 Фанфик «Поезда»
Шапка фанфика:
Название: Поезда
Автор: Джастбел
Фандом: оридж
Персонажи/ Пейринг: Поезда и те, кто в них ездит, господа
Жанр: философия, missing scene из жизни, романтика и сплошной флафф
Рейтинг: детский
Размер: миник
Статус: завершен!
Дисклеймеры: все мое, кроме историй о жизни пассажиров =)
Размещение: только с разрешения
От автора: моя любимая неАнгстовая работка
Текст фанфика:
В поездах обычно весело. Едут себе, железные и усталые, куда-то за горизонт, стучат колесами, стараются. А мы ворчим на них всю дорогу, словно мы вовсе не понимающие и привычные люди, а так – кто-то очень злой и обиженный. Поезда слушают наше ворчание и сетования, они такие – для них любая история, словно рассказанная заново. Они видели множество судеб, они слышали мириады историй – и все это в вечном беге, мчась к очередному пункту назначения. Если знать, что поезда живые и молчат только потому, что с нами им неинтересно говорить – ездить на поездах весело.
Лучше всего путешествовать на кануне лета или осенью. Летом все пассажиры разговорчивые и веселые, а осенью так здорово греться в казенном шерстяном одеяле и потягивать совсем невкусный чай, принесенный злой проводницей. У проводниц тяжелая работа – попробуй-ка, проверь все билеты, запомни каждого пассажира и не перепутай кому какой кофе нужно. Они думают, что мы не понимаем тяжести их работы, и хмурятся, а мы со знанием дела равнодушно прощаемся с ними каждую поездку и уходим – словно и не было тетеньки с умирающей добротой в сердце, словно никто нас не будит рано-рано утром. Словно никто и не следил за нашей безопасностью. Люди – они такие. Не подозревают даже, что и проводница может жаловаться мерному перестуку колес поезда на усталую судьбу. А поезду что – пусть себе жалуются. Он терпеливый, он все выслушает.
Но лучше всего все-таки летом. Тогда все такие усталые, обмахиваются газетами и веерами и так смешно угадывать – через сколько у той пышной тети закончится бутылка воды, и кого она пошлет за новой. Посылают всегда почему-то мужей. Если муж хороший и добрый – он всегда помимо бутылки воды принесет еще и шоколадку, а жена будет смешно кричать на него, что шоколадка – это жутко неудобно, она тает и вообще, в ней много калорий! А добрый и хороший муж обязательно скажет, что шоколадка вкусная, и никакие злые калории не смогут этого испортить, и потому она, жена, просто обязана съесть эту несчастную шоколадку, раз ее ей любезно предлагают. А все вокруг внимательно наблюдают за парой, и тетенька забывает, что, вообще-то, она посылала своего дяденьку за водой – они яростно спорят из-за несчастной шоколадки. Которая, между прочим, тает. И которая, между прочим, горькая и безумно вкусная. Но они этого не понимают – и шоколадка обиженно тает в его ладони. А потом приходит поезд этой пары, и они, все еще переругиваясь, со всеми своими мешочками и сумками загружаются в вагон – а ты досадливо вздыхаешь – судьба шоколадки остается так неизвестной. Поезд забрал судьбу бедной шоколадки.
Кстати, почему-то в поездах всегда хочется называть своих нежданных попутчиков тетеньками и дяденьками – такие они всегда смешные и настоящие. Разве можно назвать улыбчивого человека с рюкзаком сына в руках – мужчиной? Это как-то неправильно и слишком чопорно. Как у взрослых. Но остальные не поймут, назовут невежливостью – потому сидишь тихонько и молчишь, мысленно все-таки называя всех такими родными тетенькой и дяденькой. Никто же не узнает и не заругает, верно?
