.
Реакции не последовало.
Нервно поджав губы, она осторожно добавила:
– Посредник.
Броэлс и на этот раз никак не отреагировал, он просто продолжал заниматься своими делами, словно для него здесь никого не было. Смотрел на мониторы и делал короткие записи в раскрытом блокноте.
Оливия хотела было что-то сказать, он осеклась, споткнувшись о такое ярко выраженное безразличие старшего спецагента.
«Нет!» – пронеслось в голове со звоном. По-видимому, она теряла свой задор и уверенность, с которыми собиралась подкатить к начальству. Однако она снова собралась, выпрямила плечи и продолжила, несколько громче и смелее заявив следующее:
– Я нашла связь между гамбургским рейсом и состоянием агента Скотта!
Снова пауза. Правда на этот раз Броэлс поднял голову от стола, бросил записную ручку и немного развернулся на стуле. Он, как всегда, окинул Оливию своим строгим взглядом, разве что на этот раз взгляд оказался еще и выжидательным.
Оливия тут же протянула ему подготовленную папку с документами, которые она насобирала в процессе исследования материалов федеральной базы данных.
Броэлс протянул руку и молча взял, открыл и положил на стол перед собой. Оливия тут же продолжила говорить:
– Его зовут Уолтер Бишоп, он научный исследователь из Кембриджа, родился в сорок шестом, учился в Гарварде, аспирантура в Оксфорде и МТИ. Обратите внимание на его эксперименты в семидесятых, думаю, у доктора Бишопа есть информация, которая может прояснить то, что случилось на самолете и спасти жизнь агенту Скотту.
Ее речь прозвучала скороговоркой, но, по-видимому, подобная четкость доклада абсолютно не впечатлила Броэлса. И он тут же продолжил:
– Тут написано, что он находится в психиатрической лечебнице «Сент Клер» уже семнадцать лет.
– Я видела, – заторопилась Оливия с объяснениями, – э-э-э... у него ассистент погиб в лаборатории..., а еще были слухи, что доктор Бишоп экспериментировал на людях. Определенно непредумышленное убийство, но его, тем не менее, признали психически неуравновешенным...
– Почему вы хотите уделить ему внимание?! – перебил Броэлс и демонстративно захлопнул папку.
– А вы, почему не хотите?! – тут же ответила вопросом на вопрос Оливия. Она чувствовала, как внутренне напряжена, но оставалась готовой ко всему. Следовало идти до конца, чтобы там ни говорил Броэлс и как бы ни упирался.
Броэлс глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула. Он снова окинул Оливию взглядом своих крупных выпученных глаз, направленных из подо лба и сказал:
– Послушайте, Данэм! У нас с вами сразу как-то не заладилось...
– Если моя прошлая работа особым следователем морской пехоты вас беспокоит... – перебила его затараторившая Оливия.
– Да! – грубо перебил ее в свою очередь Броэлс, поднимаясь с места. – Беспокоит! – повторил он внятно и с расстановкой.
Оливия выдохнула, тень разочарования легла на ее лицо. Броэлс сверкая злобным взглядом, продолжил:
– Человек, прослуживший своей стране тридцать лет, немного выпил и слегка ошибся...
– Его легкая ошибка этих девушек до конца жизни преследовать будет! – не скрывая возмущения, перебила его Оливия.
– Но сейчас ведь речь не об этом! Верно?! – еще громче произнес раздраженный Броэлс. Его слова звонко зазвенели в пустом общем зале. Он шумно выдохнул и продолжил на более низких тонах, не переводя своего тяжелого взгляда с Оливии:
– Послушайте, мне поручено провести расследование и найти виновных с рейсом шесть два семь. Тут написано, – он снова подхватил папку со стола и нервно открыл ее в нужном месте, – что в 1991 году славный штат Массачусетс запретил доктору Бишопу все свидания кроме ближайших родствен-ников! Это написано предельно понятно! Так что, на мой взгляд, вы хотите ворваться в лечебницу, размахивая законом о патриотизме и потребовать свидание со старой лабораторной крысой, с человеком который, может быть, как-то причастен к одному из самых ужасных терактов, которые мне приходилось видеть! Я...!
– Я пришла к вам с реальной, хорошей зацепкой! – нервно поправив волосы и набрав воздуха в легкие, перебила его Оливия, – А ваши чувства...!
– Вы тратите свои силы и мое время! – крикнул Броэлс, заставив Оливию недоговорить. – Вам все ясно!!! Близкие родственники!!! Если вам так неймется допросить этого психа Бишопа, то найдите его родню и попросите провести с ним беседу! А когда поговорите с доктором, и если... – на этом слове он сделал четкое ударение и продолжил, – найдете что-нибудь важное, вот тогда-то я вас и прикрою и, возможно, изменю о вас свое мнение!
После короткой паузы Броэлс чуть тише, но строже добавил:
– А до тех пор я не поверю во всю эту хрень! Это все бред! И еще раз повторюсь, я не буду, да и не хочу тратить на вас свое время!