Замечая, что ругать никто и не собирается, разговоров никаких серьезных не намечается, с чувством выполненного долга карабкаешься на свою законную верхнюю полку. Поезд постоянно качает на поворотах, ноги абсолютно не желают становиться на подножку и забраться наверх получается только с раза третьего. Кто-то укоризненно косится, и почему-то становится немножко стыдно от того, что ты, такой неуклюжий и нескладный, залезаешь на такую великолепную верхнюю полку. Но когда со вздохом опускаешься на свежепостеленные простыни и абсолютно нечаянно (по традиции) ударяешься головой о низкий потолок – становится неописуемо хорошо. Почему-то там, наверху, все кажется таким смешным и легким, а унылые лица попутчиков прячутся в облаке танцующих пылинок. В купе всегда душно, и кондиционеры не работают на стоянках, но когда поезд бежит вперед, ощутимо холодает, и приходится накрывать босые ноги тонким и белым одеялом, чтобы не простудиться. Опять же смешно – бояться простудиться в теплом поезде, прятать ноги от ветра и блаженно прикрывать глаза от бликующего сквозь деревья солнца… Благодать.
Поезд все несется вперед, и ты понимаешь, что самый лучший возраст для путешествий – это именно твой. Когда где-то внизу о чем-то своем тихо говорят взрослые. За тобой не нужно присматривать все время, и можно спокойно насладиться таким хорошим одиночеством. На пару с перестуком колес неутомимого поезда. Прячешься себе там наверху и обязательно суешь свой не в меру любопытный нос в недавно купленный на вокзале журнальчик. Ехать еще очень долго, а ты внезапно решаешь, что там, в том самом журнале, прячется что-то интересное, что никак не может ждать пару часов! На самом деле — это такая хитрая уловка – открываешь журнал, шелестишь страницами и тихо наблюдаешь за всеми. Не слушая их историй жизни – это дело терпеливого поезда, а представляя и рисуя картины для этого человека. Вот, например, тетенька с черемухой в пакете и громадным рюкзаком. Она – археолог, и, наверное, ей безумно нравится спускаться в темные-темные пещеры и шепотом переговариваться с другими, своими коллегами, посмотри мол, что за красота! А с виду и не скажешь, что у нее – такая профессия. Тетенька худенькая и у нее очень красивый голос, и ты, стараясь не слушать даже ее, все равно крадешь у поезда кусочек ее истории. Но поезд не злится – он добрый, ему не жалко, а таким дивным голосом просто обязательно нужно делиться! Вот и гудит он громко кому-то впереди, но это вовсе не далекому кому-то – это он тебе так говорит, что совсем не обижается и разрешает красть у него истории. Только чуть-чуть, чтобы не проживать чужие судьбы вместо потрепанной своей.
Понимающе киваешь и улыбаешься, радуясь, что, наконец, можно говорить с поездом по-настоящему. Даже не говорить – а просто понимать, как бывает у друзей, знакомых тысячу лет. Хотя чаще всего эти друзья ходят во вторую подготовительную детского сада, пекут печенье в песочнице и абсолютно не подозревают, что дружба у них такая – на века. Вы с поездом тоже такие, на время качающейся поездки и до чужого абсолютно вокзала. Он даже старается ехать немного медленнее, когда ты пьешь свой до невозможности полезный йогурт, хоть и не хочет опаздывать. Глянцевый журнал валяется где-то в ногах, с обложки заманчиво улыбается какой-то красавец, рекламируя чью-то в очередной раз замечательную жизнь.
Журнал лежит просто так, на случай, если кто-то захочет поговорить – вот мол, не трогайте меня – читаю. О чужой жизни. Но на самом деле ты ничегошеньки не читаешь – у тебя там, в дурной темной голове, – свои красавцы и замечательные жизни, о которых никто и не узнает никогда. Иногда некоторые из них рождаются под пальцами и оживают для кого-то, а остальные дожидаются своей никогда не приходящей очереди. Тебе это не нравится, о чем ты незамедлительно сообщаешь поезду – тебе не нравится, что с этими жизнями происходит несправедливость. Не нравится, и все тут – но изменить это, как бы и ни хотелось, не можешь. Потому что где-то тут, совсем рядом – прячется уже твоя еще совсем не написанная жизнь, от вида которой становится невыносимо весело, такая она беспомощная и милая. Поезд понимающе дергает тебя на повороте, заставляя совсем не больно стукнуться головой о стенку – так он говорит не беспокоиться. И ты в очередной раз радуешься, что вы таки друг друга понимаете.