Оливия была зла и абсолютно не скрывала этого. Она шумно выдохнула, не отводя взгляда от старшего спецагента. Однако следовало держать себя в руках. Как правило, злость и эмоции ничего решить не помогут, наоборот, только усугубят положение.
«Но куда уж тут без эмоций, когда речь идет о жизни Джона» – подумала Оливия, постепенно подавляя охватившее ее раздражение.
– Надеюсь вам это по силам?! – подвел черту самодовольный Броэлс.
У Оливии имелись и другие запасные варианты, и пусть ей не хотелось к ним переходить так скоро, но похоже было самое время. Она задумалась и ответила:
– У него есть сын.
Броэлс отвернулся от нее и опустился на свой стул, затем спросил устало:
– Сын тоже тут живет?
– Не совсем, – ответила Оливия, в мыслях уже перебирая следующие варианты собственных дальнейших действий.
– В любом случае, – ответил Броэлс все так же устало, но непреклонно, – это ваши проблемы, Данэм. Можете идти!
Ничего более и не оставалось, как просто убраться долой с глаз Броэлса.
...«Разумеется, это мои проблемы!» – крутилась в голове Оливии злобная, по новому кругу раздражающая ее мысль, пока она шла к себе. Но крутилась эта мысль совсем не долго, уступив место быстрому просчету дальнейших действий.
Она вошла в свою резиденцию и подошла к столу с бумагами, устало окинув взором всю проделанную работу, пытаясь при этом как можно быстрее отыскать то, что ей сейчас непосредственно понадобиться.
Через минуту послышался стук в двери.
– Да, – отозвалась Оливия, продолжая искать бумаги на столе.
– Эй, Лив! – прозвучал знакомый хрипловатый голос Чарли, заглядывавшего через приоткрытую дверь кабинета.
Оливия обернулась:
– Проходи, Чарли.
Чарли вошел и прикрыл за собой двери.
– Что-то мне подсказывает, что врачи советовали тебе покой и отдых, – начал, было, Чарли, впрочем, не скрывая радости от встречи.
– Меня выписали, – коротко ответила ему Оливия, не-много улыбнувшись.
– И ты сразу решила провести сутки на работе? – спросил Чарли. Он заглянул в ее лицо и продолжил. – Дай, дога-даюсь! Ты была у Броэлса?
Оливия тяжело вздохнула:
– Что, все так очевидно?!
Чарли улыбнулся и ответил:
– Я не первый раз вижу тебя такой злой после общения с ним.
Оливия ничего не ответила и лишь устало уронила руку с найденным листом.
– Слушай, Лив, тебе все же лучше отдохнуть. Хотя бы немного, – заботливо произнес Чарли.
– Нет времени на отдых. Ты узнал что-нибудь новое?
– Пока нет! Я вот сам иду с докладом к Броэлсу. А ты, узнала чего?! Почему выглядишь такой обеспокоенной.
Оливия снова коротко улыбнулась и ответила:
– Я нашла некую связь с исследованиями, проводимыми неким доктором Уолтером Бишопом и нашим рейсом. Только этот доктор уже семнадцать лет сидит в психушке, и попасть к нему я могу только через его ближайших родственников.
– Ого! – отозвался внимательно слушавший ее Чарли – А что Броэлс?!
– А что Броэлс?! Помощи мне от него ждать нечего! – выпалила Оливия. – Ты же знаешь, как он ко мне относится.
Чарли понятливо кивнул и предложил:
– Хочешь, я попробую поговорить с ним.
– Думаю, не поможет, – продолжила она, – к тому же я уже продумываю следующий вариант.
– А есть и другой вариант?!
– Ага, только для этого мне нужно срочно вылетать в Ирак. В Багдад.
– Ты серьезно?!
– По добытым мною сведениям там сейчас находится сын этого ученого. Питер Бишоп. Попробую договориться с ним, чтобы организовал мне встречу со своим отцом. Может это прольет свет на что-нибудь связанное с рейсом шестьсот двадцать семь, и поможет спасти Джона... В общем, не знаю...
– Значит, у загадочного доктора Уолтера Бишопа есть сын в Ираке? – подытожил задумчивый Чарли.
Оливия тяжело вздохнула и ответила:
– Ага, и не менее загадочный!
– Что ты имеешь ввиду?! – переспросил собеседник, который всем своим видом показывал, что не так уж и спешит к старшему спецагенту Броэлсу со своим, наверняка не имеющим ничего конкретного, докладом. Он облокотился о шкаф, стоявший у дверей, и показал что весь во внимании.
Оливия посмотрела на лист, который держала в руках и, набрав воздуха в легкие, принялась читать:
– Как я уже говорила, его зовут Питер Бишоп, школу не закончил. Ай-кью – сто девяносто. Не иначе как гений. Отщепенец, бродяга, больше двух месяцев нигде не работал. Был лесным пожарным, пилотом грузовых рейсов, а недавно и университетским профессором химии. Подделал степень МТИ. Даже пару статей опубликовал, пока его не раскрыли... Теперь этот хитрец промышляет в Ираке. – Оливия ото-рвалась от чтения и, встретившись с неясным взглядом Чарли, устало добавила на выдохе. – Похоже, тот еще кадр...
|