С поездом говорить гораздо веселее, чем с людьми, но чужие истории тоже безумно интересны. Тетенька-археолог снизу горочкой засыпает сахар в невкусный для тебя кофе, и ты внезапно вспоминаешь, что совсем рядом прячется ресторан! Самый настоящий и ничего, что он внутри поезда – в этом поезде все хорошее, а полезным йогуртом питаться становится совсем не сподручно – поезд набирает скорость, опаздывая. Мы с ним на час застряли в каком-то глухом болоте и молчали, удрученные кто чем: ты – жарой, а он опозданием. Было немного грустно, несмотря на смешливое солнце в окнах.
В вагоне-ресторане, как называют его все остальные, прохладно – окна все раскрыты нараспашку, и ветер гуляет постоянно. Сонные люди жуют хрустящие чипсы, и тебе тоже нестерпимо хочется пожевать их, отчего опять становится стыдно – как же так, предать родной йогурт? Поезд толкает тебя ближе к стойке, а люди вокруг прячут улыбки, думая, что ты совсем плохо ходишь по движущемуся вагону. Глупые, они не понимают, что это тебе дали совет – купить эти чертовы чипсы и тоже хрустеть, как все. Поезд хочет, чтобы что-то в твоей жизни было как у всех – значит, он прав. Поезд плохого не пожелает.
Обратно возвращаешься перебежками, прячась от чужих улыбок и не желая слушать наивные по определению разговоры. На полку вверху запрыгиваешь уже на порядок изящнее – смотрите же, как я теперь могу! В последний момент нога соскальзывает, и ты чуть не падаешь обратно вниз, но услужливый поезд вновь ускоряется и забрасывает тебя таки на место назначения. Хорошо, что никто не видел, а то опять было бы стыдно. А когда тебе стыдно уже почти что четвертый раз за день – это совсем невесело. Тебе в особенности.
Пакетик от съеденных чипсов данью отдаешь пресвятому йогурту, моля его о прощении. Солнце за окном понимающе смеется, и в эти моменты кажется, что оно совсем не далекая звезда, а добрая такая девчушка, которая все понимает и никому ничего не скажет. Даже совести.
В своем вагоне ближе к вечеру становится скучно и жарко, а в поисках приключений приходится тащиться в соседние. Всегда можно сказать, что ищешь кого-то, и мышкой юркнуть в следующий. В конце концов. Мне разрешил дяденька поезд. Осторожно ступаешь на звенящий металл между вагонами, и аж захватывает дух! До сих пор не знаешь, как называется это замечательное место, где все так громко и по-настоящему, как в самой мечтательной жизни.
Но долго стоять там тоже нельзя – продует ветер, будешь потом некрасиво шмыгать носом и потирать красные глаза. А это невесело. Потому быстро-быстро перескакиваешь в следующий вагон, а затем дальше и дальше – пока, наконец, не окажешься в самом хвосте. Тебе повезло, и здесь есть замечательное окошко с солнцем. Даже, наверное, солнце с окошком – ведь в этот раз главнее всего горящий закат и мерный перестук колес. Все как всегда, а встречать умирающее солнце в самом конце мчащегося поезда невероятно романтично. Отчего в голове рождается вихрь обреченных историй, и в сердце становится немного колко. Вспоминаешь кое-что и кое-кого, а поезд внезапно дергается и забирает все мысли себе. Крадет эту часть моей судьбы незаметно, но ярко, даже не требуя моих слов.
Дяденька поезд сегодня необычайно добр к тебе – так вытри же мокрую гадость с глаз. Ничто в мире не стоит детской слезинки, и хоть твою слезинку можно назвать детской с большой натяжкой — оно так и есть. Ты последний раз хлюпаешь носом и смущенно спрашиваешь, что сделает поезд с кусочком твоей жизни. Леса, проносящиеся мимо, рвут солнечные лучи на части и россыпью бросают в глаза, заставляя жмуриться. Ответа не будет, как-то просто приходит на ум, да и поезд больше никогда не ответит тебе. Это никогда будет довольно долгим для тебя, ровно одну одинокую ночь до шумного вокзала.
Через бесконечное количество лет ты вновь встретишь поезд, и, возможно, даже поймешь его. Теперь, умея украдкой воровать чужие судьбы, даже вечность кажется немного короче, чем умирающий закат позади.
Поезда едут себе куда-то, люди ворчат на них и тихо переговариваются друг с другом. Поезда всегда слушали, ехали и приезжали, убегая от умирающего солнца. Поезда – они такие. Почти как люди. Почти как Боги. С ними весело.
|
